Глава, раскрывающая страницы примерной жизни дона Энкарно

В селении не было чоло богаче дона Энкарно. Естественно, что его окружали всеобщий почет и уважение, он пользовался большими привилегиями. Никто не сомневался в его влиянии и могуществе. Положение дона Энкарно в общестае было столь высоко, что некото­рые креольские семьи, называвшие себя «приличными», любезно принимали его у себя и не отказывались от его приглашений. Очень немногие, буквально единицы, могли похвастаться подобными успехами. Как говорил Сид Амет Бененхели [38],. счастливые были времена, когда люди все, даже покрой одежды, получали по наследству: одни носили фрак и галстук или пышные юбки и высокую прическу, а другие куртку и простую рубаху с отлож­ным воротником или яркую юбку и две толстые косы. Каждый покорялся своей судьбе — фраки водились с фраками, куртки с куртками. Они никогда не смеши­вались, как оливковое масло и уксус. Длинный фрак и короткая куртка с точностью до одного сантиметра соблюдали свою длину; И если по халатности портного куртка получалась на несколько миллиметров длинней, поднимался страшный, точно в потревоженном улье, шум, пока ошибка не исправлялась. В отношении костюма дон Энкарно был педантом. Он неизменно носил куртку и рубаху без галстука, несмотря на явное неудовольствие сына. Одеваясь таким образом, он чувствовал себя достойным уважения и в то же время не дразнил ос. Однако его куртка не закрывала ему в отличие от дру­гих чоло вход в «приличные» дома.

