Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Текайеуацин

:::
Поэзия науа
:::
Авторские гимны

Мечта слова

Вот, о друзья, стремленье слова,
вот мечта его — слушайте, люди:
нас весна возрождает к жизни,
нас бодрит маис золотистый
и обвивает своим опереньем.
Верим в истинность,
в подлинность верим
душ и сердец друзей!

Дружба

Как цветок душистый,
как перо кецаля трепетна ты, дружба:
опереньем цапли в праздник ты вплелась.
Наша песня — птица, птица-бубенец.
Как прекрасно вы, певцы, поете,
сидя за цветочною оградой,
под навесом из цветущих веток.

Шайакамачану

Кто восседает там, на священном троне?
Тот, чье жилище из водяного моха.
Трелит-поет владыка Шайакамачан.
Жизнь его одурманил цветок заката.
К небу он рокот песни своей возносит.
Славен громовой песнею Тлапальтекуцин.
Песня его прекрасна: пьянит-дурманит;
среди цветов — дрожащий цветок какао.

Призрачная радость

предадимся же веселью, други!
обнявшись возрадуемся сердцем!
Вот идем мы по земле — как будто
никогда наш путь не оборвется.
К дальнему жилищу солнца
тянутся цветок и песня.
Kак недолго на земле живем мы!
Покидает нас обитель тайны.
Есть ли радость там? Цела ли дружба?
Нет, увы! Лишь на земле, при жизни знаем мы и узнаем друг друга.

Состязание песнопевцев

«Ты куда, о певец, направляешься?
Приготовь барабан свой,
украшенный опереньем кецалевым
и цветами пылающее золотистыми,
услади самых знатных и доблестных!:
ягуаров, орлов благороднейших».

«Вот певец к барабанам нисходит в святилище,
вот он звуки вознес, угощающий песнями жизнедателя.
А в ответ голос птицы-бубенчика;
изливайся цветами,
дари нас священными песнями.

Слышу, слышу тебя,
о поящая трелями жизнедателя.
А в ответ голос птицы-бубенчика:
изливайся цветами,
дари нас цветущими песнями.

Переливами перьев струятся слова твои да изумрудами,
лишь Айокуан и Куэцпальцин поют тем же голосом,
а они-то воистину знались с творцом-жизнедателем.

Поступают подобно и самые знатные,
услаждая узорами и благовоньями,
опереньем кецалевым жизнедателя.
Может, примет творец подношение.
Может, в песне одной жизни истина».

«Пусть случайным, пусть кратким присутствием
мое сердце порадуют благороднейшие и знатнейшие,
в драгоценных каменьях, в ожерельях сияющих.
Как цветы, переплел бы я здесь состязателей доблести,
повязал бы их песнями в барабанов святилище.

Сюда созвал вас я, повелитель Текайеуацин.
Здесь, в Уэшоцинко, наизнатнейшим, вам состязаться.

Вас, благородных, здесь собираю,
точно цветы для гирлянды».
«Дивные песни с чудо-цветами —
это посланцы скрытого неба:
их только портит наше искусство.
Так говорю вам я, чичимека Текайеуапин.
Эй. веселитесь!

Пусть ваша дружба буйно прольется ливнем душисто-белых соцветий
и в оперенье белое цапли ало вплетется цветок ароматный,
наизнатнейших тонко пьянящий.
Ваши ли слышу чистые трели или бубенчик-дрозд запевает?
Все, за цветочной сидя оградой, песнь возносите!»

«Ты, жизнедателя птица-бубенчик, песню соткала:
хлынул родник твой, лишь просияли лучи рассвета.
Так просит сердце цветов лучистых, о жизнедатель,
тобою с неба пролитых наземь».

«Что с тобой, мое сердце?
Ах, напрасно пришли мы,
на земле проросли мы напрасно!
Как увядший цветок я исчезну?
Навсегда мое имя исчезнет?
Ничего на земле не оставлю?
Лишь цветы, только песни!
Что с тобой, мое сердце?
Ах, напрасно пришли мы,
на земле проросли мы напрасно».

