Боги преисподней у древних майя
В I—IX вв. цивилизация индейцев майя переживала время расцвета. В эту «классическую» эпоху в городах-государствах, расположенных в тропических лесах Южной Мексики, Гватемалы и Юкатана, были созданы величайшие творения зодчества и изобразительного искусства. Астрономия, земледельческий календарь и иероглифическая письменность достигли наивысшего развития в пределах всей доколумбовой Америки. Рабовладельческая знать городов проводила время в военных походах, церемониях и пирах, не забывая при жизни позаботиться о посмертном «благополучии» души: над еще пустыми склепами возводились пирамиды и храмы, заказывались фигурные урны, маски, сосуды. Многие элементы погребального обряда, данные письменных источников о заупокойном культе правителей, материалы этнографии — все указывало на существование развитых представлений о преисподней и ее богах. Нетрудно было предположить, что интерес майя к миру мертвых основывался на вере в связь смерти и рождения, смерти и плодородия, вытекающей из универсально распространенных в древности представлений о душе — вечно реинкарнирующейся жизненной субстанции, земле, принимающей мертвых и дарующей жизнь, подземном мире — обители предков и богов. Однако до недавнего времени концепции майя о преисподней были известны только по отрывочным и скудным сведениям источников колониального времени (середина XVI—XVIII в.), эпосу индейцев киче «Пополь Вух» и астекским параллелям. И только в последнее десятилетие после публикации сотен изображений на сосудах позднеклассического периода (VI—IX вв.) и перевода Ю. В. Кнорозовым надписей на многих из них нам открылись неизвестные прежде представления древних майя о богах преисподней и реинкарнации душ умерших. Новые материалы позволили реконструировать важные аспекты духовной культуры майя, в том числе выявить состав и структуру пантеона. Последнее тем более важно, что дает ценный материал для реконструкции социальных отношений. Ритуал и образы некоторых божеств служат незаменимым историческим источником, так как позволяют судить об организации родовой, позже соседской общины майя, об этапах сложения государств и структуре власти в них.
Боги смерти в иероглифических рукописях и источниках раннеколониального времени.
В «Пополь Вух» — знаменитой «Книге народа» киче, в которой нашла отражение общая для всех майя мифологическая традиция, владыки преисподней предстают перед нами настоящими адскими существами, олицетворением болезней и зол. Об этом свидетельствуют их имена: Кучумакик—«Кровавое крыло», Чамиахолом — «Тот, кто носит жезл с черепом», Ах Альпух—«Причиняющий нарывы», Ах Альтокоб — «Наносящий раны» и т. д. Главными владыками преисподней — Шибальбы (на языке киче Чи Шибальба — «Место призраков») —в эпосе названы двое богов с календарными именами, Хун Каме (I Смерть) и Вукуб Каме (VII Смерть). Об облике богов не сообщается ничего, но подробно и красочно описан мир преисподней — страшный путь среди ущелий с колючими деревьями и реками крови, сады и дворец владык Шибальбы, пять «Домов испытаний», стадион для игры в мяч, место жертвоприношений у мирового дерева и т. д. Посланцами и исполнителями воли владык выступают совы, летучие мыши и ягуары. Боги преисподней в эпосе приглашают мифических героев киче — божественных близнецов — на состязание, желая погубить их. Но герои-полубоги выходят невредимыми из испытаний, побеждают владык смерти и превращаются в небесных богов — Солнце и Луну[1].
В
Здесь правил «князь всех демонов» Хун Ахав[2]. Упоминалась в источниках и богиня преисподней Иш Хун Ахав, супруга владыки. Другой бог подземного мира носил титул Вак Митун Ахав — «Владыка шести слоев преисподней». Он имел эпитеты Ах Пуч — «Разрушитель», Ах Мул-тун Цек — «Делающий холм черепов» и правил в год со знаком Кавак, самый плохой в четырехлетнем цикле. Перед началом этого года, в который жрецы пророчили болезни, засуху и голод, статуе бога подносили напитки и угощения, сжигали благовония, молились, «проливали кровь из разных частей своего тела» и танцевали «шибальба ок'от» — «танец демона»[3]. У лакандонов и майя Юкатана владыкой Метнала и в наши дни считается Кисин — бог землетрясений, зла и смерти, аналог христианского дьявола.
Богу Вак Митун Ахав в юкатанских иероглифических рукописях XII—XIV вв. соответствует бог смерти Ум Цек'— «владыка черепов», носящий титул «йе-чам-ел» — «грозящий гибелью», один из главных персонажей рукописей. В них он изображается в виде полускелета с черепом вместо головы, трупными пятнами на теле и «ожерельем смерти» — обручем с подвешенными к нему нефритовыми кольцами. Жена бога, У-к'а-ла-ла Ум Цек'— «госпожа-владычица черепов», носившая также имя Сак Хиш — «Белая ягуариха», представала, подобно супругу, с черепом вместо головы и в черной юбке со скрещенными костями. В рукописях Ум Цек' выступает как правитель сезона засухи. Поэтому многие циклы поделены между ним и Ицамной — богом неба и правителем сезона дождя. Приход к власти владыки смерти, т. е. начало сухого сезона, не предвещал ничего хорошего. От населения требовались усиленные жертвоприношения для умилостивления страшного бога. Поэтому во многих сценах Ум Цек' показан с символом жертвы в руках — знаком «х'а» («пища»). Он держит в поднятых руках бога изобилия, олицетворяющего кукурузу, сидит на троне из костей, изображен перед человеческой жертвой, лежащей на алтаре со вскрытой грудью, из которой вырвано сердце — любимая пища богов[4].
Одним из вариантов Владыки черепов в рукописях выступает антропоморфный бог Канг-нич'— «[Хозяин] четырех зубастых» (четырех богов смерти в образе хищных зверей), носивший титул «йе-нич'» — «грозящий загрызть». Он изображался со знаком «чам» («смерть») и горизонтальной черной полосой на щеке, в черном плаще с рисунком в виде скрещенных костей. В сценах новогоднего ритуала в Дрезденской рукописи бог Опоссум, распорядитель пяти последних дней года, когда происходила смена власти у богов, приносит в заплечной сумке бога Ум Цек’, а его ипостась Канг-нич' изображен в роли правителя года: он сидит в храме перед пылающим алтарем, протягивая руку к сосуду с приношениями[5].