Но главным достижением дона Энкарно было созда­ние автобиографии. Его рассказы о своей поразитель­ной жизни и мудрые изречения неизгладимо запечат­лелись в умах жителей селения. Жизнь и деяния дона Энкарно служили образцом для всей округи. А сколько зеленых юнцов выслушивали от родителей целые лекции, в которых превозносились нравственные принципы этого необыкновенного человека! Излишне независимый муж только вздыхал, слушая свою драгоценную половину, которая поучала его, обращаясь к примерам из добро­детельной жизни дона Энкарно. Если ссорились супруги, то и здесь на помощь приходила биография дона Эн­карно. Его постоянно приглашали то посаженным отцом на свадьбу, то крестить новорожденных. Он перекрестил половину детей состоятельных родителей, и у него было чуть ли не сто крестников. Стоило посмотреть, как он шел по улице, переваливаясь всей своей тушей и разду­вая щеки, а чуть ли не каждый встречный приветствовал его: «Добрый день, кум» или «Здравствуйте, сват!». Да, без преувеличения можно сказать, что имя дона Энкарно не сходило с языка жителей селения. Дон Энкарно сказал то-то, дон Энкарно сделал то-то!.. Но не следует думать, будто основной заслугой дона Энкарно являлось то, что он произвел на свет образцового свя­щенника, — правда, к этому мнению склоняются некото­рые легкомысленные люди. Нет, он прославился повсе­местно потому, что разумно тратил время, правильно использовал свои силы, короче, был кузнецом своего сча­стья. Родился он в семье небогатой и рос круглым сиро­той; отца своего он вообще не знал, а мать умерла в ни­щете, когда ему не было и трех лет. Рассказывают, что воспитывался он в доме родственников, далека не госте­приимных, которые чаще потчевали его кнутом, чем сла­достями. Сверстники его отлично помнили, как он трясся на муле, выгоняя стадо дяди на пустошь, которая в те времена была не так далеко от селения; как вставал до восхода солнца косить клевер на арендованном дядей участке, а к заходу возвращался с двумя доверху нагруженными возами. Нелегко было ему самоучкой вы­учиться читать, писать и освоить четыре арифметических действия. Но, как только он подрос и понял, что родствен­ники никогда не станут обращаться с ним лучше, чем теперь, он навсегда исчез из дома в одну темную летнюю ночь. Правда, так поступали почти все молодые люди селения, если в родных краях судьба была к ним жестока. Рассчитывать на счастье в своем селении не приходилось, и они отправлялись на его поиски куда-нибудь подальше. Казалось, молодежь подрастала только для того, чтобы работать на рудниках Патиньо[39] и на чилийских разработках селитры. Именно оттуда рано или поздно приходили весточки об исчезнувших: либо получали письмо из Катави и «Офисина Филомена», либо кто-нибудь возвращался из этих мест и рассказывал о тех, кого повстречал. Так узнали о судьбе дона Энкарно. Может быть, из писем, а может быть, из рас­сказов в селении стало известно, что парень работает подручным на старейшем руднике «Ла Сальвадора», о ко­тором до сих пор хранят добрую память сам Патиньо и его близкие, ибо, как гласит семейное предание, именно там они собрали первый урожай миллионов. Впрочем, вскоре дошли слухи, что после драки, затеянной из-за женщины, Энкарно пришлось переменить климат и он перекочевал в чилийские пампасы добывать селитру. Прошло несколько лет, и вот в одно ясное утро непода­леку от селения вдруг раздались три выстрела. Надо сказать, это не очень удивило местных жителей. Выстрелы служили для горняков классическим способом извещать о своем возвращении на родину. На этот раз возвращался возмужавший и выросший дон Энкарно с двумя дру­зьями. Как и полагалось, родственники и друзья устроили празднество по случаю их благополучного прибытия. Гу­ляли несколько дней подряд, деньги швыряли направо и налево — словом, в селении еще не бывало такого ве­селья. Почти все блудные сыны возвращались из рудников с карманами, полными кредиток, скопленных за не­сколько лет. Но трое друзей во главе с Энкарно превзо­шли всех. Они приехали отдохнуть и развлечься, а по­тому ежедневно встречались в чичерии. Этому немало способствовали молодые чичеры, они чуяли издалека приближение богатых гостей, а иные даже подмигивали парням, но они оставались там, где прислуживали кра­сивые девушки. Как только они обосновывались в какой-нибудь чичерии, между соперницами начиналась пере­бранка. Шахтеры не уходили и после того, как заканчи­валась торговля, они распивали чичу, которой запаслись заранее, если, конечно, родители девушек не отличались большой щепетильностью. Ну а если их и выставляли за дверь, то в селении были и другие чичерии и другие хорошенькие чолиты [40]. Друзья пачками бросали деньги на ветер и пьянствовали беспробудно. Не обходилось, понятно, без скандалов и драк, кончавшихся в полицей­ском участке. Веселье продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день они не обнаружили, что в их карманах уцелело нисколько измятых бумажек. Просло­нявшись по селению с кислыми лицами еще дня три, двое молодцов, обуреваемые жаждой выпить, распрощались и уехали на этот раз без феерических взрывов динамита и прочих театральных эффектов. Дон Энкарно отбыл не­сколько позже при обстоятельствах весьма необычных. У него не хватало денег даже на дорогу, и он остался подработать у дяди, торговавшего мукой и другими про­дуктами. Тем временем обнаружилось, что три чолиты из чичерии, где развлекались приятели, забеременели, и одна из них указала на Энкарно, как на виновника этого не­ожиданного события. Братья чолиты — парни задири­стые, — не посоветовавшись с родителями и не опасаясь сплетен, решили во что бы то ни стало заставить соблаз­нителя жениться. В селении этих парней крепко побаивались, поэтому они не стали выжидать удобного случая, а налетели на Энкарно прямо на улице среди бела дня. Но недаром он провел несколько лет на рудниках и шах­тах, где не только набрался сил, но и научился драться. Энкарно только пару раз двинул кулаком, и один из братьев свалился без сознания. Это могут подтвердить все, кто видел драку. Другой, выхватив длинный нож, как разъяренный лев, бросился на противника, однако Энкарно, поймав его за кисти обеих рук, так швырнул о стену дома, что тот свалился замертво и, падая, по какой-то роковой случайности напоролся на собственный нож. Присутствовавшие при стычке не успели опомниться, как Энкарно верхом на лошади проскакал по улице и выехал на дорогу к шахтам.

