Ревизия Сан-Лоренсо

Между тем счастливый первооткрыватель сокровищ Сан-Лоренсо, казалось, находился в зените своей сла­вы. И дня не проходило без того, чтобы тот или иной журнал или солидная американская газета не добави­ли свою лепту в шумные словопрения по поводу зага­док древней культуры Веракруса и Табаско. Но Майкл Ко и здесь сумел соблюсти чувство меры. Сан-Лоренсо был его детищем, своего рода испытательным полиго­ном для большинства его идей об ольмеках. И он по­старался представить материалы, найденные в этом го­роде, в самом наилучшем виде.

Во всех своих рассуждениях Майкл Ко опирался на двух «китов»: на серию радиоуглеродных дат и на то, что разбитые статуи были засыпаны землей, содержа­щей раннеархаическую керамику 1200—900 годов до н. э. Что касается радиоуглеродных дат, то излишняя довер­чивость к ним не раз уже подводила археологов. В об­ращении с ними нужна предельная осторожность. Их всегда следует проверять обычными археологиче­скими методами — типологией и стратиграфией. Доста­точно сказать, что диапазон колебаний показателей Си для Сан-Лоренсо составляет от 2230 года до н. э. до 450 года н. э.; причем наиболее поздняя дата взята от скопления углей, найденных под типично ольмекским каменным изваянием — монументом № 21. Такая же картина наблюдается и в Ла Венте, где отрезок време­ни, охваченный радиоуглеродными датами, составляет от 1400 года до н. э. до 200 года н. э., не говоря уже о       том, что результаты анализов нескольких абсолютно одинаковых образцов, разбитых на две части, привели к совершенно различным выводам: согласно одним дан­ным Ла Вента существовала с 800 до 400 годов до н. э., а по другим — с 1000 до 600 годов до н. э.! Как же можно строить на столь шаткой основе далеко идущие выводы?

Возраст обезглавленных статуй, погребенных на пла­то Сан-Лоренсо, тоже вызывает много споров. Во-пер­вых, «все каменные скульптуры, — пишет Майкл Ко,— найденные Стирлингом, и часть обнаруженных нами бы­ли не только намеренно повреждены, но и передвинуты из своих первоначальных мест, что исключает возмож­ность определить их стратиграфическое местонахожде­ние». «Во-вторых, помимо ранней керамики этапа Сан-Лоренсо, в засыпке гигантского кладбища статуй встре­чаются и обломки более поздней глиняной посуды. Не исключено, что эту землю для «захоронения» своих идолов, жители Сан-Лоренсо взяли из более древних искусственных холмов, расположенных внутри самого города или его ближайших окрестностей. Происхож­дение подобных холмов изучено археологами доста­точно хорошо. Древние земледельцы Мексики жили оседло, в глинобитных непрочных хижинах. Эти не­долговечные сооружения часто разрушались. И каждый раз приходилось выравнивать их остатки, создавая платформу-площадку для новых зданий. Вместе с руи­нами домов в эту платформу попадали черепки битой посуды, орудия, украшения, кости животных и т. д. На некоторых поселениях такие перестройки происходи­ли десятки раз. Напластования древних поселков росли со временем все выше и выше, пока не образовался высокий искусственный холм. И таких безымянных хол­мов в Мексике тысячи. Известно, что так называемый «культурный слой» — мягкую, черную землю со всяко­го рода отбросами и хозяйственным мусором, которая образуется на месте длительного и постоянного обита­ния человека, копать гораздо легче, чем чистый грунт. Это особенно важно, если учесть, что у ольмеков были только деревянные и каменные орудия, а объем земля­ных работ на плато Сан-Лоренсо был поистине гигант­ским. Где же брали ольмеки такое фантастическое коли­чество земли? Скорее всего, из более ранних, заброшен­ных холмов и прилегающей к ним территории. Вместе с землей на «кладбище» были принесены, вероятно, и содержавшиеся в ней древние предметы — керамика, глиняные фигурки и т. д.

Не кто иной, как сам Майкл Ко объявил когда-то, что поздний этап в истории Сан-Лоренсо, названный им «Палангана» (600—300 годы до н. э.), по своей архи­тектуре и глиняной посуде — точная копия Ла Венты. Одновременно почти все скульптуры Ла Венты были объявлены двойниками каменных изваяний этапа Сан-Лоренсо (1200—900 годы до н. э.). В итоге получается какая-то странная и непонятная картина: одна часть единой по стилю культуры Ла Венты — скульптура — существовала в 1200—900 годы до н. э., а другая — архитектура — в 600—300 годы до н. э. Больше того, излишняя поспешность некоторых археологов США, ко­торые подогнали прежние даты С14 из Ла Венты ко вновь открытым древностям Сан-Лоренсо, сыграла с ни­ми злую шутку. Отнеся Ла Венту к 1000—600 годам до н. э., они тем самым еще более углубили и без того значительный хронологический разрыв с Трес-Сапотес — памятником, имеющим уже то преимущество, что для него известна хотя бы одна твердая времен­ная веха — стела «С» (31 год до н. э.). Мы уже видели, что многие находки из обоих этих центров необычайно близки друг другу. Кроме того, все три названных па­мятника ольмеков — Ла Вента, Сан-Лоренсо и Трес-Сапотес — имеют абсолютно сходные каменные скульп­туры и прежде всего гигантские головы в шлемах!

В таком случае остается думать, что ольмеки ухит­рялись изготовлять без малейших изменений совершен­но не отличимые друг от друга скульптуры-двойники (хотя бы те же каменные головы) на протяжении мно­гих сотен лет, что совершенно невероятно. Если мы возьмем в качестве сравнения скульптуру майя, извест­ную нам примерно на протяжении 700—800 лет класси­ческого периода, то там отчетливо видно, как заметно меняется даже за два-три столетия и общий скульптур­ный стиль, и отдельные его детали. Следовательно, но­вые даты C14 для Ла Венты и Сан-Лоренсо неверны.