Проблемы историографии ольмекской культуры
Актуальность темы. В воссоздании исторического процесса складывания, эволюции и перспектив развития мировых цивилизаций огромное значение имеет изучение не только ныне существующих, но и давно исчезнувших цивилизаций. По этой причине представляется вполне оправданным обращение к исследованию одной из наиболее интересных и загадочных индейских культур Мезоамерики – культуры ольмеков.
Вплоть до первой четверти 20 в. древняя история Центральной Америки представлялась достаточно простой и ясной. Из древних цивилизаций в Мексике благодаря старым хроникам были известны ацтеки, чичимеки и тольтеки. На полуострове Юкатан – майя.
Позднее были проведены серьезные археологические раскопки, накоплен колоссальный опыт и сумма знаний, и ученые все чаще стали встречать остатки древних культур, которые не укладывались в привычные схемы. Так были открыты цивилизации Теотиуакана, Тахина, Монте Альбана, в результате чего у предков современных мексиканцев появились свои предшественники.
Вслед за ними была обнаружена древняя культура ольмеков, загадочная цивилизация, возникшая на побережье Мексиканского залива – на территории современных мексиканских штатов Табаско и южной части Веракрус. В ходе изучения этой культуры, в ходе многочисленных научных экспедиций был собран богатый археологический материал: остатки керамики, изделия из нефрита, каменные стелы и алтари, гигантские головы. На основе этого материала ученые выстраивали свои гипотезы, делали различные выводы.
Предмет и источниковая база исследования. Научные изыскания зарубежных авторов нашли свое отражение в довольно многочисленным монографиях. Об ольмекской культуре писали Майкл Ко “America’s first civilization”, “In the land of the olmec”; Жак Сустель “Les olmeques: la plus ancienne civilization du Mexique”; Филипп Дракер “La Venta, Tabasco: a study of olmeque ceramics ant art”; Мигель Коваррубиас “Origen y desarrollo del estilo artistico olmeca” и многие другие. Все перечисленные работы содержат подробные описания памятников мелкой пластики и монументальной скульптуры ольмеков.
Важное значение имеет то, что каждый из авторов дает свою оценку ольмекской цивилизации. А труды Дракера и Коваррубиаса являются практически первыми подлинно научными трудами по данному вопросу.
В советской и российской научной литературе нет специальных монографий, посвященных цивилизации ольмеков (за исключением научно-популярной книги В.И. Гуляева “Идолы прячутся в джунглях”). Ученые, занимающиеся древними культурами Мезоамерики, как правило, рассматривают ольмекскую культуру в комплексе с другими (майя, ацтеками, сапотеками и т.д.). Об этом свидетельствуют работы В.И. Гуляева “Древнейшие цивилизации Мезоамерики”; Г.Г. Ершова “Древние майя: уйти, чтобы вернуться”; Ю.В. Кнорозов “Письменность индейцев майя” и др.
Необходимо заметить, что в распоряжении исследователей, занимающихся древними мезоамериканскими культурами, имеется небольшое количество публикаций на русском языке, посвященных ольмекам. Поэтому заслуживают внимания любые новые сведения, которые появляются в основном в научно-популярных журналах, таких, как “Наука и жизнь”, “Вокруг света”, “НЛО”.
Кроме того, в настоящее время важным источником для получения информации является Интернет.
Историография по избранной теме, по крайней мере, в отечественной исторической науке, практически отсутствует, поскольку только в статье Р.В. Кинжалова “Современные состояние ольмекской проблемы” затронуты лишь некоторые аспекты историографии культуры ольмеков. Однако эта работа вышла в 1962 г. и на сегодняшний день в значительной мере утратила свою актуальность.
В связи с этим встает необходимость систематизации взглядов на данную проблему российских и зарубежных авторов, с целью устранить, насколько это возможно, белые пятна в истории изучения ольмекской цивилизации, чем и обусловливается научная новизна выпускной работы.
Поскольку настоящая работа является историографической, ее хронологические рамки определяются периодами появления в печати информации о культуре ольмеков. Она включает в себя промежуток времени с середины XIX века до наших дней.
Целью исследования является максимально возможное освещение становления и современного состояния историографии ольмекской цивилизации, в связи с чем автор ставит перед собой задачу выяснить, какой вклад внес тот или иной ученый в решение поставленных вопросов.
Поставленными целями и задачами определяется и структура выпускной работы, которая состоит из введения, четырех глав, разделенных на параграфы, и заключения. Главы строятся не по анализу научного наследия того или иного ученого, а формируются в соответствии с проблемным подходом. И уже в увязке с каждой из поставленных проблем в главах рассматривается научно-исследовательская деятельность и вклад в их разработку каждого из авторов, изучавших ольмекскую культуру.
Кроме того, главы содержат информацию о наиболее важных, основополагающих событиях в истории изучения ольмекской культуры. К таким событиям относится находка статуэтки из Тустлы, на которой были обнаружены цифры, соответствующие 162 г. н. э.; находка стелы “С” из Трес-Сапотес с календарной датой –31 г. до н.э. и данные радиоуглеродного анализа, который в 1957 г. датировал ярчайший памятник ольмекской культуры – Ла Венту 400-800 годами до н.э. Российские и зарубежные авторы в своих исследованиях опирались именно на эти факты, так как они являются первыми, достаточно достоверными фактами древности культуры ольмеков.
ПРЕДЫСТОРИЯ ВОПРОСА
§ 1. Бернардино де Саагун – первый историограф ольмекской культуры
Первым историографом ольмекской проблемы был католический монах миссионер, ученый францисканец Бернардино де Саагун. Он, наряду с Диего де Ландой, был первым подлинным и глубоко профессиональным исследователем мезоамериканских цивилизаций. Саагун получил религиозное образование, в шестнадцать лет вступил в орден святого Франциска и к двадцати четырем годам был рукоположен. Он прибыл в Мексику в 1529 г. по несколько лет жил в разных районах Мексики, где проповедовал, обучал индейцев и активно изучал культуру и языки аборигенов. Уже в 1540 г. он приступил к исследованию истории и традиций древней Мексики. Помимо истории материальной и духовной жизни индейцев. Саагун особенно интересовался их словесностью. Он стал записывать на языке ацтеков все, что рассказывали по его просьбе индейцы. При этом Саагун старался верно передать не только содержание, но и особенности стиля того или иного повествователя. Конечным результатом деятельности ученого был огромный рукописный свод, материалы которого он позднее разбил на двенадцать книг, а затем перевел весь текст на испанский язык. Труд Саагуна "всеобщая история событий в новой Испании" был издан в 1575 г. не только на испанском, но и на языке науатль.
Таким образом, первые сведения об ольмеках можно найти в ацтекских легендах, записанных Саагуном. Легенды дают информацию о появлении ольмеков на мексиканской земле. Они пришли с севера во времена, которые уже никто не вспомнит и о которых никто не расскажет. Большими группами они прибыли к северному берегу, остановились у места Панутла (современное Пануко) и отправились дальше вдоль берега. Легенда говорит о том, что этот народ шел не по собственном воле. Их вели жрецы, и их боги указывали им дорогу. Затем они дошли до места, называемого Тамоанчаном, обосновались там и правили в течение долгого времени. Ацтекские легенды сообщают, что эти люди владели письменностью и большими знаниями. Там были великие правители и жрецы, искусные мастера и ученые. Их дома были прекрасны. Художники, скульпторы, резчики по камню, мастера по изделиям из перьев, гончары, ткачи, искусные во всем были там. Они совершали необычайные открытия и были способны отделывать зеленые камни, бирюзу. Этот народ владел вещами так, что всегда все зрело и зеленело в их доме. На плодородных землях речных долин возникали и процветали многочисленные города и селения. Горные хребты защищали страну от жестоких ураганов и ветров со стороны океана. Именно они позднее передали свои знания другим регионам Мексики.
Название царства ольмеков "Тамоанчан" на языке майя означает "страна дождя и тумана" или ti-muan-chan "там, где облачное небо".