В Катави, куда вернулся молодой Энкарно, он поль­зовался всеобщей симпатией. Он, как говорится, был рубаха парень, и к тому же обладал чудовищной силой. Тяжелый бурильный молот в его руках казался игрушеч­ным. Работоспособность Энкарно восхищала начальство и вызывала уважение у товарищей, он не знал усталости и мог не выходить из шахты несколько суток подряд. Но особенно его любили за то, что он помогал слабым и детям. Он первый требовал, чтобы больного товарища отправили в больницу. Он избегал драк, как мышь кошки и лишь изредка ходил пропустить стаканчик в Усию, тогда как другие напивались после каждой получки. Энкарно завоевал любовь всех горняков после того, как, возглавив группу рабочих, требовавших повы­шения заработной платы, схлестнулся с самим управ­ляющим — дьяволом в образе гринго. Такой смуты еще не бывало в истории разработок, и управляющий настолько опешил, что обещал поговорить с хозяином. Нужно сказать, что это происходило во времена, когда дон Симон Патиньо еще не стал директором компании «Патиньо Майне». Правда, переговоры между управляю­щим и доном Симоном Патиньо не состоялись, но Энкарно с тех пор стал в глазах рабочих чем-то вроде, идола. Оно и понятно, ведь в Катави тогда не было по­литических лидеров, там не было даже футбольной команды!.. Но еще более откровенное восхищение моло­дым Энкарно выказывали женщины. К сожалению, боль­шинство из них были замужем или имели любовников, а те, что оставались свободными, были уж очень непри­глядны. Порок всегда ищет оправдания, будто во всем виноваты козни лукавого, который сбивает людей с пути истинного. И в Катави он расставил свои сети, что кон­чилось довольно печально. Но, увы, никто не мог точно установить, в кого сначала вселился лукавый: в Энкарно или в жену вербовщика, молодую бездетную и необыкно­венно красивую чолу. Случайно или по наущению нечи­стого, но однажды после получки Энкарно зашел в ту самую закусочную, в которой пили вербовщик и его жена. Вечер выдался замечательный. Никогда еще гитара и чаранго не звучали так мелодично. Энкарно танцевал куэку по-чилийски, контрактист — мекапа-кенью, а жена его не отставала от них. Надо сказать, что пил Энкарно столь же умело, как и работал. Но вне­запно он почувствовал, что вот-вот свалится с ног, и хотел было уйти домой, так как боялся, что заснет прямо на полу в закусочной или где-нибудь на дороге и его огра­бят. Однако Катита сумела отговорить Энкарно. Они снова принялись пить. Энкарно не помнил, как они ушли из закусочной, как добрели до лагеря рудокопов и еще меньше как он очутился в палатке вербовщика в одной постели с Катитой. Еще не рассвело, когда он открыл глаза. Желая избежать скандала, он решил поскорее скрыться, но Катита проснулась и прильнула к нему всем телом со страстью, которой он не встречал до тех пор. Энкарно не мог остаться холодным. Когда он, крадучись, покидал палатку, вербовщик громко храпел у самого входа. Энкарно никогда не мог объяснить невероятные со­бытия этой злополучной ночи. С того времени для него началась беспокойная жизнь. Прекрасная Катита совсем потеряла голову, каждую ночь проводила в палатке с Энкарно и однажды предложила своему любовнику бежать. Но Энкарно отклонил опасное предложение и на всякий случай перешел в ночную смену, тогда Катита решила отравиться и приняла несколько табле­ток сулемы. Пока муж еще не узнал о романе Катиты и гроза не разразилась, Энкарно взял расчет и скрылся. У него в глазах темнело и перехватывало дыхание, когда он думал о вербовщике. Он настолько перетрусил, что вместо того, чтобы сесть на поезд, идущий в Мачакамарку, отправился пешком по непроходимым тропам в сторону Ливичуко. Там, в маленьком селении, затеряв­шемся среди холмов, его ждали новые невзгоды. В селе­нии этом, которого нет на географических картах, жили одни индейцы. Они были очень гостеприимны и отвели Энкарно для ночлега одну из лучших хижин. Молодая девушка с косами, свисающими почти до пола, по при­казанию родителей постелила ему мягкую постель в тем­ном углу кухни. Девушка оказалась общительной и рас­сказала, что работала на шахтах в Катави, а потом уселась против Энкарно и засыпала его вопросами. Вскоре он обнаружил, что у нее очаровательные глаза и она неплохо сложена. Его опьянял терпкий запах ее молодого тела. После ужина девушка осталась поболтать с Энкарно, ведь о шахтах можно говорить ночи напро­лет. Было уже совсем поздно, когда девушка собралась уходить. Энкарно не стоило больших трудов удержать ее. Она несколько раз подходила к дверям, но возвра­щалась, и наконец он предложил ей провести с ним ночь. Девушка слегка отступила, но не смутилась и сказала, что у нее есть жених. Его это не интересовало, но она была непреклонна.

