Доклассический период. Часть 4.

4

На скульптурных памятниках майя мож­но наиболее отчетливо проследить зарож­дение и развитие собственно майяского искусства. Этому способствует как сравни­тельно большое число находок, так и то уникальное в мировой истории искусства обстоятельство, что почти на всех скуль­птурных произведениях нанесены иероглификой точные даты.

Самыми древними образцами, пожалуй, являются небольшие терракотовые фигур­ки, в изобилии находимые в нижних слоях майяских поселений, например, в так на­зываемой «черной земле», лежащей под Древнейшими постройками Вашактуна или в ранних пластах Тикаля. Изготовлялись ли они для различных ритуалов или для других целей, пока еще неизвестно. Но вероятнее всего такие керамические фи­гурки изображали божества плодородия, огня и добрых гениев, правда, еще не­сколько наивно, но уже в человеческом облике. Позднее они встречаются чуть ли не в каждом городище. Многие из них обладают несомненными художественными достоинствами. Такова, например, головка женской статуэтки из Вашактуна, живо передающая юное девичье лицо с полуза­крытыми глазами и чуть улыбающимся ртом. По-другому трактованы недавно най­денные головки тикальских статуэток, в которых явственно чувствуется еще могу­чее влияние ольмекского скульптурного стиля. У них крупные, резко очерченные глаза, характерный рот с изогнутыми тол­стыми губами. Прически же и головные уборы даны уже в типично майяском духе. Интересен фрагмент статуэтки из Каминальхуйу: бородатый мужчина, сложивший руки на коленях, глядит задумчиво перед собой. Простыми и лаконичными средст­вами скульптор создает яркий, запомина­ющийся образ. Когда смотришь на стату­этку, невольно вспоминаешь роденовского «Мыслителя», хотя эти два памятника от­делены друг от друга почти четырьмя ты­сячелетиями. Не уступают ему в вырази­тельности и небольшие фигурки обнажен­ных женщин, то сидящих в спокойной позе с опущенными руками, то стоящих, словно готовясь к танцу.

Голова оленя. Исабаль

Эти ранние скульпторы создавали свои произведения и из других материалов: де­рева, перламутра, камня. Из того же Каминальхуйу происходят небольшие (выс. 32 см) каменные скульптуры в виде гриба, из ножки которого выглядывает человече­ское лицо. О назначении этих необычных памятников еще идут споры. Однако более поздние письменные источники сообщают, что в Месоамерике некоторые виды ядови­тых грибов считались священными и упо­треблялись при культовых обрядах.²⁰ Жрец, выпивший настой такого гриба, впа­дал в наркотический транс; произнесенные им в это время слова рассматривались как пророчество. Думается, что эти факты до­статочно поясняют символику подобных скульптур. Перед нами изображение свя­щенного гриба и пророческого духа, оби­тающего в нем.

Стела 1. Пьедрас Неграс

Немало интересных произведений мел­кой пластики было найдено за последние годы в Тикале. Среди них подвески из ра­ковин в виде человеческих фигурок, голова бородатого мужчины, вырезанная из неф­рита, и небольшая каменная фигурка сидя­щего старика, перекликающаяся по стилю с несколько более поздними памятниками из Мескалы (центральная Мексика). Это может свидетельствовать об очень древних культурных связях между двумя важней­шими областями Месоамерики.

Быстрыми шагами в этот период разви­вается у майя монументальная скульптура. Представляется необходимым, однако, прежде чем перейти к детальному рассмот­рению ее, остановиться, хотя бы вкратце, на некоторых общих проблемах.

Основным материалом для монументаль­ной скульптуры у майя был известняк, широко распространенный на территории, где они обитали. Этот камень довольно легко поддается обработке, если недавно вынут из каменоломни, но затем, после пребывания на воздухе, приобретает боль­шую твердость. Только в немногих городах использовались другие каменные породы. В Киригуа, Пусильха и Тонина это был песчаник, в Копане — андезит, вулканиче­ский туф. Вторым по масштабу примене­ния материалом был штук, изготовляв­шийся из того же известняка. Глина почти не использовалась в монументальной скуль­птуре,²¹ но зато она царила в мелкой пла­стике.

