Последние усилия
XIII
С трудом приходится брать в руки перо, чтобы описать кровавое зрелище, предстающее перед нашим воображением. На страницах истории этого страшного по своей жестокости, хотя и прославленного завоевания последние события изображены в мрачнейших красках.
Чужеземцы были даже более человечны, чем их союзники — индейцы, и старались, хотя и безуспешно, приостановить ту дикую резню, которую затеяли их приспешники. «Смерть никого не миновала (свидетельствует Кортес), ибо наши друзья-тласкальцы до такой степени озверели, что убивали всякого и каждого на своем пути, хотя мы их за это порицали и наказывали».
Остатки отрядов защитников Теночтитлана, окопавшиеся в одном месте города, направили Кортесу послание, прося его, как сам он пишет, «поскольку он — сын Солнца, а это светило очень быстро оборачивается вокруг земли, быть таким же быстрым, как оно, и скорее с ними покончить».
Кортес, однако, остановил своих людей и в ответ на эту странную петицию направил к Куаутемоку одного из пленных теуктли, обещая властителю от своего имени пощаду, если уцелевшие ацтеки сдадутся в плен, ибо ничего другого им не остается.
Великий властитель был, как мы знаем, ранен и лежал, стиснув зубы от боли, в окружении своей жестоко страдающей от голода семьи. Положение было безысходным, но жизнь продолжала испытывать несгибаемый характер обреченного вождя: к нему снова явился посланец врага:
— Нам не остается никакой надежды,— сказал посол индеец, вздрагивая от сдерживаемых рыданий.— Ацтекское царство на пороге смерти. Спаси, по крайней мере, жизнь себе и своей семье, сдайся на милость победителя.
Возмущенный монарх с трудом приподнялся на своем ложе и велел убираться вон трусу, который осмелился дать ему подобный совет.
- Потомки Чимальпопоки, — сказал Куаутемок окружавшим его вождям-сородичам,— родина велит нам не складывать оружия, пока у нас остается хотя бы пядь земли, которую можно защищать. Найдется ли среди вас кто-нибудь, кто предпочел бы славной смерти жизнь, выпрошенную у врага?
- Смерть! Желаем смерти! — в один голос вскричали тлатоани.
- Смерть! — горестно повторила супруга Куаутемока.— Вы встретите ее в сражении, а мой сын... Посмотрите... Он хочет есть!
Эти слова произвели тяжкое впечатление на отважных воинов, выбравших посмертную славу и отвергших спасение; у некоторых на глаза навернулись слезы, не удержался и сам Куаутемок. Он взял сына на руки, а некоторые из родственных вождей пошли на поиски пищи для ребенка. Отец с тоской смотрел на бледное, осунувшееся лицо мальчика, который протягивал к нему холодные ручки, но, ничего не получив, снова потянулся к матери, всхлипывая так тихо и жалобно, что сердце ее обливалось кровью.
Меж тем вожди-сородичи Куаутемока прибегли к хитроумной уловке, чтобы раздобыть съестное для голодающей семьи. Притворившись, что идут навстречу желанию противника, они направили к Кортесу послов с богатым воинским убранством в качестве дара для него и в знак своих мирных намерений. В кратком послании испанцам выражалась просьба об однодневном перемирии, чтобы великий властитель мог подготовиться к личным переговорам с каудильо о капитуляции — завтра на площади Тлателолько. Хитрость достигла цели: Кортес, искренне желавший скорее покончить с затянувшейся страшной войной, охотно согласился на просьбу и послал в виде ответного дара провиант — маис и битых кур,— которого было предостаточно в испанском стане и в котором так нуждались ацтеки.
Верные слову, но не изменившие своим истинным замыслам, явились в назначенный час и место пять ацтекских тлатоани к Кортесу и сказали, что великий властитель болен и они пришли вместо него сообщить о его категорическом отказе от капитуляции, а также о том, что «Пусть не воображает себя испанский военачальник господином Ацтекского царства, хотя он и разрушил столицу: многочисленные дальние провинции уже вооружились, идут на помощь своему властителю, а если он погибнет в сражении, они отомстят за него».
Это дерзкое заявление было сделано очень вежливо и сдержанно и выслушано победителем тоже со спокойным вниманием, однако в ответе испанского каудильо вновь прозвучали настоятельные призывы к ацтекам отказаться от ненужного упорства и спасти себе жизнь.
Кортес столь долго убеждал их в этом, что они в конце концов обещали употребить все свое влияние, чтобы уговорить монарха, хотя признались, что не надеются на успех, и распрощались с такой сердечностью, будто в самом деле заключили весьма почетный и выгодный мирный договор.
Кортес не возобновлял военных действий еще двое суток, предпринимая и другие шаги, чтобы склонить Куаутемока к капитуляции, но все попытки были напрасны, и он решил силой оружия вынудить монарха сдаться.
И в этот же самый день испанский военачальник окружил последнее убежище злополучных ацтеков, атаковав их с суши и с воды. Зная, что здесь нельзя продержаться долгое время, вожди просили властителя бежать с семьей с этого клочка земли, который оставался у него вместо обширных владений.
— Нам не принесет большой пользы, о уэй-тлатоани, твое присутствие здесь,— говорили они ему.— А если тебе удастся спастись с нашим священным гербом и добраться до какого-нибудь дружественного города, ты сможешь созвать туда всех мужчин из самых отдаленных подвластных тебе земель и создашь могущественное войско, с которым вернешься, чтобы возродить из руин свою столицу и вышвырнуть отсюда врагов.
