«Осел с когтями льва»

Гибель Мельи явилась тяжелой потерей для рабочего класса и коммунистов Кубы, но не сломила их дух, они продолжали суровую борьбу. На злодейское убийство своего лидера сотни трудящихся ответили вступлением в партию коммунистов. Продолжало расти и революционное студенческое движение — детище Мельи.

Укрепление позиций прогрессивных организаций в стране происходило в крайне тяжелых условиях. Особен­но это ощущалось при правительстве генерала Херардо Мачадо, победившего на очередных президентских выбо­рах своего соперника — консерватора Менокаля. Непопу­лярность последнего, ловкие предвыборные обещания Ма­чадо, услаждавшие слух обывателя, поддержка Сайяса — все это, бесспорно, сыграло свою роль. Немаловажным фактором оказалась поддержка Мачадо американскими монополиями. Их он устраивал не только как человек «сильной руки» и поклонник Муссолини, но и как лицо, тесно связанное с американским капиталом: Мачадо был вице-президентом компании «Кубана де электрисидад» — филиала американской «Электрик бонд энд шер компани».

На выборах Мачадо выступил с широко разреклами­рованной программой «возрождения» Кубы, во многом имитировавшей программные декларации итальянских фашистов. К какому же «возрождению» привела страну диктатура Мачадо?

Во время предвыборной кампании он изображал себя противником «поправки Платта», однако никогда еще аме­риканские капиталисты не чувствовали себя на Кубе так вольготно, как в годы его правления. Например, «Элект­рик бонд энд шер компани» скупила все небольшие элект­роэнергетические предприятия на острове. Контролировавшиеся группой Моргана компании захватили практи­чески все производство электроэнергии, газа, водопровод и телефонную сеть. Такие крупные монополии США, как «Бетлехем стил корпорейтлн», «Юнайтед Стэйтс стил корпорейшн» и другие, прибрали к рукам в форме концес­сий более 100 тыс. га земель с запасами железной, мар­ганцевой, хромовой и медной руд.

Общая площадь земли, приобретенной американскими сахарными компаниями к 1928 г. на Кубе, составила свыше 3 млн. га. Капитал США был вложен в цемент­ную, пищевую, табачную промышленность, в отели, уве­селительные предприятия, в торговлю.

К концу 20-х годов американские капиталовложения составляли на острове сумму в 1,5 млрд. долл. По их уровню на душу населения Куба занимала первое место в мире¹.

При этом необходимо добавить, что добываемая аме­риканскими компаниями руда, произведенный сахар я другие продукты — все вывозилось с кубинской земли в США. Иначе говоря, вложенные капиталы отнюдь не со­действовали собственному экономическому развитию ост­рова. Наоборот, попав в полную экономическую зависи­мость от США, Куба превратилась к концу 20-х годов в страну, являвшую собой яркий пример однобокого раз­вития. В результате экономика республики оказалась в полкой зависимости от одной культуры — сахарного тро­стника. А поскольку производство сахара было рассчита­но на внешний рынок, то благосостояние страны стало в еще большей степени, чем раньше, зависеть от внешней торговли, и прежде всего от вывоза сахара-сырца, состав­лявшего более четырех пятых всего кубинского экспорта.

Однобокая специализация сельского хозяйства страны вела к вытеснению важнейших продовольственных куль­тур, к поглощению возделыванием сахарного тростника большей части капиталов, земли, рабочих рук. Таким об­разом, специализация поставила Кубу в зависимость от уровня цен на сахар на мировом рынке, от способности американского рынка поглотить кубинские поставки саха­ра, перед необходимостью импортировать продовольствие.

В свою очередь, используя эту зависимость, правящие круги США заставляли кубинских правителей идти на дальнейшие уступки американскому капиталу, все более привязывая Кубу к своему внешнеполитическому курсу.

Господство капитала США привело к ощутимым сдви­гам в социально-экономических отношениях. Прежде все­го оно содействовало процветанию латифундизма. Круп­ные земельные собственники, составлявшие немногим бо­лее одного процента хозяйств, владели почти тремя пятыми всей территории острова. Но большая часть этой земли пустовала, сохранялась в резерве. Латифундисгская монополия становилась основой угнетения крестьянства, вела к значительному отставанию сельскохозяйственного производства.

