НОВАЯ ПОПЫТКА КРУКА
Тем временем на Платте Крук, получивший уроки зимы, столь разительно отличающейся от зим в Аризоне, пришел к выводу, что он не сможет провести длительную кампанию до середины весны, когда наступит изобилие свежей травы для лошадей, а земля высохнет после ранних оттепелей. Помимо более выгодных условий с точки зрения обеспечения войск, весенняя кампания дала бы Терри время на выступление в поход, что обеспечило бы проведение скоординированных наступательных действий. Отсрочка также предоставляла возможность надавить на колеблющихся индейцев агентств и заставить их встать на сторону правительства.
Крук, однако, не мог выжидать слишком долго. Разгром Рейнольдса понизил боевой дух войск. Большое число нижних чинов дезертировало из Форта Рассел, заявив, что они не будут служить под началом офицеров, которые оставляют индейцам своих павших и раненых. Капитана Нойеса уже судили за ошибки в бою, но его приговор вылился всего лишь в административный выговор. Хотя своевременные военные суды над Рейнольдсом и Муром могли бы помочь восстановить доверие, они были отложены, поскольку серьезный характер выдвинутых против них обвинений требовал тщательного расследования, а непосредственные военные нужды были на тот момент приоритетны и взяли верх.
В начале мая Крук узнал, что примерно от 800 до 1000 воинов покинули агентство Красного Облака и отправились на север, за реку Паудер. Большинство из их семей также бежало из резервации. Около пятидесяти палаток (около 350 человек) также исчезло из агентства Пятнистого Хвоста. Неделей позже известный вождь по имени Нет Воды и протеже Неистовой Лошади Маленький Большой Человек увели еще десять палаток из агентства Красного Облака, забрав правительственных лошадей и мулов “прямо из под носа у агента и несмотря на его увещевания”.
Доведенный до белого каления, Крук телеграфировал Шеридану: “Можете ли Вы хоть что-то поделать с этим, поскольку все признаки таковы, что мы будем сражаться со всей боевой мощью нации Сиу…”
Разочарования Крука были смешанными, поскольку даже с предвиденными задержками его экспедиция выбилась из графика. 10 мая, прибыв ночным поездом из штаб-квартиры департамента в Омахе в Шайен, Крук сообщил репортеру шайенской “Leader”, что поначалу он планировал выступить из Форта Феттерман в течение пяти дней. Однако, потому что правительственные средства не были перечислены на закупку свежих лошадей для кавалерии, а доставка припасов осуществлялась слишком медленно, он теперь не может определить точной даты выхода.
На следующий день в сопровождении Бурка, Гроарда и неутомимого корреспондента Роберта Стрэйхорна Крук выехал в агентство Красного Облака в надежде найти там скаутов. Хотя правительство санкционировало жалование и содержание только для пятидесяти индейцев, Крук хотел, по меньшей мере, триста, обещая добычу и правительственные пайки вместо денег. Хотя он и сомневался в том, что резервационные Лакоты пойдут на сотрудничество, Крук настолько желал заполучить себе скаутов, что убедил себя в необходимости совершить это двухсотмильное путешествие из Шайена.
Несмотря на свои опасения, Крук почти преуспел в этой миссии. Агента Хастингса, не жаловавшего армию, не было в агентстве Пятнистого Хвоста, и в его отсутствие первая встреча генерала с вождями выглядела многообещающей. Однако, когда Хастингс вернулся, он посоветовал индейцам не идти на сотрудничество. Как результат, на их второй встрече с Круком настрой вождей был вызывающим. Взбешенный, Крук обругал их и поставил перед фактом, что Кроу, Банноки и Шошоны – все наследственные враги Лакотов – уже предложили выслать своих скаутов. Если резервационные Лакоты откажутся служить, он примет помощь от других племен.
