Революция Аютлы

Договор Гвадалупе-Идальго вызвал в Мексике крайнее возмущение. Война оставила страну истощенной и разоча­рованной, и в течение пяти лет не произошло ни одной «революции». Модерадос остались у власти и в июне 1848 г. восстановили Эрреру на посту президента. В 1850 г., впервые со времени установления независимости, власть была передана мирным путем, и преемником Эрреры был избран Мариано Ариста, чье поражение у Матамороса было забыто благодаря поражениям Санта-Аны. Правительства Эрреры и Аристы сократили ассигнования на армию с 10 до 3 млн. песо, договорились с английскими кредиторами о том, чтобы заложить им три четверти таможенных пошлин, и намеревались употребить уплаченные Соединенными ІІІтатами деньги на консолидацию внутрен­него долга. Но одной экономии было недостаточно. Внут­ренний долг, размеры которого до тех пор были совершен­но неизвестны, оказался слишком велик для ресурсов каз­начейства. Начальники различных таможен начали, вопреки центральному правительству, соперничать друг с другом в понижении пошлин, которые им полагалось собирать. Гене­ралы продолжали поднимать против правительства мятежи, а все торговые пути кишели бандитами. На мексиканские территории совершали набеги индейские племена из Техаса и Аризоны и едва ли менее свирепые англо-саксонские флибустьеры. Индейцы из Сьерра Горды опустошали севе­ро-восточные области. На Юкатане все еще бушевала же­стокая расовая война, сократившая население полуострова наполовину. В то же время американские политики и жур­налисты, опьяненные теориями о провиденциальной роли Соединенных Штатов, все более настойчиво задавали во­прос, почему их страна не выполняет свой долг и не несет блага англо-саксонской цивилизации до самых границ Гва­темалы.

Однако под поверхностью зрели другие силы. На сце­ну выступило новое поколение, выросшее после установле­ния независимости и обучавшееся в светских учебных за­ведениях, организованных согласно федералистической кон­ституции 1824 г. Опору либеральной партии попрежнему составляли метисы, жаждавшие политической власти и цер­ковных имуществ, а сильнейшими поборниками ее попреж­нему являлись провинциальные касики, стремившие стать независимыми от центрального правительства. Новые вож­ди либералов были более умелыми политиками и решительно отказывались мириться с поражениями. Ярые патриоты, они знали, что только подчинение церкви и армии граждан­ским властям может положить конец анархии и оградить Мексику от постепенной аннексии ее Соединенными Шта­тами.

После восстановления федерализма в 1846 г. в провин­циях Мичоакане и Оахаке были созданы либеральные правительства. Губернатором Мичоакана был Мельчор Окампо, ученый и исследователь, ученик Руссо и Прудона, соче­тавший пантеистическую любовь французских романтиков к природе с их жаждой общественной справедливости. С помощью Сантоса Дегольядо, профессора права в Морелии, он упорно добивался ограничения власти церкви и занимал­ся усовершенствованием земледелия на научной основе. В Оахаке губернатором был чистокровный индеец — сапотек Бенито Хуарес, родившийся в индейской горной деревне и до 12 лет не умевший даже говорить по-испански. Хуарес приехал в город Оахаку слугой, получил образование бла­годаря одному филантропу креолу, окончил институт и открыл юридическую контору. Молчаливый и сдержанный, не отличавшийся блестящим умом и ученостью Окампо, Хуарес пользовался хорошей репутацией благодаря своей административной честности и деловитости, а также демок­ратической простоте своих манер. Когда Хуарес сделлся губернатором, администрация Оахаки была продажна, а казна пуста; уходя с должности губернатора, он оставил в казначействе штата 50 тыс. песо. Будучи губернатором, он охотно принимал делегации индейских крестьян.

В Мехико перед молодыми интеллигентами открывались новые просторы для мысли и чувства. Студенты коллежа Сан-Хуан Летран основали академию для поощрения ту­земной мексиканской литературы и почетным президентом ее избрали старого борца за независимость Кинтана Роо. Академия познакомила Мексику с французскими романти­ками 30-х годов. Члены ее читали друг другу свои поэмы и критиковали их. Они впервые познали, какое наслажде­ние доставляет высмеивание традиционных убеждений. Мно­гие из них были революционерами, стремившимися своей деятельностью в качестве ораторов и журналистов способст­вовать делу либерализма. Таковы были мексиканский нацио­нальный поэт Гильермо Прието, который впоследствии пи­сал баллады во славу героев, сражавшихся за независи­мость, и сам сражался за Реформу, и блестящий, эксцент­ричный Игнасио Рамирес, ненавидевший католицизм и гордившийся своими ацтекскими предками, мексиканский Вольтер, чьи богохульные эпиграммы казались духовенст­ву и креолам почти сатанинскими.

Эти люди и их товарищи образовали группу, занимаю­щую в истории Мексики исключительное место по честности и дарованиям ее членов. Но прежде, чем они смогли до­биться власти, консерваторы сделали еще одну, последнюю, попытку создать устойчивое авторитарное правительство.

