«Мы» и «наши»: французские авторы XVI — начала XVII вв. о союзнических отношениях с бразильскими индейцами

Окунева О.В. «Мы» и «наши»: французские авторы XVI — начала XVII вв. о союзнических отношениях с бразильскими индейцами^[1] // Электронный научно-образовательный журнал «История», 2014. Выпуск 4 (27). Учёные, знания и власть в колониальных и континентальных империях / под ред. В.С. Мирзеханова, О.В. Окуневой, С.Б. Вольфсона. [Электронный ресурс]. Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://www.history.jes.su/s207987840000711-1-1

См. также издание данного выпуска на бумаге: Электронный научно-образовательный журнал «История». Вып. 4 (27). Учёные, знания и власть в колониальных и континентальных империях / под ред. В.С. Мирзеханова, О.В. Окуневой, С.Б. Вольфсона. М.: ООО «Интеграция: Образование и Наука», 2015. С. 101–114.

---

В статье рассматривается один из аспектов восприятия американских индейцев во Франции XVI — начала XVII вв. (на примере свидетельств, относящихся к французскому присутствию в Бразилии в указанный период). Изучаются дискурсивные практики и методы политической репрезентации, целью которых являлось создание образа индейских союзников французов в Бразилии в качестве «наших», а также трансляция подобного представления как вовне - для внешних наблюдателей, так и вовнутрь — для непосредственных участников процессов.

Ключевые слова: Франция, Бразилия, Новый Свет, присутствие, колонизация, индейцы, образ Другого.

---

Формирование представлений о туземце / инородце в рамках имперского сознания часто становится своего рода прикладным аспектом представлений о Другом. Любая встреча двух миров - идёт ли речь о приходе европейцев на Ближний Восток, в Азию, в Африку, не говоря уже об Америке — это столкновение с новыми непривычными реалиями, обычаями, традициями местного населения. Однако подобная инаковость интересует колонизатора или проводника имперской политики в первую очередь применительно к его собственным интересам: насколько она для него выгодна или опасна. Для того, кто приходит как завоеватель и представитель европейской державы (термин «империя» здесь сознательно не употребляется, поскольку данная статья будет посвящена представителям европейской страны, которая только примеривалась к тому, чтобы стать колониальной империей: Франции XVI в.), на первый план выходит другая проблематика: как взаимодействовать с местным населением, как именно вовлекать его в орбиту своего влияния или подчинять силой (но затем всё равно тем или иным способом удерживать его в подчинённом состоянии).

Кратко осветить некоторые аспекты политических и прикладных представлений о Другом в эпоху формирования колониальных империй в раннее новое время возможно на необычном примере, а именно на примере французского присутствия в Южной Америке в XVI - первой четверти XVII вв. Колонии Франции в Новом Свете ассоциируются в первую очередь с Канадой, затем с Гвианой и Карибским бассейном. Однако мало известен тот факт, что с первых десятилетий XVI в. подданные французской короны достаточно активно присутствовали на территории португальской Америки — в стране, которую мы для удобства называем Бразилией, но которая ещё не существовала в тех географических границах, которые ассоциируются с современной Бразилией.

Как известно, по булле папы Александра VI завоевание территорий и распространение христианства в Новом Свете делегировалось Испании и Португалии, в то время как прочим европейцам доступ туда с этими целями официально был закрыт, что и даёт повод говорить о первом разделе мира. Однако французским мореплавателям, купцам и — время от времени — колонизаторам удавалось проникнуть в американские владения Португалии и с переменным успехом распространять там своё влияние на протяжении почти столетия.

