Некоторые вопросы общественного устройства. Часть 2.

2

В обществе майя X—XV вв. можно выделить три основные социальные группы: зависимые общинники, рабы и знать. К сожалению, не имеется никаких цифровых данных, ко­торые могли бы дать представ­ление хотя бы об относитель­ной численности общинников и ра­бов между собой. Однако, по всей видимости, рабов было значи­тельно меньше и основу майяского общества составляли рядовые зем­ледельцы, объединенные в общины. Мы начнем с рассмотрения ма­териалов по юкатанским майя; они более полны и четки, нежели све­дения, имеющиеся по горной части. Данные переписей XVI в. показы­вают, что жители селения состав­ляли соседскую общину, так как в каждом населенном пункте и в частях его, именуемых по-испан­ски «барриос» (кварталы), встречаются люди с самыми разнооб­разными родовыми именами; с другой стороны, одни и те же ро­довые имена фигурируют в разных юкатанских селениях, иногда очень отдаленных друг от друга (R. L. Roys, 1939, 1940; Roys, Scholes, Adams, 1940, 1959). Судя по словам Ланды, юкатанец, попавший в незнакомую местность, всегда мог встретить людей, носящих одинаковое с ним родовое имя (1955, стр. 146). Р. Ройс, проследивший на архивных материалах около 250 таких родовых названий, считает, что они восходят к большим патронимиям (майяск. mekelte), в которых были запрещены внутренние браки и члены которых были обязаны помогать друг другу в случае необходимости. Однако процесс распада родовых связей зашел уже очень далеко, ибо неоднократно встречаются случаи, когда люди с одинаковым родовым именем во время войны участвуют в про­тивоположных отрядах. Об этом же в сущности говорит и тот факт, что нередко знатный, общинник и раб носят одно и то же родовое имя. Старые родовые отношения уже никого ни к чему не обязывали. В силе оставались лишь брачные запреты: «Ни муж­чина, ни женщина не вступали в брак с кем-либо того же имени, ибо это у них было большим бесчестьем» (Ланда, 1955, стр. 146). Общинники—yalba uinik (простой человек), ah pachcab (жи­тель предместья или простолюдин) и hoyan uinik (маленький че­ловек)[80] — занимались земледелием, ремеслами, торговлей и рыболовством. Для тяжелых и сложных работ, как например обра­ботка земли, охота, добыча соли, рыбная ловля, жители селения объединялись в большие группы. Добыча распределялась между всеми участниками, но перед этим часть выделялась местному правителю.

Победитель, стоящий на побежденных. Рельеф на помосте в здании 3D-1 (Меркадо). Чич'ен-Ица

Сведения о землевладении противоречат друг другу, однако это, очевидно, объясняется тем, что имелись различные категории земель с разными видами пользования и владения. Ланда сооб­щает, что «земли сейчас[81] общие, и первый, занявший их, вла­деет ими» (1955, стр. 145). Об этом же говорит и Гаспар Антонио Чи, добавляя, что поэтому у майя отсутствовали границы между селениями и межевые знаки (Tozzer, 1941, р. 230). Эти утверждения безусловно относятся лишь к участкам, занятым под кукурузу и бобовые. Специфика подсечно-огневого земледе­лия у майя требовала быстрой смены (через два-три года) таких полей из-за истощения почвы. Естественно, эти участки не могли становиться постоянной собственностью общины или отдельных семей. Из-за этого каждый год жители селения разыскивали в ближайших лесах подходящую местность с наиболее плодород­ной землей. Обработка ее производилась общими силами, но на каждую семью выделялся участок определенных размеров, называв­шийся hun-uinik (букв, «один человек»). Этот участок в 400 квад­ратных ступней (20 X 20) был, конечно, мал для прокормления семьи, но, по сообщению Ланды, сеяли сразу во многих местах, чтобы в случае недорода с одного поля возместить с другого (1955, стр. 145).

Правитель на троне. Рельеф на южной скамье зда­ния 2D-8 (Храм Чак-Мооля). Чич'ен-Ица.

Единственное свидетельство, противоречащее сказанному выше, находится в «Земельном договоре из Мани», датированном 1557 г. В нем говорится; «Этот лес и их земли . . . мы оставляем им, чтобы знатные (almehenob) могли поддерживать себя, чтобы они могли возделывать их в будущие времена». Та же формулировка повторяется и в другом месте: «Этот (участок) для наших знат­ных, чтобы они могли поддерживать себя в будущие времена» (R. L. Roys, 1943, pp. 192, 194). Можно предположить, что упо­минаемые здесь участки предназначались для особых сельскохо­зяйственных культур (об этом см. ниже) и поэтому владение ими было специально оговорено в тексте. Но вернее считать, что указанные земли практически находились во владении общин, с которых знатные лица должны были получать определенную подать.