Встревоженные растущей угрозой либерализма, духовенство и генералы, креолы-землевладельцы и ахиотистас спло­тились и под руководством престарелого Лукаса Аламана, а также его друга и ученика Аро-и-Тамариса стали поду­мывать о новой военной диктатуре. Участились разговоры о необходимости призвать короля из Европы, и дипломаты начали обсуждать кандидатуры с испанским двором в Мадриде. Но прежде всего консерваторам нужно было захватить власть в Мексике. Между тем только один мексиканец обладал энергией и престижем, необходимыми для диктатора. Санта-Ана, который всегда, как только он сходил с политической сцены, приобретал ореол националь­ного героя, все еще был вождем, без которого не могла обойтись ни одна политическая комбинация. Несмотря на его тридцатилетнюю карьеру шантажа и коррупции, Аламан верил, что Санта-Ану можно обуздать серьезной поли­тической программой.

Ариста был свергнут в январе 1853 г. К власти при­шли консерваторы. Санта-Ана вновь был избран диктато­ром на один год. Он жил в то время в Венесуэле, где купил себе асиенду. Впрочем, он был готов снова «пожертвовать» собой для блага родины. 1 апреля он высадился в Вера Крус, где его приветствовала знакомая толпа генералов, охотников за должностями и ахиотистас. Побывав несколь­ко раз на банкетах и на бое быков, он проследовал в сто­лицу, где 20 апреля был формально провозглашен пре­зидентом.

Клерикалы и ахиотистас, соперничая друг с доугом, старались приобрести влияние на диктатора. Свита Санта-Аны кишела шпионами Лукаса Аламана. Но в Вера Крус Санта-Ану встретил Эскандон, самый богатый из ахиоти­стас, и, не успев доехать до столицы, диктатор уже принял от него заем на обычных непомерно тяжелых условиях. Од­нако он не совсем разочаровал своих консервативных сто­ронников. Аламан, возглавивший его кабинет, сделал ему целый ряд предостережений и представил разработанную программу. Санта-Ана пренебрег предостережениями, но согласился принять те части программы, которые были со­вместимы с его престижем. Новое министерство «фоменто» («поощрения» — министерство народного просвещения, зем­леделия, торговли и промышленности) намечало экономи­ческие усовершенствования — строительство дорог и теле­графа и колонизацию незанятых земель. Армия была уве­личена до 90 тыс. чел., и для ее обучения были ввезены испанские и прусские офицеры. Правительство было цен­трализовано, либеральные губернаторы были устранены военной силой, а газеты, отказавшиеся восхвалять духо­венство и диктатора, прекратили свое существование. В Но­вом Орлеане возникла быстрорастущая колония изгнан­ников. Подобными методами консерваторы рассчитывали раз навсегда искоренить либеральную заразу и установить в Мексике самодержавное правительство по старому испан­скому образцу.

Со смертью Аламана в июне 1853 г. консерваторы ут­ратили своего самого способного государственного деятеля. Лишившись единственного человека, который оказывал на него сдерживающее влияние, Санта-Ана вскоре забыл свои серьезные намерения и снова превратился в демагога, за­ботящегося только о добыче и аплодисментах. Ахиотистас и охотники за концессиями помогали ему грабить казну, а подарки и лесть богатых землевладельцев, благодарных за защиту от либералов, вскружили бы голову и гораздо более трезвому диктатору. В ноябре был восстановлен созданный когда-то Итурбиде орден Гвадалупе, и Санта-Ана проводил целые часы, серьезно обдумывая, какого рода форма больше всего подойдет для членов этого ордена. Форма была вве­дена также для государственных чиновников, которым по-прежнему не выплачивали в срок жалованья, но которые тем не менее были вынуждены покупать себе мундиры на собственный счет. Министры — члены кабинета должны бы­ли ездить в желтых каретах, с лакеями в зеленых ливреях. А самого Санта-Ану сопровождали в поездках уланы прави­тельственной гвардии в красных мундирах с золотыми эпо­летами и серебряными пуговицами и в остроконечных шле­мах с гребнями. В декабре было внесено ставшее неизбеж­ным предложение сделать диктатуру постоянной. Санта-Ана не собирался быть временным заместителем до при­бытия принца из Габсбургского или Бурбонского дома. Он размышлял над различными титулами, которые предлагали ему льстецы. Вспомнив судьбу Итурбиде, он отверг титул императора и решил в конце концов называться «Его Верховное Высочество». Между тем, бюджет, несмотря на уменье Санта-Аны собирать налоги, был попрежнему не­сбалансирован, а духовенство, несмотря на расточаемые им щедрые похвалы по адресу диктатора, не желало дать ему заем.