В большинстве случаев речь шла о французском присутствии (присутствии частных лиц в зоне контакта с местным населением на протяжении определённого времени без того, чтобы официально представлять французскую корону), на фоне которого выделяются два эпизода официальной колонизации со всеми её атрибутами. Две французские колонии в Бразилии просуществовали недолго (оттого во французской историографии принято говорить об «эфемерной колонизации» Бразилии XVI—начала XVII вв.^[2]), однако следы их сохранились до наших дней. Первая колония, так называемая «Антарктическая Франция», была основана в заливе Гуанабара на острове, который ныне является ядром города Рио-де-Жанейро^[3]. Более того, французская колония (а точнее, необходимость противостояния ей) в определённом смысле являлась причиной основания этого города вскоре после разгрома португальцами «Антарктической Франции». «Французский след» на современной карте Бразилии связан и со второй колонией под названием «Равноденственная Франция» (определение «равноденственная» указывало на близость к экватору). Она была основана на севере страны, в Мараньяне (в преддверии Амазонии)^[4]. Современная столица штата Мараньян называется Сан-Луиш: когда-то французы нарекли ядро своего поселения Сен-Луи, чтобы почтить правившего тогда Людовика XIII. Французские колонисты пробыли в Мараньяне недолго (1612-1615 гг.), но данное ими название намного их пережило и сохранилось до наших дней.

Своеобразие положения французов в Бразилии заключается в том, что хотя король Франциск I не признал раздела мира по Тордесильясскому договору, в Южной Америке его подданным приходилось действовать не с чистого листа, а с учётом присутствия там испанцев и португальцев. Хотя для последующей легитимации французского присутствия в Бразилии применялся тезис о том, что те районы атлантического побережья, которые посещали бретонские и нормандские моряки, свободны от европейского присутствия и французы тем самым являлись чуть ли не первооткрывателями этих мест^[5], на практике им приходилось принимать во внимание негативную реакцию португальцев^[6].

Соответствующим образом и для коренного населения Бразилии французы были не единственными европейцами, с которыми им приходилось сталкиваться. То, какие отношения французам удалось построить с некоторыми племенами атлантического побережья Бразилии, было связано и с португальской политикой по отношению к индейцам. Кроме того, сами индейцы выступали отнюдь не единым фронтом; существовали межплеменные противоречия, которые и португальцы, и французы пытались обратить себе на пользу. Коренное население атлантического побережья Бразилии, с которым чаще всего имели дело европейцы в XVI в., в основном характеризовалось схожим социальным развитием и языковой общностью, однако даже родственные друг другу общины часто враждовали. Война и связанные с ней ритуальные практики играли для индейцев тупи важную социальную роль. Суть её оставалась непонятной для европейских наблюдателей XVI в., но само существование межплеменных конфликтов было им хорошо известно и даже становилось основой их собственной политики в регионе. И португальцы, и французы старались обратить такие конфликты себе на пользу, вербуя союзников из враждующих лагерей. «Дикари, поддерживающие португальцев, воюют с теми, кто держит сторону французов, и наоборот», — писал в 1557 г. французский путешественник Андре Теве^[7]. Принцип «друг моего врага — мой враг» был распространён индейцами и на европейцев, поддержавших те или иные племена. Ещё одним свидетельством подобного расклада сил является рассказ штурмана экспедиции, которая отправилась в Бразилию для основания «Антарктической Франции». Описывая «место действия» и «действующих лиц», он указывал, что местные индейцы враждуют с шестью «народами»: пять - это соседние племена, а шестой - португальцы^[8].

Каким же образом бразильские индейцы становятся в описании французских авторов «нашими»?

Отвечая на этот вопрос, в первую очередь необходимо отметить следующее. Хотя французские экспедиции в Бразилию с первых десятилетий XVI в. достаточно многочисленны и порой даже становятся регулярными, речь не идёт о колонизации страны, а лишь о торговле или получении иным способом определённых товаров: ценного красного дерева, из которого извлекают краситель для тканей или используют его в ремесле краснодеревщика, другого растительного сырья для красителей, а также пряностей, экзотических животных и птиц, их перьев и шкур. Иногда в этот список добавлялась золотосодержащая (как думали французы) руда и со второй половины XVI в. сахар (единственный из перечисленных товаров, который производили португальцы; всё остальное выменивалось у индейцев). Французские корабли проводили в Бразилии лишь то время, которое требовалось, чтобы собрать у окрестных индейцев товар и загрузить его в трюм; после этого они спешили вернуться на родину. Португальцы же были убеждены, что французы отправлялись в Бразилию, чтобы «заселить» её, т.е. предполагали некий политический проект колонизации^[9]. Его до поры до времени у французов не было, хотя для наилучшей организации меновой торговли они пытались устроить фактории^[10] или оставляли в Бразилии на определённое время своих соотечественников, которые жили среди индейцев, изучали их язык и обычаи, а затем выступали в роли посредников и переводчиков (само их обозначение по-французски, «truchements», связано с идеей передачи чего-либо посредством, благодаря, с помощью кого-либо)^[11].

