Незримая трагедия индейских невест

- Пуньуй сики!..[62] Лентяйка паршивая!.. До каких пор ты будешь храпеть?..

Еще совсем темно. А постель такая теплая и мягкая... Просто невозможно встать и сбросить с себя одеяло. Но надо вскакивать и поскорее одеваться — хозяйка уже тянулась к волосам Вайры.

- Ты давно должна быть на ногах, а тебя не добу­дишься!.. — продолжала кричать донья Элота. — Если мы опоздаем и не застанем этих мошенников дома, ты будешь виновата!.. У-у! Бесовка!..

Непослушными со сна руками Вайра наспех оделась и вышла за хозяйкой во двор. С пустыря по ту сторону стены вспорхнула потревоженная птичка. Одинокая звезда мерцала среди облаков. В дверях появился дон Энкарно, он протирал глаза и зевал шумно, как бык.

Его длинное пончо и широкополую шляпу можно было узнать даже ночью.

- Смотри же, все убери к моему приходу. А не ус­пеешь, так пеняй на себя, сама знаешь, что тебя ждет!..— угрожающе добавила донья Элота, выходя на улицу.

Полусонный дон Энкарно поплелся за нею.

- Да она с ума сошла! Зачем она разбудила меня в такую рань? Ну, что я увижу в этой темноте, даже если начну подметать? Тени?!. Какая она глупая! Ей надо встать до света, так она и другим не дает вы­спаться...— ворчала рассерженная Вайра.

Она вернулась в кухню и прилегла. Но постель уже остыла. В кухне и на дворе стояла мертвая тишина. По­том пропели последние петухи, защебетали на деревьях птицы. Первые лучи солнца неуверенно, как ребенок, который учится ходить, скользнули по закоп­ченным стенам. Вайра встала, взяла метлу и принялась подметать двор. Вдруг раздался торопливый стук в во­рота. «Кто это так рано? — удивилась Вайра.— В такое время добрые люди не ходят...» Стук не прекращался. «Вот приспичило», — подумала Вайра и пошла откры­вать. Едва она успела открыть ворота, как ворвались мужчина и женщина.

- Тата священник! Где тата священник? — закричал мужчина, подбегая к дому.

Женщина не отставала от него ни на шаг, как будто была привязана к нему веревкой. Когда Вайра увидела их, она перестала сердиться на то, что они так громко стучали, что не поздоровались и чуть не сбили ее с ног, а теперь так глупо бегают по двору. Оба они были из ее родного селения. Мужчину звали Максу, он стар­ший брат Ипи, вместе с которым Вайра пасла овец в го­рах и вместе с которым играла когда-то, а женщина — Анакила, дочка соседей Сабасты. По всему было видно, что Максу и Анакила только что из селения. Они при­несли с собой знакомый запах свежевспаханной земли, травы и нежный аромат диких цветов, такой сильный после дождя. Вайре показалось, что маисовые поля и овечьи отары передали ей привет... Эти люди были части­цей милых гор, частицей родительской хижины, части­цей ее самой...

- Тата священник! Где тата священник? — опять спросил молодой индеец с нескрываемой тревогой.

- Он еще спит, Максу, — объяснила Вайра,— он не встает так рано.

Максу сразу затих, как молодой дубок после проле­тевшего над ним грозового порыва. Вайра очень обрадо­валась Максу и Анакиле — они пришли из ее родного селения, а она так давно не видела никого оттуда. Даже с матерью не встречалась уже несколько недель. Теперь она узнает много интересных новостей... Но почему они прибежали на рассвете, почему у них такой взволнован­ный вид? Вайра задала этот вопрос Максу, когда они в ожидании священника присели на полу в коридоре.

- Мы хотим пожениться, девочка, — важно, совсем как взрослый проговорил Максу.

Вайра рассмеялась.

- Как будто вы первые! К тате священнику часто приходят за этим делом такие же мальчишки и девчонки, как ты и Анакила. Только они не прибегают ни свет ни заря и у них не такой испуганный вид, как у вас. А вы ворвались, как заблудившиеся собачонки с высунутыми языками...

