Пленение Куаутемока

XIV

Голод, смрад, наконец, отчаяние, достигшее предела, заста­вили этой ночью ацтеков бежать оттуда, где еще укрывалось значительное число воинов и их семей. Одни кинулись к стану противника, громко требуя смерти; другие бросились в озеро, к берегам которого поутру прибило множество трупов.

«Соленая вода, которую они пили,— свидетельствует Кор­тес,— голод, мерзкий тлетворный дух, исходивший от стольких трупов, так загромоздивших землю, что некуда было ступить (ибо в течение многих дней индейцы не спускали в воду ни одного трупа, дабы бригантины не натыкались на тела и мы бы не знали о их бедственном положении),— все это послужило причиной гибели более пятидесяти тысяч человек. Женщины и дети уходи­ли из своего убежища и являлись к нам, а многие тонули в озере, не добравшись до каноэ».

Несмотря на безвыходное положение, Куаутемок упорно призывал умереть в этом месте с оружием в руках, собирал и подбадривал теперь уже совсем ничтожные остатки своего войска, чтобы защищать до последнего издыхания это грустное кладбище, свободный кусочек земли, оставшийся от огромного Теночтитлана.

- Спасайся! Спаси мою семью и свою,— говорил Куауте­мок Нецальку к исходу ночи.— Мой долг предписывает мне не покидать эту землю, пока на ней помещается хотя бы одна моя ступня. Но моя супруга, и твоя, и столько несчастных женщин, родившихся под сенью балдахина и ныне лишенных крова на земле, требуют от тебя этой жертвы. Беги, брат, пока милостивая богиня тьмы не убрала своего покрывала; беги и ищи пристани­ща в далеких землях, которые еще не прокляты разгневанными божествами.

- Боги велят уйти тебе,— сурово отвечал вождь-властитель Такубы.— И ты, мой брат, не должен быть глух к зову богов наших предков. Все женщины вместе с твоей супругой находятся в самом быстром каноэ, сорок девять других каноэ ждут со­провождающих их воинов. Но без тебя мы не отплывем.

- Воины,— ответил властитель,— должны умереть, сража­ясь. Пусть в каноэ отправятся только дети и женщины. Мы должны спасать беспомощных, если вообще спасение возможно.

Тлатоани из Тескоко, Истапалапы, Хочимилько, Тепеполько, Койоакана и другие присоединились к просьбе Нецалька, но напрасно. На рассвете ацтекский великий властитель снова воз­главил своих последних воинов, чтобы навязать врагу еще один отчаянный бой.

Героическая и нежданная атака!

Ее неуспех был предрешен, и тем не менее развернулась такая упорная битва, что всходившее солнце, осветившее ее затем своими прямыми лучами, уже медленно клонилось к горизонту, а кровопролитие все продолжалось.

Ночь уже опускала свою сумеречную вуаль, когда Эрнан Кортес, одержав победу, полностью овладел мертвым полем брани. Жрецы и немногие вожди, пережившие это последнее страшное поражение, бросились к каноэ, почти силой увлекая за собой несчастного монарха, который напрасно ждал смерти от пуль врага.

Маленькая флотилия на веслах стала удаляться от тех кро­воточивших берегов, но бригантины, подняв паруса, ворвались в гущу каноэ. Гарсия Ольгин, командовавший одной из бриган­тин, заметил, что в самом большом каноэ находятся ацтекские воины, по виду своему и одежде — военачальники, и приказал арбалетчикам сосредоточить стрельбу на этой лодке.

Куаутемок, увидев приготовления испанцев, невольно при­крыл руками жену и сына. Но прежде чем раздался роковой залп, Нецальк, стоявший рядом с братом, заслонил его своим щитом и грозно закричал:

— Остановитесь! Не лишайте жизни великого властителя!
Гарсия тотчас отменил приказ и, причалив к каноэ, взял в плен семейство монарха.

Вся флотилия сдалась после пленения властителя, а Гарсия со своей добычей отправился в лагерь к Кортесу.