Крук уехал в Форт Ларами и оттуда отправил телеграмму в Чикаго в штаб-квартиру округа, попросив Шеридана уведомить Кроу, что он хотел бы, чтобы 200-300 воинов встретились с ним 30 мая в Форте Рино. Крук также сообщил о вызывающей позиции индейцев, поощренной агентом Хастингсом. Это побудило генерал-лейтенанта направить подполковника Юджина Кара с восемью ротами Пятой Кавалерии из Департамента Миссури (начальником которого был генерал Джон Поуп) в Вайоминг. Карр должен был заблокировать путь, ведущий из агентства Красного Облака к зоне боевых действий, воспрепятствовав тем самым любым попыткам резервационных Лакотов присоединиться к враждебному лагерю.
Поначалу Шеридан планировал отправить эти новые войска на поддержание порядка в агентствах Красного Облака и Пятнистого Хвоста, но решил дождаться времени, когда он сможет “сам изучить положение дел”. Хотя Шеридан не подвергал сомнению тот факт, что индейцы уходят из резервации, чтобы присоединиться к враждебному лагерю, оценка их численности в получаемых в Чикаго донесениях стала настолько велика, что он начал сомневаться, не были ли эти сообщения чрезмерно паническими.
Из-за его обязательств на Востоке инспекционная поездка Шеридана по агентствам являлась делом будущего и задерживалась на недели. Для Крука не было обязательным дожидаться и лично сопровождать генерал-лейтенанта, да он и не собирался делать этого. Продолжались приготовления к новой экспедиции. В то же самое время Крук пересмотрел свои представления о войне в северных степях. Он верил в то, что Сиу и Шайены, будучи “храбрыми и дерзкими людьми”, никогда не смогли бы противостоять тягостям длительной военной кампании подобно Апачам в Аризоне. Различие заключалось в том, что Апачи, являясь более бедной нацией и, соответственно, менее зависимыми от материальных благ, сражались ради того, чтобы сохранить свой независимый образ жизни. Степные индейцы, однако, обладали обширным достатком в виде лошадей, бизоньих шкур и накидок, запасов продовольствия и торговых товаров, и “потеря всего этого ощущалась бы особо глубоко”. Так что Крук надеялся насесть на индейцев, беспокоя их, разрушая селения, уничтожая табуны и лишив их возможности охотиться и добывать еду, шкуры и накидки. Он подорвет их экономику и тем самым лишит их возможности вести войну.
Пока Крук прилагал все усилия, чтобы вывести войска в поход, общественное мнение стало разделяться во взглядах на эту войну. Хотя экспансионистская “New York Herald” продолжала метать в индейцев громы и молнии (как это делали и многие западные газеты), росла оппозиция – не только против войны, но и против всей индейской политики правительства. Перед лицом экономических трудностей, вызванных продолжающейся финансовой паникой, вся программа казалась обреченной на дорогостоящий провал, в особенности ввиду установленных доказательств царящей в системе коррупции.
Даже “Omaha Herald”, близкая к фронтиру и издающаяся в департаменте Крука, ощущала, что все зашло слишком далеко:
Наша последняя индейская война была как бесполезной, так и оказавшейся жестокой и позорной. Зимнее движение генерала Крука вынудило индейцев ступить на тропу войны. Провал кампании имел результатом провал попытки внушить страх красным людям и убедил их в своей способности сопротивляться тому беззаконному духу вторжения, из которого берет свое начало вся эта оккупация Черных Холмов.
Безразличный к подобного рода критике, Крук 17 мая отправился из Форта Ларами в Форт Феттерман, чтобы завершить подготовку к своему новому наступлению на север, навстречу к Терри и Гиббону. Он завершил это теперь ему хорошо знакомое путешествие в восемьдесят одну милю на следующий день. Через пять дней за ним последовали три роты Девятой Пехоты. Последней выступила Третья Кавалерия, которая вышла в Форт Феттерман 27 мая под началом подполковника Уильяма Б. Ройалла.
Новая кампания, теперь получившая официальное наименование Бигхорнской и Йеллоустонской экспедиции, выступила из Форта Феттерман и начала свой поход на север в час дня 29 мая. “Длинная черная вереница всадников, растянулась более чем на милю. Ничто не нарушало монотонности ее цвета, за исключением отражения солнечных лучей от карабинов и уздечек”, - писал Бурк. “Длинная, струящаяся полоса белого цвета известила нам о том, что наши фургоны уже в пути, а клубы пыли прямо во фронте указывали линию марша пехотного батальона”.
