ПОСТРИГ. ПРОПОВЕДНИЧЕСТВО

<ПÓСТРИГ>

В столь критических обстоятельствах, оказавшись без средств к существованию, он не нашел утешения ни в ком, кроме доминиканских монахов, по случаю чего брат Доминго де Бетансос [Domingo de Betanzos], настоятель их монастыря, убедил его дать обеты этого ордена, чтобы потрудиться над обращением индейцев как и прочие монахи, и так тот согласился. Эррера рассказывает об этом среди событий 1521 г., когда Касас был в возрасте 47 лет[1]. Но доминиканец Ремесаль[2], писатель почти современный ему и член того же ордена говорит, что Касас не принимал обета до 1523 г. Гонсало Фернандес де Овьедо и Франсиско Лопес де Гомара[3] говорят о Касасе и его поведении во время предприятия со множеством ошибок[4].

Монастырь доминиканцев в Санто-Доминго. Современная фотография.

Но как можно по справедливости осуждать поведение человека, перед которым неожиданно появились непредвиденные и непреодолимые препятствия после того, как он начал осуществление своего замысла? Не его вина ни дезертирство двухсот работников, ни своеволие испанцев, живших на острове Кубагуа. Их поведение и подлость Алонсо де Охеды вызвали ярость и жажду мести индейцев, наказание и новое подчинение силами Гонсало де Окампо могло оставить в душах индейцев Материка в Кумане только досаду. Всё это вызвало недоверие, которое не входило в план Касаса. Средством исправления была мягкость и искренность в обращении с ними в течение долгого времени с предосторожностями на случай возмущения, но Франсиско де Сото разрушил такие меры предосторожности, направив вопреки приказам Касаса корабли выменивать золото, рабов и жемчуг. Индейцы увидели возможность отомстить, так как обиды были всё ещё свежими, а исцеление почти не началось. Я не нахожу в этом несчастье какой-либо вины ни даже легкости в суждениях относительно предприятия.

Крепость Сан-Фелипе в Пуэрто-Плата. Современная фотография.

Новый монах брат Бартоломе де Лас-Касас стал таковым в возрасте около пятидесяти лет[5], исполненный знаний церковной и светской науки и практических навыков, приобретенных в четырёх путешествиях в Новый Свет, трёх возвращениях в прошлом в самую глубь Испании, которую пересёк несколько раз с востока на запад и с юга на север. Он мог бы очень хорошо воспользоваться своим новым положением, чтобы провести остаток своей жизни в полном покое без иных трудов, кроме как проповедовать, повторяя то, что ему прикажут его прелаты, но так как он уже принял индейцев в качестве своих духовных детей, то его любовь не позволяла ему с безразличием смотреть на несправедливое угнетение, из-за которого они погибали. Никогда он не считал себя свободным от того, чтобы вступаться за них и продолжать свои пламенные выступления против тех, кто внедрял евангелие посредством войны. Тогда он написал по латыни сочинение, озаглавленное «De unico vocationìs modo»[6], в котором постарался убедить придворных на Полуострове и власти в Америке, что один должен был бы отправиться для обращения индейцев посредством мирной проповеди без солдат и войны.

<ПРОПОВЕДНИЧЕСТВО>

Когда был учреждена епископская кафедра в Никарагуа, и в  качестве первого епископа назначен дон Диего Альварес де Осорио[7], которому пожаловали звание защитника индейцев в 1527 г., этот добрый прелат захотел иметь Лас-Касаса на своей стороне в качестве главного сотрудника в епископском служении. Монах согласился с позволения и даже по приказу своего прелата (приора доминиканцев на острове Эспаньола-де-Санто-Доминго) и вместе с другими основал в Никарагуа монастырь своего ордена, чьи члены бесконечно послужили распространению Евангелия в той провинции и уменьшению притеснений, от которых обычно страдали несчастные индейцы[8].