Тем не менее сама по себе меновая торговля (которую — и это важно отметить — каждая из сторон считала для себя выгодной) не делала индейцев автоматически «нашими» в глазах французов. Естественно, она сближала отдельных представителей народов Старого и Нового Света, способствовала - на низовом, практическом уровне — лучшему представлению о жизни коренного населения португальской Америки^[12], однако амикошонства это не предполагало. Более того, среди французов, которые были непосредственно связаны с меновой торговлей, могло сохраняться настороженное отношение к индейцам.

Нормандский картограф Еийом Ле Тестю, составивший к середине 1550-х гг. рукописный атлас под названием «Всеобщая космография», описывал природные богатства нескольких областей на побережье Бразилии и указывал, что в одной из них местные жители «более доступны контакту» (plus traitables), а в другой — намного более дикие, воинственные, «злокозненно-хитрые» (malins), хотя и располагают определёнными товарами, интересующими европейцев. Подобный «контраст темпераментов» мог бы побудить автора описаний признать более дружественных индейцев «своими» для французов, но этого не происходит^[13].

Согласно другому свидетельству, относящемуся к тому же времени, в контактах с индейцами и меновой торговле французские моряки предпочитали не перечить индейским контрагентам и не идти с ними на конфликт^[14]. В дальнейшем основатель уже упоминавшейся первой французской колонии в Бразилии, Николя Дюран де Вильганьон, устроит поселение не на материке, а на острове, чтобы обезопасить себя от возможного нападения индейцев — при том, что индейцы устроили ему радушный приём и в целом было известно, что в этом районе побережья живут как раз дружественные французам племена.

Наряду с подобным сдержанным отношением к коренному населению (при поддержании с ним контактов) формируется и другая тенденция: характеризовать взаимоотношения французов и индейцев в эмоциональных категориях «любви» и «дружбы». Пьер Криньон, описывая путешествие своего друга капитана Пармантье в Новый Свет, восклицает: «Жители этих мест [т.е. Бразилии] ненавидят и боятся португальцев, французов же любят и почитают. Если бы [король Франциск I] захотел бы немного отпустить узду купцам своей страны, они бы завоевали бы ему торговлю и дружбу жителей этой новой земли в четыре года или пять лет, и всё это — лишь любовью и без применения силы»^[15]. В стихотворном комментарии к описанию уже упоминавшегося «бразильского спектакля» в ходе торжественного въезда короля Генриха II в Руан в 1550 г. анонимный автор вопрошал:

Видите ли вы, как в нашем порту, находящемся под вашим покровительством,

Бросают якорь бразильцы?

Из этого видно, что, чтобы привлечь всякого на вашу сторону,

Достаточно увидеть, как любой чужестранец спокойно и в безопасности пристаёт к нашему берегу,

Так же, как мы пристаём к их берегу для торговли.

Вы увидите, как они, будучи на нашей стороне,

Заставят врагов-португальцев спасаться бегством^[16].

Это послание носило тем более политический характер, что на торжественный въезд Генриха II в Руан были приглашены и иностранные послы, в том числе и португальский.

Определение «наши» по отношению к бразильским индейцам начинает появляться у французских авторов во второй половине XVI в. С одной стороны, речь здесь идёт об определённом риторическом приёме, с помощью которого повествователь заявляет о своём тесном знакомстве с описываемыми реалиями (в этом случае «нашим» может стать плод, птица, залив^[17]). Иногда в стихотворных посвящениях авторам книг о путешествии в Бразилию подобный эффект учитывался при создании антитезы — полемического или назидательного противопоставления «твоей варварской Америки» и испорченных нравов Старого Света^[18].