О самой преисподней в рукописях, посвященных в основном деятельности богов, представляющих земледельцев-майя и потому показанных в полевых работах, не сообщается ничего. Только в нескольких параграфах Ицамна и бог смерти, сменяясь у власти, по очереди удаляются в преисподнюю — «ич-чаб» (букв, «в земле»). В других бог ветра и дождя К'аш-иш, главный покровитель земледельцев, «нисходит в преисподнюю посетить умерших», очевидно для совета с предками. В сопровождающих надписи сценах он показан сидящим на низкой платформе со скрещенными костями — символом смерти — и на блоке «ич-чаб»[6].
Владыки преисподней в классическую эпоху (I—IX вв.)
Наиболее полно подземный мир во всем своем многообразии раскрывается перед нами в полихромных росписях и рельефах парадной керамики майя VI—IX вв. Впервые большая серия парадных сосудов была опубликована и изучена в 70-х годах известным американским археологом Майклом Ко, который сразу обратил внимание, что на рисунках, во-первых, явно выделяются два персонажа, соответствующие богу Улитке и богу грозы рукописей («владыки-соправители Шибальбы»), во-вторых, во многих сценах прослеживаются прямые аналогии с эпизодами эпоса киче[7]. Эти выводы были подтверждены дальнейшими исследованиями и явились отправными в изучении подземного пантеона майя.
Все парадные сосуды происходят из захоронений элиты. Этот факт сразу после издания первого альбома Майкла Ко вызвал полемику о назначении парадной керамики. По мнению самого М.Ко, она являлась погребальной не только функционально (делалась непосредственно перед погребением), но и по содержанию надписей и сцен. Однако данная точка зрения встретила возражения многих специалистов[8]. После перевода Ю. В. Кнорозовым кольцевых (идущих вокруг венчика) текстов на керамике, названных им «формулой возрождения», спорный вопрос о назначении парадных сосудов решился окончательно: они создавались для поминального ритуала. В первой стандартной части формулы, повторявшейся на многих сосудах, сообщалось о спуске души покойного в преисподнюю, упоминались божества, сопровождавшие здесь душу до дня ее воплощения[9]. Именно день возвращения души из преисподней и ее реинкарнации в новорожденном отмечался поминальным обрядом и созданием сосуда, после чего в качестве сопроводительного погребального дара он мог попасть в могилу любого из потомков умершего. Вторая часть «формулы возрождения» обычно содержала титулатуру покойного аристократа.
Все души спускались в «Ваай К'ан чи» — «Преисподнюю Духа Улитки» («хо чи» — букв, «отверстие», «вход» «пространство» — название подземного мира, употребляемое как синекдоха: вход и то, что за ним). Сам бог Улитка неоднократно появляется в сценах на сосудах. Часть его имени — термин «ваай» («дух») относился к группе древнейших божеств, первоначально тотемам родов племени. Иконография бога на сосудах идентична его изображению в рукописях: искусственно деформированная по обычаю майя голова, короткий горбатый нос, старческий, беззубый рот, морщины на лбу, «простой» (человеческий) глаз, прическа с облачными завитками, погремушкой и ростком маиса, знак «ваай» в головном уборе, раковина за спиной. Иногда показаны маленькая бородка и
пиктограмма божества на теле, маска оленя на голове, сигара в руке[10].
Ваай К'ан, древний хозяин съедобных улиток, бывших наряду с водяной лилией главной пищей собирателей, у земледельцев превратился в бога дождя. В рукописях он фигурирует редко, так как почти утратил связь с земледелием. Однако несколько мест в Дрезденской рукописи свидетельствуют о его некогда значительной роли на этом поприще: он приходит к захваченному засухой богу К'аш-иш, главному покровителю земледельцев, и, вызывая дождь, «делает плодородной землю». В соответствующей сцене бог Улитка идет с топором — основным орудием земледельцев в тропических лесах — под синими струями дождя. В другом параграфе К'аш-иш во время засухи вновь призывает Улитку, и тот появляется из раковины под струями дождя[11]. На рисунке в пещере Нах Тунич в Петене жрец произносит заклинания перед большой раковиной крапчатой улитки, очевидно моля о дожде. На керамике бог Улитка появляется в сценах, имеющих прямые параллели в эпизодах расправы мифических близнецов с правителями Шибальбы: молодой бог с занесенным над головой ножом вытягивает за руку из раковины бога Улитку, собираясь обезглавить его; Москит кусает в руку выглянувшего из раковины Улитку. Последняя сцена близка эпизоду эпоса, в котором москит Шан по просьбе близнецов жалит по очереди владык смерти. Боги, вскрикивая, называют фуг друга по именам, теряя при этом часть силы[12].
Судя по титулу бога в текстах на керамике и в рукописях — Хо Ваай Тун («владеющий пятью зловещими днями года»),— Улитка был в эпоху сложения государств (рубеж нашей эры) настолько важной фигурой пантеона, что по II реформе календаря, предпринятой жрецами в III в. для обоснования узурпации трона одной династией, получил ответственную должность распорядителя пяти последних дней года. В эти дни у майя происходила церемония смены на троне вождей фратрий племени, отразившаяся в мифологии в виде смены богов-правителей четырехлетнего цикла. Улитка считался носителем власти и вручал очередному правителю — небесному и земному — право на трон. В государственной иерархии ему соответствовал верховный жрец — первый советник правителя[13]. Все это подтверждает мысль о том, что Улитка был владыкой преисподней и одним из главных богов пантеона майя эпохи формирования государств.
Другой важной фигурой в сценах на керамике является хорошо знакомый по рукописям бог грозы Тош. По своему иконографическому облику, идентичному на сосудах, каменных рельефах и в рукописях, Тош принадлежит к «старшей», или «великой», группе антропоморфных богов, сложившейся в ольмекском искусстве в начале I тысячелетия до н. э. У ольмеков — создателей первой мезоамериканской цивилизации, родственных майяским племенам,— майя классической эпохи унаследовали календарь и неразрывно с ним связанные религиозные представления и обрядность. У Тоша, как и у персонажа на стелах Д в Трес Сапотес и 3 в Ла Венте (центры ольмеков в Веракрусе и Табаско), большой горбатый нос, «глаз бога» (большой глаз, вписанный в знак «х'аа» — «вода»), оскаленный, как у ягуара, рот. Головной убор Тоша настолько своеобразен, что позволяет легко узнать его: широкополая шляпа с листьями агавы (ряд точек на каждом листе — символ сочного растения: из сока агавы делались алкогольные напитки), которую венчает изображение орла. «Птица грома» у племен североамериканских прерий, хозяин грозы, покровитель воинов, был первоначально орнитоморфной ипостасью бога, а позже превратился в его атрибут. Черный цвет бог грозы получил от цвета градовой тучи, которая считалась его манифестацией и изображалась первым знаком в его имени[14].