«Возвеселимся, други! Обнявшись, возликуем!
Вот по земле мы с вами идем вечной цветущей,
и нет конца цветущим песням нашим:
они всегда струятся в жилище жизнедателя».

«На недолгое время ты, земля, нам даешься.
В отнимающий жизни тайный край мы уходим.
Разве там по-другому? Есть ли радость в том мире?
Существует ли дружба? Или нам на земле лишь
суждено знать друг друга??»

«Я песнь услышал и слышу снова.
Цветов гирлянду сплетает флейтой Айокуан знатный.
А отвечает, а отвечает, в цветах скрываясь, Киауацин,
правивший Айапанки.

«Где обитаешь, бог-жизнедатель?
Певец, все время тебя ищу я и, сам печальный,
тебя надеюсь, мой бог, потешить.
Здесь, среди белых и ароматных цветов,
разливших благоуханье,
по яркопестрым весенним далям
я посылаю тебе услады своих напевов».

«Придя в Тлашкалу, вы здесь поете под звуки флейты.
Цветы вы сами, и песни ваши благоуханны, благоуханны.
И Шикотенкатль, владыка славного Тисатлана, упьется ими,
и ждущий слова небес, как будто цветка в гирлянду, Камашочицин».

«Благороднейшие мужи,
пришлые в твою обитель отовсюду,
сидя на ковре цветочном,
сотканном тебе в подарок,
бог небес, к тебе возносят
песен дивные соцветья.

Всеми красками соцветий
под раскаты барабанов
растеклись благоуханьем,
с благовонными цветами
тонкие смешались перья.

На зеленеющей ветке
птица-бубенчик поет.
Ты ей, певец, отвечаешь,
радуя слух ягуаров с орлами».

«Дождь лепестков хлынул наземь —
и начинается пляс.
Возле обители бога, други, кого мы все ждем?
Сердце кому отдаем мы,
в небо его вознося с нашею песней?»

«Слушайте: вот заструилась песня из сердца небес.
Ангелы ей отвечают легкими звуками флейт».

«Я Куаутенкос, не унять мои страданья.
Барабан мой перевит одной печалью.
Разве в песнях и сердцах живешь ты,
слово правды?
Есть ли что-нибудь, не знающее тлена?
Есть ли что-нибудь, избегнувшее краха:
Здесь живем мы и страдаем здесь, о други.

Там представ, я повторил бы все до слова.
Я пришел сюда открыть вам сердце.
Я сказал, и вы скажите, други».

«Пришел на состязанье я, бубенцов кователь.
Я песню со слезами своей души мешаю:
совсем цветов не стало,
совсем иссякли песни в моем унылом доме.

Живем мы, еле живы,
под гнетом наших бед сгибаясь,
и я, Мотенеуацин,
скорбящим словом песни
взываю к нашим знатным и нашим благородным:
тебе, о Теполоуатль,
подле меня сидящий,
тебе, орел, откроюсь
в священном этом месте:
совсем цветов не стало,
совсем иссякли песни
в моем унылом доме».

«Мне послышалась песня священного леса,
и увидел я около вид зацветавших птицу цвета небес,
птицу цвета огня и маиса —
это был благороднейший Моненкауцин».

«О други милые, сидящие по кругу,
под пышной зеленью в цветах благоуханных,
ступайте рвать цветы на луговинах,
и да услышу я, и да услышу,
как флейту вы заставите смеяться
в святилище священных барабанов
на состязанье,
как наши знатные и доблестные братья
среди цветов играют
на изукрашенных лазурью барабанах,
в них ударяя».