С другой стороны, притяжательное местоимение, вводя описываемое явление в сферу известного, естественным образом указывает и на то, какое положение это явление занимает по отношению ко всем другим. «Наше» как известное нам перекликается здесь с «нашим» как принадлежащим нам или контролируемым нами. И вот уже протестантский путешественник Жан де Лери, почти год проведший в «Антарктической Франции» и в её окрестностях, использует в своём свидетельстве оба этих регистра:

После того, как стычка [между индейцами, часть из которых была союзниками французов - О.О.] продолжилась около трёх часов и с обеих сторон уже было много раненых и [убитых], наши тупинамба, одержав победу, захватили в плен более тридцати маргажеа, как мужчин, так и женщин... Мы же [автор и его спутник] лишь выстрелили несколько раз в воздух из пистолета, чтобы подбодрить наших людей... Мы вернулись к нашему заливу Гуанабара, в окрестностях которого живут наши дикари. Находясь ещё в двенадцати или пятнадцати лье оттуда, мы проходили по деревням наших союзников и [встречали радостный приём]...

Когда мы пришли к нашему острову, мы с моим спутником переправились в барке к нашему форту, а дикари остались на материке и разошлись в свои деревни. Впрочем, несколько дней спустя некоторые из наших тупинамба, захвативших пленников, навестили нас в нашем форте и, уступая просьбам переводчиков, согласились передать часть из них Вильганьону...^[19]

Свидетельство Лери интересно и с другой точки зрения. Сам он — не военный, не политик и не стратег; его описание индейцев как «наших» не связано с непосредственной выгодой, ему - в отличие от некоторых писавших после него авторов — не нужно убеждать французский двор в необходимости продолжения колонизации Бразилии. Говоря об индейцах как о «наших», Лери не стесняется описывать собственные заблуждения на их счёт вкупе с разоблачением этих заблуждений, что и создаёт неповторимый эффект его повествования. Как показала французская исследовательница Одиль Ганье, в рассказах о контактах европейцев и жителей Нового Света, начиная с Колумба и Веспуччи, проскальзывает мотив «неверности» индейцев в том смысле, что их реакции и мотивация их поступков непонятны для европейцев и оттого навлекают на них обвинение в предательстве, изменчивости, непостоянстве^[20].

Лери же объясняет причины действий индейцев по отношению к себе, которые без подобных комментариев легко счесть проявлением той самой «неверности» и «переменчивости» — и индейцы становятся более понятными, почти «нашими». Вот несколько примеров такого перехода. Однажды в индейской деревне Лери выбрал себе индюшку на ужин, зарезал её, а потом пришёл к хозяину расплатиться. И он сам, и другие французы беспрепятственно поступали так много раз. Но хозяин замахивается на него и грозится его убить: выясняется, что Лери по незнанию зарезал индюшку, которая осталась хозяину на память о погибшем брате, и оттого он ценил её превыше всего. В другой раз, оказавшись в деревне во время пиршества в честь победы над соседним племенем, Лери ночью решил, что его сейчас принесут в жертву. Но при свете дня всё объясняется, и автор заявляет своему читателю: «лишь по незнанию их обычаев я думал, что меня хотели убить», в то время как на самом деле речь шла о приглашении участвовать в определенном ритуале[21].

Понять, чего именно можно ожидать от другого и соответствующим образом выбрать линию собственного поведения, чтобы получить от контрагента желаемое — ещё один способ включить индейцев в сферу «наших» («наших» как понятных и «наших» как союзников). Вот почему наравне с описаниями жизни и нравов бразильских индейцев у французских авторов появляются рекомендации по «практической психологии» - «реконструкции» типичных сцен общения с местными жителями и советы, как правильнее поступить в той или иной ситуации. Примерами здесь может служить «франко-тупи разговорник» (глава XX «Истории одного путешествия в Бразилию» Жана де Лери^[22]) и несколько глав книги капуцина Ива д’Эврё, активного деятеля второй французской колонии в Мараньяне (блок из трёх глав «практической направленности» начинается заголовком «Ответ на многие вопросы, задаваемые у нас о Вест-Индии»^[23]). Интересно, что и те авторы, которые упоминали о бразильских индейцах в период между существованием двух колоний (т.е. временем между падением «Антарктической Франции» в 1560 г. и основанием «Равноденственной Франции» в 1612 г.) могли рассказывать читателям о том, какие слова или жесты со стороны французов могут понравиться индейцам^[24].

