Правительство Комонфорта

После падения Санта-Аны в Мексике более десяти лет продолжалась социальная революция, известная в мекси­канской истории под названием Реформы. Подобно фран­цузской революции, Реформа ставила своей первой целью уничтожение феодализма. Вдохновлявшая ее идеология ис­ходила от философов французского либерализма, а ее дви­жущей силой были метисы. Сторонники Реформы намере­вались создать конституционное правительство, уничтожить независимую власть духовенства и генералов и ускорить экономический прогресс, используя конфискованное иму­щество церкви. Некоторые, как, например, экономист Ми­гель Лердо де Техада, стремились создать современное ка­питалистическое государство, а более радикальные, особен­но Мельчор Окампо, — нацию мелких собственников. Но Реформа ни в одной области не имела полного успеха. Феодализм был уничтожен лишь частично. Правительства оставались попрежнему диктаторскими. Собственность не была перераспределена коренным образом, пеонаж индейцев сохранился. Таким образом Реформа оказалась мексикан­ской буржуазной революцией, которая привела к власти новый класс, но не смягчила угнетение масс. Однако, хотя надежды наиболее благородных деятелей не сбылись, Ре­форма ознаменовала решающий поворотный пункт в исто­рии Мексики. Она поставила у власти метисов, которые стали управлять так энергично и успешно, как ни одно прежнее креольское правительство. Она сделала возможным мощное развитие экономики, которое, несмотря на сопро­вождавшие его несправедливости, могло послужить необхо­димой предварительной ступенью к социальному преобра­зованию. После Реформы Мексике уже перестала грозить опасность распада или поглощения ее Соединенными Штата­ми. Она начала превращаться в нацию.

Подобно многим другим революциям, Реформа началась с попытки добиться умеренных перемен и лишь постепен­но, в результате непримиримой враждебности реакции, при­няла более радикальный характер. На первых стадиях ее руководителем был Игнасио Комонфорт. Он главным обра­зом и добился свержения Санта-Аны. Все считали его тем сильным человеком, который выведет Мексику иэ кризи­са. Его тяжелая корена:тая фигура, честность и нелюбовь к распрям внушали доверие, и все модерадос стали требо­вать, чтобы президентом стал именно он. Хуана Альваре­са модерадос не только презирали за необразованность и индейско-негритянское происхождение, но и боялись, ибо он воплощал в их глазах ненависть угнетенных рас к угне­тателям. Когда он ввел своих индейских воинов в Мехико, имущие классы перепугались, ожидая восстаний пеонов, резни креолов и разрушения того, что они называли циви­лизованным обществом. В декабре 1855 г. представителя радикальной интеллигенции Мельчора Окампо заставили уйти из кабинета, и через не:колько дней Альварес передал пост президента Комонфорту. Альварес сознавал, что он непригоден для задач государственного руководства. Сфе­рой его деятельности было руководство партизанами. И когда Мануэль Добладо пригрозил восстанием в пользу Комонфорта, Альварес предпочел вернуться без борьбы в горы провинции Герреро.

Комонфорт знал, что необходимо ограничить власть духовенства, но считал также, что мексиканский народ на­ходится под влиянием церкви и нуждается в ее услугах. Модерадо по убеждению, получивший политическое воспи­тание у Гомеса Педрасы, Комонфорт ненавидел гражданскую войну. Он мечтал о миролюбивой и гармоничной Мек­сике и поставил перед собой невыполнимую задачу добиться согласия реакционеров на проведение ре­форм.

