Темпы исторического процесса в важнейших центрах «неолитической революции» Нового и Старого Света
На рубеже средневековья и нового времени Европа вступила в контакт с незнакомым и чуждым ей миром аборигенных народов Америки. Стремление оправдать колониальные захваты в Новом Свете продиктовало европейцам легенду об исконной отсталости «туземцев» и «цивилизаторской» миссии завоевателей. Эта легенда дожила до наших дней и в своей крайней форме входит в арсенал расистских концепций, приписывающих угнетенным народам неспособность к самостоятельному историческому развитию. Одним из часто используемых для данного случая аргументов является реальное различие в уровне развития вступавшей в капитализм Европы и раннеклассовых государств Древней Америки, к моменту конкисты имевших, тем не менее, более чем полуторатысячелетнюю историю.
Как же сложилось такое различие? Действительно ли народы в Новом Свете развивались медленнее, чем в Старом? Для ответа на эти вопросы большое значение имеет решение проблемы расчета темпов, которыми шел исторический процесс в обоих районах. Эта важная методологическая проблема в нашей науке практически никогда не рассматривалась1. В монографических работах по методологии исторической науки хронометрические вопросы ограничиваются обычно рассмотрением понятия исторического времени2. В тех редких случаях, когда затрагиваются темпы развития, вопрос сводится лишь к их ускорению в связи с историческим прогрессом 3.
Попробуем рассмотреть проблему темпов на примере одного из узловых моментов древней истории — «неолитической революции». Под этим термином обычно подразумевается исторический процесс, политэкономическое содержание которого заключается в переходе к экономике, дающей стабильный прибавочный продукт. В результате этого процесса создались экономические предпосылки появления эксплуатации человека человеком, сложения классового общества4. Основной конкретной формой «неолитической революции» был переход от присваивающего хозяйства (охота, рыболовство, собирательство) к производящему (земледелие, скотоводство). В явных случаях можно предполагать появление стабильного прибавочного продукта и в рамках присваивающего хозяйства5. К настоящему времени «неолитическая революция» лучше всего изучена в трех первичных центрах мирового земледелия, которые закономерно явились и тремя центрами древних цивилизации в Мезоамерике, Центральных Андах и на Ближнем Востоке.
Прежде чем обратиться к сравнительному анализу темпов исторического развития в конкретных центрах, нужно наметить рубежи, которые позволили бы измерить время, потребовавшееся для прохождения одинаковых стадий процесса в каждом из них.
Еще Г. Чайлд определил границы «неолитической революции», начав ее с первого появления возделываемых растении и закончив возникновением развитых раннеземледельческих поселении6. Ьолее пробная ее периодизация была предложена американским ученым Р. Брейдвудом в результате анализа новых материалов ближневосточного центра7. Он выделил два этапа в «стадии производства пищи» (food-producing stage), которую самым определенным образом отделял от предшествующей «стадии собирания пищи» (food-gathering stage). Первый из этапов - «субэра зарождающегося земледелия и скотоводства» (era of incipient agriculture and animal domestication) начинается с появления первых домашних растении и животных, а второй - «субэра первичных деревенских земледельческих общин» (era of the primary village-farming communities) заканчивается с возникновением поселений, которые с достаточным основанием можно считать полностью земледельческими.
Периодизация Р. Брейдвуда получила достаточно широкое распространение8. Однако в 1966 г. В. М. Массон высказал совершенно справедливую мысль о том, что «в историческом плане следует различать первое появление доместицированных видов растении и животных и их широкое использование. Первый период - это время зарождения новой экономики в условиях преобладающего хозяйства охотников, собирателей и рыболовов. Это только появление элементов еще не приведшее к кардинальным переменам в жизни общества. Поэтому едва ли можно согласиться с Р. Брейдвудом, относящим «субэру» зарождения земледелия и скотоводства к эпохе производства пищи»9. Другими словами, В М. Массон отнес к «неолитической революции» лишь вторую «субэру» Р. Брейдвуда.
Но уже через два года В. М. Массон пересмотрел свою позицию в этом вопросе10, ничего не сообщая в печати о причинах такого изменения. Позже он четко сформулировал новую точку зрения. «Для определения начального этапа неолитической революции первостепенное значение имеет появление и роль доместицированных видов растений и животных в экономике. Первое появление таких видов и было началом неолитической революции»11. Таким образом, В. М. Массон отказался от критики концепции Р. Брейдвуда и практически полностью с ней солидаризировался.