Боевые силы экспедиции состояли из десяти рот Третьей Кавалерии и пяти рот Второй Кавалерии – все под началом полковника Ройалла; а также трех рот Девятой Пехоты и двух рот Четвертой Пехоты под командованием майора Алекса Чамберса. Всего в поход выступили 992 солдата и офицера.
Ройалл являлся, возможно, наиболее опытным солдатом этой кампании. Он завербовался в армию еще тридцать лет назад в качестве лейтенанта-добровольца. Отмеченный за храбрость во время Мексиканской войны, Ройалл был переведен на Средний Запад, где в 1848 году принял свой первый бой с индейцами. В 1855 году он получил звание первого лейтенанта кавалерии и отправился служить на техасский фронтир, где снова был отмечен за храбрость. Ройалл проявил себя во время Гражданской войны, а по ее окончании – на индейском фронтире.
Одним из наиболее инициативных и талантливых кавалерийских офицеров под началом Ройалла был капитан Энсон Миллс, отличившийся в бою Рейнольдса. Миллс номинально являлся ротным командиром Третьей Кавалерии, но в бою часто принимал под свое командование целый батальон.
Уроженец Торнтауна, штат Индиана, Миллс поступил в Вест-Пойнт в 1855 году, но на второй год обучения ему пришлось уйти из академии, поскольку выяснилось, что он неспособен к математике. Затем он отправился в Техас, который с тех пор считал своим домом. Несмотря на преданность усыновившему его штату, Миллс остался верен Союзу. Когда Техас отделился, Миллс отправился в Вашингтон, где получил назначение на должность лейтенанта пехоты. После капитуляции Конфедерации он находился среди регулярных войск, которые должны были сменить добровольцев, охранявших западный фронтир во время войны. К 1876 году Миллс провел в Дакоте и Вайоминге уже более десяти лет и приближался к своей сорок второй годовщине.
В состав колонны Крука входил также обычный штатский персонал, состоящий из проводников, скаутов, погонщиков мулов и извозчиков. Среди них была женщина, Марта Джейн Кэннэри, которая одевалась и вела себя как мужчина. По невнимательности вагонмастер нанял ее в Форте Феттерман в качестве возницы-мужчины. Хотя мало кто слышал о ней в то время, позже она приобрела известность и вошла в легенду под именем Каламити Джейн.
По мере того, как война набирала обороты, возрастало число профессиональных корреспондентов, приписанных к экспедиции. Кроме Стрэйхорна в ней принимали участие: Джо Уассон, представлявший “New York Tribune” и сан-францисскую “Alta California” и участвовавший в кампании Крука против Апачей в Аризоне; Томас МакМиллан – двадцатипятилетний шотландец из чикагской “Inter-Ocean”; Рибен Бриггс Давенпорт, расписавший надписью “New York Herald” практически все, за исключением своей лошади; Джон Ф. Файнерти из “Chicago Times” – упрямый двадцатидевятилетний ирландец, который, судя по всему, был основным конкурентом Стрэйхорна по решительности и отваге. Ирония судьбы – Файнерти надеялся сопровождать Кастера, с которым был знаком, но Уилбур Ф. Стоури, владелец и редактор “Chicago Times”, откомандировал его к Круку. Это решение, возможно, спасло журналисту жизнь.
В день выхода Крука из Форта Феттерман Лакота по имени Желтая Накидка прибыл из враждебного лагеря в агентство Красного Облака. Он сообщил, что теперь лагерь состоит из 1806 палаток и трех тысяч воинов, которые полны решимости сражаться. В то время лагерь располагался на Роузбаде примерно в 250 милях северо-западнее Форта Феттерман, но Желтая Накидка был убежден в том, что скоро индейцы переместятся к реке Паудер.
Желтая Накидка ошибался относительно предполагаемого направления. Сиу и их союзники все еще находились на Роузбаде и намеревались там и оставаться. Охота была удачной. Индейцы двигались вслед за бизонами в край Роузбада. Перемещение происходило медленно, так как летним кочевникам, лишь недавно пришедшим из резервации, все еще требовалось время на то, чтобы их лошади восстановили силы после зимних лишений.