Результатом этой несбыточной надежды на примирение явился злосчастный закон Лердо, подготовленный Мигелем Лердо де Техада, министром финансов в кабинете Комон­форта, и изданный в июне 1856 г. Целью закона было уве­личить доходы правительства и ускорить экономический прогресс. Поместья, принадлежавшие церкви, подлежали продаже; покупать их могли нынешние их арендаторы или любые лица «денонсировавшие» их, т. е. подававшие на них заявки. Церкви запрещалось иметь землю, но за свои поместья она должна была получить деньги, при­чем с каждой сделки по продаже земли взимался боль­шой налог в пользу правительства. Все руководители Реформы верили в незыблемость частной собственности, но радикалы надеялись на широкое распределение соб­ственности, а закон Лердо поощрял ее концентрацию. Раздел церковных асиенд разрешен не был. Только бо­гачи могли уплатить за землю покупную цену плюс на­лог. Духовенство убедило многих богатых мексиканцев не пользоваться выгодами антиклерикального закона, так что от закона Лердо выиграли главным образом иностранцы. Группа «новых креолов» англо-саксонского, французского и германского происхождения стала скупать церковные зем­ли и вскоре заняла влиятельное положение в мексикан­ском обществе. Передача церковных асиенд иностранным капиталистам была сама по себе отрицательным явлением, но это было не единственным следствием закона Лердо. В ложной надежде убедить духовенство, что закон не имеет антиклерикального характера, авторы не ограничили его действие церковью. Иметь поместья было запрещено всем корпорациям всякого рода. Вся земля должна была стать собственностью отдельных лиц. Таким образом, закон Лер­до декретировал продажу эхидос (общинных земель) при испанских городах и — что принесло еще большее бедст­вие — общинных земель, принадлежавших индейским де­ревням. А когда жаждавшие земли метисы нашли, что стоимость церковных асиенд превышает их финансовые воз­можности, они набросились на общинные земли и стали «де­нонсировать» их перед властями и скупать за ничтожные суммы. Непосредственным результатом этого был ряд вос­станий индейцев в центральных провинциях, и правитель­ство оказалось перед угрозой объединения индейцев с ре­акционерами. Осенью Лердо выпустил циркуляр, в котором разъяснял, что общинные земли надо не распродавать «де­нонсирующим», а делить между индейцами. Но эта попыт­ка превратить индейцев в крестьян-собственников не со­провождалась никакими мерами для защиты их от алчности метисов. Когда циркуляр был проведен в жизнь, оказалось, что новых индейцев-собственников легко заставить продать свою землю на льготных условиях, напоив их водкой агуардиенте.

Лердо и Комонфорту не удалось примириться и с ре­акционерами. Епископы и генералы не намеревались итти ни на малейшие уступки и предпочитали подвергнуть всю Мексику бедствиям гражданской войны, лишь бы не при­нимать «закон Хуареса» и «закон Лердо». В начале 1856 г. реакционеры подняли восстание в Пуэбле. Руководил им Аро-и-Тамарис, друг и ученик Лукаса Аламана, креоль­ский аристократ. Предполагалось объявить императором Мексики либо Аро, либо сына Агустина Итурбиде. В марте Комонфорт взял Пуэблу, изгнал ее епископа Лабастиду и конфисковал церковные имущества на покрытие военных издержек. Весной и летом стояло затишье, но все знали, что клерикалы что-то замышляют. Вся страна, за­таив дыхание, ждала бури. Тайная центральная консерва­тивная директория (Directoría Conservadora Central), руко­водство которой находилось в Мехико, энергично готовила восстание, а ее организационный гений Франсиско Хавьер Миранда, священник из епархии Пуэблы, переодетым пу­тешествовал по всей стране и совещался с генералами и главарями партизанских отрядов. Некоторые священники, принадлежавшие к белому духовенству, приняли закон Лердо и даже купили себе церковные поместья, но монахи отказывались покидать свои асиенды. В больших фран­цисканских и доминиканских монастырях реакционные ли­деры замышляли заговоры и устраивали потайные склады оружия. В сентябре Комонфорт приказал разрушить мо­настырь святого Франциска, основанный при Кортесе и расположенный в самом сердце Мехико. Вначале 400 ра­бочих боялись, что их поразит за святотатство божий гнев, но антиклерикальные речи и песни, а также пример одного члена городского совета, который сам схватил лом и начал разрушать стену монастыря, побудили их присту­пить к работе. Монахи вышли из монастыря между двумя рядами солдат, а через монастырские здания были проло­жены улицы. На следующий месяц в Пуэбле опять нача­лось восстание, возглавленное Мирандой и 25-летним Мигелем Мирамоном. Томас Мехиа, индейский вождь из гор Сьерра Горды, захватил Керетаро и призвал индейцев примкнуть к духовенству в борьбе против закона Лердо. Мятеж охватил Сан-Луис-Потоси, Мичоакан, Тласкалу и сельские местности провинции Вера Крус. Но Ко­монфорт энергично подавил это восстание, и к марту 1857 г. волнения прекратились. Несмотря на то, что не­преклонность клерикалов была очевидна, Комонфорт на­деялся еще на примирение с ними. Он простил и освободил взятых в плен реакционеров, что дало им возможность продолжать свою заговорщическую деятельность; кроме этого он направил посла в Рим в тщетной надежде зару­читься санкцией папы на проведение реформ.