В историографии проблема географического положения Тамоанчана имеет несколько направлении. Хименес Морено, Пинья Чан и Диметрио Соди склоняются к мнению, что он находился в Морелосе, ссылаясь на то, что многие черты культуры побережья встречаются среди развалин Шочикалько в штате Морелос.
Но есть и другие версии местонахождения Тамоанчана, так, например, В.И. Гуляев считает, что данная легендарная страна находилась на побережье мексиканского залива, объясняя это тем, что словом "тамоанчан" (страна дождя и тумана) древние мексиканцы обычно называли влажные тропические равнины южного побережья мексиканского залива. Современные штаты Веракрус и Табаско, кроме того, В.И. Гуляев ссылается на другие индейские предания, в которых говорится, что в названной области издавна обитали племена ольмеков, "ольмек" по-ацтекски означает "житель страны каучука" и происходит от слова "ольман" – "страна каучука" или "место, где добывают каучук", а мексиканские штаты Веракрус и Табаско до сих пор славятся своим превосходным натуральным каучуком.
Таким образом, труд Бернардино де Саагуна является первым этапом в историографии ольмекской культуры. Ацтекские легенды, записанные ученым, содержат информацию о появлении ольмеков в Мексике, их жизни и о достижениях этого народа.
Только спустя почти триста лет, в 1869 г., впервые в печати появляется сообщение о неизвестной до того времени цивилизации. Это была небольшая заметка в "бюллетене мексиканского общества географии и статистики" за подписью Х.М. Мельгара. Её автор утверждал, что в 1862 г. около деревушки Трес-Сапотес он обнаружил удивительную скульптуру, не похожую на все известные до сих пор – голову "африканца", высеченную из камня. Заметка сопровождалась довольно точным рисунком самого изваяния. Речь шла о каменной голове, которую еще в 1858 г. нашли крестьяне в одном из самых глухих районов южной части мексиканского штата Веракрус. Тогда ученые так не узнали о находке в Трес-Сапотес. Местные жители прозвали скульптуру "головой дьявола" и рассказывали о будто бы зарытых под ней сокровищах.
Тогда Мельгар выдвинул абсолютно беспочвенную гипотезу. Ссылаясь на "явно эфиопский" облик обнаруженной скульптуры, он утверждал, что негры не раз бывали в этих краях. Это заявление вполне соответствовало существовавшей тогда в науке теории, согласно которой любое достижение американских индейцев объяснялось культурными влияниями из Старого Света.
Следующим этапом в изучении этой культуры была находка небольшой нефритовой статуэтки. Она была найдена крестьянином-индейцем около селения Сан-Андрес-Тустла. Статуэтка изображала антропоморфное существо с лысой головой, нижняя часть его лица закрыта маской в виде утиного клюва. Со всех сторон она была покрыта иероглифическими знаками. Впоследствии находка оказались в национальном музее США.
Американские ученые обнаружили на передней части статуэтки дату календаря майя, которая соответствовала 162 году н.э. эта находка возбудила большие споры среди исследователей древних культур Мексики. Некоторые из них считали статуэтку из Тустлы древнейшим памятником мелкой пластики майя, опираясь на форму знаков и весь стиль изображения. Но ближайший город древних майя – комалькалько – находился не менее чем в 150 милях к востоку от места находки. Кроме того, нефритовая статуэтка почти на 130 лет старше любого другого датированного памятника на территории майя. Другие исследователи относили статуэтку из Сан-Андрес-Тустлы к какой-то еще не известной ученым культуре. Указывая на то, что в археологическом отношении южная Мексика и в особенности ее прибрежная часть, почти совсем не исследована.
Время показало, что последняя точка зрения оказалась верной.
В марте 1924 года с целью изучения южной Мексики была организована этнографо-археологическая экспедиция. Во главе ее стояли известные специалисты-археологи Франц Блом и Оливер ла Фарж. В ходе раскопок, проведенных в Ла Венте было обнаружено множество монументальных памятников (в том числе одна из гигантских голов и идол из Сан-Мартина). Но по прошествии времени Блом в одной из глав своей книги "племена и храмы" сделал следующий вывод: "в Ла Венте мы нашли большое число крупных каменных изваяний и, по меньшей мере, одну высокую пирамиду. Некоторые черты этих изваяний напоминают скульптуру из области Тустлы; другие демонстрируют сильное влияние со стороны майя. Именно на этом основании мы склонны приписать руины Ла Венты культуре майя. Так, самый яркий ольмекский памятник, давший впоследствии название всей этой древней цивилизации, оказался приписанным к цивилизации майя.
Множество предметов новой загадочной культуры, статуэток из нефрита и серпентина, находилось в коллекции мексиканского археолога Мигеля Коваррубиаса и художника Диего Риверы.
Но впервые термин "ольмекский" был употреблен Джорджем Клаппом Вайяном в 1932 г. при характеристике специфического стиля искусства. Он выделил группу скульптур, имеющих одни и те же черты: рычащая пасть, восковые глаза, приплюснутый нос. К этой же группе Вайян отнес и скульптуры "младенцев", которые сочетают в себе черты ребенка и ягуара.
Вайян был хорошо знаком с материальной культурой большинства древних народов Мексики. Действуя методом исключения, исследователь пришел к выводу, что стили искусства ацтеков, тольтеков, сапотеков и майя не имели ничего общего с создателями стиля нефритовых статуэток. Тогда ученый обратился к древним легендам. В них он обнаружил частые упоминания одного высококультурного народа – ольмеков, которые в древности жили в Веракрусе и Табаско. "Ольмеки, – писал Вайян, – славились своими изделиями из нефрита и считались главными потребителями каучука". Таким образом, опираясь на легенды, Вайян выяснил, что географическое положение ольмеков примерно совпадает с областью распространения нефритовых статуэток с ликами младенцев и ягуаров.
Так впервые в научный оборот был введен термин "ольмекская культура" по отношению к новой, неизвестной цивилизации.
Таким образом, предыстория вопроса о цивилизации ольмеков характеризовалась в основном случайными находками, первыми раскопками и рождениям различных гипотез.
ПРОБЛЕМА “МАТЕРИНСКОЙ КУЛЬТУРЫ”
Следующий этап в историографии ольмекской культуры характеризуется появлением яростных споров среди ученых о месте и роли так называемых "археологических " ольмеков в мезоамериканской культуре. Это объясняется тем, что были начаты более серьезные и целенаправленные исследования южного побережья мексиканского залива.
В 1938 г. была организована совместная экспедиция Смитсоновского института и национального географического общества во главе с Метью Стирлингом. За несколько лет экспедиция побывала, по меньшей мере, в трех крупных центрах ольмекской культуры: Трес-Сапотесе, Ла Венте, Серро-де-лас-Месасе. Два долгих полевых сезона (в 1939 и 1940-х гг.) затратил Стирлинг на раскопки в Трес-Сапотес. За это время было обнаружено множество находок, десятки каменных изваяний и скульптур (среди них две "гигантские головы"), изящные поделки из голубоватого нефрита, глиняные статуэтки. Но наиболее важной из этих находок был небольшой обломок каменной плиты, обнаруженный 16 января 1939 г. На одной из его сторон была изображена маска бога-ягуара. Другая же была покрыта рядами черточек и точек. Это были цифры строго соответствующие законом майяского календаря. Участники экспедиции после сложных выкладок и вычислении получили полный текст надписи: 6 Эцнаб 1 ИО. По европейскому летоисчислению эта дата соответствовала 4 ноября 31 г. до н.э.
Таким образом, эта стела, названная "стелой "С" из Трес-Сапотес", имела дату, записанную по системе майяского календаря, но на три столетия превосходившую по возрасту любой другой датированный монумент с территории майя. Данное событие повлекло за собой споры о том, была ли ольмекская культура родоначальницей всех мезоамериканских культур”.
Концепция "материнской культуры" была сформулирована в 1939 г. так была названа цивилизация археологических ольмеков в качестве прародительницы всей мезоамериканской цивилизации.