- Ты еще слишком глупа и слишком мала, чтобы говорить о таких вещах, — возразила раздосадованная Анакила.

- Посмотрите-ка, дохлая курица оживает! — не оста­лась в долгу Вайра. — Только что она жалась к Максу, как мокрый цыпленок к наседке, и уже кудахчет.

Девушка совсем было обиделась на Вайру, но сдер­жалась. С нею был жених и защищать ее — его забота! Анакила ограничилась мягким упреком:

- Зачем ты так дерзишь, Вайра! Плохо тебя воспи­тывают хозяева, если ты такая грубая.

- А тебе не все ли равно? Уж такая я есть и угож­дать разным жабам, вроде тебя, я не намерена...

Тут Максу не выдержал и пригрозил пожаловаться тате священнику и хозяйке.

- И ты думаешь напугать меня? — рассмеялась Вайра. — Да я никого не боюсь!.. — и повернулась спи­ной к жениху и невесте с гримасой величайшего прене­брежения. Максу и Анакила замолчали, не желая больше с ней пререкаться, а Вайра пошла убирать чичерию.

- Ну и смешная пара... — ворчала она. — Прибе­жали, как дикие звери, когда за ними гонятся охот­ники...

Вайра подметала, но жених и невеста не шли у нее, из головы... Зачем она им нагрубила? Что они ей сде­лали плохого? Сначала она им так обрадовалась... По­чему же потом начала смеяться над ними и наговорила столько глупостей?.. И совсем Анакила не похожа на жабу, Анакила красивая... А она ее обидела... Вайра рас­сердилась на себя.

«Я глупая индианка, — решила она. — Хозяйка права. Ведь я хотела поговорить с ними, хотела разузнать про своих и про соседей, а вместо этого обругала их. Я злая и не умею себя вести...»

На глазах у Вайры выступили слезы. Она бросила Метлу и пошла просить прощения. Максу и Анакила по­смеялись над ее слезами. Нет-нет, они не обиделись. За­чем плакать? Стыдно, она уже большая девочка. И они стали рассказывать про родное селение. Вайра жадно слушала их и задавала вопрос за вопросом.

Но узнать всего Вайре не удалось, в разгар беседы возвратилась донья Элота. Она сразу заметила беспо­рядок. Двор не метен, комнаты не убраны, постели не застланы, в чичерии все вверх дном со вчерашнего ве­чера. Трудно описать негодование доньи Элоты, но еще труднее пришлось бы тому, кто попытался бы его сдер­жать. Обнаружив, что Вайра, вместо того чтобы рабо­тать, болтает в коридоре с каким-то парнем и девушкой, донья Элота озверела. Нужно проучить ее, а заодно и этих грязных индейцев. Она бросилась в комнаты и схва­тила плетку — уж если и это не поможет, придется при­звать на помощь дона Энкарно. Вайра и жених с неве­стой не подозревали о том, какая угроза нависла над ними: они не слышали, как вернулась хозяйка. Вайра не успела даже испугаться, когда раздался свист плетки и страшная боль обожгла ей бок. Сжавшись, она молча принимала удар за ударом. Они сыпались то на спину, то на руки, то на грудь, но девочка не двигалась и не издавала ни звука. Вайра хотела, чтобы хозяйка поняла, что она ее ничуть не боится. Да, пусть эта жирная тварь узнает, как она ее ненавидит. Упрямство Вайры, ее за­стывшее лицо, ее дерзкие глаза, ее стойкость — все это еще больше бесило донью Элоту. Она продолжала отве­шивать удары, но, казалось, она стегает дерево. Чола почувствовала усталость. Если бы эта бездельница попросила прощения или хотя бы сказала «довольно», хозяйка была бы удовлетворена и отослала бы ее на кухню. Но девочка молчала, молчала, как немая. Тогда, кинув плеть, донья Элота, задыхаясь от бешенства, бро­силась на Вайру и стала царапать ей лицо.

- Дубленая индейская шкура! — гремела она. — Бандитка! Чертова дочь! Так тебе мало плетки? Отве­чай, бесстыдница!