Владыка грозового ливня был древнейшим богом-воителем у племен майя. В рукописях он выступает как враг бога кукурузы и спутник Великой богини, свирепой губительницы урожая. На изображениях он идет под струями ливня с копьем, дротиками, копьеметалкой, щитом, украшениями воина на щиколотках. К поясу его прикреплена отрубленная голова бога купцов, на веревке он ведет связанного пленника — бога маиса, держит в руках символы захваченного урожая. Аналогичный Тошу бог-громовпик и воин Тохил был верховным богом племени киче во время завоевания им Горной Гватемалы. Храм Тохила служил главным местом паломничества в Кумаркаах — столице киче.
Связь Тоша с Великой богиней Чак Кит — поздним вариантом ольмекской богини Луны,— по-видимому, восходила ко временам ольмеков, когда бог правил сезоном дождя под руководством главы пантеона — великой богини Луны, вероятно, древнейшей богини распорядительницы. На рельефах упомянутых стел она предстает на фоне большого лунного диска и вручает бородатому богу грозы символ власти на сезон, а коленопреклоненному правителю — атрибут власти. На рельефе стелы Д в Трес Сапотес вероятный прототип бога грозы стоит позади Великой богини с копьем и жертвенным трезубцем[15]. Очевидно, образы Тоша и Великой богини приобрели особо свирепые черты после религиозно-политических реформ рубежа нашей эры, когда в складывающихся государствах майя велась ожесточенная борьба за власть. Выработкой идеологических обоснований законности захвата трона занимались жрецы — сторонники введения единого солнечного календаря.
Когда узурпация власти одним из родов получила божественную санкцию, лунный календарь и культ богини Луны были официально отвергнуты и она из покровительницы народа, благой богини плодородия превратилась в зловещую хозяйку губительных для посевов северных ветров и бурь с градом.
Бог грозы относился к числу главных фигур в пантеоне Паленке— города-государства майя V—VIII вв. в северном Чиапасе. На рельефе в храме Солнца он держит на плечах «ритуальную полосу» с изображением двуглавого облачного змея, символа единства двух фратрий племени, атрибут верховной власти в государстве. На рельефных панелях Храма Креста бог грозы, от которого зависела судьба посева и тем самым всего урожая, с сигарой в руке и наброшенной на плечи шкуре ягуара стоит напротив правителя Паленке, изображенного в сцене ритуального сева. В роли владыки преисподней Тош фигурирует только в сценах на керамике. На одном из сосудов он сидит на троне, обтянутом шкурой ягуара, с сигарой во рту и головой бога огня в руке: скипетры с навершием в виде головы или фигурки бога огня — символы верховной власти — сжимают в руках правители городов на рельефах многочисленных стел и притолок I тысячелетия. В Парижской рукописи голову бога огня как атрибут власти передают друг другу сменяющиеся на троне боги-правители «двадцатилетий»[16].
Сосуд из Холмов Ягуара.
Для понимания структуры пантеона и роли бога грозы в нем наиболее важна сцена на сосуде из города Бал Мул — Холмы Ягуара, крупнейшего государства классической эпохи в северо-восточном Петене, известного исследователям как Тикаль. В частную коллекцию в Нью-Йорке этот сосуд, как и большая часть парадной керамики, попал из раскопок, которые ведут по всей территории майя нелегальные археологи-грабители[17]. Изображение мифологической сцены на этом высоком (
Сцена сопровождается двумя надписями[18]. Первая, кольцевая представляет собой «формулу возрождения». В ней сообщается о смерти верховного жреца Холмов Ягуара и о последующей реинкарнации его души. Вторая, помещенная вертикально в несколько столбцов, имеет отношение к самой сцене. Она гласит:
Кит-аан |
После |
IV Ла-му-ла-му |
[дня] IV Ахав |
8 Чум-х'а |
8 [числа месяца] Кум-ху |
х'ел-инг-ах |
пришел к власти |
л'ек Тош-анг ла |
Черный владыка грозового ливня. |
ша-нгом |
Будет править |
Чах'-анг-нгал ла-ла |
Владыка, хозяин неба, |
гаа-нгом |
будет править |
Чаб ла-ла |
Владыка земли, |
ша-нгом |
будет править |
IX оч-те |
Болон Йокте, |
ша-нгом |
будет править |
IV лу-ти |
[Хозяин] четырех пугающих, |
ша-нгом |
будет править |
Хаа-ла-ла-анг те-чи |
Бегущий по следам, |
ша-нгом |
будет править |
Кит Хиш |
Отец Ягуар. |
В надписи поименно перечислены все семь персонажей сцены, действие которой разворачивается в покоях Черного владыки грозы. Тош возглавляет совет богов преисподней. Он сидит на троне в виде ягуара, в своем особом головном уборе, с сигарой в зубах, скрестив по обычаю майя ноги. Трон бога, над которым поднят тканый полог, стоит на позвонках, у спинки — обтянутый материей тюк. Такого рода священные тюки с государственными реликвиями («Писом Какаль» — «Узел закутанного величия» эпоса и хроники киче[19]) служили атрибутами власти и нередко изображались у трона правителей на рельефах и росписях классической эпохи. Над сценой показан мифический Пекари с «ожерельем смерти» на шее, носящий в рукописях эпитет «опаляющий леса»,— очевидно, одно из созвездий сезона засухи. Трон бога грозы окружает четырехглазое чудовище-рептилия, олицетворение облачного неба, со знаками «ик'» — «ветер» (несущий дождь) на морде и в глазах, символ 19-го дня календаря Кавак — «Ливень» (в XVI в. годом под знаком Кавак правил бог смерти). По ольмекской традиции, божества и их земные аналоги — правители городов изображались сидящими в пасти небесного монстра или на нем самом как на троне.
Бог грозы одет в юбку из шкуры ягуара до колен. Тяжелый пояс его украшен орнаментом из повторяющихся скрещенных полос—знаков «к'аш» («облачное небо»). Концы накидки с каймой по краю и длинной бахромой связаны узлом на плече. Грудь владыки украшает ожерелье из нефритовых бус с подвеской, на запястьях обеих рук — браслеты. Над ушной подвеской — ухо ягу ара, вокруг рта — ягуарьи вибриссы.