«Вот послушайте:
заклекотала-запела среди листьев,
золотым бубенцом затрясла-зазвенела,
тонкой трелью, чудо-птица,
достойнейший Моненкауцин.
Вот крыла распростер и, взлетая, над нами воспаряет.
Цветы пробились, венчики раскрылись;
под оком священным жизнедателя
зовет он, срывай их.
Что у тебя цветов, то и богатства.
Всех ими усладишь, кружась по саду».

«Где б ни бродил я,
где бы ни трелил,
где бы ни пел —
всюду струится ливень душистых белых цветов,
вокруг меня бабочки вьются.

Всем сюда захотелось:
здесь цветы прорастают.
Сердце к ним потянулось,
голова закружилась от душистых.
Всем сюда захотелось:
испить аромат их,
здесь разлить их дождем благовонным».

«Цветочный луг твое жилище», —
так запевает среди флажков бумажных Шайакамачан,
правя нами и опьяняя благоуханием своих цветов.
Напев прекрасный вскинул в небо Тлапальтекуцин,
белы, изысканно красивы и благовонны его цветы.
Испейте их аромата».

0 други, долго вас искал я,
за вами следом прошел по всем лугам цветущим,
а здесь застал всех вместе!
Веселитесь, о други, заводите беседы
и возрадуйтесь другу.
Я цветком самым скромным,
я цветком незаметным буду между цветами.
Неужели на праздник и меня пригласили, столь ничтожного, други?
Кто я? Только слагатель пестрых бабочек-песен.
Я велю им из сердца прорастать —
вы вкусите сердца певчего, други.

Я лечу, подлетаю, я снижаюсь и плавно опускаюсь на землю.
Вот я крылья расправил и, среди барабанов,
в их святилище, вскинул в небо синее песню.
Среди вас я, о други. Я букет составлю,
и цветы я заставлю прорасти в моих песнях.
я при вас и сложу их. Я, страдающий брат ваш,
золотистые струны натяну в своем сердце.

Наблюдаю, ничтожный, я цветов прорастанье.
Лепестками покрыта моей хижины крыша.
Что за радость из дома видеть сад и посевы!
С вами ею делюсь я.

Пей наслажденье и упивайся, о благородный Текайеуацин.
Укрась цветами свой путь — сам знаешь, живут ли дважды.
Нет! Жизнь однажды дается людям,— вещает сердце.

Колибри-птичка, я над священным порхаю древом,
колибри-птичка, я упиваюсь его цветами,
я пью их запах, и клюв мой сладок.

Ты, жизнедатель, благоуханьем цветов приманен.
Тебя в святилище барабанов мы услаждаем,
о благородный Атекпанекатль!

У барабанов, твои друзья, —
мы ждем-ожидаем тебя в весеннем твоем жилище —
Иаоминуип, Микоуапин и Айокуауцин,
благоуханье цветов вдыхая».

***

Возможно кто-то из нас,
возможно не все из нас,
будет радовать, будет восхищать,
Создателя себя?
Тамоанчан воинов орлов,
Дом ночи воинов ягуаров,
находится в Уэшоцинко.
Именно там Тлакауэпан,
тот, кем так восторгались,
умер.
---
Текайеуацин из Уэшоцинко

Perhaps one of us,
perhaps not all of us,
will delight, will please,
the Inventor of Himself?
The Tamoanchan of the eagle warriors,
The House of Night of the jaguar warriors,
are in Huexotzinco.
That is where Tlacahuepan,
the one they so admired,
died.
—Tecayehuatzin of Huexotzinco


использованы материалы книги:
«Кецаль и голубь. Поэзия науа, майя, кечуа.» М., Худож. лит., 1983 и
"История и семиотика индейских культур Америки". М., 2002
Прислала - Миримани, г. Раменское.

а также - “Handbook to life in the Aztec world”, Manuel Aguilar-Moreno Перевод с исп.яз. на англ.яз. Ким А. Иеренман,
пер. с англ.яз. на русс.яз. Sam (www.indiansworld.org).