Отверг Куаутемок это предложение как недостойное верховного вождя, который не может бросить своих людей в минуту наивысшей опасности, и приказал вождям-властителям Такубы и Тескоко попытаться выйти из окружения, затем, если удастся усыпить бдительность испанцев, объединить силы дальних земель и привести войска к Теночтитлану.
Вожди-сородичи воспротивились этому наказу, ибо, по их мнению, никто не мог лучше Куаутемока воодушевить своих данников и призвать их к войне против нечестивых пришельцев, захвативших столицу, которой покровительствуют боги. И в то же время, считали они, всем на погибель послужила бы весть о случившихся бедах, особенно известие о смерти того, кто олицетворяет силу Ацтекского царства.
Все эти доводы не убедили героического юношу, который решил один встретить смерть во главе своих верных защитников-воинов, и, едва закрылись его раны, он снова пошел в бой и оказал врагу никак не ожидавшееся с его стороны сопротивление. Однако жертвы были напрасны! Пришел час, назначенный судьбой для последнего вздоха умиравшего Царства ацтеков! Страшный час, который мы не в силах описать! Час, который, по словам не кого-нибудь, а конкистадора Кортеса, явил такие потрясающие картины, каких никто и никогда еще не видел,— ни более трагичных, ни более жестоких.
Всюду высились горы трупов, а среди них бродили женщины, старики и дети, которых приканчивали вражеские копья, и таким жутким было зрелище поголовного истребления, таким ужасным концертом из воплей и криков сопровождалось вторжение победителя, что, по собственному признанию Кортеса, «разрывалось сердце».
Трупный смрад заставил испанцев быстро удалиться из этой части города, где уже много дней назад распространилась зараза, сопутствовавшая грязи и голоду. В эту пору перед Куаутемоком появился желтый, до костей исхудавший старец уэй-теописк.
- Что ты здесь делаешь, рыдая, как женщина, над развалинами и над мертвыми?—спросил старик мрачно и зловеще.— Может, ты ищешь что-то среди трупов или ждешь, когда возвратится враг и выжжет на твоем лбу клеймо раба?
- Я жду смерти! — ответил властитель.
- Великий властитель не имеет права умереть по своей воле,— ответил высший жрец.— Не имеет права, пока существуют народы, которые вверены ему богами и которых еще можно спасти от позорного рабства. Куаутемок! Уицилопочтли обратился ко мне, его громоподобный голос слышали мои уши среди грохота вражеского оружия, криков беззащитных женщин и стонов умирающих воинов. «Уэй-теописк,— сказал мне бог,— страшным испытаниям подвергается мой народ, но я подарю ему день победы. Пусть не падает духом венценосный юноша, которого я наградил своим собственным дыханием. Были времена, когда его предки, побежденные сильными народами, должны были бросить свои земли, но я дал им другие, лучшие и более обширные, и основал для них это великое царство, которое погублено теперь стараниями Тлакатекотля. Но разве Тлакатекотль мощнее меня? С каких пор дозволено моему народу не верить в свое спасение? Пусть сейчас же уйдет верховный вождь из этого разрушенного города, над которым витает дух погибели; я приказываю ему спасти свою священную особу, чтобы он собрал новые войска по всей земле, которую я сделал подвластной ему, и вернулся отомстить за поругание и заново воссоздать мои храмы». Так сказал Уицилопочтли, о Куаутемок! И ты должен подчиниться его высочайшему приказу.
- Я обещаю подчиниться, о уэй-теописк! — отвечал монарх.— Но мой долг — остаться на этой земле, пока жив хотя бы один воин, чтобы защитить ее. Отведи взор от мертвых, и ты увидишь еще немало воинов, которые, прежде чем найти вечный покой, как другие, еще могут принести множество жертв своими окровавленными руками. Я вижу, что невозможно уйти всем, кто здесь находится, ибо враг заметит, когда все наши каноэ отчалят от берега. Также невозможно и мне бросить несчастных, обреченных на смерть. Я должен разделить с ними опасность, и, когда у меня под началом не останется никого, тогда, если небо позволит мне их пережить, я выполню наказ божества, которое так мало о нас печется.
— Преступен твой упрек, и преступно твое упорство, - грустно проговорил жрец.— Твое решение принесет гибель всему несчастному царству, которым ты правил, Куаутемок. Я заклинаю тебя именем Уицилопочтли, и горе тебе, если ты не послушаешься моих слов! Только покинув пределы царства, ты сможешь обрести надежду когда-нибудь снова воскресить его. Только презрев судьбу нескольких тысяч своих подданных, ты сможешь спасти тысячи тысяч людей, которым принадлежит твоя жизнь. Я сказал.
С этими словами он побрел прочь и скрылся среди развалин.
Долгое время пребывал Куаутемок в молчании и тяжких раздумьях. Меж тем ночь уже проделала половину своего пути, и тлатоани, пользуясь темнотой, успели подготовить к отплытию пятьдесят каноэ, в которых быстро разместили властительную Уалькацинтлу и других женщин.
Испанские бригантины в тот час находились довольно далеко, хотя их дозорные продолжали наблюдать за озером, не упуская из виду ни один маневр противника.