Боги свиты Тоша сидят, скрестив ноги, перед троном владыка с жестом, выражающим покорность и повиновение (рука, поднятая к противоположному плечу). С подобным жестом перед владыками государств изображались их подданные. Боги расположены друг за другом в двух горизонтальных рядах (по три в каждом). К этому приему художник прибегнул, чтобы показать всех участников торжественного совета, сидящих перед владыкой. Правитель преисподней, одной рукой опираясь о трон и вытянув вперед другую, обращается к своей свите с длинной речью. Позы, жесты, открытые рты, символы речи (свисающие вниз от носа «кисточки») свидетельствуют о происходящей беседе. Все члены совета, кроме бога Болон Йокте с черепом животного-монстра вместо головы, относятся к «старшей» иконографической группе антропоморфных богов и одеты точно так же, как верховный владыка. Однообразие одежд возмещается разнообразием и пышностью головных уборов, состоящих из сложного сочетания символов (которые сигнализируют, очевидно, в какой из ипостасей выступает в данном случае божество). Многие элементы в них повторяются, непременных, присущих только конкретному персонажу атрибутов мало. Уборы включают пышные плюмажи из длинных зеленых перьев священного кецаля, носить которые могла лишь высшая знать государств, раковины колючего моллюска и листья маиса, длинные колпаки из ягуаровой шкуры, маски богов огня и дождя и т. д. Их венчает знак «ла» (ахав) — «владыка».
Украшениями богов служат ручные браслеты, ушные подвески и большие бусины, которые аристократы-майя носили над переносицей с детства и которые вызывали модное, по их понятиям, косоглазие. Ожерелья из драгоценных нефритовых бусин с подвеской имеют только Тош и бог Ягуар, самые значительные персонажи в сцене. У них же над ушной подвеской показано большое ухо ягуара. Надо лбом у всех действующих лиц — мохнатые пчелиные лапки.
Из свиты бога грозы самой знакомой фигурой является Кит Хиш —Отец Ягуар («кит» —также «предок», «господин»): оскаленный рот с торчащими верхними резцами, окруженный вибриссами, пышный клок волос, стянутый лентой, ухо ягуара. В мифологических сценах на керамике бог Ягуар в основном проявляется в своей зооморфной ипостаси, в монументальном искусстве — чаще в антропоморфном облике. Для древних майя Ягуар был олицетворением солнца, спускавшегося ночью в подземный мир. Со времен ольмеков ягуар считался покровителем правящих династий, и его шкура, голова, когти, клыки служили символами верховной власти. На притолоках Тикаля и стелах Пьедрас-Неграс Кит Хиш показан в обеих своих ипостасях: стоит с простертой лапой над троном правителя, санкционируя и охраняя его власть. Правители нередко изображались в роли имперсонаторов бога Ягуара, прежде всего в сценах жертвоприношения военнопленных. Голова бога рисовалась на военных щитах, его символы украшали одежду и головные уборы высших военачальников. В постклассический период(X — начало XVI в.) «ягуарами» («балам») назывались офицеры армии[20].
В сцене на одном из сосудов бог Ягуар пронзает копьем Облачного змея. Вместе с ним Дракона преследует персонаж, в сцене совета сидящий рядом с Кит Хиш. У бога из верхней челюсти вниз свешивается длинный «язык»-лезвие, напоминающий перфораторы для ритуальных кровопусканий (при жертвовании богам собственной крови). Такие перфораторы держат в руках правитель и его супруга на притолоках Йашчилана, божества на сосуде из Уэуэтенанго. Он же показан у пояса танцующего имперсонатора Ягуара на известном сосуде из Алтар-де-Сакрифисьос. Персонаж с языком-лезвием был назван М. Ко богом-покровителем месяца Паш («Барабан»), в который, по сообщению Д. де Ланда, военная знать городов Юкатана справляла праздник Па-кум Чак («возведение на трон великого вождя»): в храме бога-покровителя воинов Кит Чак Кох («Отец Больших Пум») совершались ритуальные кровопускания из пенисов, исполнялись военные танцы и воздавались почести одному из двух военачальников, соответствовавших сезонным вождям племени[21]. На этом празднике мальчики проходили обряд инициации. Вероятно, бог с эпитетом «Бегущий по следам» (т. е. преследующий врага) был антропоморфной ипостасью бога Пумы, богом войны, патроном инициации, покровителем одного из двух военных вождей племени, превратившихся в государстве в двух главных военачальников — «наконов».
Иконография и функции остальных богов свиты Черного владыки ливня практически неизвестны. Судя по аналогиям в рукописях, эпитет «Ах'канг лу-ти» — «[Хозяин] четырех пугающих» (четырех богов в образе хищных зверей) носил один из богов смерти. Бог с эпитетом Чаб ла-ла — «Владыка земли», которого отличают раковина колючего моллюска, закрывающая ухо, и длинные усы, свисающие по углам рта, фигурирует также в нескольких сценах жертвоприношений: в одной из них он, держа в руках жертвенный нож, танцует вместе с Владыкой черепов перед алтарем — головой чудовища Кавак и лежащим на нем маленьким ягуаром-жертвой (карлики с чертами ягуаров или маленькие ягуары считались богами шести месяцев сезона дождя у ольмеков)[22].
Богу Болон Йокте, имя которого означает «Много раз приходящий» (в смысле «часто приносящий несчастья»), в сцене совета приданы черты страшного звероподобного монстра. В исторических хрониках книг «Чилам Балам» (ценном источнике на языке майя, составленном на Юкатане в самом начале конкисты) этот персонаж упоминается в связи с тольтекским завоеванием X—XI вв. В единственном параграфе Дрезденской рукописи, отразившем вторжение на Юкатан тольтеков и их союзников, говорится, что Болон Йокте захватил «область храма К'аш-иш» (бога-покровителя земледельцев майя). В сопровождающей надпись сцене изображен воин-тольтек, нападающий на бога Черепаху, который представляет общинников майя. Болон Йокте назван здесь «духом копья и щита», т.е. богом войны. В следующей сцене тольтекский военачальник подводит связанного пленника-майя к правителю тольтеков, носящему имя и олицетворяющему Болон Йокте, который сидит на троне в своей новой столице. Трон покоится на спине Пернатого змея — Кецалькоатля, бога-покровителя завоевателей, которого держит на плечах майяский бог войны Х'ун-лах Пе («Предводитель») в облике воина с символом раны на щеке[23].