Лицо Вайры покрылось глубокими царапинами, из которых выступила кровь, но девочка по-прежнему не издала ни звука.

Жених и невеста онемели от ужаса, глядя на эту сцену. Они не верили своим глазам. Маленькую Вайру сначала избили плеткой, потом исцарапали все лицо, а она хоть бы всхлипнула. Молчит, как каменная. Ну и дочь у Сабасты! Ни разу не крикнула, как будто это не ее мучали, как будто она не из живой плоти. Пока мо­лодой индеец и его невеста приходили в себя, донья Элота схватила Вайру и вытолкала вон.

Они остались в коридоре, но тата священник не шел. Когда открылась дверь его комнаты, жених и невеста бросились в нее с такой поспешностью, точно боялись, что священник убежит от них. Им не пришлось много говорить, оказывается, тата священник во всех подроб­ностях знал то, с чем они пришли, словно уже давно следил за ними.

- Иди домой, Максу, и готовься к свадьбе. Я побе­седую с ее родителями, и все устроится,—сказал он.

Максу подобострастно склонился, чем-то напоминая собачонку, ластящуюся к хозяину, и ответил:

- Ари, татай[63].

Он пристально и нежно посмотрел в глаза невесте, еще раз неловко поклонился и направился к выходу.

- Приходи ко мне через десять дней! — крикнул ему вслед священник, когда Максу был уже во дворе.

- Хинача, татай[64], — обёрнулся Максу и, бросив последний взгляд на Анакилу, быстро вышел на улицу.

Невесты, проводившие по обычаю некоторое время в доме священника, ежевечерне слушали его наставле­ния, подготавливавшие их к таинству брака, а днем под руководством доньи Элоты работали по хозяйству.

Донья Элота учила их послушанию, трудолюбию, покорности и другим добродетелям, необходимым в семей­ной жизни, и под этим предлогом наваливала на них всю работу, которая была в доме. Здесь уж она не скупи­лась. Разумеется, когда у хозяев жили невесты, Вайре приходилось легче; меньше было работы, меньше и по­боев. Но главное, у девочки появлялись подруги, с кото­рыми она могла делить свою тоску, свое одиночество. Вайра быстро сближалась с невестами, так как они тоже чувствовали себя одинокими в разлуке с женихами, и между девушками возникала нежная дружба; они при­вязывались друг к другу, как сестры. Хозяева Вайры, однако, были против подобных отношений. Ей не раз­решалось ни под каким предлогом бывать вместе с не­вестами, болтать с ними по ночам и особенно спать в одной постели.

- Индианки испортят нам Гвадалупе, — говорили хозяева.

Священник занимался с Вайрой отдельно, она при­ходила к нему раньше других и с урока шла прямо на кухню спать, причем донья Элота никогда не забывала проверить, на месте ли девчонка. Беседы священника с невестами длились очень долго. Падресито, прохажи­ваясь по комнате, говорил, говорил без конца, пока не замечал, что у его слушательниц глаза слипаются. Тогда он благословлял их и отправлял спать. Невесты обыкновенно ложились в коридоре, чтобы служанка не могла завязать с ними опасной беседы, но Вайра умела улучить минутку и потихоньку перебегала к подругам.

Во всем мире нет языка, который мог бы соперни­чать с кечуа по своей выразительности. Только на кечуа вам удастся убедить несогласного, только этот язык знает слова, которые своей сладостью могут заворожить чело­веческое сердце, расплавить железо и смягчить гранит. А юные невесты не были твердыми, как гранит, поэтому Вайре ничего не стоило уговорить их, чтобы они пустили ее к себе в постель.

- Почему хозяйка не разрешает мне ложиться с вами? — спрашивала она и сама себе отвечала: — Выдумывает она, и больше ничего. Что тут плохого, если, я посплю рядом с невестой?