Первыми выдвинули этот тезис Мэтью Стирлинг и Мигель Коваррубиас. Они полагали, что даты на стеле "С" свидетельствуют о глубокой древности ольмекской культуры. Эти взгляды поддерживал и Альфонсо Касо (известный открытием сапотекской цивилизации после многолетних раскопок в Монте-Альбане). В доказательство своей теории ученые приводили убедительные факты: существование на ольмекской территории древнейших предметов с календарными датами (статуэтка из Тустлы – 162 г. н.э. и стела "С" из Трес-Сапотес – 31 г. до н.э.); тот факт, что самый ранний храм майя в городе Вашактуне – пирамида E-VII-sub украшен типично ольмекскими скульптурами в виде стилизованной морды ягуара; а также обнаруженные ольмекские черты в памятниках Тлатилько – большого некрополя около города Мехико, который датируется так называемым доклассическим периодом (15-5 вв. до н.э.).
Сущность концепции "материнской культуры " состояла в следующем:
- Основные характеристики мезоамериканского искусства и религиозная направленность возникли сначала у ольмеков побережья мексиканского залива.
- От ольмеков все эти характеристики распространились по всей Мезоамерике.
- Для всех более поздних культур эти основы стали моделью.
- Все мезоамериканские культуры имеют общие типологические признаки: городская планировка с прямоугольной главной площадью; искусственные холмы или пирамиды с храмами; дворцовые постройки; монументальная скульптура, включающая алтари, стелы, статуи; иероглифическое письмо и цифровая запись.
- Расписная керамика и предметы мелкой пластики со специфическим орнаментом или сюжетами.
Позднее, в конце 1960-х гг., в пользу этой концепции выступил Майкл Ко. В 1968 г. вышла его книга "Первая цивилизация Америки", в которой он писал, что ольмеки создали, вне всякого сомнения, самую первую цивилизацию центральной Америки, оказав решающее влияние на происхождение всех других высоких культур этой области нового света. В 1976 г. была опубликована книга Милослава Стингла "Индейцы без томагавков", в которой автор говорит о культуре ольмеков как о первой и самой древней высокой культуре доколумбовой Америки. Стингл пишет, что с появлением ольмеков на мексиканском нагорье резко ускоряется общественное развитие, благодаря чему и здесь создаются предпосылки для зарождения высоких культур.
Существовали и другие точки зрения, противоположные концепции "материнской культуры". Так, например, Филипп Дракер хронологически приравнял ольмекскую культуру к "древнему царству" майя (300-900 гг. н.э.). Большинство североамериканских археологов оказало его взглядам единодушную поддержку. Необходимо заметить, что в те годы многие исследователи доколумбовых культур нового света, особенно в США, были убеждены в том, что все самые выдающиеся достижения древней индейской цивилизации в центральной Америке – заслуга одного избранного народа майя.
Группа исследователей во главе с Сильванусом Морли и Эриком Томпсоном считала, что ольмекская культура является более поздней и захудалой ветвью цивилизации майя. В своей работе "датировка некоторых надписей немайяского происхождения" Томпсон утверждает, что ольмекские памятники принадлежат какой-то поздней народности, перенявшей хронологическую систему майя, но использовавшей ее как-то иначе (вели счет времени с другой начальной даты или использовали календарь четырехсотдневного цикла). Поэтому их даты, читаемые по системе майя, кажутся относящимися к глубокой древности, хотя в действительности они отражают значительно более поздний период.
Э. Томпсон является автором, который особенно рьяно выступал в защиту майяской теории. "Датировка некоторых надписей немайяского происхождения" была приурочена к открытию конференции в Тустле в 1941 г. в ней автор заявил, что, во-первых, все немайяские надписи с территории ольмеков с их кажущимися ранними датами относятся в действительности к более позднему периоду, а, во-вторых, археологические памятники самих ольмеков были одновременны тольтекам центральной Мексики и майя Юкатана.
Такая точка зрения была господствующей в центральноамериканской археологии до середины пятидесятых годов двадцатого столетия.
Ситуация изменилась в 1955-1957-х гг. с началом повторных раскопок в Ла Венте. Археологическую экспедицию возглавил Ф. Дракер. В результате раскопок была найдена огромная тридцатитрехметровая пирамида, построенная из глины на главной площади Ла Венты. Археологи обнаружили прекрасно сохранившуюся мозаику в виде стилизованной морды ягуара. общие размеры мозаики – около пяти квадратных метров. состоит она из 486-ти тщательно оттесанных и отполированных брусков зеленого серпентина, прикрепленных с помощью битума к поверхности низкой каменной платформы. на восточной стороне той же площади рабочие наткнулись на группу нефритовых статуэток. это были знаменитые шестнадцать маленьких каменных человечков, которые имели искусственно деформированные головы, что очень характерно для ольмекского стиля искусства. Но самым важным открытием в Ла Венте были результаты радиоуглеродного анализа, сделанные в лаборатории США. Туда были отправлены образцы древесных угольков из Ла Венты, в итоге была получена совершенно неожиданная серия дат. Получалось, что расцвет Ла Венты приходится на 800-400 года до н.э. Таким образом, аргументы мексиканских исследователей в пользу ольмекской культуры-родоначальницы были теперь подкреплены результатами радиоуглеродного анализа. Филиппу Дракеру и многим его североамериканским коллегам, таким как Р. Хейзер и Р. Сквайер пришлось отказаться от своей прежней хронологической схемы ольмекской культуры и принять даты, полученные физиками, но как прежде они были против концепции "материнской культуры". Согласно их мнению ольмекская культура была одной из нескольких более или менее синхронных культур, которые развивались в одном направлении, но разными путями. Эти археологи считают, что остальные культуры Мезоамерики в 800-400 гг. до н.э. так же находились приблизительно на одинаковом с ольмеками уровне развития. Объясняли они свою точку зрения следующими фактами: ольмекская культура занимала, вероятно, небольшую географическую область, которая, подоено острову, окружена со всех сторон пустынными саваннами и болотами. Эта область – южный Веракрус и Табаско на побережье мексиканского залива; несмотря на то, что действительно имеются общие элементы в искусстве ольмеков и других мезоамериканских народов, в целом мезоамериканское искусство почти не содержит каких-нибудь специфических ольмекских черт среди российских историографов данного вопроса можно выделить таких авторов, как В.И. Гуляев, Г.Г. Ершова. Среди них также нет единого мнения по поводу ольмекской культуры как прародительницы других мезоамериканских культур.
В.И. Гуляев считает, что большинство зарубежных исследователей совершают серьезную ошибку, когда рассматривают ольмекскую культуру как "нечто застывшее неизменное и законченное", не менявшееся на протяжении веков. Автор считает, что ольмеки должны были пройти долгий и трудный путь, прежде чем им удалось достичь высот цивилизованного образа жизни. Очень важно, по мнению автора, отличить этот рубеж от предшествующих ступеней архаической культуры. Согласуясь с давней археологической традицией Гуляев определяет этот рубеж по наличию письменности и городов. О том были ли у ольмеков настоящие города, ученые спорят до сих пор, а древние образцы иероглифического письма найдены на территории ольмеков дважды: стела “С” из Трес-Сапотес – 31 г. до н.э. и статуэтка из Тустлы – 162 г. н.э. На этом основании Гуляев делает вывод, что один из двух важнейших признаков цивилизации – письменность – появился в Тамоанчане только в 1 веке до н.э. Свои рассуждения автор подкрепляет данными археологических раскопок. Так на тихоокеанском побережье Гватемалы в Элъ-Ситио был найден нефритовый топор. Одна его сторона украшена искусно вырезанной маски человека-ягуара. Другую покрывают колонки иероглифов. Топор датируется рубежом нашей эры. Еще один факт: в конце шестидесятых годов американскими археологами было найдено нагрудное украшение в виде большой пластины из зеленого кварцита, в центре его изображен характерный силуэт головы ольмекского человека-ягуара. На оборотной стороне видны колонки иероглифов в количестве 25-ти знаков. Их возраст по определению специалистов, составляет приблизительно 50 – 25 гг. до н.э.
