Тупинамба

Религиозный фактор как побудительная причина межплеменных войн отчетливо выступал у народов се­мьи тупи-гуарани. Большинство из них, в том числе из­вестные читателю племена шипая низовьев реки Шин­гу, организовывали военные экспедиции с целью добыть пленников и принести их в жертву божествам, предкаи. Впрочем, понятие «принести в жертву кому-то» не сов­сем точно соответствует сути представлений индейцев. Пленник сам мыслился живым воплощением божества, поэтому его поедание оказывалось таким же приобщени­ем к плодоносящей силе предков, как и одевание масок мифических персонажей или игра на священных горнах. Вместе с тем сакральный статус пленника не исключал того, что в нем переставали видеть вчерашнего врага. В акте убийства жертвы соединялись и месть противнику за гибель соплеменников, и сложные религиозные чув­ства.

Наиболее полное представление о ритуалах тупи-гуарани можно получить на примере племени тупинамба, жившего в середине XVI века на побережье Бразилии в районах, где сейчас расположены города Рио-де-Жаней­ро и Салвадор (Байя). Каннибальские обряды тупинам­ба неоднократно описывали проповедники-иезуиты и другие европейцы. Эти рассказы порой столь невероят­ны, что ряд исследователей пытались представить их как выдумку. Однако об обычаях тупинамба известно от многих лиц, часть из которых относилась к индейцам с симпатией. К тому же иезуиты подчеркивали, что кан­нибализм распространен только на побережье, а более отсталым племенам во внутренних районах страны не­известен.

Отправляясь в поход, тупинамба обязательно брали с собой веревки — вязать пленных. Напав на вражеское селение, воины старались захватить прежде всего взрос­лых мужчин, а не детей или женщин. Согласно пред­ставлениям тупинамба, пленный, после того как его свя­зали, переставал быть чужаком и становился членом общины победителей, хотя и занимал в ней весьма свое­образное место. Поэтому его внешность приводили в соответствие с нормами, принятыми в селении тех, кто его захватил, например выщипывали брови. Тело плен­ника обмазывали медом и обклеивали самыми красивы­ми перьями — в подобный «костюм» наряжались порой и шаманы. Вступая в селение, пленник обещал его жи­телям различные части собственного тела. Встречавшие его играли на флейтах, сделанных из человеческих ко­стей.

По-видимому, как и у большинства других индейских племен, ритуалы тупинамба имели календарный харак­тер. Если пленный бывал захвачен до наступления праз­дника, он несколько недель или месяцев жил в семье своего хозяина, помогая расчищать участок для посева, принося рыбу и дичь. Бежать он почти никогда не пы­тался, ибо в родном селении на него посмотрели бы как на труса, который страшится исполнить свой долг. Не­редко пленников оказывалось слишком много. В таких случаях приходилось дожидаться очереди быть прине­сенными в жертву по нескольку лет. На это время каж­дому давали жену, и если у той рождались сыновья, их тоже поедали, хотя обычно не вместе с отцом, а позже, иногда в возрасте 7—10 и даже 15 лет. Последнее об­стоятельство особенно поразило европейцев, но дело в том, что по представлениям тупинамба наследственность передавалась исключительно по мужской линии. Поэто­му мать ребенка не считалась его родственницей и по­рой сама участвовала в кровавом обряде.

Когда миссионеры попытались искоренить людоедст­во, они столкнулись с упорным и непонятным для них сопротивлением. Бывало, что пленники, которых евро­пейцы предлагали выкупить на свободу, сами отказы­вались от подобного предложения, ибо полагали, что быть съеденным — наиболее благородная и достойная участь, которая только может выпасть на долю мужчи­ны. Миссионеры заметили также, что, убивая жертву, тупинамба старались принести ей как можно меньше страданий. Живя в селении победителей, пленник поль­зовался почетом и ни в чем не терпел нужды. В жены ему давали либо вдову, чей муж погиб на войне, либо дочь того человека, который его пленил, а иногда даже дочь вождя. Считалось, что девушке тем самым оказа­на честь.

Миссионеры и путешественники, встречавшиеся с ту­пинамба в XVI веке, не могли обнаружить во всем этом логики, хотя для нас она довольно ясна. Поскольку пленник считался уже не только врагом, но и воплощен­ным предком, обращаться с ним следовало соответст­венно его высокому статусу. Об отождествлении пленни­ков с предками свидетельствует примечательный факт: воин, захвативший врага, принимал его имя. Если на протяжении жизни ему удавалось совершить такой под­виг несколько раз, он соответственно носил столько же имен. Хорошо известно, что первобытный человек при­давал имени магический смысл. «Овладеть» именем зна­чило приобщиться к сути того персонажа, который его носил. Называя себя именем врагов, тупинамба стреми­лись уподобиться не чужакам, а тем мифическим суще­ствам, которых чужаки воплощали во время обрядов.