Стела 11. Каминальхуйу.

Все орудия скульпторов были деревян­ными (молотки) или каменными (резцы и рубила). Для последних брали твердые по­роды камня — базальт и диорит. Металли­ческих орудий у майя до XI в. не суще­ствовало.

Монументальная скульптура майя де­лится на две большие группы: одна — это памятники, связанные с архитектурой (притолоки, настенные рельефы внутри по­мещений, рельефы и круглые скульптуры на фасаде) и другая, — включающая стелы и алтари. О первой уже говорилось в раз­деле об архитектуре; ее цели и задачи не вызывают никаких сомнений. Значительно сложнее обстоит дело со второй, наиболее многочисленной группой.

Стела представляет собой каменную плиту (обычно в форме уплощенного параллелепипеда), установленную вертикально. Обычно высота ее равнялась 3—3,5 м включая нижний конец, уходящий в емлю на глубину 0,5—0,8 ж), ширина 1 м, олщина 0,3—0,5 м. Однако некоторые стелы сильно отклоняются по размерам от этих средних данных.

Во многих городах найдены стелы без всяких изображений и надписей.²² Большинство исследователей считает, что они некогда имели штуковой слой с лепными изображениями фигур и иероглифов, то сть, что здесь применялся способ, впоследствии употреблявшийся лишь при украшении кровельных гребней храмов. На некоторых стелах действительно сохранились следы штуковой лепки. Возможно также, что ряд стел вместо украшения рельефами расписывался по гладкому штуку (много­цветная раскраска этого вида памятников широко применялась и в классический пе­риод).²³

Голова бога смерти. Подставка алтаря. Пьедрас Неграс

Обычно майяская стела имела на перед­ней стороне однофигурное (реже двух- или трехфигурное) человеческое изображение, данное рельефом, а на обороте и боко­вых сторонах — иероглифические надписи. Встречаются, однако, памятники и с изо­бражениями на боковых или оборотной сторонах; основными орнаментальными мотивами являлись кукурузные листья, перья кецаля и змеи — излюбленные сим­волы в скульптуре и живописи майя.

Второй вид этой же группы памятников, так называемые алтари, представляет со­бой каменную плиту в виде круга, установ­ленную горизонтально на трех каменных подставках. Размеры их очень разные; са­мые крупные алтари имеют диаметр около 2 м. Надписи и изображения помещались на боковой и верхней плоскости, а также на подставках. Более редким типом алтарей являются невысокие прямоугольные ка­менные блоки, стоящие прямо на земле. У них рельефы и надписи располагались на всех сторонах. Алтари обычно ставили перед стелами; в некоторых случаях эти памятники на городских площадях находи­лись вдалеке от каких-либо других соору­жений.

О назначении стел и алтарей у исследова­телей существуют лишь крайне прибли­зительные представления. В значительной степени это связано с тем, что надписи на них полностью еще не разобраны. Кроме того, по вопросу о значении изображений на ряде таких памятников у различных ученых имеются значительные разногла­сия. Таким образом, основные проблемы, связанные с этим видом монументальной пластики, далеко не могут считаться раз­решенными.²⁴

Стела 10. Фрагмент. Каминальхуйу. Прори­совка.

Уже довольно давно было замечено, что на одних стелах высечены круглые даты, равняющиеся какому-то числу катунов (двадцатилетий), на других — не кратные катуну. Считалось, что майя воздвигали стелы в ознаменование окончания каждого Двадцатилетия. На вопрос, кто же изобра­жался на них, давались самые различные ответы: жрец, правитель, божество данного катуна и т. п. Даты, не совпадающие с окончанием катуна, объясняли либо ка ошибку резчика, либо старались истолкс вать как часть катуна (пяти- или десятилетие).