Оттуда он отправился проповедовать в провинцию Гватемала, где обратил и крестил бесчисленных индейцев, а затем вместе с другими монахами-доминиканцами прошел в Верапас [Vera-Paz], где они сделали столько же, добившись, чтобы обитатель области в 46 лиг длиной и 27 шириной добровольно подчинились королю Кастилии, без того, чтобы туда вторглись какие-нибудь конкистадоры[9], пример, который в дальнейшем сам Лас-Касас приводил в Совете по Индиям в 1550 году во время спора с Хуаном Хинесом де Сепульведой [Juan Jines de Sepulveda], сказав:

«Итак, должен был бы в самом деле лучше знать доктор, что индейцы нигде и никогда не причинили зла христианам без того, чтобы сначала претерпеть от них многочисленные обиды и несравнимый ущерб. Но даже в этом случае они никогда не нападали на братию после того, как удостоверились в разнице, имевшейся между ними и светскими людьми, и в целях, к достижению которых стремились первые и которые преследовали вторые, потому что являются по большей части по природе своей миролюбивыми, кротчайшими и беззлобными. Итак, должен был бы заметить почтеннейший доктор, что не является вещью ни оправданной, ни соответствующей благоразумию желать умиротворить и проложить путь для проповеди, явившись тиранами с жестоким и беспокойным войском к тем, кто в крайней степени оскорблены, обижены и испуганы от злодеяний и бедствий, которые они претерпели, а не из ближайших земель и провинций, где имеются поселения испанцев со священнослужителями посредством мирных индейцев, которые уже узнали и имеют опыт, и доверие к ним, общаясь с ними, как это сделали мы, братья Святого Доминика, которые вплоть до Гватемалы благодаря  этому умению принесли мир и обратили (где сегодня к славе Господней чудное исповедание христианства, о чем не знает почтеннейший доктор) провинции, которые по этой причине принц приказал назвать Истинно Мирными [de la Vera Paz], а они, из-за несправедливых войн, которые против них ранее вели испанцы, были перед тем, по правде и справедливости, в состоянии крайней ярости и негодования, и тем, кто первым пришёл к ним и умиротворил их, был благословеннейший брат Луис[10], которого убили во Флориде, и на чью смерть хотел бы опереться почтенный доктор Сепульведа. Но он извлечет мало пользы из неё, так как хотя бы и убили всех братьев ордена святого Доминика, а вместе с ними и Святого Павла, это не добавит ни малейшего довода по сравнению с  имевшимися, которые ничего не дают против индейцев, потому что в порт, куда его привезли рыбаки (которые должны были бы увезти его оттуда, так как были предупреждены), входили и разгружались там четыре флота жесточайших тиранов[11], совершавших исключительные жестокости по отношению к индейцам этих земель, и ужасавших, притеснявших и растлевавших тысячу лиг этой земли; из-за чего они вели справедливейшую войну до Судного Дня против тех, кто происходил из Испании, и даже против всех христиан, и не были знакомы со священнослужителями, и никогда их не видели, и не могли предвидеть, что они несут Евангелие, так как находились главным образом в обществе тех, кто причинил им столько зла и ущерба, а в поведении, в одежде, в бородах, и в языке они были схожи, и видели, что они ели, пили и смеялись как соседние местные уроженцы - друзья. И если бы моряки доставили названного отца брата Луиса в края, о которых мы ему сообщали и определили, и святой имел их в виду, его не убили бы, и случилось, что другие священнослужители, его товарищи, потребовали у лоцмана, чтобы он отправился с ними ниже или выше, в другие провинции, но под предлогом, что сначала нужно запастись водой на Кубе, он поплыл с ними в Новую Испанию, где они ничего не смогли сделать». Торкемада упоминает о другом схожем случае на Юкатане с братьями францисканцами, о чем свидетельствует Касас и сообщает об этом Испанскому Двору[12].

Брат Бартоломе совершил и многие другие апостолические походы в разные места империи Мехико[13], и в одном из них получил от брата Андреса де Ольмоса, монаха-францисканца[14], книгу, написанную на языке мексиканцев одним индейцем-идолопоклонником. Её содержанием было собрание наставлений матери своей дочери, чтобы склонить её к добродетельному поведению. Брат Хуан де Торкемада в своей «Истории Новой Испании или Индейской Монархии» говорит, что он приобрёл эту книгу, и что ни Касас, ни Ольмос, ни он не смогли перевести с точностью метафоры, использованные первоначальным автором на языке мексиканцев[15].

Хуан де Сумаррага. Неизвестный художник, 1780. Филадельфийский Музей Искусств.