Таким образом. В.И. Гуляев на основе археологических данных делает вывод о том, что цивилизация у ольмеков появляется только в 1 в. до н.э. Далее он обращается к другим областям доколумбовой Мексики и центральной Америки и обнаруживает, что там первые признаки цивилизации появляются примерно в то же самое время. У майя из равнинных лесных районов северной Гватемалы иероглифические надписи календарного характера. Также встречаются впервые около 1 в. до н.э. на настенных росписях одного из самых ранних храмов Тикаля; стела № 2 из Чиапа-де-Корсо с надписью 36 г. до н.э. и т.д. В ходе раскопок Монте-Альбана, укрепленной столицы индейцев-сапотеков, расположенной в горах Оахаки, археологи нашли еще более ранние образцы письма. Отдаленно похожие и на ольмекские и на майяские. Их дата относится ко времени не позднее 1-2 вв. до н.э. Таким образом, еще в нескольких важнейших центрах доколумбовой Мексики и Центральной Америки, в которых "порог цивилизации", судя по появления письменности, был достигнут, по меньшей мере, одновременно с ольмеками, кроме того, Гуляев утверждает. Что с общеисторической точки зрения трудно поверить, что один-единственный цивилизованный народ, населявший к тому же сравнительно небольшую и почти изолированную от внешнего мира область, мог поднять до своего уровня многочисленные варварские племена. Гуляев аргументирует это утверждение тем фактом, что для любого заимствования каких-либо черт культуры, технических изобретений, религиозных стилей и т.д. Воспринимающему человеческому коллективу необходим соответствующий уровень развития. Гуляев утверждает, что ни одна цивилизация древнего мира не возникла из одного единственного источника. На основании этих рассуждений и фактов ученый приходит к выводу, что другие народы центральной Америки мало чем уступали ольмекам по своему развитию. Он считает, что наиболее передовые области Мексики и Центральной Америки: горные и равнинны майя, сапотеки Монте-Альбана, жители центральной Мексики и побережья Мексиканского залива пришли к цивилизации более или менее одновременно – в конце 1тыс. до н.э. – начале н.э. и в таком случае места для одной особой культуры-родоначальницы, давшей жизнь всем остальным высоким культурам, уже не остается. Гуляев утверждает, что в 1 веке до н.э., когда на территории центральной Америки впервые появляются "осязаемые следы цивилизации" в виде письменности и календаря, майя возводили на отвоеванных у джунглей площадях" свои первые города с каменными дворца ми и храмами, красочными фресками и гробницами царей. Науа построили в долине Мехико гигантские пирамиды Теотиуакана.
Таким образом, по мнению В.И. Гуляева первоначальных очагов цивилизации в Мексике было несколько, и все они поддерживали между собой какие-то определенные связи.
Среди современных историографов древних мезоамериканских культур можно выделить Г.Г. Ершову. В 2000 г. вышла ее книга "древние майя: уйти, чтобы вернуться". Здесь в главе, посвященной культуре ольмеков автор критикует так называемую школу "равной причастности". В последнее время эта школа выдвинула свои аргументы для опровержения модели "материнской культуры". Сторонники этой школы стоят на позиции того, что все архаические общества Мезоамерики эволюционировали в одно и то же время и поэтому нельзя отдавать преимущество той или иной отдельной культуре или региону. Не имея возможности отрицать явное присутствие ольмекского стиля в других регионах, представители школы "равной причастности" пытаются свести до минимума сам факт влияния ольмеков на более поздние культуры. Автор монографии не считает данную концепцию глубоко ошибочной, но не находит в ней ничего продуктивного. Так как "исследование сводится лишь к констатации и описанию отдельных культурных феноменов, исключая анализ эволюции и особенностей всей локальной социосистема в целом".
Г.Г. Ершова напоминает, что эволюция идет по пути избирательности из огромного числа признаков, отбрасывая нефункциональные и тупиковые и выбирая жизнеустойчивые и полезные, они закрепляются у всего вида, но не вдруг, а при соответствующих условиях в отдельных группах популяции я затем распространяются с различной скоростью по всему видовому сообществу.
Автор отмечает, что близко расположенные группы могут "спровоцировать" возникновение новых признаков путем копирования и имитации деятельности "более продвинутых" соседей. Этот механизм может работать чрезвычайно быстро. Особенно в условиях, когда неспособность противостоять умелым и лучше организованным соседям может привести к гибели коллектива. В подтверждение своих идей Ершова приводит пример из современной истории с целью показать универсальную схему развития общества: возникшая в 18 в. социальная система в виде политического государственного устройства и способа производства поначалу формируется в Англии и Франции, затем копируется близлежащими европейскими странами и распространяется все дальше и дальше, на все страны мира. Автор предполагает, что так действует универсальный закон эволюции человеческой популяции как системы. Общество, которое первым формирует новый параметр системы, является в этот момент более прогрессивным и передовым (со всеми своими проблемами и недостатками) с точки зрения общего развития человечества, нежели тот человеческий коллектив, который приобретет этот признак позже. При этом обязательно наступает момент, когда система достигает определенного равновесия. Тогда все составные части достигают примерно одного уровня. Затем система (человеческий социум) продолжает совершенствоваться, и новый прогрессивный признак” может возникнуть совсем в другой составной части системы (другой стране), тогда как лидер предыдущего качественного изменения остается позади.
Таким образом, можно сделать вывод, что Г.Г. Ершова выступает в защиту концепции "материнской культуры" и утверждает, что в древней Мезоамерике, "как из живородной среды" сформировалась передовая цивилизация, повлекшая за собой естественным образом изменения всех элементов этой среды. Автор не принимает концепцию "равного участия" и заявляет, что, безусловно, можно говорить о существовавших в 1 тыс. до н.э. на территории ольмекской цивилизации центра выработки и распространения по всему мезоамериканскому региону единой идеологической концепции.
Подводя итог всего вышесказанного, можно сделать вывод о том, что вопрос, была ли ольмекская культура самой первой мезоамериканской культурой, был и остается важной и спорной проблемой. как российские, так и зарубежные историографы делятся на тех, кто принимает эту концепцию, ссылаясь на древность лат на памятниках ольмекского стиля, и тех, кто опровергает ее (подвергая сомнению данные радиоуглеродного анализа как неточного) и считает, что ольмеки были не единственным высокоразвитым и цивилизованным народом древней Мезоамерики.
ПРОБЛЕМЫ ПЕРИОДИЗАЦИИ ОЛЬМЕКСКОЙ КУЛЬТУРЫ
Не менее важной проблемой является проблема периодизации основных памятников ольмекской культуры. Так, например, В.И. Гуляев считает очень важным установить, к какому именно времени относится "ольмекский" стиль искусства (мелкая пластика из нефрита, гигантские голов", базальтовые стелы и алтари). Именно в этом он видит суть "ольмекской" проблемы.
Долгое время единственным источником сведений об "ольмекской" культуре служили лишь отдельные произведения искусства. Точный их возраст и культурный контекст были совершенно неизвестны. Только после раскопок нескольких памятников в 40-50-х гг. нашего века появилась возможность создать относительную, а затем с появлением радиокарбонного анализа и абсолютную" хронологию ольмекской культуры.
Особое значение имели исследования 1940 года в Трес-Сапотес. Ф. Дракер, заложив здесь несколько траншей, подучил богатый керамический материал – первые образцы ольмекской керамики. На основе своих наблюдений Дракер составил первую керамическую"периодизацию" для данного района. Материал из стратиграфических траншей и шуров позволил сделать интересные выводы. Прежде всего, все находки резко делились по своему характеру и глубине залегания на две большие группы: верхнюю и нижнюю.
Верхняя группа содержала материал прошлого центрально-мексиканского комплекса, не имеющего корней в местной культуре. Нижняя представляла собой культуру Трес-Сапотес. т.е. ольмекскую. материалы нижней группы тесно связанны между собой переходными типами керамики и статуэток. Не содержат никаких признаков резкой смены населения или вторжения новой культуры. На этом основании Дракер считает, что нижняя группа – собственно Трес-Сапотес – отражает развитие одной культуры.
На основе анализа керамики и стратиграфии Дракер выделяет три этапа:
1) Нижний этап.