Вопрос об определении рамок процесса «неолитической революции», в частности ее начала, принципиально важен. Методологически правильное его решение позволило бы обоснованно судить о революционном характере этого процесса, который оспаривается рядом исследователей на основании его длительности12. Контраргументы сторонников революционной сущности изменений, произошедших в древней экономике при переходе от присваивающего к производящему хозяйству, базируются прежде всего на последовавших за этим принципиальных изменениях в жизни древнего общества13. Единственным их хронометрическим аргументом является то, что отрезок времени в три-четыре тысячелетия, которые длилась «неолитическая революция», ничтожен по сравнению с длительностью предшествующей человеческой истории 14.
Конечно, разбирая хронометрические проблемы, нельзя игнорировать тенденцию ускорения исторического развития в целом. Но гораздо важнее правильно устанавливать хронологические рамки отдельных этапов конкретных изучаемых процессов. Для определения момента начала «неолитической революции» в общем плане большое значение имеют материалы перуанского побережья, являвшегося в древности вторичным земледельческим центром 15. Возделывание растений началось здесь еще в IV тысячелетии до н. э. (фаза Чилька), но в течение двух с половиной тысяч лет существовало в качестве вспомогательной отрасли хозяйства, базировавшегося преимущественно на морском промысле и собирательстве прибрежных моллюсков.
Подобное развитие объяснялось прежде всего двумя факторами. Во-первых, на побережье не было растения, которое по своим пищевым свойствам и продуктивности могло бы сыграть роль основного компонента пищевого баланса. Таким растением в горах центральной части Перу была кукуруза, возделывавшаяся здесь начиная с конца V тысячелетия до н. э. (фаза Чиуа)16. Во-вторых, в условиях Тихоокеанского побережья хозяйство, опиравшееся по преимуществу на морской промысел и собирательство, давало достаточно высокий и стабильный уровень обеспечения населения пищевыми продуктами. И только с появлением в середине II тысячелетия до н. э. кукурузы на побережье произошла переориентация экономики на земледельческий путь развития.
Пример перуанского побережья говорит о том, что само по себе появление культурных растений и, соответственно, навыков их возделывания еще не приводит к перестройке экономики, а является не более чем одной из предпосылок перехода к земледелию. Это подтверждается и новыми материалами севера чилийского побережья, где кукурузу начали возделывать очень рано, еще в начале VI тысячелетия до н. э. (стоянка Тиливиче) 17. Здесь, однако, знакомство даже с таким высокопродуктивным растением не привело к изменениям в экономике, ориентированной в целом на морской промысел и охоту. Раннеземледельческие памятники появляются в этом районе не ранее I тысячелетия до н. э.
Поэтому в историческом плане представляется необходимым различать «возделывание растений» как вспомогательную отрасль любого комплексного хозяйства и «земледелие» как основу экономики, дающий первобытному коллективу главный объем потребляемой пищи. Возделывание растений само по себе еще не говорит о переход к производящему хозяйству, составляя только одну из его предпосылок. Именно поэтому следует согласиться с уже цитированным первоначальным мнением В. М. Массона, от которого он слишком поспешно отказался, и не начинать «неолитическую революцию» с появления первых культурных растений. Ведь было бы методически неверно включать в нее этап сложения ее же предпосылок.
Какой же момент развития древней экономики можно считать в этом случае началом «неолитической революции». Материалы перуанского побережья позволяют наметить направление, в котором нужно искать ответ и на этот вопрос. К середине II тысячелетия до н.э. здесь уже давно возделывались фасоль и тыква важные - составляющие пищевого баланса земледельческих культур Древней Америки, сложились, соответственно, и навыки возделывания растений Другими словами, налицо был почти весь комплекс предпосылок «неолитической революции». Но лишь появление кукурузы, откуда бы она ни была привнесена, завершило сложение этого комплекса с чего и началась переориентация экономики на земледелие. По видимому, только с того момента, когда в наличии уже была вся совокупность предпосылок, прежде всего пищевои комплекс, и может начинаться «неолитическая революция».
Гораздо труднее определить начальную границу в первичных земледельческих центрах, где в отличие от вторичного центра на перуанском побережье весь комплекс предпосылок складывался на месте. Именно поэтому большинство исследователей «неолитической революции» базируясь на ближневосточных материалах, и начинают ее с археологически более заметного появления первых возделываемых растений.