Земельные участки, находившиеся под ценными многолетними культурами (например, фруктовые деревья, какао и др.) и, сле­довательно, требовавшие вложения длительного индивидуального труда, не подлежали периодическому переделу; они оставались постоянной собственностью отдельных владельцев. Границы их отмечались специальными межевыми знаками, именовавшимися ppic tun или boom (ср.: Tozzer, 1941, p. 250). В частной собст­венности находились также пасеки, месторождения соли, огороды или сады около дома (pach hum, pakal) и т. д. Среди документов из Эбтуна имеется соглашение о продаже такого индивидуаль­ного участка главным людям города, т. е. городской муниципии (вскоре после 1561 г.; R. L. Roys, 1939, pp. 21, 23, 121, 125); там же засвидетельствованы и другие случаи подобных продаж (стр. 207, 241).

Во главе общины стоял ah hoi pop (букв, «глава циновки»). После испанского завоевания его функции были сведены к на­блюдению над общинным домом (popolna), где обучались танцам участники будущих городских празднеств, поэтому сведения об этой должности в источниках крайне незначительны. Однако, судя по определению попольна в словарях — «дом, где они (индейцы, — Р. К.) собираются для обсуждения общественных дел», можно высказать предположение о прежней большей зна­чимости хольпопа. Он представлял общину перед правителем и отвечал за возложенные на нее подати и трудовые повинности. С этим согласуется и терминология испанских документов, где он называется или «облеченным властью», или даже касиком (RY, t 1, pp. 92, 95, 187, 297; Sanchez de Aguilar, 1892—1900, p. 149).

Пленные перед правителем. Притолока 12. Йашчилан.

Члены общины помогали друг другу не только в обработке земли (дальнейший уход за посевами приходился уже на долю каждой семьи), но и в других делах (Ланда, 1955, стр. 145), в частности при постройке дома (RY, t. 1, pp. 100-101).

Члены каждой общины несли многочисленные повинности. Даже простое перечисление их показывает, что земледельцы-общинники были основным эксплуатируемым классом в майяском обществе. Они платили подать правителю и регулярно подносили подарки знатным лицам. В состав подати входили сельскохозяй­ственные продукты, изделия ремесленников, дичь, рыба, мед, соль и др. Вероятно, состав и размеры такой дани сильно варьировали в зависимости от условий в разных местностях; точных сведений нет. Вызывают затруднения и противоречия, имеющиеся в источ­никах испанского периода. Иногда потомки 'индейской знати, пове­ствуя о прошлом, сознательно рисовали идиллические картины, противопоставляя нетребовательность своих предков жестокой экс­плуатации местного населения испанцами. Так, Гаспар Антонио Чи в «Сообщении Из Текала» говорит, что во времена владычества Майяпана вся подать ограничивалась подношением раз в год ку­рицы,[82] меда и небольшого количества кукурузы во время жатвы (RY, t. 1, р. 176). В «Сообщении от 20 марта 1582 г.» он упоми­нает в составе дани хлопковую ткань, куриц, мед, какао и души­стую смолу для воскурения, но все это, прибавляет он, подноси­лось в очень малом количестве, только в знак подчинения (Tozzer, 1941, р. 230). В «Сообщении из Мотуля» указывается, что пра­вителю подносились хлопковые ткани, петухи, курицы, кукуруза, мед и все другое, что производилось в стране (RY, t. 1, р. 78). Ближе всего к истине стоит в этом отношении автор «Сообщения из Теките», который пишет: «Старики этой страны [Юкатана] говорят, что эти провинции были разделены между многими сеньо­рами и в каждой провинции был сеньор находящихся там селе­ний, и этим упомянутым сеньорам подчинялись их подданные и платили дань этому сеньору тем, что имели под руками, как то [хлопковые] ткани, куры, кукуруза, бобы, индейский перец, рабы. Того, кто не давал дани, они приказывали принести в жертву».[83] Практически то же самое сообщает и ЛаНда, говоря о том, что в состав дани входило все необходимое для дома правителя: птица, кукуруза, мед, соль, рыба, дичь, одежда и другие вещи (Ланда, 1955, стр. 114; ср.: Herrera у Tordesillas, 1726—1730, Dec. IV, Lib. 10, Cap. XI).

В майяско-испанских словарях, составленных вскоре после завоевания, приводится ряд слов, обозначающих дань или подать (lot, patan, bithil, cfieh и др.), но, к сожалению, без необходимых уточнений, чем один вид ее отличался от другого. Исключение составляет лишь слово ximte, которым обозначалась дань с по­бежденного в военной стычке селения, контрибуция.

Жертвоприношение. Деталь росписи комнаты 2. Бонампак'.

Кроме податей общинники были обязаны строить и восстанав­ливать дома правителя и знати после разрушений. «Простой на­род строил за свой счет дома сеньоров», — сообщает Ланда (1955, стр. 139, 196; RY, t. 2, pp. 161 — 162). Они также возде­лывали поля правителя и знатных и собирали им урожай (Ланда, 1955, стр. 140; RY, t. 2, р. 162). Очевидно, в обязан­ности общинников входило и сооружение дорог, а также храмов и святилищ (Ланда, 1955, стр. 196). Во время походов жители селений были обязаны содержать военные отряды: «Селение да­вало им (воинам, — Р. К.) также пищу, и ее приготовляли для них женщины» (там же, стр. 157).