Некоторые говорят, что брат Бартоломе прибыл в Испанию в 1530 г., чтобы воспрепятствовать обращению в рабство в Перу, и что он добился этого вместе с другими законами, полезными для индейцев[16], однако, дон Франсиско Писарро, маркиз де Чаркас[17], не завоевывал Перу вплоть до 1531 года, закон, запрещавший обращать в рабство, был уже издан и несколько раз подтвержден, хотя никогда как следует не исполнялся, другие особые законы для Перу не издавались до 1534 г., до путешествия Эрнандо Писарро в Кастилию[18].

Несмотря на это, Торкемада говорит нам, что брат Хуан де Сумаррага[19], монах-францисканец, первый епископ Мехико, прибыл в Испанию в 1532 г., но что перед ним и другие священнослужители писали королю в пользу индейцев, чтобы их не обращали в рабство, и что о том же самом хлопотал при дворе епископ Чиапы дон брат Бартоломе де Лас-Касас, и императрицей в 1530 г. было подписано распоряжение, перед тем, как прибыл епископ Мехико[20].

Определенно, что брат Бартоломе возвращался из своего пятого путешествия в город Санто-Доминго на острове Эспаньола в 1533 г.[21], где он добился мира с касиком доном Энрике, который вёл долгую войну в течение многих лет вследствие несправедливостей, причинённых испанскими властями ему и индейцам из его племени и из других союзных[22]. Брат Бартоломе, его давний друг, отправился повидаться с ним, и дал ему столь добрые советы, что тот заключил мир, привел своих индейцев в городок Азуа [Azuá]; он прочитал перед всеми проповедь и окрестил многих, еще не принявших крещения, и отслужил перед ними мессу, и дал им причастие, и оставил этих людей с намерением никогда больше не восставать, если их снова не будут преследовать. Оидоры аудиенсии Санто-Доминго поначалу очень плохо отнеслись к этой поездке брата Бартоломе, опасаясь, как бы горячность в склонности  к индейцам не заставила его совершить поступки, не соответствующие намерениям трибунала; они высказали порицание брату Бартоломе, тот ответил им с прямотой, свойственной герою, и когда стало известно правду о произошедшем, оидоры остались удовлетворёнными, хоть и пристыженными[23].

Очень вероятно, что несколько позже он предпринял своё путешествие в Перу, так как тогда в Испании были изданы законы, благоприятные для свободы индейцев, и так как совершались огромнейшие злоупотребления властью во всех провинциях империи Перу, рвение Лас-Касаса не позволило бы ему оставаться спокойным на острове Эспаньола[24].

По возвращении из Перу он остался в Мехико с прямым позволением короля от 1536 г. мирно проповедовать евангелие в провинции Никарагуа и ближайших странах с согласия епископа дона Диего Альвареса Осорио[25]. Губернатором провинции был назначен дон Родриго де Контрерас[26], и он захотел обойти её  войском, но этому воспротивился брат Бартоломе, который проповедовал, что несправедливо открывать народы вооруженной силой, будучи назначенным для этого открытия королём. Действенность, с которой он проповедовал, тронула сердца достаточного количества солдат и других испанцев таким образом, что губернатор оказался почти без людей. Препирательства были многочисленными, жёсткими и шумными, губернатор приказал составить обобщённое известие, чтобы убедить, что Касас был подстрекателем к мятежу, сеявшим возмущение среди его людей. К сожалению, умер епископ[27], который старался примирить души; губернатор смирился  с тем, что ему придется обойти страну только с пятьюдесятью подчинёнными и не делать ничего сверх приказанного тем, но так как они не имели позволения ни мыть золото, ни захватывать рабов, поход ничего не дал. Губернатор Контрерас написал королю против брата Бартоломе, выставив его соблазнителем, подстрекателем и мятежником, но этот священнослужитель (которого забота о благе индейцев делала нечувствительным к любым тяготам) отправился в Испанию, чтобы вывести короля из заблуждения и обеспечить свободу своим приёмным детям[28].

Хулиан Гарсес. Фото утраченной картины из Епископства Пуэблы (из книги Hugo Leicht. Las Calles de Puebla, 1936).

Я не увидел достоверных записей, из которых можно было бы установить, когда брат Бартоломе возвратился в Индии из этого шестого путешествия, но правдоподобно, что он сделал это в следующем 1537 году, когда Педро Ансурес де Кампорредондо [Pedro Anzurez de Camporredondo][29] отплыл из Испании с поручениями короля относительно хорошего отношения к индейцам в Перу и Новой Испании и многими другими мерами в пользу религии и священнослужителей, о чём сообщает главным образом Эррера[30].