Для решения этого вопроса большое значение имеют наблюдения К Флэннери над материалами, характеризующими возникновение земледелия в Мезоамерике18. Он убедительно показал, что и здесь возделывание растений, в том числе и кукурузы, органически входило в структуру охотничье-собирательского хозяйства. Поворотным моментом в развитии экономики явилось то, что в результате долгого возделывания кукуруза претерпела ряд генетических изменений и подверглась гибридизации. Последующее нарастание этих изменений и определило ее роль как основной земледельческой культуры. В наиболее исследованной долине Техуакан (центральная Мексика) это произошло не ранее середины IV тысячелетия до н. э.
Здесь сравниваются темпы «неолитической революции» в первичном, горном, и вторичном, прибрежном, центрах древнего Перу. По данным Р. Мак Нейша19, в районе Аякучо доместикация растений началась в фазе Хайва (середина VII — середина VI тысячелетий до н. э.). В другой части горного Перу, в Кальехон-де-Уайлас, Т. Линч нашел остатки фасоли в слоях VIII—VII тысячелетий до н. э.20 На побережье древнейшие возделываемые растения — тыква и фасоль — появились в фазе Чилька (рубеж V—IV — середина III тысячелетия до н. э.).
В районе Аякучо ей синхронна фаза Чиуа (конец V —начало III тысячелетия до н. э.), с которой здесь связано появление доместицированной кукурузы. На побережье это растение распространяется, как уже говорилось, в середине II тысячелетия. Комплекс развитых раннеземледельческих поселений существует в горах начиная с фазы Качи (вторая четверть III — начало II тысячелетия до н. э.). На побережье он складывается к рубежу II—I тысячелетий до н. э. Но нужно помнить, что ряд докерамических поселений с экономикой, ориентированной на морской промысел (фаза Уака-Приета), не только сравнимы с раннеземледельческими, но в ряде случаев превосходят их по размеру и монументальности архитектуры 21.
Таким образом, этап сложения предпосылок «неолитической революции» в обоих сравниваемых районах равен примерно 2,5 тыс. лет. Сам переход к земледелию занял в горах около 1,5 тысячелетия, а на побережье — не более 800 лет. Вполне вероятно, что именно убыстренность является существенной характеристикой развития вторичных земледельческих очагов.
Эти данные позволяют сравнить два наиболее изученных земледельческих очага Мезоамерики — долину Техуакана в центральной Мексике22 и далекую северо-восточную периферию Мезоамерики Тамаулипас23. Первые культурные растения (тыквы, перец) появились в Тамаулипасе на 500 лет раньше, чем в Техуакане. Однако это не привело к более быстрому развитию экономики. Возделывание растений еще четыре с половиной тысячелетия продолжало оставаться вспомогательной отраслью в рамках развитого охотничье-собирательского хозяйства. Чрезмерную растянутость этого этапа нужно, вероятно, связывать именно с периферийным характером района. Такая ситуация однотипна с ситуацией на перуанском побережье и служит еще одним подтверждением высказанной выше точки зрения о том, что этап возделывания растений не должен включаться непосредственно в «неолитическую революцию». В Тамаулипасе она началась лишь с появлением культурной кукурузы, привнесенной сюда во второй половине III тысячелетия до н. э. с юга24.
В Техуакане хорошо прослежен весь процесс доместикации растений — от его начала до появления гибридных форм кукурузы (фаза Абехас — 3500—2300 гг. до н. э.). Подробные исследования Р. Мак Нейша и его коллег позволили уловить этот момент на ботаническом материале. Начало гибридизации и, следовательно, генетических изменений кукурузы можно, как уже говорилось, считать отправным пунктом «неолитической революции». Таким образом, этап сложения ее предпосылок продолжался в центральной Мексике 2500—3000 лет, т. е. был значительно короче, чем в Тамаулипасе.
Основой хозяйства обитателей долины Техуакана земледелие становится, видимо, в фазе Пуррон (2300—1500 гг. до н. э.). Она плохо представлена в материалах Р. Мак Нейша, но следующая за ней фаза Ахальпан связана уже с очень развитыми раннеземледельческими памятниками25. Если с определенной степенью условности отнести упрочение земледельческой экономики к концу III — началу II тысячелетия до н. э., то протяженность «неолитической революции» достигает здесь 1500—1700 лет. В Тамаулипасе земледелие стало основой хозяйства во второй половине II тысячелетия до н. э. (фаза Меса-де-Гуахе) и «неолитическая революция» заняла всего тысячу лет, что вполне согласуется с ее вторичным характером в этом периферийном районе, где комплекс предпосылок сформировался только после появления здесь кукурузы.