- Даже на шахтах никому не удалось овладеть мной! — воскликнула девушка.

Разгоряченный Энкарно бросил ее на постель. Девушка чувствовала, что слабеет, и отчаянно закри­чала. Но в подобную минуту уже ничто не могло остано­вить такого мужчину, как Энкарно. Индианка защища­лась из последних сил и кричала все громче. Вдруг рядом с хижиной послышались звуки путуту. Энкарно вскочил, но замешкался, не зная, что делать, и когда выбежал на улицу, было уже поздно. Во дворе его окру­жили темные фигуры. Он вытащил револьвер и, как только люди приблизились, выстрелил. Кто-то упал, остальные на мгновение растерялись. Энкарно бросился вперед, но его сшиб с ног удар палкой. Индейцы нещадно избили его, и рассвет застал Энкарно еле живым. Рано утром появился коррехидор, единственный чоло в поселке, по его распоряжению Энкарно бросили в темную.

Его лицо напоминало кусок мяса, кости ломило. В комнату, куда его швырнули, свет едва пробивался. Хлеб и воду ему дали лишь на следующий день. На третью ночь, перед зарей, дверь отворилась и кто-то проскольз­нул в камеру. Это была молодая индианка.

- Тебе надо бежать, — взволнованно проговорила она. — Раненный тобой человек скоро умрет. Завтра тебя отвезут в городскую тюрьму.

Еще несколько минут назад Энкарно не мог поше­велиться, но страх придал ему силы. Он пошел за де­вушкой. Она помогла ему перелезть через стену и вывела из селения. Когда они вышли на дорогу, она сказала:

- Если ты пойдешь через поселок, тебя задержат,— и объяснила, куда идти. Прощаясь, девушка протянула ему узелок. — Тут еда и кувшин с водой, — тихо прого­ворила она. — Здесь ты найдешь и деньги, которые потерял, когда набросился на меня.

Внимание девушки Энкарно расценил так, как это сде­лал бы любой мужчина или, лучше сказать, любой молодой мужчина, то есть он решил, что нравится ей. Поэтому, когда она хотела уйти, он попросил ее побыть с ним еще немного, и девушка не ушла, она прошептала:

-Напрасно я тогда крикнула...

Ее слова так воодушевили Энкарно, что он, забыв о ранах, обнял девушку. Она остановилась, отстранила дерзкую руку и холодно проговорила:

 -Как плохо ты знаешь индианок!