Итак, на сосуде из Холмов Ягуара изображены боги смерти и войны. День, когда приходят к власти владыка ливня и боги его свиты, отмеченный в надписи на сосуде, чрезвычайно знаменателен: это IV Ахав 8 Кумху — начальная циклическая дата хронологии майя, установленная по II реформе календаря и соответствующая
На сосуде над троном владыки ливня изображен Пекари со стилизованной цифрой VII (два кольца и скрещенные кости) у морды — Уук к'ен («[имеющий] 7 ожерелий») один из 20 богов цикла Венеры (божество созвездия, через которое проходит планета; в надписи на притолоке «Женского монастыря» в Чич'ен-ице Пекари показан над знаком звезды — символизирует третье созвездие, через которое проходит Луна в течение 24 лунных синодических полумесяцев). Уук к'ен упоминается и в Дрезденской рукописи, в разделе, посвященном движению Венеры — «Большой Звезды». В нем начало обращения планеты и приход к власти правителя первого года ее цикла — бога грозы Тош,— как и начало эры майя, датированы IV Ахав 8 Кумху. Надписи на священных тюках в сцене на сосуде — «возвращение звезды девяти миров» (Венеры), «возвращение покровителя» (Тоша) —также свидетельствуют о начале цикла планеты именно в этот день[24].
Видимо, в ольмекских городах в середине I тысячелетия до н. э. первый день цикла Венеры был, видимо, отнесен к дате I Ахав — дню большого праздника у всех племен майя, связанного с обрядами инициации и выбором вождя племени, который соответствовал празднику Па-кум Чак. Поэтому бог планеты Венеры носил календарное имя Хун Ахав (I Ахав). В XVI в. он считался «князем всех демонов в преисподней» — одним из ее главных богов. У киче ему соответствовал мифический герой Хун Хун-ах-пу, отец второй пары героев-близнецов эпоса, обезглавленный богами Шибальбы у мирового дерева. По рукописям, в день I Ахав у священного дерева племени в жертву должна была приноситься девушка.
Можно предположить, что именно верховному жрецу Холмов Ягуара, в честь которого был расписан сосуд, удалось впервые соотнести цикл обращения планеты Венеры с начальной датой хронологии майя IV Ахав 8 Кумху: сцена и надпись на сосуде фиксируют это важное событие. Данная корреляция, очевидно, была принята жрецами во всех государствах майя классической эпохи.
Наличие календарной символики в сцене на сосуде (начальные даты хронологии и цикла Венеры, «небесная лента» из 13 астрономических символов и знаков дней календаря — по числу знаков зодиака и дней недели, «пояс» из 20 колец — по числу дней месяца и 24 квадратиков — по числу лунных полумесяцев), конечно, не было случайным. В обязанности верховных жрецов государств входили прежде всего астрономические и календарные расчеты, связанные с составлением рукописей-справочников, по которым жрецы городов и селений руководили земледельческими работами, ориентировались в ритуале многочисленных праздников, требовали приношений богам, определяли благоприятное время для всех начинаний. Календарь играл в жизни майя огромную роль. Благодаря ему в тропических лесах при подсечно-огневой системе земледелия стало возможным само существование государств. Именно астрономические наблюдения как важнейшие в обязанностях верховного жреца Холмов Ягуара подчеркнуты в его титулатуре, составляющей вторую часть «формулы возрождения» на сосуде: «Собиравший наблюдения день за днем, всходивший на пирамиду в Холмах Ягуара, почтенный точный наблюдатель»[25].
Руководствуясь небесными знамениями и предсказаниями к годам циклов планет (им придавалось большое значение), верховные жрецы следили за своевременным приношением человеческих жертв — отправлением посланников к богам с просьбами о предотвращении бедствий, ниспослании дождей и урожая, организовывали обряды прорицаний под действием наркотических веществ, во время которых боги устами прорицателей раскрывали будущее и давали советы[26].
В сцене на сосуде из Холмов Ягуара перед владыкой ливня сидят шестеро богов его свиты. Возникает вопрос, почему их шесть, когда по II реформе календаря жрецы разделили преисподнюю на девять сфер (слоев, или миров). Это деление было связано с введением девятидневной недели (три такие недели составляли лунный сидерический месяц), каждым днем, точнее, ночью которой правил поочередно один из девяти владык соответствующей сферы. Имена «богов ночи» неизвестны[27]. Преисподняя именовалась «[Пространством] девяти миров». В надписях на священных тюках Венера, спускавшаяся днем в преисподнюю, названа «Звездой девяти миров». Владыка грозового ливня носит эпитет «[Владыки] девяти небес» (надпись над его головой). «Небо» в данном случае является синонимом понятий «мир», «сфера», «слой»: древние майя представляли себе подземный мир во всем подобным земному и небесному. Одновременно у них вплоть до конкисты продолжали бытовать представления о шести сферах преисподней, восходящие ко временам, значительно более древним, чем время II реформы. У ольмеков в период господства лунного календаря главой пантеона была великая богиня Луны.
Ее свиту составляли шесть карликов — боги шести месяцев лунного полугода — сезона дождя (они изображены над богиней на стелах 2 и 3 в Ла Венте). Эти представления отразились в названии подземного мира и в эпитете одного из богов цикла Венеры в Дрезденской рукописи: Вак Хо Чи — «вход в шесть подземных миров», «[Владыка] шести подземных пространств», а также в титуле бога смерти Вак Митун Ахав — «Владыка шести слоев преисподней». Очевидно, на сосуде из Холмов Ягуара перед богом грозы изображены владыки шести подземных сфер.
Две фратрии богов Шибальбы.
Как уже отмечалось, кроме бога Тош в мифологических сценах на керамике выделяется один из древнейших богов дождя — Улитка. Анализ рисунков и текстов на сосудах и в рукописях дает основания утверждать, что эти персонажи считались владыками-соправителями преисподней и главами подземных фратрий (в надписях на керамике «ет ах» — «братство», «содружество», «фратрия»).
Деление мира богов на две половины, конечно не было произвольным: структура пантеона майя, определившаяся на стадии разложения племенного строя и ранних этапах формирования государств, копировала организацию общества. Как показали работы Ю. В. Кнорозова, уже жрецами ольмеков все божества в соответствии с племенной структурой были распределены по двум мифическим фратриям, связанным, подобно своим реальным прототипам, с сезонами года. В сезон засухи, символом которой был красный облачный змей, а главой — бог смерти Ум Цек’, миром правили зловещие боги красной фратрии — божества смерти и войны, солнца, губительных для посевов ливней, северных ветров и гроз с градом. Во фратрию сезона дождя, которую символизировал голубой облачный змей и возглавлял бог неба Ицамна, входили благие покровители людей — боги грома и дождя, кукурузы, плодородия, торговли, огня. В мистических циклах рукописей главы небесных фратрий приходят к власти по очереди, как некогда два сезонных вождя племени, деля цикл поровну[28].