Ниже сравниваются темпы исторического развития в первичных земледельческих центрах Америки и Ближнего Востока. В ближневосточном центре данные приводятся только по району Загроса, поскольку здесь лучше представлена вся колонка развития. Кроме того, он лучше проанализирован исследователями и прежде всего Р. Брейдвудом, для которого этот район был опорным при разработке периодизации «неолитической революции». Систематизация материалов западного очага ближневосточного центра (Палестина—Иордания) обычно ведется со ссылками на эту периодизацию.
Здесь введен еще один исторический рубеж — появление цивилизаций, т. е. таких культур, у носителей которых можно предполагать наличие раннеклассового общества. Археологические критерии цивилизации были разработаны еще Г. Чайлдом26. С некоторыми оговорками они принимаются большинством советских археологов, занимающихся этими проблемами27. На Ближнем Востоке древнейшей цивилизацией может считаться существовавший в Месопотамии с конца IV тысячелетия до н. э. Урук, в Мезоамерике — Теотихуакан, города-государства майя классического периода и другие культуры, сложившиеся к рубежу нашей эры.
В Центральных Андах ситуация сложнее. На звание древнейшей цивилизации здесь может претендовать культура Чавин, существовавшая в горах северного Перу еще в конце II — начале I тысячелетия до н. э. Но, во-первых, ее археологические характеристики позволяют рассматривать эту культуру и как стоящую только на грани цивилизации, а во-вторых, вполне вероятно, что ее генезис связан с почти не изученными еще районами на севере Перу и в Эквадоре. В то же время новые материалы из Эквадора28 позволяют предполагать, хотя пока весьма предварительно, существование здесь самостоятельного центра, где земледелие появилось не позднее середины III тысячелетия до н. э. (культура Вальдивия). Если это подтвердится, то вполне вероятно, что развитие культуры Чавин опиралось именно на этот пока еще гипотетический центр древнего земледелия, а не на горные районы центрального Перу.
В центральном горном районе Перу первая культура, о которой можно говорить как о цивилизации,— Уари. Она аналогична боливийской цивилизации Тиауанако, существовавшей с рубежа нашей эры. К этому же времени относится и формирование цивилизаций Мочика и Наска на побережье.
Сравнение двух центров Нового Света показывает, что развитие шло в них практически параллельно как в плане абсолютной хронологии, так и в отношении темпов развития. Вариации здесь не превышают 500 лет, что при существующей для этих эпох точности датирования и общей длительности сравниваемых процессов не меняет впечатления о синхронности исторического развития в Мезоамерике и в Центральных Андах.
Несколько иная картина в ближневосточном центре. Этап сложения предпосылок («субэра зарождающегося земледелия и скотоводства», по Р. Брейдвуду) продолжался здесь столько же, сколько и в американских центрах, - 2500 лет. Сама «неолитическая революция» которую можно сопоставить с «субэрой первичных деревенских земледельческих общин», заняла одно тысячелетие, что несколько короче, чем в Америке (1500-1700 лет), но эта разница не слишком превышает оговоренный выше интервал.
Заметное различие (тысяча лет) наблюдается в скорости формирования цивилизаций в Месопотамии и Мезоамерике, причем это различие не в пользу Ближнего Востока. Расхождение с Центральными Андами меньше, если в качестве порога цивилизации брать рубеж нашей эры. Если же предложенная выше гипотеза о генезисе Чавина не подтвердится, то для Центральных Анд разрыв в темпе значительно увеличится. В горном Перу сложение цивилизации займет тогда всего около 1300 лет против трех тысячелетии в Месопотамии. Чем же объясняется относительная задержка этого процесса на Ближнем Востоке? Здесь можно только высказать предположение о том, что основной пищевой комплекс Нового Света - кукуруза фасоль, тыква с добавлением мяса ламы и морской свинки для Центральных Анд - был заметно продуктивнее, чем пищевои комплекс Ближнего Востока, основанный на пшенице, ячмене и мясе одомашненных здесь животных. Это привело к большему демографическому прессингу в условиях относительно более ограниченной подвижности населения горных долин и плоскогорий, где формировались цивилизации древней Америки, и к ускорению здесь темпов этого процесса.