«Пленник». Горная Гватемала

С нашей точки зрения, воздвижение сте и их назначение были тесно связаны с не родившимся культом правителя города государства. Первоначально стелы ставились, очевидно, чтобы отметить какое-то крупное событие в его жизни (восшествие на престол, победа над врагами, вступление в брак и т. п.). Не случайно все наиболее ранние стелы не имеют, как правило, круг­лых дат.

Возможно, что некогда власть правителя была ограничена (как пережиток выборов вождя в родоплеменном обществе) сроком в 20 лет.

Впоследствии подобные представления были перенесены целиком в область рели­гии (бог-покровитель уступал место дру­гому по истечении катуна), а правитель лишь воздвигал стелу в ознаменование это­го события. Вполне вероятно, что при этом имели место обряды, аналогичные древне­египетскому празднику хеб-сед. Назначе­нием их было укрепить силы правителя для предстоящего, нового двадцатилетия его царствования.

Долгое время считалось, что первые по­пытки создания монументальной скуль­птуры майя имели место в городах Петена. Недавние открытия несколько изменили наши представления.

Наиболее древние памятники монумен­тальной пластики на территории, занимае­мой теперь майя, были найдены в горной ее части, в городищах Каминальхуйу и Чокола, а также на тихоокеанском склоне Гватемалы. Такое местонахождение, одна­ко, совсем не означает, что эти произведе­ния были созданы обязательно мастерами майя. Этническая принадлежность обита­телей Каминальхуйу на первых этапах его развития еще в достаточной степени спор­на; высказывались предположения о при­надлежности их к языковым семьям шинка-ленка или михе-соке.²⁵ Многие из дан­ных памятников являются, в сущности, общими для месоамериканского искусства того времени, но некоторые мотивы, нали­чествующие в них, были, очевидно, теми зернами, из которых выросла позднейшая монументальная пластика майя. По всей видимости, большой культурный комплекс, сложившийся под влиянием ольмеков²⁶ в конце доклассического периода на терри­тории Гватемалы и Чиапаса (так называе­мая культура Исапа), был ядром, из кото­рого начало свое самостоятельное развитие искусство народов низменности. Вероятно, дальнейшие исследования внесут в этот во­прос необходимые уточнения, и нам ста­нет более ясно, по каким путям шли взаим­ные контакты между различными наро­дами нагорья и низменности.

Пока же незначительные фрагменты скульптур, найденные в ранних слоях Тикаля,²⁷ не позволяют сделать более реши­тельных выводов.

На стеле 10 из Каминальхуйу, к сожале­нию, сильно поврежденной еще в древно­сти, мы видим двух пышно одетых людей; сзади них поднимается пернатый дракон с человеческой головой. Стилистически близка к ней и стела 11 из того же горо­дища, на которой виден правитель в при­чудливой маске в виде головы фантастиче­ского зверя; в одной руке у него жезл, в другой — кривой нож. У ног стоят две курильницы с вырывающимися клубами дыма. Оба эти памятника, относящиеся к фазе Мирафлорес (V в. до н. э.), сочетают реалистическую передачу человеческого тела со сложными и тщательно воспроиз­веденными своеобразными формами частей одежды и деталей обстановки. К этому же кругу памятников относится и неболь­шой рельеф из Чокола. На нем высечен пер­сонаж в маске, держащий в правой руке от­резанную человеческую голову, в то время как другая, такая же, помещена у него на сгибе локтя левой.

Особняком от этого вида пластики, без­условно являющейся предшественницей майяских стел, стоят так называемые пьедестальные скульптуры. Это небольшие каменные столбы; на вершине их нахо­дятся изображения стоящего на коленях пленника со связанными за спиной рука­ми, животных или масок божеств, данные объемно. Раннее появление здесь таких скульптур особенно интересно, так как они неизвестны в низменности Гватемалы, с другой стороны, подобный вид пластики появляется позже в Никарагуа, что указы­вает на древние культурные связи между этими областями.

Мозаичная маска из нефрита. Паленке

Доклассический период окончился в гор­ном районе какими-то крупными события­ми, в результате которых многие города были покинуты их прежним населением. За Каминальхуйу, очевидно, осталось по­ложение главного церемониального центра, но величие и пышность его ушли на­всегда.