Нетрудно понять, почему бедняжку тянуло к девуш­кам, таким же, как она, говорящим на том же языке и еще совсем молоденьким; почему Вайра не спала, дожи­даясь своего часа, и, услышав, что невеста вышла от священника, вскакивала с бараньих шкур и бесшумно, подобно привидению, проскользнув в двери, подбе­гала к кровати, где ее ждала новая подруга. Особенно радовалась Вайра, если невеста была из ее родного се­ления. Тогда девушки разговаривали часами. В этих ночных беседах воскресало прошлое, а настоящее ухо­дило куда-то далеко. Вайра слушала новости, которыми живут все люди, новости, которые есть в любом селении любой части земли: кто умер, а кто женился, у кого родился ребенок, и как праздновался последний церков­ный праздник, и у кого были самые лучшие качели. Так она узнала, что многие подружки по играм в горах, чуть постарше ее, уже невесты. В темноте коридора раз­давался торопливый шепот, и Вайра спрашивала до тех пор, пока сон не одолевал ее. Но задолго до рассвета она просыпалась и убегала на кухню, чтобы хозяйка, которая придет ее будить, застала ее на месте. И когда донья Элота расталкивала служанку, девочка зевала так звонко и потягивалась так сладко, будто всю ночь про­спала крепким непробудным сном. Всегда подозритель­ная чола запускала руку в овчины, чтобы проверить, теплые ли они, но Вайра знала, что стоит пролежать хотя бы двадцать минут, и они согреются. Вайра одева­лась и брала метлу с таким видом, будто не догадыва­лась, что занимает хозяйку.

С особым нетерпением ожидала Вайра, когда Ана­кила поселится в доме священника. В первую же ночь она побежала к Анакиле и уже собиралась юркнуть к ней в постель, но та оттолкнула ее. Девушка не же­лала идти против воли родителей священника. Тщет­ными были просьбы и мольбы маленькой Вайры, не помогла и выразительность языка кечуа. Когда Вайра исчерпала все доводы, а Анакила оставалась по-преж­нему неприступной, она прибегла к последнему.

- А ты знаешь, как здесь страшно спать? По двору ходит чья-то неприкаянная душа...

Но Анакила отнеслась к ее словам недоверчиво, даже насмешливо.

- Я не вру, Анакила… — настаивала Вайра, чуть не плача. — Я сама видела... Почему ты не хочешь мне поверить?

- Потому что ты дурочка. Неприкаянная душа не станет показываться ребенку.

Вайра вскипела. Она хотела было как следует от­ветить Анакиле, но, хотя и с трудом, удержалась. Потом пришлось бы просить прощения, а Вайра этого не лю­била.

- Анакила, почему ты говоришь, что неприкаянные души не показываются детям? Разве они знают, кто мо­жет им встретиться на дороге? Дорогу ведь им указы­вает сам бог. И потом я уже не ребенок. Тата священ­ник сказал, что я уже не маленькая, что мне четырна­дцать лет и что...

Вайра вдруг замолчала, с тревогой вслушиваясь в тишину. Ей почудился подозрительный шорох... И пра­вда, легкие крадущиеся шаги доносились со двора. Вот промелькнула тень. «Она!..» — подумала Вайра. Ана­кила не могла пошевельнуться от ужаса. Тень скольз­нула к комнате священника. Стало слышно, как кто-то осторожно царапается и даже постукивает в дверь. По­том все стихло. Но вот привидение опять осторожно, но отчетливо постучалось к священнику... Снова тишина... Через несколько минут тень промелькнула во дворе и быстро исчезла в той стороне, откуда пришла. Анакила опомнилась не скоро и совсем не удивилась, обнаружив Вайру в своей кровати.

- Ты верно сказала, Вайра, — пробормотала Ана­кила.— Здесь и правда страшно...

Но Вайра прыснула и крепко обняла Анакилу обе­ими руками.

- Теперь-то я вижу, кто из нас дурочка!.. Не бойся, неприкаянные души здесь не ходят.

- Как тебе не стыдно! Такая маленькая, а врешь, как старуха. Я своими глазами только что видела при­видение...

- Никакое это не привидение! Знаешь, кто это был? Жена коррехидора!..

- Какая ты глупая! Ну что может делать жена кор­рехидора в вашем доме в такой час?