В преисподней небесной голубой фратрии соответствовала фратрия благожелательного бога дождя Улитки, небесной красной — фратрия бога грозы Тош. Зловещие имена и выражения лиц богов свиты Тоша, символика смерти в сцене, Пекари — созвездие сезона засухи не оставляют в этом никакого сомнения. Главы подземных фратрий менялись у власти по сезонам и потому в сценах на сосудах появлялись только порознь. В состав фратрий вошли боги-родоначальники, не утратившие большей частью облика или черт древних зооморфных тотемов (в основном персонажи мифов), а также антропоморфные божества, заменившие тотемы родов (большая часть почитаемых фигур пантеона). Первоначально прародителями двух фратрий считались божественные близнецы, образы которых были отражением двуединства племени. В государствах майя их связь с первичными фратриями, как и само двухфратриальное деление, были забыты: близнецы превратились в главных героев майяских мифов, а две фратрии в трансформированном, переосмысленном виде сохранялись только в мифологии и жреческой космогонии. Так, и Мадридской рукописи фратрии представлены своими -тотемами — Грифом и Индюком, которые изображены с переплетенными шеями (выражение концепции неразрывного единства дуальных половин племени).
Значительно более стойкой оказалась сложившаяся в поздний период развития племенного строя организация в виде деления племени на четыре самостоятельные фратрии, которая стала традиционной у всех племен майя. В государствах она отразилась в структуре власти, поселений, культа, ритуала и в качестве социально-ритуального института сохранялась вплоть до конкисты. Символическая схема организации племен майя представлена в Дрезденской рукописи в виде красного и голубого облачных змеев (две первичные фратрии), у которых одна пасть, тела слиты в единый ствол змеиного древа (племя), а хвосты разделены на четыре ветви —четыре «поздние» фратрии[29]. С каждой из них стал ассоциироваться главный родоначальник (помимо божественных первопредков всех входящих во фратрию родов). У ольмеков и киче прародителями и покровителями фратрий племени считались четверо богов Ягуаров[30]. В государствах майя классической эпохи одежду и головной убор из шкуры ягуара имели право носить только верховный владыка и трое его соправителей — в прошлом вожди четырех фратрий племени.
В рукописях главными родоначальниками выступают Пес, Армадилл, Олень и Тош, по другой версии — Улитка, змеиный бог грома Тит Соот, бог кукурузы и бог Солнца. Согласно архаическому параграфу Дрезденской рукописи, в котором дана символическая схема предпочтительных браков между членами четырех фратрий, состоящие в браке роды представлены четырьмя парами божеств и тотемных животных: бог охоты — богиня Олениха, Небесный Пес — самка грифа, Ицамна — самка лисы, Тош — богиня-дева (жены в этих парах принадлежат к красной фратрии, их супруги —к голубой, в последнем случае — наоборот)[31].
Основных родоначальников было 16, по традиционному числу родов в племени. Столько же владык смерти фигурирует в преисподней по версии «Пополь Вух»[32]. На одном из сосудов и в разделе XI Мадридской рукописи изображены 32 бога-родоначальника от обеих фратрий (по два на каждый из 16 родов), т. е. жрецами сделана попытка увязать основных мифологических персонажей с реальным числом родов в племени. Среди них — близнецы (оставленные жрецами в качестве прародителей двух родов от противоположных фратрий), Ягуары, Летучие мыши, Лягушки, Обезьяны разных видов, Армадилл, Гриф, Москит, Ицамна, боги охоты, дождя, кукурузы, Солнца и др.[33].
Исследование рисунков на керамике и в рукописях позволило определить состав подземных фратрий. К голубой фратрии бога Улитки принадлежали: богиня-дева, черный бог купцов, бог огня (посредник между людьми и богами), карлики, Облачный змей, Лягушка, Черепаха, Армадилл, Кецаль, Аист, Пчела и др. В красную фратрию бога грозы Тош входили: Великая богиня, Ягуар в обеих ипостасях, бог воины Болон Йокте и остальные четверо владык сфер преисподней из свиты Тоша, Летучая мышь, Обезьяна, Олень, Пекари, Лис, Кролик, Тапир, Гриф, Сова, Москит, Собака с чертами ягуара, Попугай (персонификация солнца), бог и богиня смерти в виде скелета и др.
Роль многих персонажей подземного мира стала понятна только после перевода кольцевых текстов на керамике, описывающих блуждание души умершего по преисподней. Божественные близнецы «Пополь Вух», вступив в противоборство с богами Шибальбы, совершили тот же «долгий путь», «большой переход», который предстоял душе-призраку умершего («нок» — букв, закутанный: труп заворачивали в дорожный плащ). Очевидно, в эпоху племенного строя каждый призрак отправлялся в свою подземную фратрию. В I тысячелетии такая последовательность уже не соблюдалась и все души-призраки спускались по «холодной лестнице» в «преисподнюю Духа Улитки». Вход в подземный мир, по представлениям майя низменностей, лежал в глубоких горных пещерах Альта Верапаса (называемых и в наши дни «двери земли»), населенных тысячами летучих мышей-вампиров. Стражем преисподней, посланцем ее богов потому и считалась Летучая мышь, весь облик которой на изображениях внушает ужас: из клыкастой пасти вырывается пламя, на крыльях показаны скрещенные кости. На «холодной лестнице» призрак встречали «демоны» из свиты Великой богини, супруги бога грозы, в облике прекрасных юношей, карлики и другие божества, которые перевозили умершего в лодке через подземные реки и доставляли его к «месту очищения»[34].
Главным в свите богини был Ягуар, руководивший процессом «очищения» призрака. Последнее считалось необходимым для последующей реинкарнации и понималось вполне реалистично: сначала как промывание «огненной щиплющей жидкостью», вводимой большими клизмами (они неоднократно показаны в лапах бога Ягуара, на крыльях Летучей мыши; символы, отходящие вниз от ягодиц персонажей, недвусмысленно говорят о характере очищения), затем как обдирание мяса с костей и расчленение (поэтому символика сцен была связана многими исследователями с человеческими жертвоприношениями; в текстах призрак чаще всего называется «ка-аан» — «очищенный», букв, «ободранный») и, наконец, как очищение пламенем и водой. Тем же самым испытаниям были подвергнуты в Шибальбе мифические близнецы (муки в домах Мрака, Холода, Летучих мышей, Ягуаров, Пламени, сожжение в печи и воскрешение в реке, куда боги смерти бросили кости юношей)[35].