Быстрое развитие сопровождалось высоким годовым приростом (3,1% в год в среднем за период с 1919 по 1931 г.) населения, что объяснялось главным образом большим притоком иммигрантов для работы на сахар­ных плантациях: испанцев, негров с Ямайки и Гаити, ко­торых ждала на острове еще более нещадная эксплуата­ция, чем та, которой подвергалось местное население.

Тяжелым испытанием для всего хозяйства Кубы явил­ся мировой экономический кризис 1929—1933 гг. В ре­зультате резкого сокращения на рынке спроса ка сахар- сырец и катастрофического падения цен на него были закрыты десятки сахарных заводов, главным образом при­надлежавшие кубинцам, обанкротились многие торговые фирмы. США поспешили навязать Кубе так называемый «план Чэдборна», предусматривавший сокращение произ­водства сахара с 5 млн. т в 1929 г, до 2 млн. т в 1933 г. План ставил целью переложить издержки кризиса на пле­чи кубинских трудящихся.

В результате в 5—6 раз сократилась заработная пла­та, ухудшились условия труда, в стране с четырехмиллионным населением образовалась полумиллионная армия безработных. Голод был уделом бедняков и в городе, и в деревне.

Сотни тысяч мелких крестьян, арендаторов, издольщи­ков, работавших на различных плантациях, мелких жи­вотноводов, задавленных низкими ценами на сельскохо­зяйственные продукты, одолеваемых высокими налога­ми и дороговизной, едва сводили концы с концами, жили в условиях крайней нищеты.

И это все имело место в стране с исключительно бла­гоприятными для сельского хозяйства природными усло­виями, в стране, которая уже в 1925 г. произвела столь­ко мешков сахара, что если бы все их уложить в одну линию, то они опоясали бы весь земной шар по эква­тору!

Не лучшим было положение и городских рабочих. Ра­бочий день на Кубе не регулировался никаким законо­дательством. На сахарных заводах — сентралях он состав­лял 12 часов. Женщины за равный труд получали вдвое меньше, чем мужчины. Заработок выдавался обычно не деньгами, а бонами, принимавшимися лишь в лавке на территории данного завода. Неполноценное питание при­водило к высокой заболеваемости и смертности среди трудящихся. Почти половина населения острова была не­грамотна ².

Конкуренция со стороны американской промышлен­ности, наводнявшей Кубу своими изделиями, вела к разо­рению многих ремесленников и других мелких товаропро­изводителей, пополнявших лагерь безработных.

Отдавая себе отчет в той взрывоопасной ситуации, ка­кая складывалась в стране в результате подобной поли­тики, правительство берет курс на жесткую диктатуру, осуществляемую под лозунгом «борьбы с коммунизмом». Не случайно за Мачадо закрепилось прозвище — «прези­дент тысячи убийств».

Главный удар он направляет против рабочего класса и коммунистов. Стремясь расколоть рабочее движение, пра­вительство не только запрещает Национальную конфеде­рацию рабочих Кубы и многие отраслевые профсоюзы, но и создает с помощью некоторых предателей рефор­мистскую Кубинскую федерацию труда (1926). Стачки объявляются вне закона. Полиция жестоко подавила заба­стовку железнодорожников в провинции Камагуэй (в том же году), 26 участников были расстреляны. Значитель­ная часть городского пролетариата была занята на мел­ких ремесленных предприятиях, в легкой и пищевой про­мышленности, на транспорте, в коммунальном хозяйст­ве, что не могло отрицательно не сказываться на формировании классового самосознания, содействовало влиянию анархо-синдикализма.

Репрессии обрушились и на студенческие организа­ции. Была распущена Федерация университетских сту­дентов и введена жестокая цензура в стенах универси­тета. Только в годы первого президентства Мачадо по­гибли сотни рабочих и студенческих лидеров, прогрессив­но настроенных журналистов, издателей, юристов, про­фессоров университета и даже несколько членов конгрес­са, осмелившихся высказать недовольство политикой пре­зидента.

Мачадо устранял неугодных и вводил в конгресс пре­данных ему людей. Так он поступал в отношении всего административного аппарата. Президент реорганизовал и заметно увеличил армию, хотя это отнюдь не диктова­лось соображениями национальной обороны. Солдатам было повышено жалованье, а офицерам предоставлены привилегии. Военнослужащие, оставаясь безнаказанными, подавляли недовольство трудящихся. Значительно вырос­ли штаты полиции.