Правитель с семьей. Деталь росписи комнаты 3. Бонампак'.

Среди жителей селений существовало значительное имущест­венное неравенство. На это указывает прежде всего развитая тер­минология, нашедшая отражение в словарях. Кроме приведенных выше обозначений члена общины, рядового земледельца, мы встречаем также такие наименования: ah him Oam (бедняк, несча­стный), chan (простой человек, простолюдин), ah con menyah (батрак, поденщик), ah col (земледелец), ah chac numya (неиму­щий, бедняк), ah nacab (житель селения), ah cuchnal (богач), ah col cab (земледелец), адтеп uinik («средний человек, между знат­ным и простолюдином»; к разбору этого слова мы еще возвра­тимся), ah col bet (батрак, работающий по найму), ah numya (бедняк, несчастный) и др. Подробное исследование социального значения этих терминов представляло бы, конечно, значительный интерес. К сожалению, никто еще не провел такого анализа по имеющимся индейским источникам. Некоторое внимание было лишь уделено (и то случайно) термину ayikal (богатый).[84] Вероятно, так именовались зажиточные члены общины (наряду с упо­мянутым выше ah cuchnal), занимавшие промежуточное положе­ние между знатью и рядовыми земледельцами, Ланда указывает, что такое социальное расслоение отражалось даже в планировке населенных центров: «... в середине селения находились храмы с красивыми площадями, вокруг храмов были дома сеньоров и жрецов и затем людей наиболее богатых и почи­таемых (разрядка наша, — Р. К.), а на окраине селения находились дома людей наиболее низших» (Ланда, 1955, стр. 133; Herrera у Tordesillas, 1726—1730, Dec. IX, Lib. 10, Cap. III).

Подношение короны правителю. Дворец, дом Е. Паленке. Рис. Ф. Вальдека.

В словарях перечисляются ремесленники разных профессий (красильщики, гончары, кожевники, портные, живописцы, скульп­торы, ювелиры, каменщики, деревообделочники и др.), но ника­ких сведений об их социальном положении по отношению к об­щине нет. Интересно отметить, что имеются два термина, пере­водимые испанцами как «подмастерье», что, очевидно, указывает на существование среди ремесленников каких-то профессиональ­ных ступеней.

Почти нет никаких сведений об общинном самоуправлении. Помимо хольпопа упоминаются ah cuch cab, стоявшие во главе каждого квартала города (RY, t. 2, р. 182). Они участвовали в городском совете и имели в нем право вето.[85] Ниже по обще­ственному положению находились лица, именовавшиеся ah kulel. Точная общественная функция их неизвестна; в «Словаре из Мотуля» это слово обозначается как «определенное должностное лицо, ниже ах-кучкаба и выше тупилей. Он же — защитник, по­средник и разбиратель споров между всякими людьми».[86] Судя по этому, первоначально ах-кулель был чем-то вроде глашатая общины, передававшего поручения должностных лиц. Упоминае­мые здесь же тупили (от нах. topilli) являлись стражниками; испанские источники часто приравнивают их к альгвасилам.

Вероятно, в особых случаях созывалось общее собрание общины. В источниках сообщений об этом нет, но в «Словаре из Мотуля» мы встречаем слово ah tan can, которое имеет два зна­чения: 1) «совет», «собрание»; 2) «начальник селения». Подобные собрания устраивались, очевидно, около попольна и руководи­лись хольпопом.

Для лучшего понимания специфических черт общины у гор­ных майя остановимся на ацтекской общине — calpulli. Как изве­стно, в определении характера этой общественной единицы имеются определенные трудности и споры между исследовате­лями ведутся еще до сих пор. Существующие точки зрения можно разделить на три основные: 1) кальпулли — патрилиней-ный экзогамный род; 2) кальпулли — родовая община с тенден­цией к эндогамности; 3) кальпулли — соседская община (или территориальное объединение совместных владельцев земли). Как видно, этот вопрос тесно связан с вопросом о характере всего ацтекского общества в целом, и поэтому неудивительно, что к нему исследователи возвращаются снова и снова.