Таким образом, хронометрический анализ исторического развития — от начала сложения предпосылок «неолитической революции» до ее важнейших последствий — сложения древних цивилизации — показывает полную несостоятельность представлений о его замедленности у аборигенов Нового Света. Исторический прогресс шел здесь теми же темпами, а на отдельных этапах даже более ускоренно, чем в Старом Свете. Причину расхождения в абсолютных датах нужно искать в более древних эпохах. Скорее всего, оно связано с экстенсивным характером хозяйства населения Нового Света в период его заселения и освоения. «Колонизация» громадных незаселенных пространств двух американских континентов несколько отодвинула во времени исходный пункт дальнейшего развития.
Хронометрический анализ позволяет наглядно показать некоторые характерные особенности исторического развития в первичных и вторичных центрах древнего земледелия. Но самое главное то, что обоснованное определение границ «неолитической революции» и подсчет затраченного на нее времени полностью подрывают аргументацию противников революционного характера перехода к новой экономике на основании его длительности. Отрезок в 1000-1700 лет в первичных центрах и в 800-1000 лет во вторичных чрезвычайно мал по сравнению как с предшествующим многотысячелетним периодом господства присваивающего хозяйства, так и с почти восемью тысячелетиями, отделяющими «неолитическую революцию» Старого Света от следующего переворота в экономике — промышленного. Другими словами, «неолитическая революция» — относительно быстро протекающий исторический процесс, действительно являющийся качественным скачком в развитии и не только по содержанию, но и по форме.
1 Краткий обзор проблематики основных направлений методологии историче-Я ской науки в советской литературе см.: Лооне Э. Н. Философские проблемы исторической науки.— Учен. зап. Тартуского гос. ун-та, 1982, вып. 599.
2 См., например: Грушин Б. А. Очерки логики исторического исследования (процесс развития и проблемы его научного воспроизведения). М., 1961, с. 54—60; Уваров А. И. Гносеологический анализ теории в исторической науке. Калинин, 1973, с. 127—133; Косолапое В. В. Методология и логика исторического исследования. Киев, 1977, с. 79—83; 263—266; Ракитов А. И. Историческое познание. М., 1982, с. 242—255.
3 Грушин Б. А. Очерки логики..., с. 60.
4 Массон В. М. Проблема неолитической революции в свете новых данных археологии.— Вопр. истории, 1970, № 6, с. 89.
5 Башилов В. А. Общие закономерности и специфика «неолитической революции» в Перу.— В кн.: Древние культуры Сибири и Тихоокеанского бассейна. Новосибирск, 1979, с. 108—109; Кабо В. Р. У истоков производящей экономики.— В кн.: Ранние земледельцы. Этнографические очерки. Л, 1980,1 с. 64—68.
6 Childe V. G. What Happened in History. Harmondsworth, Middlesex, 1967, p. 55-76.
7 Braidwood R. J. The Near East and the Foundations for Civilization. Eugene, Oregon, 1952; Idem. Prehistoric Man.— Chicago Natural History Museum. Popular Series. Anthropology, 3-d ed., Chicago, 1957, N 37, p. 104—110; Braidwood R. J., Howe B. Prehistoric Investigations in Iraqi Kurdistan.— The Oriental Institute of the University of Chicago. Studies in Ancient Oriental Civilization, Chicago, 1960, N 31, p. 157—162; Braidwood R. J. Southwestern Asia Beyond the Lands of the Mediterranean Littoral.— In: Braidwood R. J.,Willey G. R. (eds.). Courses toward Urban Life. Viking Fund Publications in Anthropology, New York, 1962, N 32, p. 136—140.
8 Нужно отметить, что внимание большинства ученых, занимавшихся проблемами «неолитической революции», чаще всего было направлено на другие ее аспекты, а не на разработку периодизации. См.: Шнирелъман В. А. Современные концепции происхождения производящего хозяйства (проблема , механизма).— СА, 1978, № 3.
9 Массон В. М. От возникновения земледелия до сложения раннеклассового общества (этапы культурного и хозяйственного развития по материалам Азиатского материка).—В кн.: VII Международный конгресс доисториков и протоисториков. Доклады и сообщения археологов СССР. М., 1966, с. 151.
10 Массон В. М. Проблема неолитической революции,— В кн.: Тезисы докладов на заседаниях, посвященных итогам полевых исследований 1967 г. М., 1968, с. 15.
11 Массон В. М. Проблема неолитической революции в свете новых данных..., с. 75; Он же. Поселение Джейтун (проблема становления производящей экономики).- МИА, Л., 1971, № 180, с. 109—110.
12 См., например: MacNeish R. S. The Origin of American Agriculture — Antiquity, Cambridge, England, 1965, v. 39, N 154, p. 93.