²⁰ D. D u r a n. The Aztecs. The History the Indies of New Spain. New York, 1964, стр. 180, 189, 225—226, 350—351. Подобное же применение ядовитых грибов отмечалось в прошлом и среди народов Севера.

²¹ Вероятно, вначале скульптор изготовлял из глины уменьшенную модель монументального памятника. Недавно в Тикале была найдена такая модель стелы. См.: W. А. Нavland. A „Miniature Stela” from Tikal. Exp. Philadelphia, 1962, т. 4, № 3, стр. 2—3.

²² В Калакмуле, например, обнаружено свыше 20 отесанных каменных стел без всяких изображений или надписей, а в Тикале из 94 стел имеют надписи и изображения только 29.

²³ Ю. В. Кнорозов полагает, что в ряде случаев стелы воздвигались вообще без изображений или надписей. См.: Ю. В. Кнорозов. Письменность индейцев майя, стр. 10.

²⁴ На большинстве стел и других памятниках монументальной пластики были обнаружены среди других иероглифических знаков цифры, обозначающие даты. В классический период дата чаще всего выражена в виде так называемой „начальной серии" (это название исследователи дали из-за того, что она обычно помещена в начале текста). В „начальной серии“ указывалось время, прошедшее от ми­фической начальной даты — 4 ахау 8 кумху (по-видимому, конец последнего потопа, кото­рых, по представлениям древних майя, было несколько) до момента воздвижения того или иного памятника. Прошедшее время отмеча­лось числом истекших дней (на языке майя — кин), месяцев по 20 дней (виналь), годов по 18 месяцев (тун), периодов по 20 тунов (катун) и периодов по 20 катунов (бактунов), каждый из которых равен 144 тысячам дней, то есть приблизительно четыремстам наших лет. Таким образом, дата, записанная „начальной серией", может быть переведена приблизительно так: „от начальной даты 4 ахау 8 кумху прошло 8 бактунов, 14 катунов, 3 туна, 1 виналь и 12 кин до дня завершения (или освящения) этого памятника". Современные исследователи, отбрасывая мифическую начальную дату, а так­же названия периодов и заменяя их позицион­ным положением чисел, передают такую дату следующим образом: 8. 14.3. 1. 12. Способ дати­ровки „начальной серией", конечно, имел боль­шие преимущества в силу своей точности (подробнее см.: L. Satterthwaite. Maya Long Count, МА,т. 9, Mexico, 1961, стр. 125—133).

Если бы было известно соотношение даже только одной „начальной серии" с датами на­шего календаря, то вычисление дат по хроно­логии майя не вызывало бы никаких затрудне­ний. Но двойная запись дат по хронологиче­ской системе майя и по нашему летосчислению имеется только в документах, относящихся ко времени после испанского завоевания, то есть к концу послеклассического периода. В этот период майя записывали даты исторических событий посредством так называемого „крат­кого счисления", гораздо менее совершенного. Согласно этой системе одноименные даты мо­гут повторяться через 93.600 дней (то есть около 256 лет).

Исходную дату „начальных серий"—4 ахау 8 кумху современные ученые могут установить только при помощи дат, выраженных в системе „краткого счисления". Поэтому исследователи расходятся в решении вопроса о выражении этой мифической начальной даты календаря майя в числах нашего календаря. Одни, как, например, Г. Дж. Спинден, помещают ее на 13 октября 3373 г. до н. э.; другие (М. Эрнандес, Дж. Э. Томпсон, С. Г. Морли) — на 7 сентября 3113 г. до н. э., то есть приблизительно на двести шестьдесят лет позже. Большинство специа­листов в настоящее время придерживается последней системы пересчета дат, однако и она не может объяснить целого ряда спорных моментов.