Каждый день это огромное скопление народа становилось все больше. Среди них находился тринадцатилетний мальчик-Оглала по имени Черный Лось, который много лет спустя предоставил красочное свидетельство об этих последних днях свободы Лакотов. Его семья провела зиму в агентстве Красного Облака. В мае его отец решил, что они должны присоединиться к Неистовой Лошади, так как он сказал, что резервационные индейцы предают свой народ белым.
Не все шли сюда ради войны. Почти наступило время ежегодного совета Лакотов, и многих интересовали те общественные события, которые всегда сопровождали совет. Друзья и родственники могли бы обменяться подарками. Юноши могли бы встретиться с девушками. Будет организована большая охота. Одной из наиболее весомых причин была коллективная безопасность. Многие из индейцев агентств бежали к Сидящему Быку и Неистовой Лошади, поскольку они опасались возмездия от рук правительства, которое традиционно не могло отличить друга или нейтрального индейца от врага.
Группа Сидящего Быка прибыла к Роузбаду 19 мая, став лагерем в семи или восьми милях выше от слияния с Йеллоустоном. Это узкая, поросшая обильной травой долина с поднимающимися к плато лугами. В изобилии растут дикие розы, давшие название реке и долине, и в это время года уже готовы были показаться первые ароматные, розовые бутоны.
На восточном берегу реки располагалось шесть племенных кругов. В начале находился лагерь Шайенов, в конце – Хункпапов, между ними стояли остальные племена. Селение растянулось примерно на полторы мили. Это было тем самым большим селением, которое Лефорж и Брэдли видели 27 мая, и о котором они доложили Гиббону. Весьма странно – никто в селении похоже не видел белых. Среди Шайенов распространился слух, что поблизости видели Кроу, но большинство индейцев не доверяли услышанному и оставались в неведении, что их обнаружили. Они были заняты охотой на бизонов, и очевидно им просто не приходило в голову, что солдаты могут находиться в этом краю.
В лагере Шайенов царило ликование. Угольный Медведь – их главный шаман – прибыл с магической палаткой и всевозможными священными предметами. “Это вселило добрые мысли и хорошие чувства в сердца всех Шайенов”, - вспоминал молодой воин Деревянная Нога.
К этому времени Сидящий Бык обладал не только беспрецедентным влиянием на Лакотов, но имел большой престиж среди Шайенов и других присоединившихся групп. Деревянная Нога вспоминал об уникальной фигуре Сидящего Быка.
Теперь все индейцы восхищались этим человеком с хорошей магией – то есть, как человеком с добрым сердцем, имеющим правильное представление о том, как лучше поступать. Его считали беспримерно храбрым, но миролюбивым. Он был силен в религии – индейской религии, и неоднократно получал магическую силу. Он молился, постился, подчинял плоть воле Великой Тайны. Поэтому, присоединяясь к Хункпапам, нами, другими племенами двигало отнюдь не желание воевать. Хункпапы нас не приглашали. Они просто радушно нас приняли. Мы думали, что объединенные лагеря отпугнут солдат. Тем самым мы надеялись избавиться от их преследования. После этого мы смогли бы снова разбиться на общины и спокойно кочевать и охотиться.
Безопасность и – как на это надеялись – моральная победа путем демонстрации своей силы стали отныне стратегией индейских лидеров. Первоначальная военная лихорадка, вызванная нападением Рейнольдса, поостыла, и вожди начали задумываться над долгосрочными последствиями подобного конфликта. Многие молодые воины все еще хотели драться, но старейшины сдерживали их. Они будут сражать только в том случае, если их атакуют. Даже если в их планах и была война, индейцы ожидали, надеясь запугать солдат своей огромной численностью. Если эти надежды не сбудутся – если их атакуют – будет сражение, одна решительная битва, которая сломит волю белых.
Тем временем Сидящий Бык отправился на вершину холма, чтобы в одиночестве пообщаться с Вакан-Танкой – Великой Тайной – который контролирует все происходящее. Во время одной из своих медитаций он увидел видение: солдаты скакали с востока под прикрытием великой пыльной бури. Пыльная буря врезалась в белое облако, олицетворяющее собой индейское селение. Когда буря рассеялась, белое облако осталось на месте. Это означало, что солдаты с востока нападут на селение, но потерпят неудачу, а индейцы одержат великую победу. Услышав рассказ о видении, вожди выслали разведчиков на восток, наблюдать за любой необычной активностью солдат.