Божества, всегда принадлежащие к красной фратрии, совершали все эти операции в танце под аккомпанемент оркестра. Ведущими процессий выступают бог Ягуар или бог-скелет, участниками — Обезьяна, Олень, Кролик, Гриф, Тапир, Собака с чертами ягуара и др. У танцоров на шее повязаны большие красные или белые шарфы (иногда вместо них — удавы), в руках — клизмы, ножи, сосуды, из горлышка которых вырываются языки пламени (символ «огненной жидкости»), — все необходимое для очищения[36].
После этих манипуляций призрак, видимо, должен был уменьшиться до размеров эмбриона. Тогда он «улетал в селение в лоно девушки» или его из преисподней выносил в клюве Аист. Функции Аиста точно определены в одной из надписей: «За женщинами Аист следит, высматривая ставшую девушкой» (т. е. способную зачать). Аналогом Аиста в «Пополь Вух» выступает Сокол, также называемый «Вак»,— посланник богов, посредник между ними и людьми. Вака молили киче о потомстве[37]. Бог Обезьяна, сопровождавший душу по преисподней, являлся с очищенным» призраком к девушке и вкладывал в нее душу. В мифах горных майя бог Обезьяна выступает как эротический персонаж и злой трикстер (о «злых», «колдовских проделках» Обезьяны упоминается в «формуле возрождения»), на сосудах фигурирует в сценах, иллюстрирующих концепцию воплощения призрака, и нередко показан в итифаллическом состоянии[38].
Очевидно, без такого воплощения считалось невозможным зачатие ребенка. Исходя из этих представлений телу умерших придавалась поза еще не родившегося ребенка и иероглифический знак умершего — «нок» — изображал спеленатый в позе эмбриона труп[39]. Смерть и положение в землю символически понимались как возвращение в материнскую утробу. Смерть тем самым предшествовала рождению и считалась необходимым условием жизни, предки именовались ее «творцами». Поэтому кольцевые надписи на сосудах были названы Ю. В. Кнорозовым «формулой возрождения» — в них утверждалась идея бессмертия души.
В день вылета призрака из преисподней, который точно высчитывали жрецы (даты возвращения души на землю указывались в надписях на сосудах), знать майя устраивала пышный поминальный ритуал, во время которого принимались наркотики («большой день хмеля»; «чоо» — «хмель», букв, «буйство», «эйфория»). В состоянии транса участники обряда общались с духом умершего, вернувшимся из обители богов[40]. К этому дню заказывалась роспись на керамике, изображавшая важные эпизоды из жизни умершего аристократа или богов преисподней, где проходила очищение его душа.
Кроме сцен, иллюстрирующих мифы о героях-близнецах и представления о путешествии призраков по преисподней, божества Шибальбы фигурируют в сценах сражений, в которых члены одной фратрии противостоят членам другой. В рукописях зловещие божества красной фратрии также враждуют с благими богами из голубой. Миф о борьбе Ягуара и Облачного дракона, известный уже ольмекам (роспись 2 в пещере Юстлаука в Герреро, начало I тысячелетия до н. э.), изображен на упомянутом выше майяском сосуде, на котором боги Ягуар и Пума (красная фратрия) преследуют Облачного змея (голубая).
Этот антагонизм между богами двух фратрий был отражением не только противоположности погодных условий сезонов, но и традиционного противостояния, ритуализованного соперничества и вражды между членами фратрий племени. Здесь интересно еще раз вернуться к сцене на сосуде из Холмов Ягуара. Совет богов красной фратрии преисподней происходит в начале эры майя, точнее, даже знаменует ее начало. Однако этим не исчерпывается значение сцены. В ней над троном бога грозы изображен Пекари, который в Дрезденской рукописи появляется в разделе «змеиных чисел» (сверхдлинные числа, вписанные в изгибы тела облачных змей), которые длиннее хронологического счета, т. е. раньше начальной даты хронологии майя[41].
Точная дата совета богов на сосуде также подразумевает наличие предшествующего мифологического периода, когда произошли события, завершившиеся победой громовника и воителя Тоша и богов красной фратрии. Очевидно, в сцене отражен миф о борьбе богов двух фратрий. В поздней версии этого же мифа в книге «Чилам Балам из Чумайеля» говорится, что война между богами привела к разрушению мира. После катастрофы в центре и по углам вселенной поднялись мировые деревья — «небесные столбы» — и началась новая эра. В этой версии также сражаются две группы богов: Болон-ти-ку («Девять богов» преисподней) одерживают победу над Ошлахун-ти-ку («Тринадцатью богами» неба). Победители лишают поверженных врагов скипетра — символа власти и черной боевой краски на лице[42]. Это указание исследователями обычно трактуется как свидетельство антагонизма между подземными и небесными богами, первые из которых (по аналогии с христианской концепцией борьбы между силами ада и небесными силами добра) олицетворяли зло, разрушение и смерть, тогда как вторые — благое начало в мире. Но важно отметить, что в группу владык 13 сфер неба, определенную жрецами по II реформе, входили божества обеих фратрий, в том числе бог Солнца, владыка четвертой сферы, и бог смерти Ум Цек’, глава красной небесной фратрии, владыка десятой сферы неба. В преисподней кроме богов войны и смерти находились также мифические родоначальники и предки, боги-покровители земледельцев, благие божества растительности, торговли, огня. И только после падения классической цивилизации майя группа Болон-ти-ку занимает место богов красной фратрии, а Ошлахун-ти-ку — голубой в их вечной борьбе.
В классическую эпоху жрецами майя были разработаны сложные концепции о подземной обители богов и судьбе душ умерших, во многом утраченные после тольтекского завоевания. Согласно жреческой космогонии, божества пантеона делились не на подземных и небесных, а фратриально — по сезонам. Двухфратриальное деление «божественной общины» было значительно древнее жреческих учений о владыках сфер вселенной, поскольку копировало реальную социальную организацию майя. Именно племенная структура явилась той моделью, по которой был построен мир богов. По представлениям древних майя, преисподнюю населяли практически все персонажи мифов и почитаемые божества пантеона, принадлежавшие к двум фратриям. Среди них можно выделить три основные группы: 1) тотемы фратрий и родов, предки-родоначальники, в том числе главы подземных фратрий, владыки сфер преисподней (эти персонажи — главные действующие лица мифологических сцен на керамике); 2) боги звезд и планет, спускавшихся под землю по своим сферам; 3) божества-демоны и чудовища, олицетворения болезней и зол, бог и богиня смерти в виде скелета. Ко времени записи в середине XVI в. «Пополь Вух» представления о богах последней группы вытеснили образы богов-родоначальников. Двое верховных владык преисподней — главы подземных фратрий — были забыты окончательно. Вместо них в эпосе фигурируют два безгласных деревянных идола, а главными правителями Шибальбы названы двое богов смерти, аналогичные Владыке черепов иероглифических рукописей[43]. Они в эпосе киче заняли место двух прежних вождей подземных фратрий — бога Улитки и Черного бога грозы.