Во время своей поездки в США президент похвалял­ся, что при нем ни одна забастовка на Кубе не про­длится более 24 часов³. Однако тирания Мачадо не могла сдержать революционное движение.

Этого генералу-диктатору не удалось добиться, не­смотря на террор, несмотря на существенную материаль­ную и моральную поддержку Вашингтона. Так, «Чейз нэшнл бэнк» тайно, хотя и с ведома государственного департамента и посла США на Кубе, предоставлял Мача­до личные займы, а за размещение 50-миллионного зай­ма Кубе передал генералу взятку в 500 тыс. долл. (это было установлено в результате расследований, проведен­ных в палатах конгресса США) ⁴, К 1933 г. на счетах Мачадо в иностранных банках имелось около 5 млн. долл. Его недвижимая собственность на Кубе оценивалась в 9 млн. долл.⁵

Активно поддержал диктатора Уолл-стрит и на оче­редных выборах. Готовя почву для своего переизбрания, президент издал закон, практически запрещавший реорга­низацию старых и создание новых политических партий. Путем распределения синекур и запугивания Мачадо по­ставил во главе имевшихся буржуазных партий — консер­вативной, народной и либеральной — послушных ему лю­дей. Затем, согласно поправкам, внесенным в конституцию Кубы, упразднялась должность вице-президента, а срок пребывания президента у власти продлевался с четырех до шести лет; продлевались также сроки пребывания на их постах других выборных лиц.

Весной 1927 г. Мачадо совершил вояж в Соединенные Штаты. Там во время одного из приемов министр тор­говли США — миллионер Томас Ламонт выразил надежду на то, что кубинцы найдут возможность сохранить тако­го «хорошего правителя», как X. Мачадо, «неограничен­ное время»⁶. А на переговорах Мачадо с президентом К. Кулиджем последний фактически также одобрил пла­ны генерала по продлению его полномочий. «Соединен­ные Штаты,— сказал Кулидж,— хотят лишь того, чтобы народ Кубы имел такие правительство и конституцию, какие он сам желает» ⁷. Поверенный в делах США в Га­ване Г, Уильямсон в секретном донесении в октябре 1927 г. выражал уверенность, что Мачадо сохранит за со­бой власть.

Действительно, в мае следующего года специально сформированное Учредительное собрание, сплошь состояв­шее из людей, угодных президенту, перечисляя «заслуги спасителя республики», просило его «в порядке исключе­ния» дать согласие на переизбрание⁸.

Нарушив собственное обещание, Мачадо дал такое со­гласие. На выборах 1928 г. он был единственным канди­датом от всех трех упоминавшихся выше партий.

Правящие круги Вашингтона поддержали Мачадо не только для того, чтобы обеспечить выплату прибылей аме­риканским компаниям, вложившим свой капитал па Кубе, но и с тем, чтобы укрепить свои позиции на открывав­шейся в том же году в Гаване VI панамериканской кон­ференции, где ожидалась резкая постановка многих во­просов делегатами большинства стран Латинской Амери­ки в связи с интервенцией CHIA в Никарагуа и вообще всей их латиноамериканской политикой.

Еще во время посещения Вашингтона в 1927 г. ге­нерал-президент получил четкие наставления по поводу оказания помощи американской стороне в проведении Га­ванской конференции. И Мачадо приступил к выполне­нию этих предписаний: он направил своего представите­ля в поездку по латиноамериканским странам, взывая через него к чувству солидарности последних, запретил кубинской прессе касаться «больных» для государствен­ного департамента США вопросов, в Гаване были прове­дены «профилактические» аресты рабочих и студенческих активистов, солдаты заняли Гаванский университет.

Несмотря на все старания кубинского диктатора, пред­ставители 13 стран потребовали от США прекратить лю­бое вмешательство в дела латиноамериканских республик; американцам с большим трудом удалось расколоть един­ство делегаций и перенести вопрос о запрещении любой интервенции на рассмотрение следующей панамерикан­ской конференции. Вопреки псевдопатриотическим обеща­ниям Мачадо и его сторонников накануне гаванского фо­рума, на нем даже никто и не вспомнил о «поправке Платта». Напротив, кубинский делегат О. Феррара про­изнес восторженную речь о политике США по отноше­нию к Кубе.