Основной его особенностью является преобладание монохромной керамики (коричневой, черной и др.) различных форм (чаши, сосуды с носиками, кувшины и т.д.) и лепных глиняных статуэток. Это наиболее ранний этап.
2) Средний этап.
Время дальнейшего развития и совершенствования всех ран них элементов культуры. Дракер утверждает, что налицо преемственность с нижним этапом. В слоях этого периода впервые появляется полихромная керамика, хотя в незначительном количестве.
3) Верхний этап.
Характеризуется появлением множества новых черт, которые, как пишет Дракер, не имеют местных корней, однако и развитие местных традиций представлено достаточно полно и убедительно, так что и здесь можно говорить о культурной преемственности. Здесь преобладает полихромная керамика. Появляются цилиндрические сосуды на трех ножках-подставках в виде плоских прямоугольных плиток, часто с прорезным узором. Из новых форм Дракер отмечает сосуды с зооморфными вертикальными ручками, вазы.
Сопоставив изделия из Трес-Сапотес с материалами из других областей Мезоамерики, Дракер пришел к выводу, что нижний этап Трес-Сапотес по своей керамике ближе всего стоит к архаическим культурам на территории майя. Средний этап – переходный. Верхний этап имеет много черт, сближающих его с культурой Теотиуакана. Отсутствие керамики, характерной для начала постклассического периода, привело Дракера к выводу о том, что верхний этап заканчивается не позднее 900 г. н.э. Не менее важное значение имели исследования в Ла Венте на основе изучения архитектурных сооружений. Керамики и глиняных статуэток Дракер пришел к выводу, что Ла Вента была, по-видимому, важным ритуальным центром, существовавшим довольно длительный период. Также Дракер считает, что Ла Вента – однослойный памятник, тесно связанный по времени со средним этапом Трес-Сапотес.
Дальнейшие исследования в Ла Венте в 1955 г. и результаты радиоуглеродных анализов заставили Дракера полностью пересмотреть свои прежние взгляды. В 1959 г. он предложил следующую периодизацию ольмекской культуры:
1) Ла Вента – классический памятник ольмеков, памятник расцвета этой культуры. На этом основании Дракер считает, что в других местах должны быть более ранние материалы.
2) радиоуглеродные даты для Ла Венты падают на отрезок времени с 800 по 400 г. до н.э.;
3) Анализ фигурок и керамики, согласно Дракеру, показал, что Ла Вента – однослойный памятник, синхронный со средним этапом Трес-Сапотес, следовательно, последний тоже относится к этому времени.
4) нижний этап Трес-Сапотес предшествует Ла Вентеи относится ко времени не позднее 9 в. до н.э.
5) косвенным подтверждением этого служит тот факт, что черты ольмекской культуры типа Ла Венты найдены в архаическом могильнике Тлатилько, который датируют обычно 9-5 вв. до н.э.
6) многие элементы цивилизации были изобретены ольмеками и другими мезоамериканскими племенами еще в 1 тыс. до н.э. в этом отличие его точки зрения от гипотезы Коваррубиаса, который считал ольмеков единственной высокоразвитой культурой Мезоамерики в тот период. В конечном виде периодизация ольмекской культуры по Дракеру была такой:
1) верхний этап Трес-Сапотес (1тыс.н.э.);
2) средний этап Трес-Сапотес – Ла Вента (800 г. до н.э. – конец 1тыс до н.э.);
3) нижний этап Трес-Сапотес (до 9 в. до н.э.).
В 1941 г. Дракер произвел серьезные исследования на территории другого крупного ольмекского центра – Серро-де-лас-Месас, расположенного в южной части штата Веракрус. на основе анализа керамики и стратиграфических наблюдений, Дракер выделил четыре больших этапа в развитии" местной культуры – верхний 1-2 и нижний 1-2:
- верхний 1 и частично 2 Дракер относит к очень позднему времени (после 10 в. н.э.);
- нижний 2 совпадает по времени с верхним этапом;
- этап нижний 1 одновременен, по Дракеру, со средним этапом Трес-Сапотес.
Методы работ Ф. Дракера и созданные им периодизации впоследствии подверглись серьезной критике со стороны других исследователей.
Американский ученый археолог Р. Сквайер производил в Трес-Сапотес дополнительные раскопки с целью уточнения выводов Дракера. в результате Сквайер совместно со своим коллегой Р. Хейзером пришли к выводу, что между нижним и средним этапом Трес-Сапотес нет принципиальной разницы и что это один неразделимый этап Трес-Сапотес 1. Кроме того, эти авторы вполне аргументировано утверждают, что ввиду заметных различий в керамике, Ла Вент” и Трес-Сапотес 1 относятся к разному времени, причем Ла Вента к более раннему. Таким образом была создана новая периодизация ольмекской культуры:
1) Серро-де-лас-Месас нижний, 2 верхний Трес-Сапотес
2) Серро-де-лас-Месас нижний 1. Трес-Сапотес 1.
3) Ла Вента.
Более поздние работы по периодизации ольмекской культуры принадлежат археологу Майклу Ко.
Анализируя все памятники, известные на территории Веракруса и Табаско, он приходит к выводу, что их можно разделить на несколько больших групп:
1) Древнейшая относится к среднеархаическому периоду (800-300 гг. до н.э.) и представлена только одной Ла Вентой. Именно материалы Ла Венты, по словам Ко, отражают эпоху расцвета ольмекской культуры, ольмекского стиля искусства.
2) вторая группа памятников относится к поздней архаике (300 г. до н.э.-100 г.н.э.) – это Серро-де-лас-Месас нижний 1 и Трес-Сапотес 1.
3) третья группа протоклассического времени (100-300 гг. н.э. – Серро-де-лас-Месас 2, Трес-Сапотес 2.
4) группа раннеклассического периода (300-600 гг. н.э.) включает в себя Серро-де-лас-Месас нижний 2. Трес-Сапотес 2 (вторую часть). Таким образом, М. Ко относит к ольмекской культуре в её чистом виде только один памятник среднеархаического возраста Ла Венту. ольмекские элементы на более поздних памятниках. по мнению ко, не что иное как пережитки старых и навсегда ушедших традиций ольмекской культуры. в 1966-1968 гг. голах М. Ко возглавлял археологическую экспедицию которая вела исследования в Сан-Лоренсо, крупном ольмекском центре на реке Коацакоалькос. В результате Ко изменил свою прежнюю периодизацию ольмекской культуры. На основе керамического анализа Ко выделил главный этап в Сан-Лоренсо. По мнению ученого он относится к концу раннеархаического времени (по данным радиоуглеродного анализа к 1200-900 гг. до н.э.). В это время в зоне города были построены многочисленные статуи и изваяния (стелы, алтари) типично ольмекского стиля. Все они были обнаружены М. Ко на дне оврага, уложенные в правильные ряды, ориентированные строго по линии север-юг и намеренно разбитые и поврежденные. Ученый предполагает, что какой-то момент местные жители разбили своих каменных кумиров, отнесли их на специальное "кладбище", где засыпали их сверху толстым слоем земли. Ко считает, что это произошло на этапе Сан-Лоренсо (1200-900 гг. до н.э.), поскольку в засыпке встречаются обломки керамики этого времени.
В Сан-Соренсо были найдены и более поздние материалы, синхронные с комплексом находок из Ла Венты (800-400 гг. до н.э.). М. Ко пишет: "Я считал, что блестящая цивилизация Сан-Лоренсо пришла в упадок из-за внутренних потрясении после 900 г. до н.э., когда Сан-Лоренсо исчез под густым покровом джунглей, факел ольмекской цивилизации перешел в руки Ла Венты (800-400 гг. до н.э.) таким образом, в своей периодизации М. Ко на первое место ставит этап Сан-Лоренсо.
В итоге можно сделать вывод о том, что работы зарубежных историографов внесли значительный вклад в разработку проблемы периодизации ольмекской культуры, они заложили ее основы.
