Посольство

X

Когда великий властитель вышел из дворца, он увидел своих многочисленных вождей-сородичей и военачальников, спеши­вших ему навстречу.

- К дорогам, о тлатоани! — воскликнул негодующе Куаутемок. — Дорогам грозит враг, а вы не спешите принять его вызов!

- Ты заблуждаешься, уэй-тлатоани! — тотчас ответил ему старейший военачальник. — Ты заблуждаешься! — повторили все хором.

Властитель остановился, ничего не понимая, а вождь-прави­тель Хочимилько объяснил, не скрывая радости:

- Испанцы и тласкальцы, которые идут к нашему городу, машут куском белой материи и не угрожают оружием. С ними идут под стражей, пока ты не оградишь их жизнь своим словом, три пленных теуктли, которым поручено передать тебе предложе­ние о мире.

- Пусть достойно будут приняты эти послы,— ответил Куаутемок,— будь то ацтеки или чужестранцы. Их миссия священ­на, а личность неприкосновенна.

И он вернулся с сановниками и советниками в зал для аудиенций, чтобы встретить и выслушать посланцев.

Живейший интерес вызвало в Теночтитлане появление новых послов, шедших во дворец — теперь под охраной ацтекских во­инов — среди людского моря.

Смущены были посланцы, оказавшись перед своим великим властителем; было видно, что их угнетало то, что им предстояло сказать, и лишь после того, как Куаутемок великодушно ободрил их, один из пленных осмелился заговорить:

— О тлатоани, уэй-тлатоани, прихоти войны сделали нас рабами Малинче Эрнана Кортеса, который послал нас к тебе, чтобы из наших уст ты узнал о его намерениях и желаниях.

Этот испанский вождь говорит, что навеки будет благодарен великому Моктесуме за его радушное гостеприимство и щедрые дары, о чем он не может забыть даже в кровавой войне, которую ведет против тебя, данника Моктесумы, ибо рядом с тобой на троне восседает дочь Моктесумы, а сам ты находишься в городе, который в былое время дал приют его войскам. Не поднимается рука Малинче на этот прекрасный город, печалится его душа при мыслях о тех бедах, которые обрушатся на Царство ацтеков, с которым он заключил торжественный договор о дружбе от имени своего господина. И прежде чем нанести последний удар, он нашими голосами заклинает тебя удержать его от такого шага и принять предложение о мире на следующих условиях:

Во-первых, ты немедля разоружишь свои войска и выведешь их из столицы.

Во-вторых, соберешь всех своих тлатоани и вместе с ними объявишь Царство ацтеков данником испанского великого вождя.

В-третьих...

— Молчи! — воскликнул в сердцах молодой властитель.— Отсохнуть должен твой язык, произнесший столь постыдные слова. Тлатоани и теуктли! — продолжал Куаутемок, обращаясь к своим сановникам.— Вы слышали первые условия, на которых враг предлагает нам заключить мир. Я считаю ненужным выслу­шивать остальные, они не будут достойнее.

Никогда во время моего правления Ацтекское царство не подчинится наглым завоевателям; никогда, пока Куаутемок вер­шит здесь власть, он не позволит утвердиться никакой чужезем­ной власти. Лучше пусть меня погребут под обломками ацтек­ского трона! К тому же я — верховный вождь по свободному волеизъявлению выборщиков царства; я — властитель, получив­ший из их рук священную корону и призванный сделать счаст­ливыми свои народы. Если бедствия, которыми угрожает враг, покажутся нам более страшными и близкими, чем те, которые я вижу в позорных предложениях отвергнутого мною ложного мира; если вы устали от этой долгой и кровопролитной войны и хотите любой ценой ее закончить; наконец, если вы колеблетесь перед выбором: умереть или стать рабами, я готов отказаться от власти, которой вы меня облекли, и сложить с себя корону верховного вождя, корону, которая с моей головы никогда не падет к ногам чужеземного господина.

Поднявшийся шум почти заглушил последние слова этой недлинной речи, которая привела всех в необычайное волнение, хотя и вызвала разные чувства. Многие с восторгом выразили свое одобрение властителю, другие возмущались его сомнениями в их приверженности родине, считая это незаслуженным упреком, третьи — по разным причинам — заявляли, что опасения преуве­личены и не следует пренебрегать предложенным миром, условия которого — в их понимании — не столь страшны или позорны, как их оценивает Куаутемок. Нашлись и такие, кто осмелился сказать, что надо принять отречение монарха и предложить корону Эрнану Кортесу. Истины ради и к чести ацтеков, мы должны признать, однако, что сторонники двух последних мнений, выражен­ных немощными стариками, оказались в абсолютном меньшинстве.

В момент наивысшего возбуждения присутствующих и душев­ного волнения властителя, слушавшего споры, вызванные его речью, внезапно распахнулась дверь в сей роскошный зал и по­явился уэй-теописк — верховный жрец — во всем блеске своих регалий и в сопровождении более чем пятидесяти жрецов, кото­рые шли вслед за ним и выглядели мрачно и странно в своих черных мантиях, тащившихся по полу.