Тем временем собралось учредительное собрание. По­скольку в административном аппарате господствовали моде­радос, собрание неизбежно представляло именно их. По­добно своему предшественнику в 1823 г., оно было главным образом собранием креольских и метисских интеллиген­тов, на две трети адвокатов, исполненных веры в либераль­ную демократию и права человека. Спасение от политичес­ких недугов Мексики они видели в новых бумажных гаран­тиях конституционного правления. Но на съезде раздава­лись и более трезвые речи. «Вследствие нелепой до абсурда экономической системы наш народ не может быть ни сво­бодным, ни республиканским, ни, тем более, процветаю­щим, — заявил радикал Арриага, — хотя бы сто конститу­ций и тысячи законов провозглашали отвлеченные права, прекрасные, но неосуществимые теории». Однако модера­дос не желали радикального перераспределения имуществ. Они хотели только гарантий против клерикальной и воен­ной диктатуры и с этой целью изложили в 29 статьях длинный перечень прав личности, которые не должно на­рушать ни одно правительство.

Структура правительства устанавливалась примерно та­кая же, как в 1824 г. Деление на штаты также осталось прежнее. Однако федерализм новой конституции порази­тельным образом сочетался с чертами, заимствованными из централистических традиций французского якобинства. Фе­деральный конгресс состоял из одной палаты^[1] и имел право отстранять губернаторов штатов в судебном порядке, а выборы в штатах в спорных случаях подлежали утвер­ждению федерального верховного суда. Таким образом, в правительственном аппарате преобладало влияние централь­ных властей, и хотя полномочия президента по видимости были строго ограничены, в действительности он мог полу­чить всю верховную власть. Голосование было косвенное, и выборщики, представлявшие избирательные округа и вы­биравшие членов конгресса, членов верховного суда и пре­зидента, на практике обычно являлись государственными чиновниками, а президент имел конституционное право сме­щать чиновников по своему желанию. При такой конститу­ции Порфирио Диас мог, почти не нарушая закона, под­тасовывать избрание угодных ему конгрессов, превращать губернаторов штатов в своих марионеток и сам семь раз переизбираться на пост президента. Собрание все же было уверено, что составило конституцию, при которой диктату­ра станет совершенно невозможной. Особенно большое вни­мание привлекли антиклерикальные статьи конституции. В них были записаны отмена фуэрос и запрещение кор­поративной собственности на землю. Монахам разреша­лось отрекаться от своих обетов, что было сформулирова­но в оптимистической статье, объявлявшей незаконным также и пеонаж. Вопрос о религиозной свободе вызвал долгие прения, в продолжение которых столичные жители толпились на балконах зала заседаний и шикали или апло­дировали ораторам, причем клерикалы держали в руках зелено-белые знамена со словами: «Да здравствует рели­гия — смерть терпимости!», а радикалы — желтые знаме­на с лозунгом: «Долой богачей, борющихся против сво­боды совести!». Депутаты робели. Большинство их, несмот­ря на весь свой антиклерикализм, были католиками. Един­ственным общепризнанным вольнодумцем на съезде был Игнасио Рамирес. Многие депутаты, боясь осуждения кле­рикалов или реакционного переворота, не являлись на за­седания, и было трудно составлять кворум. В конце кон­цов осторожность взяла верх. Хотя католицизм явно при­нят не был, в конституции не содержалось и открытого провозглашения религиозной свободы.

Конституция была окончательно принята в феврале 1857 г. Клерикалы объявили ей беспощадную войну. Ду­ховенство отлучало от церкви всех, кто приносил присягу конституции. Ни один человек, принимавший конституцию или приобретавший имущества церкви, не имел права на исповедь, на похороны по христианскому обряду или на другие услуги церкви. Тем не менее в течение весны 1857 г. производилась присяга конституции, и чиновники оказа­лись между двух огней. Многие, боясь отлучения, жерт­вовали своими должностями и окладами. Другие приноси­ли присягу, но в страхе и трепете перед сверхъестествен­ными силами церкви. На пасхе Комонфорта и членов его правительства не допустили в собор.