Однако при рассмотрении характера кальпулли, как кажется, большинство исследователей, если не все, упускает два весьма су­щественных момента. Первый из них заключается в том, что кальпулли у ацтеков за известный нам исторический период вместе со всем ацтекским обществом интенсивно развивалось и, следовательно, претерпело известные изменения. Поэтому сооб­щения испанских хронистов и индейских историков могут отно­ситься иногда к различным фазам одного и того же общест­венного явления. Во-вторых, следует учитывать возможность, что под одним термином могли скрываться и различные по сущности социальные единицы. X. Д. Ньютайн недавно показал, что тер­мин «кальпулли», часто встречающийся у индейцев Мексики и Центральной Америки в настоящее время, совершенно не обла­дает единым значением, которое ему приписывают этнографы. В различных областях он обозначает разные явления: «Каль­пулли может быть территориальной единицей или родовой, может быть эндогамным, экзогамным или не иметь вообще функций ре­гулятора брачных отношений, может быть локализованным, не-локализованным или полулокализованным; членство в нем может быть наследственным, территориальным (residential) или выбор­ным» (Nutini, 1961). Безусловно, такое же положение вещей могло быть и в древней Мексике. Мы знаем о существовании кальпулли в Теночтитлане и в сельских местностях, например у тлальхуика, которые весьма сильно отличались друг от друга. Поэтому в дальнейшем сосредоточимся лишь на кальпулли, вхо­дивших в состав Теночтитлана и Тескоко или расположенных непосредственно около этих городов, так как подавляющее ко­личество материала относится именно к ним. В целом же система кальпулли в Центральной Мексике несомненно заслуживает спе­циального фундаментального исследования с учетом всех данных по периферийным областям ацтекского государства.

Итак, масехуали (mazehalli) — рядовые жители Теночтитлана и Тескоко — были объединены в специфические группы, называв­шиеся «кальпулли». Утверждения А. Банделье об экзогамном ха­рактере ацтекского кальпулли основаны на недоразумении; един­ственным его доводом является неправильно понятое место из сообщения А. Сориты (Zorita, 1891, р. 109), говорящее о заму­жестве девушек из знати. В действительности источники неодно-кратко подчеркивают, что единственным препятствием против брака было близкое родство по прямой линии (братья, сестры, родители, дед и бабка), т. е. запрет кровосмешения. Все другие родственники могли вступать в брак между собой, как свиде­тельствует об этом для Тескоко Хуан Баутиста Помар. Диэго Дуран, говоря о кальпулли Теночтитлана, можно сказать, прямо полемизирует с утверждением А. Банделье. об экзогамном харак­тере кальпулли. Он пишет: «Если юноша влюблялся в девушку из своего кальпулли (разрядка наша,—Р. К.) или из другого, то он брал ее за руку и произносил обещание жениться на ней, как только станет достаточно взрослым» (Duran, 1867— 1870, v. II, р. 228). Таким образом, об экзогамности здесь не может быть и речи. Роль общины в брачных вопросах сводилась, очевидно, лишь к выбору времени свадьбы и устройству жерт­воприношения; об этом родители совещались со старейшинами кальпулли (Sahagun, 1956, р. 228).

Обычно кальпулли представляло собой селение из домов, за­селенных большими семьями; эти жилища группировались вокруг центрального участка или площади, на которой находился ряд главных зданий общины. К ним принадлежали teocalli — «храм местного божества» (букв, «дом бога») и tecpan—«дом правле­ния», прежде — «дом общинных собраний», позже — «резиденция правителя селения», почему он иногда назывался teccalli — «дом господина»; отсюда слово «<текпан» стало синонимом слова «дво­рец». Другими зданиями на площади были petlacalli, служивший складом для припасов, общинным амбаром и местом заключения для провинившихся членов кальпулли, calpixcacalli — «дом сбора податей» и tianquiztli — «рынок».

Каждое кальпулли имело свою собственную земельную терри­торию, которой оно владело сообща. Значительная часть этой земли не обрабатывалась, а использовалась отчасти для охоты, от­части оставлялась как фонд для различных нужд всего кальпулли, из которого также выделяли в случае необходимости наделы для новых семей.

На общей земле все члены данного кальпулли могли охо­титься, ловить рыбу, собирать топливо, траву и т. д. Каждая отдельная семья получала свой участок земли — tlalmilli — в пре­делах территории того кальпулли, к которому она принадлежала. Эти участки не перераспределялись каждый год, а передавались по наследству от отца к старшему сыну. Однако это было не право владения, а только право наследственного пользования. Младшие сыновья при вступлении в брак получали свои уча­стки земли или из числа участков, освобождающихся по тем или иным причинам, или же (в случае их отсутствия) из земельного фонда общины; новый участок расчищался сообща всеми членами кальпулли.

Как наделы, так и земля, принадлежавшая кальпулли в це­лом, не могли быть ни проданы, ни сданы в аренду отдельному лицу. Одно кальпулли в случае нехватки земли могло арендовать землю у другого — соседнего.

Размеры участков, находившихся в наследственном пользова­нии отдельных семей, варьировали. Они определялись в за­висимости от имевшейся в распоряжении кальпулли площади земли, пригодной для обработки, и количества семей, между ко­торыми эта земля должна быть разделена. Отдельные участки были разграничены невысокими каменными стенами, рядами ко­лючих агав, узкими тропинками или каналами, служившими для орошения или осушения. Земельные территории кальпулли и де­ревень были разделены подобным же образом. Нарушение границ земельных участков каралось смертью.