- Татай ячан! Это была она. Я вижу ее уже третий раз. Она перелезает через стену и бежит в дом. В пер­вый раз я испугалась, а во второй выследила ее. Хо­чешь, я завтра покажу тебе отпечатки ее ног на земле? Она прибегает к тате священнику. Он два раза пустил ее к себе и запер дверь на ключ. Я даже слышала, о чем они говорили...

- Ну как тебе не стыдно врать! Зачем жене коррехидора запираться ночью с татой священником? Подумай только, что ты говоришь. Ведь он почти бог!

- Я знаю это, Анакила. И все же я говорю правду и не понимаю, почему ты мне не веришь. Что тут пло­хого, если жена коррехидора приходит ночью погово­рить со священником? Разве это запрещено? Я же при­шла поговорить с тобой?..

Анакила промолчала.

Когда Вайра прибежала на следующую ночь, Ана­кила приветливо улыбнулась и без слова подвинулась, чтобы дать ей место. У Анакилы был живой и веселый характер, она рассказала Вайре много интересного, рас­сказала и свою историю. Оказалось, что ее родители не любили Максу, потому что раньше он слыл легкомыс­ленным, у него были связи со многими женщинами, но ни на одной из них он не хотел жениться. Познакомив­шись же с Анакилой, Максу сразу сказал, что женится на ней, однако родители хотели отдать ее за другого, за Пильпинту; он тоже любил ее, а она терпеть его не могла: он был худой, как высохший стебель маиса, и ле­нивый. Но решающим было то, что она любила Максу, поэтому и думать не могла ни оком другом. Тогда Максу украл Анакилу, но ее родители все равно не приняли его сватовства. Максу упросил своих родственников и сосе­дей пойти их уговорить, но родители Анакилы остались непреклонны. Тут вмешались родные Пильпинту. Темной ночью они напали на хижину, в которой ноче­вали Анакила и Максу. К счастью, их там не было, они укрылись в шалаше среди маисового поля, так как хо­зяин хижины готовил ночью мукху и хижина ему была нужна. Услышав голоса людей, парень и девушка при­таились и сидели, боясь шелохнуться. Максу здорово переволновался и решил сейчас же поселить Анакилу в доме таты священника и просить его вступиться за них. Потому-то они и прибежали тогда на рассвете та­кие усталые и испуганные, а Вайра еще над ними по­смеялась... Когда Анакила кончила свой рассказ, де­вочка долго молчала.

- Ты спишь? — шепнула Анакила.

— Что? — спросила Вайра, она задумалась и не рас­слышала, что сказала подруга.

- О чем ты думаешь, Вайра?

Вайра не ответила. Она и сама не знала, о чем ду­мает. Так, ни о чем.

Прошло еще две-три ночи; подруги шептались до рассвета. Но потом с Анакилой что-то случилось. Она стала молчаливой, замкнутой, совсем не смеялась. За­говаривала только тогда, когда Вайра приставала к ней с вопросами, и то неохотно.

- Не спрашивай меня ни о чем, — все чаще гово­рила она. — Я хочу спать.

Вайра обижалась. Видно, Анакила разлюбила ее.

- Ты так изменилась, Анакила... Ты совсем не лю­бишь меня... — горько вздыхала Вайра.

- Нет, Вайра, я люблю тебя. Мы с Максу всегда будем помнить, как чола тогда избила тебя, это мы ви­новаты...

- Почему же ты больше не хочешь говорить со мной?

- Я очень устаю от занятий с татой священни­ком. С каждым разом я ухожу от него все позднее и позднее. Я боюсь его... Он говорит о боге, а сам...

Анакила замолчала и зарылась лицом в подушку. Она словно стыдилась чего-то. Глаза Вайры загорелись любопытством. Ей во что бы то ни стало захотелось узнать, о чем умалчивает подруга, которая явно чего-то не договаривала. Наверно, что-то очень интересное. Вайра была необыкновенно упряма и в то же время удивительно хитра, она принялась чрезвычайно осто­рожно расспрашивать Анакилу. От девочки нельзя было отвязаться, как от москита: его сколько не гони, он вьется и вьется вокруг и норовит сесть прямо на нос. Вайра всю ночь не давала Анакиле покоя своими рас­спросами. Наконец Анакила сказала назидательным то­ном:

 -Ты еще ребенок, есть вещи, которые тебе рано знать,

- Значит, с тобой стряслось что-то плохое, если мне рано знать об этом?