Разгром «Антарктической Франции» португальцами не привёл к исчезновению контактов французов с местным населением. От попытки колонизации всё опять вернулось к присутствию, меновой торговле, иногда вооружённой поддержке дружественных индейцев со стороны французов, но на низовом уровне. Так продолжалось с 1560-х гг. до начала XVII в., причём важно отметить, что в отношениях французов с индейскими союзниками воспроизводились всё те же сценарии. Изменения заключались лишь в том, что индейцы, ощущавшие нараставшее давление со стороны португальских колонизаторов, охотнее шли на контакт с французами, и сам факт давности, традиционности этих связей способствовал новому и новому возобновлению союза. Сами же французы, хотя и продолжали заботиться о том, чтобы не настроить против себя своих союзников, уже лучше представляли себе их реакции и то, какие услуги можно от них получить.

С точки зрения формирования представлений о бразильских индейцах как о «наших», указанный период «между двумя колониями» весьма интересен, хотя не очень хорошо освещён источниками. Французское присутствие в Бразилии не прекращается — португальцы замечают французов и их корабли на разных участках атлантического побережья^[25]. Но речь вновь идёт о таком низовом, «пунктирном» присутствии, при котором французы выступают как частные лица, а не как представители короны и тем более — как проводники какой-либо колонизаторской политики. Важно лишь отметить, что в момент появления во Франции политических проектов, связанных с Новым Светом, немедленно вспоминается о существовании традиционных связей. И вот уже в момент, когда Екатерина Медичи, пользуясь династическим кризисом в Португалии (1580—1581 гг.), предполагает сделать из Бразилии вице-королевство Франции, картограф, который готовит для предполагаемого вице-короля карту северо-восточного побережья Бразилии, отмечает на ней: «здесь можно взять 10 тыс. дикарей, чтобы отвоевать Рио-де-Жанейро»^[26]. Если количество потенциальных союзников и выглядит преувеличением, сам факт подобного заявления свидетельствует о наличии определённых «агентов влияния», которых предполагалось поставить на службу французским интересам.

Наиболее ярко такое использование низовых связей в политических целях проявилось в момент основания второй французской колонии «Равноденственная Франция». Здесь отношение к индейским союзникам как к «нашим» достигает своего апогея, потому что декларируется ни больше ни меньше, как союз двух наций — французской и индейской — под властью одного короля (Людовика XIII), который тем самым становится «носителем» трёх корон: Франции, Наварры и Равноденственной Франции^[27]. Основание колонии сопровождается всеми необходимыми политическими ритуалами «вступления во владение», причём в них активно задействованы индейцы. Они собственноручно воздвигают крест в знак того, что добровольно отдают свою землю и себя в подчинение королю; от них неоднократно требуют доказать, что их желание примкнуть к французам искренне; им даётся время на раздумье и испытательный срок... Несомненно, что вся эта политическая репрезентация предназначена для Старого Света, чтобы сообщить основанию колонии должную легитимность. При этом французская сторона воздерживается от каких-либо воинственных или недружественных заявлений по отношению к португальцам: те неоднократно называются врагами индейцев, но не французов в Бразилии. Миссией колонистов «Равноденственной Франции», в числе прочего, провозглашается защита индейцев от их притеснителей^[28], но не открытое противостояние с португальцами. Заявляется, что индейцы сами призывают к себе французов. Свидетельством эффективности подобной пропаганды является признание одного из рядовых членов колонии, попавших в плен к португальцам и допрошенных о мотивах их приезда в Бразилию. Он сообщил, что отправился в Мараньян после того, как услышал в Париже, что индейцы добрый народ и что они просят себе французов^[29].