Члены кальпулли были обязаны обрабатывать выделенные им участки земли. В случае, если надел не обрабатывался в течение двух лет без уважительной причины, каковыми считались ста­рость, болезнь и т. д., его отбирали, а виновный исключался из членов кальпулли. Продавать свой участок масехуаль не имел права. Кроме своих участков члены общины были обязаны обра­батывать специальные участки земли, выделенные для содержа­ния местной знати, и участки, предназначавшиеся для уплаты податей, для содержания жречества и обеспечения религиозных церемоний. Земледельческие работы на этих участках производи­лись сообща всеми членами кальпулли под руководством деревен­ских старейшин.

Община управлялась советом старейшин, собиравшимся каж­дые 20 дней. Совет выбирал нескольких человек для выполнения его решений. Главными из них были teachcautin (букв, «старший родственник») или calpullec, возглавлявший совет и избирав­шийся пожизненно. Ко времени испанского завоевания, однако, эта выборность фактически ограничивалась одной семьей. Причем обычно выбирали сына или брата предыдущего кальпуллека. В ведении этого лица находились сельскохозяйственные и строи­тельные работы, наблюдение за исполнением законов, сборы средств на религиозные и гражданские нужды и др. Он также представлял кальпулли в более высоких инстанциях.

Важно отметить, что, несмотря на существовавшую уже в ац­текском обществе социальную стратификацию, переход из одной группы в другую был еще возможен. Например, отличившийся в боях воин (или женившийся на знатной женщине масехуаль) получал возможность войти в ряды знати. Конечно, при этом он порывал все связи со своим кальпулли. Такие случаи, однако, становились все более редкими ко времени испанского завоевания.

При рассмотрении материалов по горным майя мы остано­вимся главным образом лишь на тех отличиях, которые они имеют по сравнению с юкатанскими и ацтекскими. Основной чертой гор­ных народов Гватемалы является, во-первых, наличие существен­ных пережитков родовой организации (в старых рамках которой умело оформлялись новые социальные отношения), и, во-вторых, заметное влияние идеологии народов Центральной Мексики. Представить здесь себе общую картину значительно труднее из-за большей культурной и политической раздробленности, чем у майя низменности.

Основной социально-экономической единицей в горной части были большие патронимии, или домашние общины, объединявшие членов двух или трех поколений. Патронимия состояла из главы семьи, его жен, сыновей и внуков, женатых и не женатых, неза­мужних дочерей и внучек, обедневших родственников и рабов. Они жили в одном большом доме или комплексе из нескольких маленьких. По всей вероятности, у киче такая группа носила на­звание ha (дом); к собственно жилищу чаще всего применялось другое слово — ochoch [Schultze-Jena, 1944, SS. 58 (3), 60 (10), 70 (26), 72 (3), 150 (21), 152 (29—30), 160 (2—4) и др.]. У покомамов она называлась, судя по словарям Д. Суньиги и П. Морана, hun patal, hun hail; у какчикелей — hay (дом). Эти пат­ронимии вели общее хозяйство, платили подати правителю и взносы своему роду; распоряжался всем глава дома. Так по край­ней мере можно понять свидетельство Д. Гарсиа де Паласио: «У них существует обычай, если нужно платить подать, обраба­тывать поля, добывать пищу или другие вещи, все это делал вла­делец или глава дома» (Miles, 1957a, р. 758).

Наличие пережитков патриархальных отношений внутри пат­ронимии может быть продемонстрировано тем, что к сыну, являв­шемуся наследником, применялся тот же термин (асип, acuneh), что и к свободному, состоявшему в услужении в данной патрони­мии (см. под этим словом словарь покомамов П. Морана). То же самое наблюдается у киче и какчикелей, где слово gahol (сын) часто употреблялось в смысле «подчиненный», «подданный» [Schultze-Jena, 1944, SS. 152 (6), 154 (4), 158 (16, 18, 25, 28) и др.]. Однако, несмотря на это, имущественное расслоение внутри патронимии достигало уже значительной степени: тот же стар­ший сын мог именоваться ah echal — «владетель», «наследник зе­мельного участка». Кроме свободных, работавших за плату (peyuh), имелись служанки — ixcun ahcamah (п). Об этом же го­ворят и данные словарей Суньиги и Морана: kohmil — «человек, обладающий богатством и изобилием всего в доме — медом, куку­рузой, бобами, солью и другими вещами»; cokbetal, culvach — люди без имущества, «маленькие, как семена хлопчатника», «не­счастливцы»; ха па ruqueb — «малоценные люди»; ха et vinak — «простые люди», «общинники».

Земельный участок (каждый из них имел свое собственное имя; см., например, перечисления их, приводимые в «Рабиналь-ачи» или в «Истории киче» Хуана де Торреса) переходил по на­следству. У большинства народов Гватемалы он, как и другое имущество, наследовался братом владельца; об этом сообщает цитированное выше донесение Д. Гарсиа де Паласио. У покома­мов этот участок наследовал сын. Замужние дочери, как правило, лишались каких-либо прав на наследство и считались выбывшими из патронимии. «Считалось, что, покинув дом своих родителей, она (замужняя дочь, — Р. К.) перестает принадлежать к своему кальпуль» (Fuentes у Guzman, 1882—1883, v. I, p. 32; Las Casas, 1909, pp. 624—625).[87] За совершенные членом патронимии пре­ступления (например, бегство из рабства), однако, отвечал весь коллектив (Fuentes у Guzman, 1882—1883, v. I, p. 32).