Тем временем в соответствии с новой конституцией производились выборы президента первого конгресса и членов верховного суда, председатель которого являлся также вице-президентом республики. Президентом был из­бран Комонфорт, а председателем верховного суда — Бе­нито Хуарес.

Комонфорт предоставил Учредительному собранию действовать по собственному усмотрению и не вмешивался в его решения; но результат работы собрания совершенно не удовлетворил его. Комонфорта испугал длинный перечень гарантий гражданской свободы и ограничения власти пре­зидента. Чтобы вывести Мексику из кризиса, исполни­тельная власть нуждалась, по мнению Комонфорта, в дик­таторских полномочиях. Кроме того, Комонфорт продол­жал надеяться на компромисс и совершенно не мог при­мириться с перспективой беспощадной войны между цер­ковью и государством. Мексиканский народ, считал он, испытывает потребность в церкви. Пусть же у него не будет причин обвинять президента в закрытии церквей. Наступлением на конституцию руководил архиепископ Мехико, но Комонфорт не решался его изгнать. Реакцио­неры почуяли, что президент колеблется, и попытались привлечь его на свою сторону. Но если Комонфорт не хотел бороться с духовенством, он также не хотел разно­гласий и го своими друзьями и сторонниками — либерала­ми. Он намеревался править Мексикой как президент, стоящий над партиями. В результате этого он скоро ока­зался человеком без партии.

Осенью, когда собрался новый конгресс, Комонфорт предложил приостановить действие гарантий гражданской свободы и пересмотреть конституцию. Конгресс, подозре­вая, что Комонфорт может оказаться изменником, отка­зался сделать это. Тем временем клерикалы замышляли использовать стремление Комонфорта к усилению испол­нительной власти как предлог для переворота. В декабре Феликс Сулоага, генерал, командовавший гарнизоном Такубайи, в прошлом кассир игорного дома, поднял мятеж, тре­буя диктатуры Комонфорта и нового учредительного собра­ния. Пока Комонфорт колебался, Сулоага овладел Мехико, распустил конгресс и арестовал Хуареса. Через два дня Комонфорт принял план Сулоаги. Не желая нарушать кон­ституцию, пока она была в силе, он утверждал, что теперь она перестала существовать вследствие захвата власти Сулоагой. Он надеялся предотвратить гражданскую войну, но вскоре потерпел разочарование. Архиепископ и духовен­ство высказались за Такубайский план. Однако они не думали о новой конституции, а стремились к отмене зако­нов Хуареса и Лердо. Тем временем либералы в провин­циях сплачивались на защиту конституции. В Мичоакане и Халиско Сантос Дегольядо стал формировать либераль­ную армию. В Керетаро собралось 70 депутатов конгресса, которые заявили, что Комонфорт, нарушивший присягу конституции, утратил тем самым право на пост президен­та, и провозгласили президентом республики Бенито Хуа­реса.

Наконец-то Комонфорт понял, что нужно бороться. Позволив реакционерам захватить власть, он предпринял запоздалую попытку искупить свою слабость. Он освобо­дил Хуареса и собрал пятитысячное войско, чтобы лишить Сулоагу власти в столице. Но в результате дезертирства от пяти тысяч солдат скоро осталось пятьсот, и 21 января 1858 г. Комонфорт покинул Мексику и отправился в изгнание в Соединенные Штаты. В столице президентом был объявлен Сулоага, законы о реформах были отменены, а клерикальные генералы сколачивали армии и шли на се­вер, чтобы истребить либералов. Хуарес бежал в Керетаро, где его приветствовали как президента, и образовал там кабинет. Но оборонять Керетаро было невозможно. Преследуемый по пятам реакционной армией, Хуарес бежал в Гвадалахару. Там против него восстали войска, и он ед­ва не был убит. Из Гвадалахары Хуарес отправился в уединенный порт Мансанильо, затем отплыл со своим пра­вительством в Панаму, а оттуда через Гавану и Новый Орлеан в Вера Крус. Этот город был еще верен конституции. Тот, кто владел им, мог постепенно задушить своих противников, лишив их таможенных доходов и поставок оружия, а желтая лихорадка «горячей земли» делала Вера Крус почти неприступным для войск, набранных на плоско­горье. Хуарес провел в Вера Крус около трех лет, пока власть в Мехико принадлежала клерикалам. В стране в это время происходила самая жестокая из ее гражданских войн.