Среди российских авторов, можно выделить, пожалуй, только В.И. Гуляева. Он тщательно разработал вопрос о периодизации и сформировал свой подход к данной проблеме. Он считал необходимым учитывать общие закономерности в развитии основных мезоамериканских культур, признаки и черты, которые характерны для наиболее важных эпох в их истории. На основе этого В.И. Гуляев анализирует основные ольмекские памятники Ла Венты, Трес-Сапотес, Серро-де-лас-Месас, Сан Лоренсо -1 выделяет внутри них главные этапы развития уже не местного, а общемезоамериканского значения.
Трес-Сапотес.
В.И. Гуляев считает справедливым утверждение Р. Хейзера и Р. Сквайера о том, что нижний и средний этапы схемы Ф. Дракера составляют один древнейший этап – этап Трес-Сапотес 1. Он характеризуется преобладанием монохромных групп керамики и различными типами лепных глиняных статуэток, одни эти признаки позволяют Гуляеву отнести Трес-Сапотес 1 к архаической эпохе.
Следующей основой для выводов Гуляева является наличие невольного процента сосудов с полихромной росписью в керамических материалах конца Трес-Сапотес 1. здесь автор проводит аналогия с другими областями Мезоамерики, где полихромная керамика появляется впервые во время протоклассического или переходного, периода, отделяющего архаическую эпоху от цивилизации. в наиболее хорошо изученной археологами области -низменных районах майя – этот переходный период (хольмуль1-мананель – относится к самому концу 1 тыс. до. н.э. – началу нашей эры). О наличии материалов протоклассического периода в Трес-Сапотес свидетельствуют и полые ножки глиняных сосудов в форме полной груди, что является характерным признаком культуры переходной поры на всей территории Мезоамерики.
Хорошей хронологической вехой для конечной стадии этапа Трес-Сапотес 1, по мнению Гуляева, служит календарная дата на стеле "С", соответствующая 31 г. до н.э. Она отражает уже начало новой эпохи в данном районе – эпохи цивилизации. Таким образом, Гуляев считает, что поздний этап в Трес-Сапотес должен был закончиться не позднее начала 1 в. до н.э.
Ранние материалы этапа Трес-Сапотес 1 по всему комплексу черт Гуляев сопоставляет с такими хорошо известными позднеархаическими памятниками, как Вашактун (этап Чиканель) в Петене, Сан-Агустин в Чиапасе, Ла-Виктория (этапы Кончас 2 и Крусеро) на тихоокеанском побережье Гватемалы, Тлапакойя в долине Мехико, Каминальхуйю в горной Гватемале, Чиапе-де-Корсо и т.д. Максимальный хронологический диапазон всех названных памятников колеблется в абсолютных датах от 500 г. до н.э. до первых веков нашей эры. Однако наиболее часто их относят к периоду с 300 г. до н.э. до начала нашей эры, следовательно, начало этапа Трес-Сапотес 1 приходится на промежуток времени между 500 и 300 гг. до н.э., что касается этапа Трес-Сапотес 2, который тесно связан преемственными нитями развития с предыдущим, то здесь Гуляев соглашается с выводами Дракера. Дракер писал, что этот этап относится к классическим культурам (эпоха цивилизации), которым свойственно господство "полихромной" керамики и терракотовых статуэток. Гуляев сопоставил данный этап с культурой Теотиуакана в долине Мехико. Оба исследователя приходят к выводу, что Трес-Сапотес 2 приходится на 1 тыс. н.э., заканчиваясь не позднее 9-10 вв. н.э. Наиболее тесные связи между Теотиуаканом и населением Трес-Сапотес существовали, по мнению ученых, во время этапов Теотиуакан 2 и 3, т.е. с начала нашей эры по 600 г. н.э. Есть в Трес-Сапотес и материалы этапа Теотиуакан 4 (600-800 гг. н.э.). Таким образом, в окончательном виде периодизацию Трес-Сапотес по В.И. Гуляеву выглядит следующим образом:
Трес-Сапотес 1 – позднеархаический и протоклассический этапы (от 500-300 гг. до н.э. до 1 в. до н.э.); Трес-Сапотес 2 – эпоха цивилизации, классический период (1 в. до н.э. или рубеж нашей эры – 9 в. н.э.).
Ла Вента.
Ф. Дракер и другие зарубежные исследователи рассматривают Ла Венту как памятник, "отражающий" один этап в развитии ольмекской культуры – период ее расцвета. Но если Дракер целиком приравнивает Ла Венту к Трес-Сапотес 1, то М. Ко, например, считает, что никакой связи между Ла Вентой Трес-Сапотес не могло быть в силу разного хронологического положения обоих памятников.
В.И. Гуляев приходит к выводу, что Ла Вента же производить впечатления "чего-то монолитного и единого". В комплексе археологического материала явно содержатся разновременные элементы – свидетельство того, что памятник существовал далеко не один этап, а прошел длительный и сложный путь развития. Гуляев выделяет группу ранних материалов среднеархаического времени, не найденных в Трес-Сапотес. К их числу относится грубая керамика с монохромной поверхностью бурого цвета, часто украшенные орнаментом, сделанном с помощью шагающего штампа или точечным узором. Аналогичная по форме и технике орнамента керамика встречается на таких памятниках средней архаики, как Салинас-ла-Бланка (этапы Куадрос и Хокоталь 1000-800 гг. до н.э.), Чиапа-де-Корсо и Тлатилько (900-400 гг. до н.э.). О среднеархаическом возрасте некоторых материалов Ла Венты говорит и сходство некоторых типов лепных глиняных статуэток Ла Венты с материалами из Чиапа-де-Корсо (1000-550 гг. до н.э.) и Ла-Виктории (1800-500 гг. до н.э.).
Вместе с тем Гуляев утверждает, что в Ла Венте был довольно широко представлен и позднеархаический комплекс, частично совпадающий по времени с этапом Трес-Сапотес1. в коллекциях из Ла Венты (как и в Трес-Сапотес) постоянно встречаются достаточно большом числе обломки керамики с черной поверхностью и белым венчиком. Эта группа керамики весьма характерна для позднеархаических памятников Чиапаса, южного Веракруса, Табаско и тихоокеанского побережья Гватемалы. Аналогичные изделия особенно широко распространяются в позднеархаическое время, на памятниках 300-100 гг. до н.э. Ещё Дракер отмечал, что в Ла Венте, несмотря на небольшие размеры памятника, имеется довольно мощный культурный слой до 3 м. глубиною. В то же время Дракер назвал Ла Венту ритуальным центром, населенным лишь небольшой группой жрецов и их слуг. Пытаясь объяснить это противоречие, Дракер выдвинул предположение, что основная часть этого слоя образовалась в ходе строительства главных зданий Ла Венты, когда здесь находилось много строительных рабочих, ремесленников и окрестных земледельцев. По мнению Гуляева, есть все основания считать Ла Венту многослойным памятником, существовавшим длительное время. На основе анализа керамики и статуэток можно сделать вывод, что Ла Вента существовала в течении по меньшей мере двух этапов: среднеархаического (Ла Вента 1) и позднеархаического (Ла Вента 2). Помимо материалов из стратиграфических траншей, Ла Вента располагает еще более важным видом источников, это гробницы, ритуальные тайники и архитектурные постройки.
Гробницы.
Их значение состоит в том, что они дают целые комплексы взаимосвязанных вещей, кроме того, гробницы Ла Венты содержат множество нефритовых статуэток, украшений и других предметов в ольмекском стиле.
Гробница "а" выполнена из громадных базальтовых столбов, дно вымощено известняковыми плитами и покрыто сверху слоем глины. В центре гробницы было обнаружено два овальных пятна пурпурной краски, в пределах которых лежали плохо сохранившиеся кости двух детских скелетов. Инвентарь погребений состоял из типично ольмекских нефритовых и серпентиновых статуэток, нефритовых бус, подвесок, зеркала из полированного гематита и бруска серпентина.