Следующей общественной единицей был патролинейный экзо­гамный род (nimha — у киче, какчикелей и цутухилей; molam — у покомамов; в документах и хрониках встречается также слово calpul). Он обладал своей территорией, фактически находившейся в распоряжении патронимии. Эти территории, на которых распо­лагалось основное поселение рода, носили название chinamit; в источниках этот термин часто употребляется равнозначно слову «род» (многочисленные примеры находятся в «Пополь-Вух», «Истории киче», «Летописи какчикелей» и др.). В словаре какчи­келей Франсиско Вареа дано следующее определение чинамит — «род и люди под одним названием и касиком ... Yxpe huhun chinamit — говорят о тех, кто хочет вступить в брак: вы из разных родов».[88] Границы земельных владений строго оберегались; ряд документов после испанского завоевания показывает, что недора­зумения из-за спорных участков повторялись чрезвычайно часто.

Члены рода были обязаны оказывать друг другу помощь; так, например, желающий построить себе дом обращался к главе рода, а тот созывал членов рода, которые приносили необходимые ма­териалы и помогали при постройке (Gage, 1702, р. 319). Наказа­ние провинившемуся выносилось или на общем собрании рода, или главой рода (там же, стр. 327). Браки также заключались только с согласия рода; он же часто помогал в сборе выкупа за невесту. Вот что сообщается об этом в «Пополь-Вух»: «И тогда великие роды снова сошлись на совет, они снова сошлись вместе и предприняли новое разделение, потому что среди них уже воз­никла зависть и поднялись разногласия из-за цены их сестер и их дочерей» (1959, стр. 118).

Во главе иимха стоял старейшина, носивший название ahau, nimavinak или molabil; у племени там — utzam chinamilal. Очевидно, наиболее древним из них является термин «ахав»,[89] так как он был общим для всех майяязычных народов (Kaufman, 1964, р. 117). Однако в рассматриваемое время этот термин применялся чаще всего к главам лишь знатных родов и к правителям,[90] а в некоторых документах после завоевания — и к королю Испа­нии. Изучение истории развития данного термина на материалах из горной Гватемалы затрудняется тем, что впоследствии он вошел в качестве составной части в титулатуру знатных лиц, и авторы индейских источников часто проецируют его вторичное значение (владыка) на первичное. Эти должности были выбор­ными, но уже в пределах одной семьи. Так, Хуан де Торрес пи­шет в «Истории киче»: «Выбирали не каждого, а из потомков основателей [рода] Копичоча и Кочохлана» (Recinos, 1957, р. 38). Согласно «Титуло из Тотоникапана», эти выборы про­изводились уже советом вождей (Пополь-Вух, 1959, стр. 152). «Они давали наставления уцам-чинамиталь и вручали им цветок табака, кость пумы и кость ягуара» (Recinos, 1957, р. 40).[91] Главы родов составляли совет при местном правителе, судя по сообщению Лас-Касаса (Las Casas, 1909, p. 622). О функциях и правах таких советов нам ничего неизвестно.

Роды объединялись в большие группы — в прошлом племена, но к рассматриваемому времени их функции претерпели уже зна­чительные изменения. Знатные роды стали главенствующими, и старая общественная система сохранилась главным образом лишь в терминологии. Проследить прежнюю племенную организацию по имеющемуся в распоряжении исследователей материалу до­вольно трудно; лучше всего мы осведомлены благодаря «Пополь-Вух» о киче.[92] Народ киче (r-amac quiche vinak) делился на три объединения [ri v ea(b) атас или ox chob]: нима-киче, там и илок. Нима-киче состояло из трех групп, в свою очередь делив­шихся на несколько родов: кавек (9 родов), нихаиб (9 родов) и ахав-киче (4 рода). Каждая из этих групп имела своего мифи­ческого прародителя — Балам-Кице у кавек, Балам-Акаб у ни­хаиб и Махукутах у ахав-киче.[93] Особняком стояли еще два рода, о которых нам неизвестно ничего, кроме титулов их правителей— цутуха и калель-еакик [Schultze-Jena, 1944, S. 152 (21—22)]. Итак, всего у киче было 24 рода.[94] Следует также иметь в виду, что все эти роды вторичного порядка, так как в «Пополь-Вух» упоминается предшествующее деление на 9 родов [там же, стр. 150 (29) 152 (2) и др.].