Конец диктатуры был подобен концу многих других мексиканских правительств. Генералы и чиновники начали выступать против нее, как только истощились ресурсы каз­ны. Новым был лишь характер революционного движения. Крепостью его был штат Герреро, где жила еще память о Морелосе, а главарем — старый спутник Морелоса Хуан Альварес, являвшийся руководителем всех либеральных вос­станий в течение сорока лет. С Альваресом был связан Игна­сио Комонфорт, креол, которого Санта-Ана незадолго до то­го уволил с должности сборщика таможенных пошлин в пор­ту Акапулько. В марте 1854 г. они опубликовали «план Аютлы», призывавший установить временную диктатуру начальника революционных войск, а затем созвать съезд, который разработает новую конституцию. Санта-Ана от­правился на юг, чтобы подавить восстание, но партизаны Альвареса не принимали боя и отступали в горы, ожидая, чтобы климат сделал свое дело. А когда Санта-Ана дошел до Акапулько, ему не удалось ни подкупом, ни атаками заставить Комонфорта сдаться. Его верховному высочест­ву пришлось удовольствоваться сжиганием индейских дере­вень и расстрелом либералов, которых удавалось поймать. Объявив, что восстание подавлено, Санта-Ана вернулся в Мехико, где его почитатели устроили празднество в честь победы и воздвигли триумфальную арку, на которой выби­лась статуя диктатора с мексиканским флагом в руке. Но Санта-Ана был достаточно опытен в мексиканской полити­ке, чтобы почувствовать близость конца. Готовясь к новому изгнанию, он стал переводить деньги в заграничные банки.

Помощь пришла из неожиданного источника. Прави­тельство Соединенных Штатов, провозглашавшее себя дру­гом мексиканских либералов, готово было за территориаль­ные уступки поддержать тиранию. По так называемому Гадсденскому договору Санта-Ана продал Соединенным Шта­там долину Месийя, составляющую теперь часть Южной Аризоны. В казну Санта-Аны влилось 10 млн. долларов, и верность армии была обеспечена еще на один год. До­полнительные средства были добыты путем продажи юкатанских индейцев на кубинские плантации по 25 песо за голову. В декабре Санта-Ана в подражание Наполеону устроил плебисцит, но превзошел своего героя тем, что не создал даже видимости тайного голосования. Каждому гражданину было предложено указать, считает ли он нуж­ным продлить диктатуру, и соответственно подписаться под словами «да» или «нет».

Однако восстание медленно накапливало силы. Комонфорт побывал в Соединенных Штатах и вернулся в Ака­пулько с партией оружия. К нему начали присоединяться изгнанники из Нового Орлеана. Сантос Дегольядо органи­зовывал партизанские отряды в Халиско. Влиятельные ка­сики, как Мануэле Добладо в Гуанахуато и Сант-Яго Видаурри в Нуэво-Леоне, изгнали чиновников Санта-Аны и примкнули к повстанцам. К весне 1855 г. за план Аютлы высказалась большая часть Северной Мексики, и движение начало распространяться по восточному побережью. Сраже­ний было мало. Санта-Ана дважды выступал на подавле­ние мятежа и дважды поспешно возвращался, так как не мог пойти на риск поражения. Он надеялся продать еще часть мексиканской территории Соединенным Штатам, но переговоры шли медленно, а когда в провинции Вера Крус начались выступления против его власти, он решил бежать, пока это еще было возможно. В августе он тайком выбрался из Мехико и, доехав до Пероте, опубликовал свое отречение. Население города немедленно высказалось за план Аютлы. Оно демонстрировало в Аламеде, выкрикивая при­ветствия Альваресу и Комонфорту, разграбило дома бога­тых приверженцев Санта-Аны и устроило костер из его карет. 17 августа бывший диктатор сел в Вера Крус на пароход «Итурбиде» и вернулся на свою асиенду в Вене­суэлу.

Несколько недель страна была в смятении. Консерва­торы назначили нового президента и надеялись избежать более решительных реформ, сделав Санта-Ану козлом от­пущения. Касики северных провинций не хотели подчи­ниться руководству южан, но Игнасио Комонфорт настаи­вал на том, чтобы всеми был принят план Аютлы. Видаурри и Добладо признали в конце концов Хуана Альвареса вождем революции. В Куэрнаваке собралась хунта под председательством Гомеса Фариаса, который был избран президентом республики. Альварес организовал правительство в Куэрнаваке, а затем двинулся на столицу. 14 нояб­ря в сопровождении личной охраны из индейских воинов — горцев из южных провинций — он въехал в Мехико. Через несколько дней его министр юстиции Бенито Хуарес повел наступление на силы реакции, декретировав отмену фуэрос духовенства и офицерства. Снова вставала задача, осуществление которой было прервано, когда Идальго, после Монте де лас Крусес, отступал от столицы, и вторич­но — когда Агустин де Итурбиде нанес Морелосу пораже­ние у Вальядолида. И либералы и консерваторы понимали, что начинается новая эпоха. Санта-Ана с его мишурным великолепием, напыщенными речами, ловкими политическими комбинациями и бесстыдными перебежками из одного политического лагеря в другой не будет больше ослеплять и изумлять мексиканский народ. Отныне Мексикой будут управлять более суровые и серьезные люди[1].