Гробница "в" представляет собой большой саркофаг, высеченный из глыбы песчаника и закрытый плоской плитой. Торцовая часть украшена стилизованной маской ягуара. Внутри, в глине со следами пурпурной краски, было найдено несколько нефритовых украшений и статуэток, но костей не оказалось. Гробница "с" наиболее интересная из всех, в ней помимо ольмекских нефритовых изделий было найдено три глиняных сосуда. Гробница была сложена из плоских плит песчаника, внутри в пределах овального пятна пурпурной краски лежали нефритовые украшения: там, где должен был находиться череп – две нефритовые "катушки" или украшения для увей, в области ушей – длинное ожерелье из нефритовых бусин, на груди – статуэтки из нефрита и серпентина. Однако никаких признаков костей здесь тоже не было найдено. За пределами пятна лежали группами 37 кельтов из нефрита и серпентина.
Гробницы "д" и "е" отличаются от описанных выше лишь отдельными незначительными чертами.
Ясно, что все эти гробницы относятся к одному и тому же времени. Поскольку в них содержится почти весь набор мотивов и элементов ольмекского стиля, то время их появления совпадает со временен формирования этого стиля. По словам Ф.Дракера, Р.Хейзера и Р.Сквайера эти погребальные комплексы относятся к наиболее поздней, четвертой строительной эпохе в иcтopии Ла Венты. В пользу этого утверждения Гуляев приводит еще один факт: отсутствие в гробницах лепных глиняных статуэток и керамики среднеархаического времени. Гуляев делает предположение о том, что гробницы Ла Венты относятся к позднеархаическому или даже протоклассическому этапам мезоамериканской истории. Что касается трех глиняных сосудов, найденных в гробнице, то наиболее интересный из них – большой горшок с округлыми боками и плавно отогнутой шейкой, он имеет поверхность бурого цвета и украшен рельефным изображением головы рычащего ягуара. Ближайшей аналогией ему, по мнению Гуляева, может служить сосуд с изображением ягуара из Салинас-ла-Бланка, на тихоокеанском побережье Гватемалы (этап Кончас 2 – 500-300 гг. до н.э.). Второй образец кувшинообразного сосуда из гробницы "с" Гуляев сравнивает с бутылеобразной вазой с лощеной коричневатой поверхностью найденной в погребении в Чиапа-де-Корсо (этап Франсеса – 450-250 гг. до н.э.). Третий чашеобразный сосуд также относит к позднеархаическому времени. Мотивы орнамента и изображения на некоторых предметах из гробниц Ла Венты очень близки искусству позднеархаической и протоклассической поре таких памятников, как Чиапа-де-Корсо, Лас-Лимас, в штате Веракрус и пр.
Каменные гробницы Ла Венты и по своей конструкции, и по набору вещей отражают процесс имущественной дифференциации в местном обществе. Близки им по устройству и обилию нефритовых вещей гробницы из Чиапа-де-Корсо, относящиеся к протоклассическому этапу Хорконес по местной периодизации (100 г. до н.э. – рубеж н.э.). Сходны по своему облику с Ла Вентой и две пирамиды в Каминальхуйю, датируемые этапом Мирафлорес (300 г. до н.э. – рубеж н.э.).
Опираясь в своих рассуждениях на данные факты и аналогии, Гуляев приходит к выводу, что гробницы Ла Венты и весь набор предметов мелкой пластики в типично ольмекском стиле относится к концу позднеархаического или протоклассическому времени, т.е. к 300-100 гг. до н.э.
Очень важные для хронологии Ла Венты материалы дают ритуальные приношения в тайниках, заложенных внутри различных архитектурных сооружений города. Большая часть их относится третей и четвертой строительным эпохам и содержит керамику, нефритовые украшения, статуэтки, кельты и гигантские мозаики-вымостки в виде стилизованных масок ягуара. Верхний слой на территории Ла Венты состоит из кочующих сыпучих песков. Российские и западные исследователи по-разному смотрят на вопрос, к какому времени принадлежит данный слой. По мнению Дракера, все материалы из этого слоя относятся уже к "постольмекскому" периоду, т.е. к культурному комплексу, возникшему спустя какое-то время после гибели Ла Венты. В числе находок сосуд из ритуального приношения в виде чаши на полом кольцевом поддоне с поверхностью бурого и серого цвета, с примесью кварцитового песка в тесте.
Такие сосуды появляются в других районах Мезоамерики, например, у майя, к самому концу позднеархаического этапа Чиканель (300-100 гг. до н.э.). Но именно этот сосуд и по составу теста, и по цвету поверхности очень близок типичным для Ла Венты керамическим группам из стратиграфических траншей. Этот факт признает и Дракер. В том же песчаном слое обнаружен сосуд из ритуального приношения – большая цилиндрическая ваза с округлым дном и слегка расширенным устьем, и по форме и по мотиву орнаментации этот сосуд напоминает чернолощеные вазы из Каминальхуйю и сосуды-цилиндры с закругленным дном этапа Теотиуакан 1 (самый конец 1 тыс. до н.э.). В слое кочующих песков были обнаружены типично ольмекский сосуд-чаша, керамика, статуэтка с чертами ягуара, нефритовая привеска, все они относятся к протоклассическому периоду. Однако Дракер пришел к выводу, что все следы этой протоклассической деятельности были делом рук какой-то группы людей, возможно, родственных ольмекам, появившихся на территории города спустя невольной отрезок времени. Гуляев же полагает, что материалы из слоя кочующих песков имеют протоклассический возраст и относятся к ольмекской культуре Ла Венты и, следовательно, последняя имеет еще один этап – протоклассический, Ла Вента 3. Что касается монументальной скульптуры ольмеков – стел, алтарей и гигантских голов Ла Венты, то Гуляев считает, что появление таких монументов относится к протоклассическому или началу классического периодов и служит одним из признаков сложения первых индейских цивилизаций. К таким выводам он приходит, обращаясь к одному из основных мотивов ольмекского искусства – изображению стилизованной маски ягуара.
Этот образ запечатлен в Ла Венте на обломках двух монументов, на торцовой части саркофага, па гигантских мозаиках. Но именно такое типично ольмекское изображение увенчивает лицевую сторону стелы "с" из Трес-Сапотес (31 г. до н.э.).
"Если учесть, – пишет Гуляев, – что между монументами Трес-Сапотес и Ла Венты наблюдается поразительное стилистическое сходство, то вряд ли можно утверждать о каком-то невероятно раннем происхождении последних”.
Сан Лоренсо
Последние исследования американских археологов в районе Сан-Лоренсо еще больше запутали картину развития ольмекской культуры, исходя из полученных дат радиоуглеродного анализа и того факта, что в засыпке "кладбища" разбитых каменных скульптур находились обломки керамики только этапа Сан-Лоренсо (1200-900 гг. до н.э.). М. Ко счел возможным датировать вполне сложившийся и зрелый стиль ольмекского искусства именно этим временем. С другой стороны он признает наличие в Сан-Лоренсо более поздних материалов (этап Палангана), синхронных в целом с Ла Вентой и датируемых по данным радиоуглеродного анализа 600-400 гг. до н.э. М. Ко не отрицает явного стилистического сходства между каменными изваяниями из Сан-Лоренсо и Ла Венты, он относит вся монументальную скульптуру ольмекского стиля из Ла Венты к 800 г. до н.э. В.И. Гуляев считает, что данный вывод не имеет под собой никаких оснований. В качестве аргумента он приводит следующий факт: монумент 25 из Ла Венты с типично ольмекским персонажем с ягуароподобным ртом датирован авторами раскопок четвертым строительным периодом, примерно 400 г. до н.э., так как между каменными изваяниями из Сан-Лоренсо и Ла Венты существует явное стилистическое сходство, то и в Сан-Лоренсо какая-то часть ольмекоидных монументов доживает до 400 г. до н.э. Сан-Лоренсо, Ла Вента и Трес-Сапотес пока единственные ольмекские центры, где были найдены гигантские каменные головы. Стилистическое сходство, по мнению Гуляева, – несомненное доказательство их синхронности. Учитывая, что в Трес-Сапотес имеется множество других совпадений в скульптуре и керамике и с Ла Вентой, и с Сан-Лоренсо, а также, что для Трес-Сапотес есть достаточно надежная дата на типично ольмекской стеле "С" – 31 г. до н.э., Гуляев предполагает, что монументальная скульптура всех вышеназванных памятников относится ко времени не ранее второй половины – конца 1 тыс. до н.э.