У папуасов воин вместе с головой врага также стре­мился «добыть» имя, чтобы присвоить его новорожден­ному ребенку. Младенец от этого никоим образом не становился членом вражеского племени; он лишь якобы приобщался к некой животворной силе, исходившей от убитого, который выступал уже не в качестве врага, а как представитель мира духов.

Человеческие жертвоприношения у тупинамба — од­ни из немногих южноамериканских общинных ритуалов, оформлявшихся как, скорее, женский, а не мужской праздник, хотя к числу типичных «тайных» женских об­рядов, упоминавшихся в предыдущей главе, их тоже нельзя отнести. На основании дошедших описаний мож­но подозревать, что не только жертва, но и «жрицы» отождествлялись с какими-то мифологическими сущест­вами. Когда пленника вели в селение, первыми его встречали старухи и девушки, многократно выкрикивав­шие «добытое» имя. Перед жертвоприношением они иг­рали на флейтах, сделанных из берцовых костей съеден­ных раньше врагов, а затем плясали вокруг котла с мя­сом.

Среди всех южноамериканских индейцев племена тупи-гуарани отличаются не только широким и повсе­местным распространением ритуального каннибализма, но и некоторыми, присущими только им, особенностями хозяйственной организации, уникальной исторической судьбой. Возникает вопрос: нельзя ли как-то связать между собой эти факты?

Лингвисты, археологи и этнографы полагают, что прародиной племен тупи-гуарани была Южная Амазо­ния, вероятно бассейны Мадейры или Тапажоса. Одна­ко в V веке н. э. все или по крайней мере большинство индейцев этой языковой семьи оказались уже за преде­лами зоны сплошного распространения тропических ле­сов, в пределах сравнительно небольшой территории на юге Бразилии. По данным археологии, в течение после­дующей тысячи лет тупи-гуарани распространились от­туда на колоссальные расстояния: от предгорий Боли­вийских Анд до устья Амазонки. Выбор путей миграции определялся формами хозяйства. Главной продовольст­венной культурой тупи был маниок, любящий жаркий климат, поэтому они осваивали тропики; гуарани, сеяв­шие в основном кукурузу,— районы с более прохладной зимой. Повсюду тупи-гуарани отличались воинственно­стью, сметая с дороги тех, кто пытался остановить их продвижение. Даже инки с трудом отражали их натиск: для этого им пришлось возвести на восточной окраине своего государства целую систему крепостей и многоки­лометровых оборонительных стен. От Анд до Атланти­ки тупи-гуарани неизменно сохраняли древний обычай поедания пленников. Подсчитано, например, что в Во­сточной Боливии члены одного из гуаранийских племен в XVI веке пленили и принесли в жертву примерно 60 тысяч араваков чане.

Воевали тупи-гуарани и друг с другом. Особенно ожесточенная борьба велась между тупи, жившими в пределах современного бразильского штата Сан-Паулу, и занимавшими более южные районы гуарани. Как и во многих других случаях, индейские междоусобицы впо­следствии умело использовали европейцы в собственных интересах.

Португальцы, нуждавшиеся в рабочей силе для план­таций сахарного тростника, создали из лучников тупи целую армию, которую направили на захват селений гу­арани в современном штате Риу-Гранди-ду-Сул. Одно­временно они заручились поддержкой их шаманов, недо­вольных тем, что под влиянием иезуитов часть племени приняла христианство. Известен случай, когда, восполь­зовавшись отсутствием ушедших на охоту мужчин, ша­маны убили жен и детей индейцев-христиан и демон­стративно приготовили из них людоедское кушанье. В 1636 году на левом берегу реки Уругвай произошла ре­шающая битва между гуарани, действовавшими под ру­ководством испанских иезуитов, и португальцами, отря­ды которых включали вооруженных негров-рабов и 2500 воинов-тупи. Хотя дальнейшее португальское наступле­ние было остановлено, на протяжении конца XVI—на­чала XVII века от 60 до 300 тысяч гуарани попало в плен и погибло от непосильного труда на плантациях в районе Сан-Паулу.

Помимо обрядового каннибализма культура племен тупи отличалась еще одной иррациональной особенно­стью. Среди- этих индейцев была распространена вера в мифическую «страну без зла», жители которой всегда счастливы и бессмертны. Время от времени тот или дру­гой шаман объявлял себя пророком, знающим путь в обетованную землю. Соплеменники, бросив селения и большую часть имущества, шли за ним, преодолевая по­рой сотни и тысячи километров. Эти переселения проис­ходили на глазах у европейцев в XVI веке, но есть осно­вания полагать, что они бывали и раньше.