- Отстань от меня.

- Но я знаю, что плохо. Я уже не такая маленькая, как ты думаешь. Воровать — плохо, лгать — плохо, уби­вать— плохо, давать ложные клятвы — плохо. Драться, очевидно, не плохо: в этом доме все дерутся... Что же делает с тобой тата священник, чего мне нельзя знать? Видишь, все плохое я знаю...

- Ты настоящий бесенок, Вайра. Спи-ка лучше.

- Он не мог ничего украсть у тебя, раз ты бедная. Он не стал бы тебя обманывать, зачем ему это? Может, он дал тебе ложную клятву? Но какую? Может, он хо­тел тебя убить? Да?

- Не говори чепуху, глупышка…

 -А что он делает? Что-то очень плохое... Разве тата священник может делать плохое?

Вайра не могла заснуть и ворочалась с боку на бок. Тайна, которую Анакила не хотела раскрыть, терзала ее, бесшумно кружась над ней, как ночная птица. Ка­залось, вот-вот заденет черным крылом. Заметив, что Анакила тоже не спит, она опять начала свои вопросы:

- Анакила, скажи мне в чем дело. Ну скажи! Кля­нусь, я никому не выболтаю, и это не ложная клятва! Татай ячан! Мама Беллай ячан! Тата Токой ячан! Я буду хранить эту священную тайну в своем сердце, и никто не узнает о ней...

Анакила удивилась тому, как виртуозно божится Вайра.

 -Хесукристай ячан! Мама Кармен ячан! — разда­лись новые клятвы.

- И где ты научилась этой премудрости?

- У дона Энкарно. Он лучше всех умеет клясться... Анакила, дорогая моя! Скажи мне, что делает с тобой тата священник, ну, пожалуйста, я очень тебя прошу.

- Он хочет меня соблазнить...

Но слово «соблазнить» Вайре ничего не говорило, она не понимала, что оно значит. Она даже не слышала его никогда раньше. На Анакилу посыпался град новых во­просов. От этой плутовки не отделаешься так просто. Приходилось отвечать.

- Он ухаживает за мной...

Вайра совсем растерялась. Разве тата священник мо­жет ухаживать? Мужчина ухаживает за женщиной, как Максу за Анакилой, чтобы жениться. Но тата священ­ник! Разве он имеет право жениться, да еще на чужой невесте?.. В голове Вайры окончательно все перепута­лось. Новая тайна встала перед пытливым детским умом. Она должна ее знать, и на Анакилу опять обру­шились расспросы, а та уже не могла сопротивляться девочке, которая, казалось, умела найти ключ к любому сердцу. Анакила не утаила ничего. Так Вайра узнала то, что до сих пор было ей неизвестно, и поняла то, что скользило мимо ее сознания, как тучи по ясному небу, или трепетало в ней, как трепещет маленькая птичка в зарослях маиса.

Наконец десять дней, назначенные священником, про­шли, и Максу явился за невестой. Анакила была на кухне и, возможно, так и не увидела бы жениха, если бы не Вайра. Она сказала девушке, что пришел жених, и подтолкнула ее в комнату священника. В голосе Максу звучало нетерпение. К свадьбе все готово. Он пригласил посаженных отца и мать, накопил денег, приготовил сва­дебный наряд и построил хижину. Правда, родители Анакилы, после того как узнали, что дочь укрылась в доме священника, еще больше рассердились, но те­перь они уже ничего не смогут сделать...

- Все идет, как надо, сын мой, — ласково сказал священник. — Я позову к себе этих плохих родителей, и все устроится. Потерпи еще немного...

- Анакила умеет хорошо молиться, отец, — робко заметил жених.

- Этого недостаточно, сын мой. К великому таин­ству брака невеста готовится очень долго. Она должна вверить себя в руки господни. Через несколько дней я сам позову тебя, сын мой.

- Ладно, татай, — покорно пробормотал расстроен­ный Максу и ушел.