В окончательном виде схема развития ольмекской культуры по Гуляеву выглядит так:
Древнейший этап относится к среднеархаическому времени и представлен в Ла Венте (этап Ла Вента) и Сан-Лоренсо (этап Сан-Лоренсо).
Второй этап – поздпеархаический –отчетливо выявляется в Ла Венте (Ла Вента 2), в Трес-Сапотес (Трес-Сапотес 1), в Серро-ле-лас-Месас (нижний 1) и в Сан-Лоренсо (этап Палангана, 1 часть).
Протоклассический этап (конец Трес-Сапотес 1 и Ла Вента 3, Серро-де-лас-Месас, нижний 1, Сан-Лоренсо – Палангана поздняя).
Раннеклассический этап (первые века нашей эры) в Трес-Сапотес 2 и Серро-ле-лас-Месас.
Гуляев снова приходит к выводу, что формирование ольмекского стиля искусства относится ко времени не раньше второй половины 1 тыс. до н.э., т.е. к этапу поздней архаики и к переходному периоду от архаики к цивилизации.
Интересным и важным является вопрос интерпретации памятников ольмекского искусства. И в первую очередь, это касается наиболее загадочного вида монументальной скульптуры ольмеков – гигантских каменных голов.
Многие писатели стремились найти в них портреты жителей некогда исчезнувшей загадочной Атлантиды. Уфологи пытались разглядеть в этих памятниках головы пришельцев-космонавтов в шлемах. Все это вызвано тем, что интерпретация такого странного и характерного практически только для ольмеков памятника как гигантские головы до сих пор продолжала оставаться одной из наиболее спорных проблем древней мезоамериканской археологии. Археологами было обнаружено 17 каменных голов:
в Сан-Лоренсо монументы 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
в Ла-Венте – 1, 2, 3, 4
в Трес-Сапотес – А, Q
в ранчо Ла – Кобата –1
Зарубежные авторы Б. де ла Фуэнте, М. Стингл, М. Ко считали, что гигантские головы представляли собой изображения правителей. Но их анализ памятников сводился в основном к оценке размеров и материала, попытке определить антропологические признаки и характер головного убора. Методы исследования некоторых отечественных авторов, таких как Г.Г. Ершова, В.Г. Сергеева строились на схожих принципах. Для объяснения каких – либо непонятных явлений в ольмекской культуре они использовали достижения других цивилизаций древней Мезоамерики: ацтекские легенды и письменность майя.
Так, Сергеева считает, что воспроизведение отдельных голов у ольмеков связано с культами маиса: во время праздников в честь богов Тескатлипоки и Уитцилопочтли (Бог Солнца и Войны) отрубленные головы имперсонаторов (людей, олицетворявших на церемонии богов) торжественно водружались на специальные шесты (цомпантли). Автор полагает, что именно эти головы затем изображались в камне (данный вывод представляется не вполне обоснованным, так как доподлинно не известно практиковали ли ольмеки ритуальные человеческие жертвоприношения). Сергеева так же соглашается с утверждением немецкого исследователя Э. Зелера о том, что огромные каменные головы из Трес-Сапотес имеют стилистическое сходство с маленькой ацтекской богиней луны Койольшауки – реалистично переданное лицо с широким носом и пухлыми губами, шлем на голове, на щеках – диски с крестами. Согласно ацтекской легенде Уитцилопочтли, спасая свою мать, богиню земли Коатликуэ, убил Койольшауки, отрубив ей голову. На этом основании исследовательница заключает, что огромные каменные головы ольмеков изображали принесенных в жертву людей. Кроме того, в своем исследовании Сергеева до сих пор ссылается на негроидные черты скульптур, хотя времена, когда в чертах лиц гигантских голов пытались разглядеть негроидов ушли в прошлое. Совершенно другие выводы делает Г. Г. Ершова. Она считает, что адекватная интерпретация памятника возможна лишь благодаря анализу иероглифических текстов майя, классического периода. При анализе иконографии на майяских сосудах исследователи регулярно отмечали присутствие так называемого, “мертвого глаза”. “Мертвым” он считался исключительно потому, что изображался изолированно, почти всегда без лица. Вместе с тем “мертвый глаз” порой терял свой узнаваемый вид и больше походил на некий стилизованный шарик или ягоду. Именно в таком виде этот предмет регулярно появляется в клюве птицы, в сюжетах связанных с представлением о смерти. Птица-посланник опознавалась по крупным перьям с пятнами, крючковатому носу и когтистой лапе. Майкл Ко определял ее как разновидность совы – птица Муан. В иероглифических текстах встречается и название совы, записанное фонетически: mu-aan.
Ершова расценивает сову в качестве связующей нити между мирами. Первоначально предмет, похожий на ягоду, в клюве птицы не вызывал особого интереса, поскольку выглядел естественной добычей. Однако, выступая в качестве необходимого опознавательного атрибута (который иногда заменялся на голову человека), этот плод навел на мысль о его дополнительном назначении. Наиболее общим словом для обозначения плода на языке майя является ich. Также по омониму ich означает “зародыш”, “глаз”, “лицо”, “похожий”. В иконографии майя иногда изображение ягоды заменяется на изображение лица или головы человека. Например, на сосуде № 15 рядом с контуром пещеры помещено изображение большой птицы. В ее клюве – голова человека с подчеркнуто выделенным круглым глазом и завитком. Пещера согласно единой идеологической концепции всего мезоамериканского региона, является далекой северной страной, страной мертвых, где живут предки. В связи с этим большой интерес представляет майяская каменная шкатулка, особенно ее крышка, выполненная в форме лица. Текст на шкатулке свидетельствует о том, что хранившаяся в ней книга имела важное значение для определения родства и наследования души умерших родственников. В итоге, Ершова делает вывод о том, что появление знака ich – лица, или плода, или глаза указывает на то, что речь идет о возрождении души умершего. Неслучайно и другое значение слова – “похожий”, т.к. согласно майяской системе родства, новорожденный наследовал вместе с душой своего умершего дед (предка через поколение) и его внешний облик, и его характер, и имя, и социальный статус. Итак, анализируя различные памятники и тексты майя, Ершова выделяет ключевое понятие – “лицо”. Но именно лицо и является единственным значимым элементом гигантских голов ольмеков. Подчеркнутая шарообразность голов идентифицирует его со значением “плод”. Автор полагает, что каменные головы должны передавать портреты различных людей, отсюда разные выражения лиц у голов. По мнению Ершовой, эти портреты изображали далёких прапредков. Это подтверждает и характер головных уборов на гигантских головах. Некоторые из них содержат элемент из четырех веревок – tep’. А это является указанием на фратриальную структуру племени. Ольмеки строго придерживались концепции: 16 родов – 4 фратрии -1племя.
Также tep’ является показателем прямой связи по крови между предками и потомками. Головной убор на некоторых головах графически напоминает знак xib – “исчезать”, “север”. На других хорошо различим элемент “пещеры”. Расположение голов внутри акропольного ансамбля Ла–Венты явно указывает на сакральное значение, связанное с предками, поскольку их четыре, видимо, по числу фратрий в племени. Расположены они на одной линии, как бы отчеркивая северную границу центра, указывая на направление легендарной прародины. Перед первой головой расположена мозаика в виде морды ягуара с шестнадцатью (4х4) подвесками, которые указывают на состав племени. На одном уровне с мозаикой находился тайник с 16 каменными человечками. Их расположение напоминает собрание, обсуждающее важные проблемы. Тот факт в Сан-Лоренсо было обнаружено 10 голов, дает Ершовой основания предполагать, что каждая из них передает образ одного из 16 глав рода и что в этом центре будут обнаружены еще 6 голов.
Таким образом, гигантские головы – практически первые портретные изображения мифологизированных прапредков – основателей племени на далекой прародине, которая исчезла в пещерах далеко на севере.
взято с ,
автор - Антошечкина Кристина Хосеевна, Российский Университет Дружбы Народов, Руководитель: д.и.н., проф. Марчук Н.Н., 2001