13 Чайлд Г. Прогресс и археология. М., 1949, с. 33, 34; Массон В. М. Проблема неолитической революции в свете новых данных..., с. 73—75; Он оке. Поселение Джейтун..., с. 107—109.
14 Braidwood R. J. The Agricultural Revolution.— Scientific American, 1960, v. 203, N 3, p. 148; Массон В. М. Проблема неолитической революции в свете новых данных..., с. 74.
15 О соотношении первичного и вторичного земледельческих центров в древнем Перу см.: Башилов В. А. Общие закономерности..., с. 107; Он же. Появление производящего хозяйства в Центральных Андах.— В кн.: Археология Старого и Нового Света. М., 1982.
16 MacNeish R. S., Nelken-Tenner A., Garcia Cook A. Second Annual Report of the Ayacucho Archaeological-Botanical Project. Andover, Mass., 1970, p. 38.
17 Nunez A. L., Moragas W.C. Ocupacion arcaica temprana en Tiliviche, Norte de Chile (I region).— Boletin del Museo Arqueologico de La Serena, 1978, N 16, p. 56—59; Nunez Henriquez P., Zlatar Montan V. Tiliviche-Ib у Aragon I (estrato-V): dos comunidades preceramicas coexistentes en Pampa de Tamarugal, Pisagua — Norte de Chile.— En: Matos Mendieta R. (ed.). El hombre у la culture Andina. Actas у trabajos del III Congreso Peruano. Lima. 1978, t. II„ p. 739, 740.
18 Flannery К. V. The Ecology of Early Food Production in Mesopotamia.— Science, 1965, v. 147, N 3663, p. 1252, 1253; Idem. Archaeological Systems Theory and Early Mesoamerica.—In: Meggers B. (ed.). Anthropological Archaeology in the Americas. Washington, 1968, p. 79—81; Idem. The Origins of Agriculture.— Annual Review of Anthropology, 1973, v. 2, p. 282.
19 MacNeish R. S. First Annual Report of the Ayacucho Archaeological-Botanical Project. Andover, Mass., 1969; MacNeish R. S. a. o. Second Annual Report... Используются даты второго из этих отчетов.
20 Lynch Th. F. Preceramic Transhumance in the Callejon de Huaylas.— American Antiquity. 1971, v. 36, N 2; Idem (ed.). Guitarrero Cave. Early Man in the Andes. New York; London; Toronto; Sydney; San Francisco, 1980.
21 Березкин Ю. E. Начало земледелия на перуанском побережье.— СА, 1969,. № 1; Башилов В. А. Общие закономерности..., с. 106, 108; Он же. Появление производящего хозяйства..., с. 148.
22 MacNeish R. S. First Annual Report of the Tehuacan Archaeological-Botanical Project. Andover, Mass., 1961; Idem. Second Annual Report of the Tehuacan Archaeological-Botanical Project, Andover, Mass., 1962; Byers D. S. (ed.). The Prehistory of the Tehuacan Valley. Austin; London, 1967, v. I. Используются даты этой последней, заключительной публикации.
23 MacNeish R. S. Preliminary Archaeological Investigations in Sierra de Tamaulipas, Mexico.— Transactions of the American Philosophical Societv, 1958, v. 48, pt, 6.
24 MacNeish R. S. A Summary of the Subsistence.—In: Byers D. S. (ed.). The Prehistory..., p. 293.
25 Гуляев В. И. Древнейшие цивилизации Мезоамерикп. М., 1972, с. 43.
26 Childe V. G. The Urban Revolution.—The Town Planning Review, 1950, v. XXI, N1.
27 В приложении к рассматриваемым регионам см., например: Массон В. М. Экономика и социальный строй древних обществ. Л., 1976, с. 162—163; Гуляев В. И. Города-государства майя. М., 1979, с. 14—15; Башилов В. А. Древние цивилизации Перу и Боливии. М., 1972, с. 4.
28 Zevallos Menendez С. La agriculture en el Formativo temprano del Ecuador (cultura Valdivia). Guayaquil, 1971; Lathrap D. W., Collier D., Chandra II. Ancient Ecuador. Culture, Clay and Creativity. 3000—300 В. C. Chicago, 1975, p. 5, 13, 14, 19—22; Marcos J. G., Lathrap D. W., Zeidler J. A. Ancient Ecuador Revisited.— Field Museum of Natural History Bulletin, 1976, v. 47, N 6, p. 5, 6.