Племя там делилось на 22 рода, сообщает Хуан де Торрес (Recinos, 1957 pp. 32, 46, 48). Однако он же упоминает о пред­шествующем делении на 9 родов.[95] По данным «Титуло из То­тоникапана», родоначальниками племени там были четыре вла­дыки: Копичоч, Кочохлан, Махкиналь и Кок'анавиль.[96] Инте­ресно отметить, что у там, очевидно, существовали две фратрии: какох (какохиб) и экоамак (экоамакиб); первую из них традиция («Родословная владык из Тотоникапана», «История киче», «Титулос дома Ишкин-Нехаиб») возводила к Копичочу и Кочохлану, а вторую к Махкиналю и Кок'анавилю (Пополь-Вух, 1959, стр. 135; Recinos, 1957, pp. 38, 77).

Значительно меньшими сведениями мы обладаем по племени илок. Это объясняется тем, что не сохранилось ни одного доку­мента, составленного представителем этого племени. По сообще­нию Хуана де Торреса, у илок насчитывалось 18 родов (Re­cinos, 1957, pp. 38, 46), возводивших свое происхождение к че­тырем прародителям: Чийа-Тоху, Чийа-Цикину, Йолчитуму и Йолчирамаку.[97] Известны названия лишь трех родов илок: Укинкат,[98] К'ала-Сиха и Цунуниха (Пополь-Вух, 1959, стр. 135).

Какчикели первоначально представляли союз четырех племен: собственно какчикелей, социлей, тукуче и акахалей (Recinos, Goetz, 1953, p. 44). В дальнейшем они разделились, и какчикели про­должительное время были в союзе (или подчинении) с киче. По «Истории Шпанцай», подписанной в 1524 г. Педро де Альварадо и правителями какчикелей Кахи-Имошем и Хорхе-Каблахух-Тихашем, какчикели разделялись на семь родов (Recinos, 1957, p. 122),[99] из которых наиболее крупными и знатными были Шахила (прародители — К'ак'авиц и Сактекаух), К'екакуч (пра­родители— Катун и Чутиах), Бакахола (прародители — Цанат и К'ук'учом) и Сибакихай (прародители — Даки-Ахаух и Чахом-Ахаух).[100]

Еще меньше известно о рабиналях.[101] Кроме сообщений, что они делились на четыре группы: рабинали, саманеб, чакачиб и чакахом, мы практически ничего больше не знаем. Часто упоми­наемые в «Пополь-Вух», «Рабиналь-ачи» и «Родословной владык из Тотоникапана» 7 племен покомамов в действительности пред­ставляли собой 13 племен, судя по свидетельствам тех же источни­ков [Schultze-Jena, 1944, S. 104 (127); Пополь-Вух, 1959, стр. 136, 137, 139, 140, 146, 151]. О мамах нам лишь известно, что главы родов у них именовались уос (Recinos, 1957, pp. 75, 112, 178).

Таким образом, можно утверждать, что у горных майя пере­житки родового строя были более сильными, чем у их равнин­ных родственников на Юкатане.

---

[80] В ряде документов они именуются также mazeual (от нах. mazehualli — «простолюдин»).

[81] Слово «сейчас» наводит на мысль о каких-то изменениях после испан­ского завоевания.

[82] Под курицей в ранних испанских сообщениях подразумевались ин­дюшки.

[83] RY, t. 1, р. 105 (перевод Ю. В. Кнорозова).

[84] Этот термин засвидетельствован в «Хронике из Калькини» и «Словаре из Мотуля». Ройс (R. L. Roys, 1940, р. 6; 1943, р. 34), основываясь на дан­ных «Хроники из Калькини», считает, что он использовался только в провинции Ах-Кануль как титул и равнозначен хольпопу в Кех-Пече и Сотуте. Однако это слово имеется и в «Словаре из Мотуля» (Кнорозов, 1963, стр. 169). Ср. также толкования А. Тоззера (Tozzer, 1941, р. 63), Ю. В. Кнорозова (1955а, стр. 38) и С. Г. Морли (Morley, 1947, р. 176).

[85] Bocabulario de mayathan рог su abeceario, f. 169r (Венский словарь). RY, t. 1, pp. 137—138; t. 2, p. 211.

[86] Ср. там же: Ah kul — mandador a quien el cacique embia a que trate algo con la gente.

[87] Остается открытым вопрос о времени появления термина «кальпуль» у майя. Обычно считается, что он был перенесен испанцами с уже ставших им привычными социальных единиц ацтекского общества. Возможно, однако, что слово «кальпуль» вошло в языки майя еще раньше — под влиянием тольтеков или пипилей.

[88] F. de Vаrеa. Galepino en lengua cakchiquel. Ms.; цит. по: Carrasco, 1963, p. 325.

[89] Ф. Хименес (Scherzer, 1857, S. 133) прямо связывает ахав с кальпуль, то же самое пишет и Фуэнтес-и-Гусман: «Тот же порядок обычно соблю­дался у ахав, являвшихся главами кальпуль, имеющих то же значение, что для нас глава рода, только с большими правами на своих вассалов» (Fuentes у Guzman, 1882—1883, v. I, p. 21).