После многочисленных злоключений, которые не со­хранились для истории, Энкарно вновь появился в род­ном селении, но на сей раз его прибытие не сопровож­далось взрывом динамита или другими почестями. Он твердо решил больше не покидать этот тихий уголок. Так кончилась бурная молодость дона Энкарно, жизнь которого служит примером, достойным подражания, ибо, возвратившись на родину, он все свое время посвящал труду. Девушки у него не было, денег он на ветер не бросал. Дон Энкарно поселился в доме своих родствен­ников — там ему отвели угол — и, засучив рукава, при­нялся за работу с таким пылом, что люди только диву давались. Сначала он перепродавал ослов. Сколько изо­бретательности проявлял он при покупке! И всегда ему удавалось отстоять самую низкую цену. Никто на свете не смог бы найти в бедном животном столько недостатков Нужно было слышать, как он клялся всеми святыми и призывал в свидетели бога при заключении сделки. Купив ослов за бесценок, Энкарно их откармливал, но, чтобы они не бездельничали, использовал их, когда отправлялся скупать маис. Энкарно объезжал самые отдаленные селения долины в поисках подходящих цен. И здесь он клялся и божился перед каждым крестьянином до тех пор, пока тот не уступал. Ослы доставляли маис на мель­ницы Сиако, тут он тоже не жалел слов, чтобы смолоть маис подешевле. Затем ослики развозили муку по сель­ским рынкам, где Энкарно сбывал ее индейским жен­щинам втридорога. Он был удачливым торговцем и выру­чал больше любого мельника. Потом ослы шли на про­дажу. Теперь дон Энкарно выступал в роли продавца, и его нельзя было узнать. Даже цыган-барышник выгля­дел бы простофилей рядом с доном Энкарно. Его способ­ности убеждать и уговаривать могли бы позавидовать самые известные торговцы мира. Этот дар обеспечивал дону Энкарно небывалые доходы. Уже через год он купил дом, где поселился с незамужней сестрой, которая была старше его. Когда спустя некоторое время у дона Энкарно, как у всякого гения, появились подражатели, он немедленно изменил курс: стал скупать кур и яйца по всей долине, кроме того, он торговал лучшей чичей, тайком отвозя ёе в Оруро или другие места, где за нее платили большие деньги. Это дело требовало подлинно мужской выдержки и выносливости. Иногда по нескольку дней приходилось ехать по бездорожью, на каждом шагу подстерегали опасности, но Энкарно умел преодо­левать их и благополучно добирался до цели. Во время этих путешествий он развлекался вовсю, пил и танцевал с друзьями и подругами. Если б вы слыхали, как он играл на чаранго и гитаре! А как лихо отплясывал куэку и ваиньо! Однако пил Энкарно всегда только три дня, а на четвертый был уже в пути в Сиако или закупал птицу в деревне. Как и раньше, девушки чуяли его изда­лека и улыбались, а он не оставлял их улыбок без от­вета, Он уже не принадлежал к тем, кто в подобных случаях говорит: «Хорош виноград, да зелен». Для Энкарно он теперь всегда был сладким, и если в созревшей плоти зарождалась новая жизнь, это не очень бес­покоило дона Энкарно. Дети, растущие, как неприхотливые цветы у обочин дорог, не мешали ему жить, не требовали отцовской любви и забот, ибо здешние жен­щины были совсем другие, нежели в любом ином месте мира. Ни одна из них не устраивала скандалов, когда выяснялось, что она скоро станет матерью. Наоборот, все они мужественно переносили несчастье и считали зазор­ным даже подозревать того или иного мужчину. Кто знает, может быть, это было своеобразной гордостью, а может быть...

Во всяком случае, дон Энкарно никогда не был так счастлив, как в те времена далекой молодости. Он умел делить время между торговлей и любовью, причем с пора­зительной ловкостью избегал столкновения двух своих страстей.

Когда дон Энкарно торговал, для него не существо­вало женщин, возлюбленная должна была ждать, пока кончатся дела и он сможет провести с ней пару дней, но денег на удовольствия он не жалел, он щедро угощал женщин, поил их только самым лучшим вином и не ску­пился на подарки. Энкарно отдавал себя без остатка работе и так же беззаветно и пылко любил.

Подобный распорядок жизни, где строго чередова­лись торговля мукой и птицей с любовными утехами, не вмещал никаких иных занятий.

Энкарно твердо верил, что человек рожден для труда и наслаждений. Когда кто-нибудь прохаживался насчет его холостяцкого положения, он спрашивал:

- А что такое брак?

И, весело смеясь, сам себе отвечал:

- Работа, жена и забота!.. А холостяцкая жизнь - это работа, любовь и никаких забот!

Если же кто-нибудь подвергал сомнению его взгляды, он находил другое оправдание:

- Я еще молод, мне только двадцать семь лет.

Это вызывало общий смех, и если товарищи не отставали, Энкарно выдвигал свой основной довод, но в ответ раздавались негодующие возгласы. Тогда Энкарно, покраснев от досады и вконец выведенный из себя, кричал:

- Ну, мне так хочется, черт вас дери!