[1] Пополь Вух. Родословная владык Тотоникапана. М.— Л., 1959, с. 31— 79, 203.
[2] Ланда Д. де. Сообщение о делах в Юкатане.
[3] Там же, с. 174
[4] Кнорозов Ю. В. Иероглифические рукописи майя. Л., 1975, с. 236—237. Дрезденская, Парижская, Мадридская — три уцелевшие во время конкисты иероглифические рукописи XII—XIV вв., названные по месту их хранения в библиотеках европейских столиц (далее — Д, П, М). Цифрами обозначены страницы рукописей по кн.: Кнорозов Ю. В. Письменность индейцев майя. М.— Л., 1963. Последующее цифровое обозначение отсылает к сооответствующим страницам перевода рукописей в кн.: Кнорозов Ю. В. Иероглифические рукописи майя. Д13а, б, 56, М22—23г, с. 11, 15, 64, 122; Д2г, 9в, М79в, с. 7, 18, 184; Д12а, 86, 96, в, с. И, 14, 18; Д32а, М7б,
[5] Д57, М586, с. 65, 162.
[6] М81в, с. 185, Д456, 59а, с. 55, 66.
[7] Сое M. D. The Maya Scribe and His World. N. Y., 1973; он же. Classic Maya Pottery at Dumbarton Oaks.
[8] Сое M. D. The Maya Scribe..., с 11—13, 22; Clarkson P. B. Classic Maya Pictoral Ceramics: A Survey of Content and Theme.
[9] См. серию статей в журнале «Латинская Америка» (1982, № 6, 9; 1983, № 3, 6; 1984, № 5, 6). Все надписи на сосудах даны по этим публикациям.
[10] Сое M. D. The Maya Scribe..., № 16, 64, 70; он же. Classic Maya Pottery..., № 6, 10; он же. Lords..., № 9, 10, 16; Кнорозов Ю. В. Иероглифические рукописи майя, с. 232.
[11] Д66а, 706, с. 68, 76.
[12] Сое M. D. The Maya Scribe..., № 16, 64; он же. Lords...; № 10; Пополь-Вух, с. 59-61.
[13] Кнорозов Ю. В. Заметки о календаре майя. II.—СЭ. 1971, № 3, с. 33— 39; он же. Заметки о календаре майя. 365-дневный год.— СЭ. 1973, № 1, с. 70—74; он же. Иероглифические рукописи майя, с. 254—255.
[14] Д14в, 53, М32а, 366, 79—80а, с. 20, 62, 133, 138, 177; Кнорозов Ю. В. Иероглифические рукописи майя, с. 235—236. 213
[15] Кнорозов Ю. В. Заметки о календаре майя. Монумент Е в Трес Сапотес— Латинская Америка. 1973, № 6, с. 81—86.
[16] Сое М. D. The Maya Scribe..., № 56; П2—11.
[17] Там же, № 49, с. 112—114.
[18] Кнорозов Ю. В., Ершова Г. Г. Жрецы-астрономы майя.— Латинская Америка. 1983, № 6, с. 127—131.
[19] Пополь Вух, с. 112—113, 137—138.
[20] Сое M. D. Lords..., № 20. Стелы 5, 10 в Пьедрас-Неграс, притолока III Храма I в Тикале, стелы 1, 4, 7, притолока 26 в Йашчилане и др.
[21] Сое M. D. Classic Maya Pottery..., № 11; Д24, 266, с. 30, 33; Gordon G. В., Mason J. A. Exemples of Maya Pottery in the Museum and other Collections.
[22] Сое M. D. Classic Maya Pottery, № 5; он же. The Maya Scribe..., № 45.
[23] Д37—39a, б, с. 47—49, П7в, 811, с. 92; Кнорозов Ю. В. Иероглифические рукописи майя, с. 253; Barrera Vasquez A., Rendôn S. El Libro de los Libros de Chilam Balam.
[24] Д24—25, 41, с. 30-32, 50.
[25] Кнорозов Ю. В., Ершова Г. Г. Жрецы-астрономы майя, с. 128.
[26] Бородатова А. А. Прорицатели и жрецы у древних майя.— СЭ. 1984, № 1.
[27] Кнорозов Ю. В. Письменность индейцев майя, с. 260—261, табл. 8—9; он же. Заметки о календаре майя, II, с. 33—39.
[28] Он же. Иероглифические рукописи майя, с. 253
[29] М85а, ДЗа, 48а.
[30] Пополь Вух, с. 81; Stirling M. Stone Monuments of
[31] Д12в, 13—14в, 216, M91—92г, с 19—20, 25—26, 205—206.
[32] Пополь Вух, с. 32—33, 59—61.
[33] Сое M. D. The Maya Scribe..., № 37; M65-74, с 167-173.
[34] Он же. The Maya Scribe..., № 12, 24; он же. Lords..., № 14, 15; Gordon G. В., Mason J. A. Exemples of Maya Pottery..., pi. 10, 17, 38.
[35] Сое M. D. The Maya Scribe..., № 38, 46; он же. Lords..., № 17, 20; Adams R. Ceramics of Altar de Sacrificios, pi. 92.
[36] Пополь Вух, с. 36—39, 61—76; Clarkson P. Classic Maya Pictoral Ceramics, fig. 1, 2, 11, 12; Quirarte J. The Representation of Underworld Processions in Maya Vase Painting.— In:
[37] Сое M. D. The Maya Scribe..., № 25, 63.
[38] Он же. The Maya Scribe..., № 25; Anton F. Kunst der Maya. Lpz., 1968, fig. 70.
[39] Кнорозов Ю. В. Иероглифические рукописи майя, с. 249; M 75.
[40] Бородатова А. А. Прорицатели и жрецы..., с. 76—78.
[41] Д41, с. 50.
[42] Barrera Vâsquez A., Rendôn S. El Libro de los Libros..., с 90—92.
[43] Пополь Вух, с. 32, 36.
Материал прислал: Стюфляев Максим