[90] По горной части см.: «Пополь-Вух» [Schultze-Jena, 1944, SS. 132 (3, 17), 144 (21), 152 (5—6, 9), 164 (3, 11) и др.], «Историю киче» (Recinos, 1957, pp. 30, 32, 44, 48 и др.), «Титуло Ф. Ишкин-Нехаиба» (там же, стр. 96, 100), «Историю Шпанцай» (там же, стр. 120) и др. На Юкатане пра­вители династий Кокомов, Печей и Челей также носили титул ахав; то же самое можно сказать о правителях Акалана (Scholes, Roys, 1948, pp. 384, 390, 394, 396).

[91] Перечисленные предметы являлись символом власти. Из костей пумы и ягуара изготовлялись специальные иглы для ритуального кровопускания. Ср. символы власти, врученные Накшитом предводителям киче (Пополь-Вух, 1959, стр. 114, 195).

[92] На основании какого материала С. Майлз (Miles, 1965a, р. 280) усмат­ривает наличие у киче фратрий, мне неизвестно.

[93] Имеется свидетельство о связи их с нахуалями. По приказу Тохиля прародители рисуют на платах символы их существа (reial i goheic), чтобы наказать племена вук-амак. Балам-Кице изображает ягуара, Балам-Акаб - орлов, Махукутах — щмелей и ос.

[94] Указания источников об этом весьма многочисленны. См., например, «Пополь-Вух» [Schultze-Jena, 1944, S. 150 (30)], «Титуло из Санта-Клара» (Recinos, 1957, р. 172), «Родословную владык из Тотоникапана» (Пополь-Вух, 1959, стр. 152).

[95] Recinos, 1957, р. 30. Ср., впрочем, стр. 26, где говорится о 8 чинамит, 4 чинамит и 12 нимха.

[96] Пополь-Вух, 1959, стр. 135, 137. В «Истории киче» Хуан де Торрес на первое место ставит Копичоча и Кочохлана (Recinos, 1957, р. 24), хотя сам он относится к фратрии экоамак (там же, стр. 34, 62), и лишь на вто­рое— Махкиналя и Кок'анавиля (там же, стр. 27, 32). В рукописи Франсиско Гомеса, первого ахсиба-киче, которую цитирует Фуэнтес-и-Гусман, даны имена прародителей в несколько иной транскрипции: Копичоч, Кочослам, Макинало и Ахканаиль (Fuentes у Guzman, 1882—1883, v. II, pp. 386, 388, 392).

[97] В «Родословной владык из Тотоникапана» первый раз (стр. 135) на­зывается пять имен: Чийа-Тох, Чийа-Цикин, Йолчитум, Йолчирамак и Чипель-Камук'ель, второй (стр. 137) — только четыре, без последнего. Брассер де Бурбур в предисловии к своему изданию «Пополь-Вух» упоминает, что в его распоряжении находится «Титуло де лос сеньорес де Сакапулас», где назы­ваются следующие вожди племени илок: Чи-Йа-Тох, Чийа-Цикин, Шол-Чи-Тум, Шол-Чи-Рамак' и Чи-Пель-Камахель (Brasseur de Bourbourg, 1861, p. CCLXI).

[98] Уким в «Истории киче» (Recinos, 1957, p. 38) и Амак-Укинкат в «По­поль-Вух» [Schultze-Jena, 1944, S. 118 (12)]. Установить названия родов у киче достаточно сложно, так как в ряде случаев авторы документов дают не название, а имя главы рода с префиксом ah («люди такого-то»; например calpul Ah-Nacxit—«кальпуль людей Накшита») (Recinos, 1957, р. 58) или его звание (calpul Ah-Varabal-Galel) (там же), или название селения, где жил данный род (ah-Tzolohche — «люди из Цолохче»; совр. Санта-Мариа-Чикимула в департаменте Тотоникапан) (там же, стр. 60). Для племени там, по сообщениям «Пополь-Вух» «Титулос дома Ишкин-Нехаиб», «История киче», засвидетельствованы следующие роды: Амак-Мес или Амак-Тан [Schultze-Jena, 1944, SS. 118(11), 122(25)], Ах-Чали-Балах, Ах-Цутуба, Ах-Сакиной, Ах-Сакмолоб, Ах-Пачалиб и др. (Recinos, 1957, pp. 56—60, 73).

[99] Названия родов здесь перепутаны, так как в них включены звания правителей какчикелей — ах-посоциль и ах-пошахиль — и правителя цутухилей — ах-цикинахай.

[100] Recinos, Goetz, 1953, pp. 43, 51, 69, 78—79, 82, 84—85, 88, 136. Эти семь родов не следует путать с упоминающимися там же (стр. 51, 54—56, 77) семью народами, с которыми вместе странствовали какчикели: киче, ра­бинали, ламак, кумац, тухальха, учабаха, тукуру.

[101] Основным источником здесь является драма «Рабиналь-ачи» (Brasseur de Bourbourg, 1862). См. также: «Летопись какчикелей», «Пополь-Вух», «Ти­туле Ф. Ишкин-Нехаиба» [Recinos, Goetz, 1953, p. 80; Recinos, 1957, p. 106; Schultze-Jena, 1944, S. 104 (28)].