Что можно ответить на такое заявление? Оставалось только прикусить язык. Тем не менее все мужчины, молодые и старые, завидовали ему. «Этот своего не упустит», — восторгались одни. «Он умеет жить», признавали другие. «Мы берем пример с дона Энкарно», — говорили холостяки. «Эх, надо было пожить, как дон Энкарно», — вздыхали женатые.

А между тем дела его процветали. Неподалеку от селения продавался сад — дон Энкарно купил его. Koe-кому из тех, что ходят в сюртуках и носят галстуки понадобились деньги — дон Энкарно ссудил под большие проценты. Свободные деньги он давал в долг коло­нам, которые расплачивались маисом ближайшего уро­жая.

Все шло своим чередом. Оруро. Сиако. Ослы, маис, мука, деньги в рост. Еще одна чолита забеременела... Хорошая была жизнь!

Однажды дона Энкарно пригласили на день рожде­ния в чичерию Интипенкачи[41]. В то время дел у него не было. Дон Энкарно принял приглашение не просто из вежливости, а потому, что его интересовала девушка, которая ни разу не улыбнулась ему при встрече, не смо­трела в глаза, а на его приветствия отвечала так, будто делала ему одолжение. Придя на торжество, он узнал, что празднуется день рождения именно этой девушки. Ее звали Элота. В первом же танце — это была куэка — подружки поставили ее впереди. Как она танцевала! Она походила на голубку, трепетную, невинную, робкую. Она двигалась, ни на кого не глядя, как будто была одна где-то далеко-далеко. Да и чича оказалась превосходной, такой он еще нигде не пил. А закуски! Острые, пряные, наперченные! Музыканты играли замечательно. Масса гостей! Веселья хоть отбавляй!

Энкарно заметил, что Элота одинаково безразлично смотрела на всех молодых людей. Среди ее подружек было много красивых девушек, некоторые были даже красивее ее, но они слишком приветливо улыбались и слишком быстро загорались искорки у них в глазах, если мужчина впивался в них взглядом. А вот в глаза Элоты дону Энкарно никак не удавалось заглянуть. Интересно, какие они, когда встречаются с глазами мужчины. Вот ерунда, и придет же такое в голову! Однако ему все больше и больше хотелось встретиться с глазами Элоты и смотреть в них целую ночь, но это было невозможно. Нужно пить, танцевать, разговаривать. Она тоже танцевала и пила, но часто куда-то выбегала и возвращалась только тогда, когда, заметив отсутствие хозяйки, гости начинали громко звать ее. Время летело незаметно. Дону Энкарно казалось, что он только что пришел, а между тем многие гости постарше уже начали расходиться. Элота долго их не отпускала, а потом пошла проводить до калитки. Вернувшись, она увидела свобод­ное место около дона Энкарно и села рядом. Но и тут ничего не получилось. Напрасно дон Энкарно пытался развеселить ее, рассказывая занятные истории о своих поездках, о жизни на рудниках. Она ни разу не взгля­нула на него, будто у нее вообще глаз не было. Тогда он спросил немного прерывающимся, хриплым от чичи голосом.

- Почему ты не хочешь посмотреть на меня?

- А разве я твоя любовница, что ты так разгова­риваешь со мной? Чем терять время попусту, шел бы ты лучше пасти свиней! — ответила она с восхитительной дерзостью, но здесь ее пригласили на танец.

Только на языке кечуа можно объясняться так свое­образно, при переводе на другой язык он теряет свой аромат, свою непередаваемую прелесть.

 -Потаскуха, — выругался по старой горняцкой при­вычке дон Энкарно и стал прощаться; его не задержи­вали.

Несколько дней спустя он повел свой караван в Оруро. У него из головы не шла дерзкая девчонка, которая не желает смотреть на мужчин, и время от вре­мени он шептал: «Ты на меня еще посмотришь!» Затем он успокаивал себя: «Не хочет, не надо, мне-то какое дело».