Одним днем Сидящий Бык призвал трех своих родственников сопровождать его на холм для молитвы. Как слышали люди, он молил Вакан-Танку об изобильной добыче, чтобы было чем кормить свой народ в течение следующей зимы, о силе для добродетельных людей и о единстве среди народа Сиу. Если Великая Тайна услышит эти мольбы, Сидящий Бык обещал на протяжении двух дней и двух ночей исполнять Пляску Солнца и принести в жертву целого бизона.
В Вайоминге войска Крука двигались на север к базе у Форта Рино. Там Крук планировал встретиться с Кроу, а затем устремиться на север, в край Бигхорна к Монтане и Йеллоустону. То же ненастье, что задержало Терри, нагрянуло на Крука 31 мая. Резкий ветер дул с гор Бигхорн, и вода в ротных ведрах подернулась ледяной коркой. На следующее утро небо было затянуто дождевыми облаками. Шел дождь со снегом, и люди разводили костры, чтобы сохранить тепло.
На следующий день войска подошли к Форту Рино, где выяснилось, что Кроу еще не прибыли. Гроард, Большая Летучая Мышь Пурье и Луи Ришо отправились на их поиски. Обычная рутинная жизнь лагеря прервалась на какое-то время, когда была обнаружена истинная половая принадлежность Каламити Джейн. Ее арестовали и “в импровизированном женском наряде поместили под охрану”.
Колонна выступила из Рино в четыре часа утра 3 июня, повернув на северо-запад к Клауд-Пику – высочайшей вершине гор Бигхорн, которая находится возле современного города Шеридан в Вайоминге. Свежие следы индейских лошадей были обнаружены возле дороги. На расстоянии виднелись дымовые сигналы, а также несколько индейцев. Небо было ясным, дул легкий ветерок, и солдаты решили, что, наконец, настало лето.
Ночью 4 июля в лагерь прибыли двое старателей. Они были из партии в шестьдесят пять человек, которые стояли лагерем на ручье Сумасшедшей Женщины. Золотоискатели не видели никаких индейцев, но вокруг было множество признаков их присутствия, так что старатели постоянно стерегли свой табун, возвели вокруг лагеря временный частокол и выкопали стрелковые окопчики. Солдаты последовали их примеру. Бивуак был окружен верховыми разъездами. Целые роты были размещены в одной - двух милях за пределами лагеря, чтобы пресечь любые попытки индейцев захватить табун. В каждой роте один взвод все время оставался верхом в готовности к незамедлительному ответу. Остальным разрешалось только ослабить подпруги седел.
Остальные члены старательской партии теперь присоединились к войскам. Вспоминая этих людей, Бурк говорил: “Мне всегда казалось, что тот маленький отряд монтанских старателей проявил больше истинной выдержки, больше здравого смысла и больше интеллекта в своем отчаянном походе по едва знакомому краю, полному враждебных индейцев, чем почти любой такой же отряд, какой я теперь могу вспомнить…”.
Войска возобновили поход на север, стали лагерем возле руин Форта Фил-Керни и посетили общую могилу солдат Феттермана. Дорога поросла травой и сорняками, что сделало ее труднопроходимой. Несколько гремучих змей были убиты на дороге, еще больше гадов обнаружили в лагере. Память еще хранила свежие воспоминания о жестоком холоде, ныне жара и комары стали практически невыносимы.
7 июня рядовой Фрэнсис Тайерни, служивший в роте “B” Третьей Кавалерии под именем Дойла, умер от случайного выстрела, которым он сам себя ранил несколькими днями ранее. Все, кто был свободен от службы, пришли на похороны.
Файнерти писал: “В самом деле, это была печальная судьба, которая привела к смерти этого молодого парня, случайно, истинно так, от своей собственной руки, первый из бригады Крука оставивший свои кости в неизведанной земле Вайоминга”.