Продолжением усилий по представлению индейцев в качестве «наших» для Франции служит отправка нескольких индейских «послов» (в составе делегации из колонии) к королевскому двору, вызвавшая большой ажиотаж: о ней сообщил «Французский Меркурий»^[30] (ежегодное издание, появившееся в начале XVII в., и ставшее предшественником будущей периодической печати), а эхо событий зафиксировали... русские посланники И.Г. Кондырев и М. Неверов, которые побывали во Франции в 1615—1616 гг.^[31]

Одновременно в «Равноденственной Франции» идёт работа по возобновлению союза с индейцами на основе прежних и традиционных совместных занятий (главным образом меновой торговли, но не только). Из речей, которые произносятся руководством колонии перед индейскими старейшинами, становятся известны аргументы, с помощью которых индейцев убеждают, что французы — их союзники. Это то же напоминание о долговременных связях, но теперь уже обращённое не вовне, а вовнутрь — к индейцам. Одним из тех, кто пропагандирует среди коренного населения Мараньяна такую идею, является дворянин по имени Шарль де Во^[32]. Из португальских источников мы узнаём, что до основания «Равноденственной Франции» он много лет прожил в этом регионе, а также на северо-востоке Бразилии и даже получил индейское имя^[33]. Несомненно, что подобный личный опыт был важен для того, чтобы стать «нашим» для индейцев, оставаясь таковым для европейцев.

Стилистика «мы» и «наши» интересным образом преломляется несколько лет спустя в эпизоде, рассказанном одним из основателей «Равноденственной Франции». Дело происходит уже после её падения. Основатель вновь оказывается в Мараньяне, а затем подаёт доклад королю, в котором с обидой пишет о «вашем» форте Сен-Луи, над которым развевается португальский флаг, и «вашем» порте Сент-Мари (названном в честь королевы-матери Марии Медичи), где стоят португальские корабли^[34]. Брат этого основателя французского поселения, обращаясь в 1626 г. к кардиналу Ришелье с докладной запиской о перспективах колониальной политики Франции, особо подчёркивал, что в Мараньяне «у нас была ещё и поддержка тамошних жителей, которые никогда нас не предавали»; падение «Равноденственной Франции», по его мнению, было связано исключительно с внутренними причинами[35].

Наработки, достигнутые французами в деле установления союзнических отношений с бразильскими индейцами, не пропали даром после того, как французская колонизация Бразилии окончилась неудачей, а присутствие постепенно сошло на нет. Выработанные сценарии отношений оказались востребованными в другом регионе — в Канаде. Прослеживаются не только параллели в так называемых торговых техниках (и основанных на них индейско-французских отношениях) в Бразилии XVI — начала XVII вв. и Канаде XVII в.^[36], но и воспроизведение такой ситуации, при которой на определённой заморской территории соперничают две европейские державы, каждая из которых перетягивает на свою сторону местные племена, а те становятся союзниками тех или иных европейцев в том числе и потому, что их собственные индейские противники встали на сторону других европейцев (так, в Канаде французов поддерживали алгонкины и гуроны, а их соперники ирокезы перешли на сторону англичан). Не случайно и обращение сторонников колонизации Канады к опыту их предшественников в Бразилии^[37]

Так в Бразилии XVI-начала XVII в. появились и стали совершенствоваться инструменты, которыми в будущем будет оперировать французская колониальная империя. Важное место среди них займут механизмы превращения коренного населения заморских территорий в «наших» и трансляция этого как вовне — для внешних наблюдателей, так и вовнутрь - для непосредственных участников процессов.

Список ЛИТЕРАТУРЫ

Камоэнс Л. де. Сонеты. Лузиады. М.: Эксмо пресс, 1999.

Лаптева Т.А. Первое посольство России во Франции. Статейный список И.Г. Кондырева и М. Неверова // Исторический Архив, № 1, 1996. С. 172-202.

Мемуар Исаака Разилли о французской колониальной экспансии, 1626 г. (предисловие Р. Мандру, перевод и комментарии Н.В. Ревуненковой под ред. и с послесловием А.Д. Люблинской) // Средние века, вып. 20, 1961. С. 325-349.

Окунева О.В. «Столь успешно начатое дело, стоившее многих трудов...»: «Антарктическая Франция» в Бразилии XVI в. // Латинская Америка, 2004 № 12. С. 51-67.