Верования подобного рода можно, конечно, считать проявлениями невежества и крайнего фанатизма. Тако­выми они и являются, если рассматривать идеологию са­му по себе, в отрыве от материальных условий сущест­вования. В действительности дело обстоит не так про­сто. Как уже было сказано, прародина тупи-гуарани на­ходилась в Амазонии. Их экономика и общественная ор­ганизация соответствовали возможностям, которые от­крывались перед обитателями влажных тропических ле­сов, имевшими доступ к плодородным пойменным зем­лям. Определяющую роль в хозяйстве играло земледе­лие. В отличие от коренных обитателей Бразильского нагорья, индейцев же, тупи-гуарани жили в своих деревнях постоянно, а не рассредоточивались в су­хой сезон по огромной территории в поисках пропи­тания.

Селения отличались большими размерами, в них оби­тало от нескольких сотен до полутора тысяч человек. Вожди и шаманы пользовались значительной властью. Почему предки тупи-гуарани покинули Амазонию, неиз­вестно. Скорее всего по мере роста населения обо­стрилось соперничество между племенами, вынудив­шее некоторых покинуть родину. В большинстве районов Восточной и Южной Бразилии, куда мигрировали тупи- гуарани, сохранить подобный тип культуры было невоз­можно. Следовало либо решительно отказаться от преж­них форм хозяйственной и социальной организации, ли­бо искать и осваивать те небольшие и далеко отстоящие друг от друга участки земель, где пригодные для земле­делия почвы сочетаются с относительным обилием источников животной пищи. Таковы были тянущаяся на несколько тысяч километров узкая полоса вдоль океана и некоторые земли по берегам рек. Выбор второго пути наверняка совпадал с желаниями племенной верхушки, которая утратила бы свои позиции, если бы социальная организация тупи-гуарани упростилась. Так начались по­иски «страны без зла», оправданные тем, что в конце пути переселенцы рано или поздно действительно нахо­дили подходящие для жизни районы.

К тому времени, когда тупи-гуарани стали осваивать восток и юг Бразилии, там уже обитали знакомые с зем­леделием племена. Недавно в пещерах штата Минас-Жерайс были обнаружены стоянки III тысячелетия до н. э., обитатели которых выращивали кукурузу. На од­ной из них в нижнем слое даже найден початок возра­стом более семи тысяч лет, хотя эта датировка еще нуж­дается в подтверждении другими анализами. К рубежу нашей эры кукуруза, фасоль, арахис были уже широко распространены по всему Бразильскому нагорью. Одна­ко в целом хозяйство местных индейцев оставалось сравнительно примитивным, наряду с земледелием боль­шое значение сохраняли собирательство и охота. Тупи принесли с собой из Амазонии новую культуру — горь­кий маниок, которая в условиях Бразильского нагорья дает более богатый урожай, чем кукуруза. В районах, где диету можно было дополнять продуктами рыболов­ства, это привело к значительному росту производитель­ных сил.

Переселяясь на уже занятые кем-то земли, искатели «страны без зла» должны были пробивать себе путь си­лой оружия, а по мере исчезновения неосвоенных зе­мель — вступать в междоусобные конфликты. Вполне понятно, что воинственность оказывалась выгодным ка­чеством — богатые ресурсами территории первыми захватывали более агрессивные племена. Ритуаль­ный каннибализм в свою очередь способствовал усиле­нию воинственности, добавляя ко всем прочим пово­дам для набега на соседей еще и религиозные мотивы.

Возникнув как ответ на определенную историческую ситуацию, религиозные представления меняются обычно медленнее, чем породившие их причины. Тупи, действуя явно себе во вред, продолжали воевать со своими сосе­дями и после того, как на побережье Бразилии высади­лись французы и португальцы. Однако подобное положение не может длиться долго. Если требования первобытной религии вступают в противоречие с потребностями людей, изменяются не потребности, а религия. Абсурдные формы магической практики, ритуалы, исполнение которых наносит вред интересам общества, способіны сохраняться долго только там, где они касаются второстепенных сторон жизни людей, не затрагивающих! принципиально их благосостояния.                               

Сказанное о тупи ни в коей мере не означает, что че­ловеческие жертвоприношения и войны следует считать «исторически прогрессивными». Этически такие явления нельзя оправдать ничем. Вполне возможно, что даже в условиях доколумбовой Южной Америки могли быть и другие пути выхода из кризиса, обусловленного скудно­стью природных ресурсов, иные формы межплеменных отношений. Однако история изучает тот единственный вариант развития, который реализовался, и наша зада­ча понять его логику.