Августейшего пленника сопровождали его жена и сын, вдова Моктесумы, жены и дочери вождей: Текуиспа, Теуитла, Оталица, Местликочитль и другие молодые женщины, а также вожди-властители Такубы и Тескоко, правители Истапалапы, Хочимилько и Койоакана, вышедшие живыми из кромешного ада послед­ней битвы.

Конкистадор принял их в окружении своих капитанов под победным штандартом Кастилии.

Приблизился к нему Куаутемок, хотя и с безразличным видом, но исполненный достоинства и решимости,— дотронулся своей обнаженной рукой до великолепного эфеса толедской шпа­ги победителя и громко сказал:

- Я сделал все, что мог, защищая свое государство; боги меня направляли. Только слабым присуще убивать себя своей собственной рукой, если они побеждены. Милосердным победи­телям же пристало оградить отважных от бесчестия рабства. Поэтому вонзи эту шпагу в мою грудь.

- Куаутемок! — ответил каудильо, отведя его руку.— Ты попал в плен не к варвару, который не умеет ценить отвагу и стойкость. Рабство никогда не станет уделом такого знамени­того монарха, и твоя империя станет подвластной непобедимым испанским войскам, не потеряв при этом своего достойного господина, оказавшего нам столь упорное сопротивление.

- Я — твой пленник,— ответил заметно тронутый такими словами Куаутемок.— Уицилопочтли подчинил меня твоей вла­сти, и у меня хватит сил покориться своей судьбе. Но здесь — моя супруга и мой сын. Прояви милосердие к ним и к другим несчастным женщинам, женам, сестрам, дочерям вождей.

Последние слова властителя были покрыты рыданиями и стонами тех, за кого просил монарх. Кортес подошел к ним, почтительно их приветствовал и старался успокоить любезными речами.

С таким же почтением он отнесся ко всем вождям, пленен­ным вместе с Куаутемоком; приказал их угостить за столом и просил всех именитых пленников, особенно монарха, доверять ему и не опасаться никаких унижений с его стороны. Затем Кортес передал всех под надзор Сандовалю, приказал отвести в Койоакан и поместить в лучшее здание этого соседнего города.

Так — после девяностотрехдневной осады столицы — было окончательно побеждено великое Ацтекское царство 13 августа 1521 года, в вечерний час. Когда Куаутемок с семейством отправ­лялся в заключение под конвоем испанцев, разразилась страшная гроза, бичуя ливнем порабощенную землю.

При мертвенном свете молний, озарявших воинственную фигуру Кортеса, словно являвших собой ореол его смертоносной славы, встал испанский военачальник во весь рост, и к грохоту громовых раскатов присоединился его сильный голос.

— Соратники!—сказал он.— Наша великая экспедиция за­кончена. С сегодняшнего дня два мира лежат у ног императора Карла, и новой вечной славой покрыла себя родина Сида и Гус­мана[86]. Воздадим же хвалу всемогущему господу Богу, сеньоры, навсегда укрепив святой крест в землях Новой Испании, и про­явим милосердие к побежденным,— и во имя великодушия, и ра­ди нашей собственной выгоды. Видимость власти, которую мы сохраним пленному верховному вождю ацтеков, поможет нам, не прибегая к оружию, подчинить многочисленные области, кото­рые платили дань огромной Ацтекской империи. Приобретя расположение властелина и его богатых родственных вождей, мы, кроме того, завладеем сокровищами, которые, по слухам, они тщательно укрывают и которые, если мы прибегнем к наси­лию, они нам никогда не выдадут.

Сладкий, медоточивый голос прервал речь Кортеса следу­ющими страшными словами:

— Выдадут под пыткой!
Это был голос Альварадо.

Кортес неодобрительно взглянул на него и, призвав повели­тельным взмахом руки к тишине, медленно продолжал:

— Сеньоры, наше великодушие и наша выгода побуждают нас проявлять милосердие к родственникам Моктесумы. Я так советую вам, как друг, ратующий о вашей доброй славе, и так приказываю, как ваш командир, уполномоченный принимать те меры, которые считаю необходимыми для полнейшего успеха нашего общего дела.