Верховный жрец остановился на середине зала и, нарушив глубокую тишину, воцарившуюся с его неожиданным появлени­ем, сказал величественно и сурово:

— В уединении храма боги мне поведали, что здесь со­брались все вожди Царства ацтеков, дабы выслушать условия мира, продиктованные нам нечестивыми пришельцами. Боги мне открыли, о Куаутемок, что твое доблестное сердце их отвергло с презрением, предпочтя смерть бесчестию. Но кто же,— тут голос жреца стал жестким и грозным,— кто те трусливые люди, кому не по душе твое упорство? Кто те богохульники, которые отважились сказать, что более приемлем союз с недругами, чем с богами? Скажите это громко при мне! Поднимите свой голос — и вы падете мертвыми: вас испепелит святая ярость, кипящая в моей груди и убивающая огнем моих глаз! Уицилопочтли трепещет от гнева над своим священным алтарем, а Тескатлипока раскаивается в том, что создал человека, недостойное творе­ние его всемогущих рук. Пусть вздохнет тот, кто разжег правед­ный гнев богов, и от его тлетворного дыхания вспыхнет небесный пожар, который обратит богохульника в прах!

Уэй-теописк кончил говорить в той же мертвой тишине, которая воцарилась при первых его словах. Затем раздался голос тлатоани из Тепеполько:

— Здесь, я уверен, нет таких, кто мог бы произнести трус­ливые слова, и я, не страшась, что чей-нибудь голос перебьет меня, осмеливаюсь просить тебя спокойно вернуться, о теотеуктли[84], в священный храм и сказать богам, что мы не позволим чужеземным божествам завладеть их алтарями. А ты, о могуще­ственный уэй-тлатоани, ты, всегда благородный в своих побужде­ниях, всегда разумный в своих деяниях, не должен подозревать в слабости духа и неверности тех, кто учится на твоем примере. Только тебя мы признаем великим властителем и вместе с тобой отвергнем любое другое подданство, готовые умереть, но не сдаться на милость врагу.

Мощно прозвучала многоголосая хвала Уицилопочтли, Куаутемоку и верховному жрецу, и все поклялись погибнуть с ору­жием в руках.

- Да будет так, как ты сказал! — воскликнул верховный жрец.— Если вы исполните свое обещание, вас охранит Уицило­почтли и вознаградит Тескатлипока.

- Но горе тому,— добавил Куаутемок, встав на ноги и угрожающе взмахнув рукой,— горе тому, кто подло нарушит клятву и осмелится произнести слова «мир врагам» или станет слушать их речи! Он будет приговорен к смерти и предан поруга­нию, будь это воин в простых доспехах, теописк в черной мантии или тлатоани со всеми знаками отличия.

- Война! Война! — вскричали все.

- Война до последнего вздоха или победы! — твердо вымолвил верховный жрец.— Так приказываю я вам именем Уицилопочтли!

- Война! — повторил монарх, бросив к ногам послов дро­тик, который он держал в правой руке.— Передайте это, о теуктли, приславшему вас военачальнику. Война до полной гибели одного из войск! Таков ответ Ацтекского царства подлым заво­евателям, а сами вы оставайтесь с ними, ибо Теночтитлан отвер­гает своих недостойных сынов, осмелившихся вступить на нашу землю с таким унизительным посланием.

- Война! Война! — вновь и вновь несется клич, вырываясь из дворца на улицы.

- Война! — слышат со всех сторон посланцы Кортеса, воз­вращаясь, смущенные и устыженные, в испанский стан. И столь глубокий стыд их охватывает, столь поражает их сердца это свидетельство общего возмущения их миссией; столь остра боль от того, что великий вождь отвергает их, что при переходе через мост, за которым послов ожидает испанский конвой, один из них вдруг останавливается и оборачивается к двум другим.

- Дальше я не пойду,—говорит он.— Мой отец родил меня не для того, чтобы я стал рабом и презренных человеком. Моя родина и мой властитель мною пренебрегают, и они правы, ибо я запятнал себя передачей недостойных предложений. И я смою свой позор! — восклицает он и бросается в воду, а за ним, без колебаний, охвачен­ные такими же чувствами, кидаются его злосчастные товарищи, которым Кортес велел выполнить это постыдное поручение.

Их трупы, выловленные несколько часов спустя испанскими солдатами у берегов озера, стали ответом Кортесу. Он их увидел и понял, что следует убивать или будешь убит. Смерть его эмиссаров, будь это акт насилия со стороны ацтекского монарха или следствие отчаяния самих жертв, так или иначе сообщала истину, которая встревожила каудильо: этот народ нельзя подчи­нить, не уничтожив полностью.

— Соратники,— сказал он тогда своим капитанам.— С пер­выми лучами солнца мы пойдем на последний штурм столицы Ацтекского царства!

[84] Святой господин (науа).