Второе президентство Мачадо характеризовалось даль­нейшим усилением репрессий и антинародных мер. В 1929 г. диктатура встала на путь массовых политиче­ских убийств. Помимо Хулио Антонио Мельи, жертвами кровавого террора пали многие патриоты. Формальным поводом к усилению репрессий для мачадистов послу­жило оформление организованной оппозиции режиму даже внутри правящих классов.

Группа деятелей либеральной партии во главе с К. Мендиэтой сформировала новую партию — Национа­листический союз. Обтэявленная вне закона организация начала действовать в подполье. В знак несогласия с по­литикой Мачадо вышли в отставку два члена его каби­нета. С протестом против режима выступил даже такой реакционер, как экс-президент Кубы генерал Мено­каль.

Правда, буржуазная оппозиция не связывала свои пла­ны с серьезными революционными преобразованиями. Она лишь рассчитывала на устранение Мачадо путем интер­венции США на основе «поправки Платта»,

С иных позиций выступали трудящиеся страны.

По размаху и степени охвата масс революционные выступления на Кубе в период мирового экономическо­го кризиса превосходили все другие революционные вы­ступления тех лет в Латинской Америке. 1 мая 1929 г. Гавана стала свидетельницей грандиозной демонстрации трудящихся, участники которой провели первомайский митинг в Регле, на Ленинском холме, где росло поса­женное в честь Ленина оливковое дерево. Следующий год был ознаменован на Кубе многочисленными демонстра­циями, стачками. В частности, по призыву Национальной конфедерации рабочих Кубы 20 марта прошла всеобщая стачка, во время которой наряду с экономическими вы­двигались требования политического характера, в том числе об отставке Мачадо.

Забастовкой руководил Рубен Мартинес Вилъена, и она охватила более 200 тыс. человек в Гаване и дру­гих городах страны. Забастовка явилась первым серьез­ным предупреждением кубинского пролетариата «тропи­ческому дуче».

Напуганные размахом борьбы, власти приняли меры. По участникам первомайской демонстрации 1930 г. вой­ска открыли огонь. Они обстреляли студентов и препода­вателей, направившихся в сентябре 1930 г. к дому Энри­ке Хосе Бароны, оппозиционно настроенного к режиму. В результате был убит популярный студенческий лидер Рафаэль Трехо.

С ноября 1930 по май 1931 г. продолжалась стач­ка гаванских рыбаков, бастовали металлисты, рабочие трамвайной компании. Последних поддержали участники всеобщей забастовки в августе 1931 г. Следующий год был отмечен забастовками табачников, рабочих крупного сентраля «Провидеисиа», докеров и работников городско­го транспорта.

Росло недовольство и среди крестьянства. Поджоги плантаций сахарного тростника постепенно сделались од­ной из основных форм стихийной борьбы тружеников кубинского села. Они проводили и так называемые «го­лодные походы» в города.

К 1931 г. кубинское студенчество разделилось на две группировки. Радикально настроенные студенты — Левое крыло — выступали за объединение усилий с рабочим движением, за перерастание антиимпериалистического движения в демократическую революцию под руковод­ством пролетариата в союзе с крестьянством и радикаль­ной мелкой буржуазией. Большинство членов Левого кры­ла находилось под влиянием марксизма, видную роль в нем играли коммунисты. Одним из его лидеров был мо­лодой литератор Рауль Роа, ставший вскоре после побе­ды в 1959 г. кубинской революции министром иностран­ных дел Кубы (ныне заместитель председателя Нацио­нальной ассамблеи народной власти).

«Студенческий директорат» представлял правое крыло движения и действовал под руководством буржуазных на­ционалистов». Основным методом борьбы с диктатурой «Директорат» считал индивидуальный террор.

В активную борьбу включались и широкие слои мел­кой буржуазии, интеллигенции.

Режим диктатора, которого Рубен Мартинес Вильена метко окрестил «ослом с когтями льва», дал серьезные трещины.

1 См.: Нитобург Э. Л, Политика американского империализма на Кубе, с. 49.

² См.: Кастро Жозуэ де. География голода. М., 1954, с. 153—155.

³ Ле Риверенд Хулио, Кубинская республика. Зависимость и ре­волюция. М., 1970, с. 172.

⁴ Нитобург Э, Л, Политика американского империализма на Кубе, с. 81.

⁵ Daily Herald, 1933, 14 Aug.

⁶ New York Times, 1927, 29 May.

⁷ Цит. по: Нитобург Э. Л. Политика американского империализ­ма на Кубе, с. 87.

⁸ Там же.