После этой краткой речи Кортес удалился в свои покои, но солдаты продолжали роптать, и то там, то сям еще долго слышалось страшное слово, брошенное безжалостным Альварадо.

Меж тем Куаутемок был помещен с женой и сыном в самых просторных покоях дворца в Койоакане. В других залах рас­положились остальные вожди с членами своих семей.

Здание охранялось значительными силами испанцев, но слу­ги могли беспрепятственно входить к августейшим пленникам.

Эта ночь была действительно страшной. Такая гроза давно не обрушивалась на долину Анауак. Однако великий властитель спокойно беседовал с супругой, державшей на руках Учелита.

- Боги,— говорил он,— создали человека не только для счастья. С рождения он подвластен бедам, сопровождающим его на тернистом пути по земле. И потому он награжден чуткой, сильной и бессмертной душой, способной поддерживать слабое тело. Большего презрения достоин тот, кто сгибается под тяже­стью несчастий, чем тот, кто радостно упивается своим преуспея­нием. Ты, о первая половина моей души, ты в эти горькие часы должна помнить о своей доле: ты связана со мной неразрывными узами, и можно сказать, что мы — единое целое. Посему укрепи свое сердце, о любимая, и пусть твое лицо никогда не станет лицом униженной рабыни, как того хотел бы видеть тиран-испанец.

- Я достойна твоей любви,— отвечала Уалькацинтла,— ибо умею подавлять рыдания и осушать свои слезы. Посмотри на меня, Куаутемок: мои глаза сухи. Но что ожидает нашего бедного сына? Об этом мне все время напоминает сердце тихим и грустным голосом: что ждет нашего бедного сына?

- Может быть, все люди — каждый по-своему — представ­ляют себе бога, своего создателя и творца мира? — спросил мо­нарх.— Но как бы его ни называли смертные, этот великий дух существует и вечно господствует над своими творениями. Или ты в своем горе хочешь отказать ему в доброте, или не видишь в собственном светлом разуме доказательства его всемогущест­ва? Этот бог, о сокровище сердца моего, этот бог позаботится о нашем безвинном сыне.

- Да будет так, как ты сказал,— промолвила, вздохнув, Уалькацинтла, запечатлев поцелуй на лбу мальчика.— Твой голос всегда был для меня утешением, ниспосланным небесами, хотя были дни, когда я сомневалась в истине твоих слов. Но для твоей супруги ты всегда останешься земным образом этого высокого духа мудрости и справедливости. Он и ты — опора души моей.

- Кому дано знать,— отвечал монарх,— что случится зав­тра и послезавтра? Мы были могучи, а теперь обездолены. Кто может уверить нас в том, что не наступят вдруг снова какие-нибудь перемены? Надежда—это дочь неба, обвенчанная с чело­веком. Я не расстанусь с ней и все еще надеюсь.

- Да, надейся! — сказала Уалькацинтла.— Сердце мне тоже говорит, что еще не все кончено, что еще есть нечто там, дальше, за нашими нынешними бедами. Будем надеяться, да, не будем терять надежды, супруг мой. Ты прав, говоря так: кто может видеть грядущее?

Она положила голову на колени мужу, у ног которого сиде­ла, разговаривая с ним, и, сраженная страшной усталостью, погружаясь в сон, едва слышно пробормотала:

— Не будем терять надежды.

Да, сколь ужасно было бы ее пробуждение, если бы злой гений показал ей во сне это самое «там, дальше», на которое она уповала; если бы ей открылась тайна завтрашних дней, которых она так страстно ждала!

[86] Сид (наст, имя Диас де Бивар Родриго Руй; род. ок. 1030 г., ум. 1099) и Перес де Гусман Альфонсо (1258—1299) — испанские легендарные вое­начальники, отличившиеся в освободительных войнах с маврами.