Окунева О.В. Французские свидетельства о путешествиях в Бразилию середины XVI в.: авторские стратегии // Человек читающий: между реальностью и текстом источника / Под ред. О.И. Тогоевой и И.Н. Данилевского. М.: ИВИ РАН, 2011. С. 237-240.

Окунева О.В. Католические и протестантские авторы XVI в. о первой французской колонии в Бразилии // Ретроспективная информация источников: образы и реальность / Под ред. О. И. Тогоевой , И.Н. Данилевского. М.: ИВИ РАН, 2013. С. 179-200.

Окунева О.В. Карта Бразилии Джакомо Гастальди из третьего тома собрания Джованни Баттиста Рамузио «О плаваниях и путешествиях» // Историческая география. Том 2 / Отв. ред. И.Г. Коновалова. М.: Аквилон, 2014. С. 268-301.

 

Abbeville С. d’. Histoire de la mission des peres capucins en l’isle de Maragnan et terres circonvoisins ou est traicte des singularités admirables & des Moeurs merveilleuses des Indiens habitans de ce pais Avec les missives et advis qui ont esté envoyez de nouveau par le R.P. Claude d’Abbeville Pedicateur Capucin. Predicatur Evangelium regni in uniuerso orbe. Mat. 24 Avec Privilege du Roy A Paris. De lTmprimerie de Franqois Huby, rue St. Jacques á la Bible d’Or, et en sa boutique au Palais en la galerie des Prisonniers, 1614; факсимильное издание: Graz, Akademische Druck und Verlangstalt, 1963.

Albuquerque L. (ed). Alguns documentos sobre a colonizado do Brasil (séc.XVI). Publicado Alfa, Lisboa, 1989.

[Barré N.]. Copie de quelques lettres sur la navigation du chevalier de Villegaignon es terres de LAmérique oultre l’oequinoctial, iusques soubz le tropique de Capricorne; contenant sommairement les fortunes encourues en ce voyage avec les moeurs et fa^ons de vivre des Sauvages du pais; envoyées par un des gens dudit seigneur (1557) // Gaffarel P. Histoire du Brésil franjáis au XVI^е siécle. Paris, Maisonneuve, 1878. P. 373-385.

Bruneau de Rivedoux A. Histoire véritable de certains voyages périlleux et hasardeux sur la mer (1599) / Edition, présentation et notes d’A.-G. Guéguen. Paris, les Editions de Paris, 1996

Cosmographie universelle, selon les navigateurs tant anciens que modernes par Guillaume Le Testu, pillotte en la mer du Ponent, de la ville francoyse de Gráce, 1555. [Электронный ресурс]. - URL: http://catalogue.bnf.fr/ark:/12148/cb42467457f [дата обращения 02.04.2013]

Daher A. Les singularités de la France Equinoxiale. Histoire de la mission des peres capucins au Brésil (1612-1615) Paris, Honoré Champion, 2002.

Dickason O.-P. The Brazilian Connection: a Look at the Origin of French Techniques for Trading with Amerindians // Revue fran^aise d’histoire d’outre-mer, t. LXXI, № 264-265, 1984. P. 129-146.

Entrée á Rouen du Roi Henri II et de la Reine Catherine de Médicis en 1550. Rouen, Imprimerie de Espérance Gagniard, 1885.

Estácio da Sylveira S. Rela^áo summaria das cousas do Maranháo, escrita pelo Capitáo Symáo Estacio da Sylveira, Dirigida aos pobres deste Reyno de Portugal. Lisboa: Por Gerando da Vinha, 1624 (факсимильное издание: Lisboa, Imprensa national de Lisboa, 1911).

Evreux Y. d’ Clastres H. (éd.). Voyage au nord du Brésil fait en 1613 et 1614. Paris, Payot, 1985.

Gama J.F. Fernandes. Memorias históricas da provincia de Pernambuco. Pernambuco, Typographia de M. F. de Faria, 1844, vol.l.

Gannier O. Des truchements en Amérique: du Voyage au Brésil de Léry aux lectures modernes. [Электронный ресурс]. URL: http://www.ulaval.ca/afi/colloques/colloque2003/ approches/gannier.html [дата обращения 03.05.2011].