По возвращении дон Энкарно решил просто из любо­пытства проверить: правду ли говорят, что Элота гонит лучшую в селении чичу. Надо сказать, что в это время он готовился к поездке в Сиако и все же, вопреки своим правилам, зашел в чичерию. Несколько мужчин лениво тянули чичу. И тут дон Энкарно почувствовал смущение, чего раньше с ним никогда не случалось, какая-то стран­ная робость сковывала его. Он понял, что явился не­кстати, но вряд ли понимал, что с ним происходит. Чолита даже взгляда не кинула в его сторону. Энкарно сообразил, что смешон, и вышел. Но на следующий день уже с утра им овладело желание видеть Элоту. Однак цель у него на этот раз была совершенно определенная! «Я ей покажу, как мной играть!» Когда стемнело; Энкарно смело, без всякого смущения вошел в чичерию. Выпил и заметно повеселел, потом выпил еще. Скоро все посетители разошлись. Остались только он и Элота. Он подсел к ней и ущипнул сначала ее руку, потом ногу. Девушка опустила голову. Тогда он сдавил ей грудь и крепко прижал к себе, затем взял в руки ее лицо и близко-близко увидел огромные блестящие глаза. Они сияли, как звезды! Они улыбались, они отдавались ему. Так показалось Энкарно, и он решил покорить их, под­чинить своей мужской силе. Подчинить всецело и навеки. Но натиск был отражен.

- Я никогда никому не отдамся, — твердо сказала она.

- И даже тому, кого любишь?

- Такой человек еще не родился.

- Чего ты хвастаешься? Стоит мне захотеть, и ты будешь моей, — ухмыльнулся Энкарно, но она, как кошка, вырвалась из его рук и убежала.

С того вечера дон Энкарно совсем обезумел, но про­клятая девчонка водила его за нос, как самая опытная женщина. Вконец измученный страстью, он не мог больше терпеть и однажды вечером явился в чичерию. Дождавшись, пока все ушли и они остались наедине, он, задыхаясь, пробормотал:

- Хочу жениться на тебе...

Но пока Элота не получила ответа на вопрос, когда будет свадьба, она не разрешила даже поцеловать себя. Однако оба с трудом владели собой. Энкарно не мог больше сдерживаться, но, как и прежде, встретил отпор. Элота сжала рот и, казалось, окаменела, только повторяла время от времени:

 -До свадьбы — ни за что!..

Когда же он попытался применить силу, она при­грозила:

- Я закричу...

Энкарно отказался от мысли заполучить ее таким путем. Ничего не поделаешь, пришлось засылать сватов. Сватами согласились быть дядя и тетка Энкарно. В пер­вый раз родители невесты их не приняли. Во второй приняли, но не угостили и дали отказ. И только в тре­тий раз их посадили за стол и сговор состоялся, догово­рились и обо всех мелочах, касающихся свадьбы. Жен­щины селения торжествовали. Наконец-то самый зако­ренелый, самый неисправимый холостяк сдался. Мате­рый кот попался в цепкие лапки, маленькой мышки.

После свадьбы молодые не оставили своих дел, ко­торые шли превосходно и приносили большой доход. Дон Энкарно по-прежнему слыл самым удачливым тор­говцем, а донья Элота — самой лучшей чичерой, словом, никто в округе не торговал так прибыльно, как дон Энкарно, и нигде не было чичи вкусней, чем у доньи Элоты. У них рос сын, который хотел стать священни­ком. В те времена не было профессии выгоднее этой, и они не скупились на средства для образования юноши, о чем никогда потом не жалели. Вскоре после того, как сын отслужил первую мессу, дон Энкарно понял, что дальние и тяжелые поездки больше не нужны, торговля мукой уже не приносила прежней прибыли. Он продал ослов, но донья Элота потребовала, чтобы он «не бил баклуши целыми днями», «не слонялся взад и вперед без дела», и дон Энкарно решил стать ростовщиком. С тех пор он начал жиреть, щеки его обвисли и вздраги­вали при любом движении, а голос прерывался на каж­дом слове. Именно тогда его жизнь стала примером для ленивых мужей и легкомысленных сыновей.

[38] Мавр, от имени которого Сервантес рассказывает один из эпизодов истории Дон Кихота.

[39] Крупнейшие в мире боливийские оловянные рудники, принадлежавшие до национализации 1952 года оловянному королю Патиньо.

[40] Девушки-метиски (исп.).

[41] Затмевающая солнце (кечуа).