В нашей работе даты приводятся по пере­счету Дж. Э. Томпсона, так как при использо­вании другой системы получается разрыв меж­ду хронологией майя и датами других архео­логических культур Центральной Америки. Последние исследования методом радиоугле­родного анализа деревянных балок из тикаль­ских храмов подтверждают, между прочим, датировку Томпсона (См.: L. Satterthwaite and Е. К. R а 1 р h. New radiocarbon dates and the Maya correlation problem. AAN, т. 26, Salt Lake City, 1960, стр. 165—184; а также L. S a t t e r t h w a i t e. Long Count positions of Maya dates in the Dresden Codex, with notes on lunar positions and the correlation problem. Actas у Memorias del XXXV CIA, Mexico, 1964, стр. 47—67).

Американский ученый С. Г. Морли, исследуя иероглифические надписи майя, обратил вни­мание на то, что во многих из них встречаются даты, кратные катуну. Отсюда он вывел заклю­чение, что у древних майя период в двадцать лет имел какое-то религиозное значение и что стелы воздвигались в ознаменование окончания этого периода или начала нового. В более могущественных и экономически сильных горо­дах такие стелы ставили даже, чтобы отметить половину или четверть катуна (то есть при­близительно через 5 или 10 лет. — S. G. М о r l е у. The Hotun as the Principal Chronological Unit of the Old Maya Empire. Proceedings of ICA, 19th Session, Washington, 1917, стр. 195— 201). Этот принцип и был положен С. Г. Морли в основу исследования всех памятников майяской монументальной скульптуры.

Следует, однако, иметь в виду, что, кроме „начальной серии", майя использовали в надпи­сях и.другие даты, выраженные в более кратких и поэтому менее точных формулах. С. Г. Морли, восстанавливая из них „начальную серию", следовал своей гипотезе, не всегда учитывая возможность и иных толкований. Поэтому це­лый ряд памятников скульптуры отнесен у него к датам катуна или его частей, хотя в дей­ствительности никаких круглых дат на данном памятнике не имеется. Морли. не уделял ника­кого внимания толкованию изображений на стелах, ограничиваясь лишь (и то в некоторых случаях) формальным стилистическим анализом фигур, чтобы подкрепить предлагаемую им датировку памятника.

В действительности дело обстоит далеко не так просто. Прежде всего, имеется большое количество памятников, даты на которых не совпадают с катуном или его дробными ча­стями. Следовательно, они воздвигались по какой-то иной причине, чем празднование за­вершения одного двадцатилетнего периода и начала другого. Часть их бесспорно была по­ставлена в ознаменование победы одного горо­да-государства над другим; поэтому мы видим на них торжествующего победителя, попираю­щего ногами побежденного. К сожалению, ни­кто из исследователей до сих пор не провел систематического сопоставления дат на стелах с изображениями на них. Думается, что подоб­ная работа принесла бы немало пользы для уяснения подлинного назначения различных разновидностей стел. Следовало бы также об­ратить внимание на детали убранства и цере­мониальные жезлы в руках лиц, изображенных на „юбилейных” (то есть воздвигнутых в конце катуна) стелах, — это могло бы прояснить ха­рактер происходивших церемоний. Решить этот вопрос полностью, однако, удастся лишь после окончательного перевода разнообразных иеро­глифических надписей, высеченных на всех видах стел.

Представление, что майя воздвигали свои стелы исключительно для того, чтобы отме­тить прошедшие 20, 10 или 5 лет, имеет до сих пор широкое распространение в зарубеж­ной научной и популярной литературе. Из ска­занного выше видно, что так однозначно ре­шать этот вопрос нельзя. Вместе с тем следует указать, что достижения майя в области мате­матики были действительно блестящими; так, например (пользуясь терминами нашего кален­даря), они могли вычислить: на какое число при­ходилась вторая суббота в январе месяце сто миллионов лет тому назад. На одной стеле в Ки­ригуа приведена дата, относящаяся к 400 000 000 лет тому назад. По-видимому, такие даты были связаны с претензиями правящего рода на древность его происхождения. Для сравнения укажем, что ученые Европы того времени, в которое была создана эта стела, относили сотворение мира к 4 004 г. до н. э.!

