Действия великого властителя

VI

Куаутемок делал все так, как сказал супруге. Стараясь быть достойным высочайшего поста, на который вознесла его судьба, он с первого же дня своего правления горячо взялся за восстанов­ление государства после недавних бедствий: наводил порядок, укреплял бразды правления, вооружал войско, строил вокруг столицы оборонительные сооружения и, наконец, завершил — быстро и умело — то, что начал мудрый Куитлауак, чьи послед­ние советы он свято хранил в памяти.

Одним из его первых действий была отправка посла в Тласкалу с предложением «республике» мира и выгодного союза, если бы она согласилась изгнать общего врага. Если же Тласкала продолжала бы упорствовать в своем прискорбном желании предоставить убежище и оказывать помощь жалким остаткам чужеземного войска, ей незамедлительно была бы объявлена война.

Одновременно другие послы выехали в соседнее государство Мичоакан, бывшее давним врагом Ацтекского царства. Верхов­ный вождь предлагал забыть прежнюю неприязнь, призывая к военному согласию и сердечной дружбе с условием поддержать его в борьбе с чужеземцами и признать властителем Ацтекского царства.

В то время как знатные вожди выполняли эти диплома­тические миссии, Коанакот, законный наследный властитель Тескоко, выразил готовность свергнуть братоубийцу Куикуицата с помощью большого войска, которое предоставил в его рас­поряжение Куаутемок, понимавший, сколь опасно оставлять одно из самых важных и ближайших союзных государств в руках правителя-узурпатора, который искал поддержку у врагов Ац­текского царства.

Число сторонников Куикуицата было еще значительным, хотя день ото дня росло недовольство этим вождем-властителем Тескоко и усиливалась оппозиция знати, приверженной к закон­ности власти и не одобрявшей произвол времен Моктесумы. Напрасно узурпатор, узнавший о намерениях Теночтитлана и преисполненный страха, старался привлечь на свою сторону недовольных и ублажить их, напрасно его сторонники-поддан­ные, уступая его желанию, защищали ценой собственной крови захваченный им жезл вождя-властителя: Коанакот оружием от­крыл ворота Тескоко, сорвал с чела узурпатора корону своих предков и с честью водрузил бы ее на свою голову вместе с лаврами победителя, если бы вслед за одним гнусным брато­убийством не было бы совершено второе и если бы Коанакот не опозорил славный род чичимеков кровной местью, печальный и постыдный пример которой он показал в свои последние дни[70]. Куикуицат умер, как говорят, тоже от рук собственного брата.

Тескоко, тем не менее, торжественно, с всеобщим ликовани­ем отпраздновал коронацию своего нового вождя-властителя, подтвердил вассальный договор с Ацтекским царством, еще бо­лее упрочил дружественные узы, связывавшие Тескоко и Теночтитлан, пригласив в супруги для своего вождя-властителя сестру нового великого властителя ацтеков и послав свою единственную властительную невесту в брачные покои Нецалька, вождя-власти­теля Такубы.

Оба эти брачных союза наградили самые древние индейские династии[71] долины Анауак двумя самыми прекрасными девами: одна из них — Оталица, обожаемая невеста погибшего Уаско, светлокожая красавица с черными миндалевидными глазами, гибкой талией, лебединой шеей, маленькими ножками и точеными ручками,— нежный и хрупкий цветок, рожденный, чтобы украсить последнюю царственную ветвь Аскапоцалько; вторая — очаровательная Теутила с тонкой талией, пышным бюстом, ис­крящимся взором,— последний роскошный плод августейшей любви великого Нецауальпильи[72], гордость всего народа Аколуакана.

Никогда столько чарующих дев не озаряло своей красой троны правителей Анауака; никогда столько молодых и отваж­ных властительных вождей не владело одновременно царствен­ными жезлами этих процветающих городов-государств. Кажется, сама судьба наслаждалась тем, что украшала приговоренное к смерти Ацтекское царство, вознося на его вершину самую славную и прекрасную молодежь его древних родов, словно бы убирала самыми чудесными цветами жертву, предназначенную для убиения.

Ничто, однако, не предвещало в эти счастливые дни на­двигавшуюся катастрофу. Народ радовался недавнему уменьше­нию поборов по высочайшему повелению, а большая часть зна­ти, жаждавшая восстановить свои привилегии при новом верхов­ном вожде, искренне стремилась защитить интересы царства, и неутомимый Куаутемок, не упускавший ни малейшей возмож­ности поднимать настроение своих подданных, в то же время внушал врагам уважение справедливостью и осмотрительностью своего правления, силой и хорошей выучкой войск и добрым согласием, которое ему удалось установить между влиятельными вождями-данниками.

Укрепив Теночтитлан и разместив на границе с «республи­кой» Тласкалой крупные отряды, веря в скорое заключение союза с ней и соседним Мичоаканом, Куаутемок предположил, что опасность вторжения иноземцев миновала, а его беззаботные подданные начали было уже забывать тех, перед кем дрожали всего несколько месяцев назад и кого уже стали презирать до такой степени, что перестали ненавидеть.

Такая непростительная беспечность не исчезла даже тогда, когда стало известно, что тласкальцы, отвергнув с негодованием предложение о союзе, заявили о своем намерении защищать с оружием в руках беглецов, осевших на их земле; и тогда, когда гордые и мстительные тараски[73], вместо того чтобы ответить на разумные и добрые предложения нового верховного вождя Ац­текского царства, вспомнили о прежних распрях и стали угро­жать войной, если царство не удовлетворит их требования.

Поскольку Ацтекское царство располагалось между этими двумя землями, объявившими себя его врагами, Куаутемок уси­лил охрану границ и был готов вести войну на два фронта, надеясь, вероятно, ознаменовать свое правление завоеванием обоих государств — Тласкалы и Мичоакана, — которым еще уда­валось оставаться независимыми от Ацтекского царства, что само по себе было обстоятельством примечательным и почти невероятным, если учитывать мощь и агрессивность ацтекских властителей.

Перспектива двух войн отнюдь не тревожила ацтеков. Они были уверены в победе, ибо им не внушали боязни ни оскорбле­ния бесстрашной «республики», ни угрозы непримиримых тарасков. Только оружие и коварство испанцев могли вызвать у них тревогу, но разбитые испанцы, казалось, еще не очнулись от страшного поражения: о них ничего не было слышно; они, веро­ятно, и не помышляли о битвах. И ацтеки могли предположить, что испанцев одновременно покинули и воинственность, и счаст­ливая судьба.

Увы, не ведали несчастные, что у них под ногами неслышно готовится взрыв, что обманчивым было затишье, которое, усып­ляя их бдительность, предвещало бурю, и что отдохновение Кортеса было похоже на постепенное пробуждение льва, кото­рый своим рыком сотрясает лес, и что скоро будет нанесен испанцами страшнейший удар, который сокрушит индейские го­сударства — от густых чащоб на склонах горной цепи до неподступных берегов озера Никарагуа!