Gannier O. Traítres ou alliés? Le motif de la loyauté dans YHistoire d’un voyage faict en la terre du Brésil de Jean de Léry et des récits de voyages contemporains // L’Information littéraire, octobre-décembre 1999, № 4. P. 24-38.

Guénin E. Ango et ses pilotes. D’aprés les documents inédits tirés des archives de France, de Portugal et d’Espagne. Paris, Imprimerie nationale, 1901.

Hanoteaux G., Martineau A. Histoire des colonies fran^aises et de l’expansion de la France dans le monde. Vol. 1 - L’Amérique. Paris, Librairie Plon, 1929.

Interrogatorio dos prisioneiros francezes do combate de Guaxenduba // Annaes da Biblioteca Nacional de Rio de Janeiro, vol. 26 1904, Rio de Janeiro, 1905. P. 265-276.

Leite de Faria F. Os primeiros missionários do Maranháo. Achegos para a Historia dos Capuchinhos Franceses que ai estiveram de 1612 a 1615 // O centro de estudos Históricos ultramarinos e as comemora^óes henriquinas. Lisboa, 1961. P. 83-216.

Féry J. de. Histoire d’un voyage fait en la terre du Brésil (1578, seconde édition — 1580) / Texte établie, présenté et annoté par F. Lestringant. Paris, Librairie générale franchise, 1999.

Lestringant F. L’atelier du cosmographe ou l’Image du monde á la Renaissance. Paris, Albin Michel, 1991.

Lescarbot M. Histoire de la Nouvelle France, contenant les navigations, découvertes, habitations faites par les Francois és Indes Occidentales & Nouvelle-France, par commission de noz Roys Tres-Chrétiens, & les diverses fortunes d’iceux en l’execution de ces choses, depuis cent ans jusques á hui, En quoy est comprise Fhistoire Morale, Naturelle, & Geographique de ladite province : avec les Tables & Figures d’icelle. Seconde Edition revue, corrigée et augmentée par auteur ; A Paris, chez Jean Millot, 1611.

MervalL. de (éd). L’entrée de Henri II Roi de France á Rouen au mois d’octobre 1550 imprimée pour la premiere fois d’apres un manuscrit de bibliotheque de Rouen...Rouen, Imprimerie d’Henri Boissel, 1868.

Montaigne J.-M. Le trafic du Brésil. Navigateurs Normands, Bois Rouge et Cannibales pendant la Renaissance. Rouen, ASI Communications, 2000.

Nóbrega M.de. Cartas do Brasil e mais escritos. Coimbra, por ordem da Universidade, 1955.

Pianzola M. Des Franjáis á la conquéte du Brésil (XVII^е siécle): les Perroquets jaunes. Paris, Editions L’Harmattant, 1991.

Staden H. Ñus, féroces et anthropophages. Traduit de Fallemand par H. Ternaux- Compans. Paris, Editions Métailié, 2005.

Sumário das armadas que se fizeram e guerras que se deram na conquista do rio Parahyba, escripta e feita pelo mandado do Padre Cristóvao de Gouveia // Revista trimensal do Instituto histórico, geográphico e etnhográfico do Brasil, t. XXXVI, parte I, 1873. P. 6-80.

Terzo Volume delle Navigationi et Viaggi, nel quale si contengono le Navigationi al Mondo Nuovo, á gli Antichi incognito, fatte da Christoforo Colombo Genovese, [...] & accresciuti poi da Fernando Corteze, da Francesco Pizarro, & altri valorosi Capitani, in diverse parti delle dette Indie, in nome di Carlo V imp [...],In Venetia nella stamrepia de Giunti, Panno MDLVI.

Thevet A., Lestringant F. (ed). Le Brésil d’André Thevet. Les Singularités de la France Antarctique (1557) Paris, Editions Chandeigne, 1997.

Troisieme tome du Mercure fran^ois divisé en deux livres. Seconde continuation du Mercure fran^ois ou Suite de Fhistoire de l’avgvste régence de la Royne Marie de Medicis sous le regne de son fils le tres-Chrestien Roy de France Lovys XIII. Paris, 1616.