В последние годы известной исследователь­ницей искусства майя Т. Проскуряковой было предложено новое и очень интересное толко­вание изображений на стелах. Сопоставляя сюжеты рельефов и даты на стелах Пьедрас Неграс, она пришла к убедительному выводу, что в Пьедрас Неграс одни стелы воздвигались в ознаменование прихода к власти нового пра­вителя города, другими отмечались важнейшие события в его жизни и т. д. (Т. Proskouriakoff. Historical implications of a pattern of dates at Piedras Negras, Guatemala. AAn, т. 25, Salt Lake City, 1960, стр. 454—475; Она же. The Lords of the Maya Realm. Exp., т. 4, № 1, Philadelphia, 1961, стр. 14—21). Таким образом, согласно Проскуряковой, большинство стел этого города связано с конкретными исторческими событиями, а не с отвлеченными календарными расчетами, увековечивавшимися жрецами, как предполагал С. Морли. Она отмечает ряд иероглифических знаков, обозначавших события, не затрагивая вопроса об их фонетическом звучании. Такая же работа была проделана затем и со скульптурными памятниками Йашчилана (Т. Proskouriakoff. Historic data in the Inscriptions of Yaxchilan. Part I-ECM, Mexico, 1963, т. Ill, стр. 149—167, Part II- ECM, Mexico, 1964, т. IV, стр. 177—200). Эти работы Т. Проскуряковой имеют принципиальное значение и для дальнейшего понимания иероглифических надписей майя. Всего 15-20 лет тому назад в зарубежной американистике безраздельно господствовало мнение, что памятники монументальной скульптуры майя и иероглифические надписи на них неразрывно связаны с культом и астрономическими вычислениями; какое-либо историческое содержание в них полностью отрицалось. Нетрудно заметить, какой резкий поворот к подлинному изучению древней истории майя представляют собой эти работы. Думается, что мы имеем полное право считать причиной этого исследования Ю. В. Кнорозова. Начинание Т. Проскуряковой было продолжено проф. Д. X. Keлли. Он выделил группы иероглифов, обозначающих, по его мнению, древние названи городов Паленке, Киригуа, Копана, различны титулов, почетных званий в древнемайяском обществе и др. (D. Н. Kelley. Glyphic evidence for a dynastic sequence at Quirigua Guatemala. AAn, т. 27, Salt Lake Sity, 196' стр. 323—335; Он же. A History of the Decipherment of Maya script. AL, т. 4, № 8, New York, 1962, стр. 1—48; Он же. Fonetismo en 1a escritura maya. ECM, т. II, Mexico, 1962, стр. 277—317).

²⁵ E.Z. Vogt. Summary and appraisal. DCM, Mexico, 1964, стр. 395—96.

²⁶ Влияние ольмекских монументальных памятников на раннюю скульптуру майя и других народов Месоамерики несомненно. Особенно сильно оно чувствуется в памятниках Исапы и Каминальхуйу (A. Kidder and С. Sаmayoa Chinchilla, ук. соч., табл. 7; ср. статуэтку сидящего мужчины, там же, табл. 23) но следы его заметны и на памятниках центрального Петена (упомянутые выше маски на зданиях Тикаля и Вашактуна, головки статуэ­ток из Тикаля, нефритовая статуэтка из Ва­шактуна — A. Kidder and С. Samауоa Chinchilla, ук. соч., табл. 36), рельефе из Лолтуна и др. (См. также HMAI, т. 3, стр. 739— 774.)

²⁷ W. R. С o e. Tikal, Guatemala and Emer­gent Maya Civilization, стр. 1406, рис. 3, стр. 1409, 1417—1418, рис. 18, 19. Из них наи­более интересна небольшая (выс. 24 см) фи­гурка из мягкого камня, изображающая сидя­щего толстого человека с руками на животе. В горной Гватемале было найдено несколько таких монументальных изображений (см. J. Рijоan. Summa artis. Madrid, 1946, рис. 652— 654, 658), в которых явственно чувствуется ольмекское влияние. Очевидно, это какое-то ольмекское божество, позднее вошедшее в пан­теон майя.