На третью ночь после этого разговора, прибежав к Анакиле, Вайра увидела, что она еще не ложилась. Она вернулась от священника гораздо позже обычного. Анакила горько плакала, закрыв лицо руками. Вайра крепко обняла ее, и девушка, давясь рыданиями, расска­зала, что с ней случилось. В тот вечер тата священник особенно долго внушал ей, что главный долг христиан­ки — покорность и послушание. Он рассказывал, как бог покарал грешников, не выполнивших повелений священ­ника — верного слуги господа на земле. Только священ­ник выражает волю всемогущего, только ему должны повиноваться люди. Священник взял в руки распятие и, поднеся его к губам Анакилы, приказал ей прило-. житься к святым ранам господним. Она набожно поцеловала следы гвоздей на ладонях и ногах и след копья на боку.

- Слушай же меня, Анакила, — грозно проговорил священник. — Слушай и не забывай! Целуя раны хри­стовы, ты поклялась никогда никому из смертных, и даже жениху своему, не открывать того, что я тебе повелю.

Пригрозив ей адскими муками и лишением прича­стия, в случае если она нарушит клятву, данную самому богу, он подошел к девушке и положил руку ей на плечо.

- Ты знаешь, Анакила, что я не простой смертный, я посланник бога. Что бы я ни делал, я творю его святую волю. Все, что произойдет здесь, произойдет по его воле, как происходит все в этом мире... Он хочет, чтобы ты была моей.

Священник крепко обнял ее. Анакила плакала, про­сила ее отпустить. Он ослабил объятия, и она упала пе­ред ним на колени:

- Вы сами говорили в церкви, что нет прощения женщине, соблазнившей священника!.. — молила она.

- Ты меня не соблазняла, я сам избрал тебя...— усмехаясь, отвечал он, поднимая ее с пола и обвивая ру­ками талию девушки.

- Почему же люди ненавидят женщин, близких со священниками? — воскликнула она, отчаянно сопротив­ляясь,

 -Козни дьявола... — пробормотал он, — дьявол вос­станавливает людей против этих бедных созданий...

Он сжал ее с такой силой, что она не могла поше­вельнуться. Она пыталась бороться, но священник, силь­ней, как бык, не выпускал ее из своих железных объ­ятий. Девушка закричала, он зажал ей рот горячими гу­бами, подхватил и понес, и Анакила почувствбвала себя беспомощной птичкой в когтях жадного хищника...

- Я обо всем расскажу Максу... — заливаясь сле­зами, сказала Анакила.

- И плохо сделаешь, — прошептала Вайра, сама не понимая, как у нее это вырвалось. — Все равно уже ни­чего не исправишь...

Анакила промолчала.

На следующий вечер она не пошла к священнику, и о ней никто не вспомнил. А утром Анакила была еще в постели, когда Вайра прибежала сказать, что священник послал за ее родителями.

— Наконец-то я избавлюсь от этого... — но она не договорила; что бы там ни было, а священник остается священником и нужно его уважать.

Родители Анакилы прибыли под вечер, умиротворен­ные и покорные, с низко опущенными головами. Священ­нику не пришлось долго их уговаривать. Они сразу же заявили о своем согласии, ведь священник выражал волю бога. Тогда падресито позвал жениха и его поса­женных отца и мать, которые тоже уже пришли. Все поздравили друг друга и пожелали счастья молодым. Когда затихли приветствия и кончились объятия, роди­тели Анакилы пали на колени перед священником и, целуя его ноги, горячо благодарили за то, что он взял на себя труд наставить их дочь перед таинством брака. Прежде чем разойтись, договорились о дне свадьбы. Анакила, конечно, осталась в доме священника. По обы­чаю невеста находилась под его надзором и получала его духовную помощь до самого бракосочетания. Из дома священника к алтарю для свершения таинства - вот благочестивый путь индейских невест...

Донья Элота сказала, что как раз к назначенному дню у нее подоспеет отменная чича. И, хотя она запро­сила немало и чича еще не совсем отстоялась, посажен­ные отец и мать закупили ее. За два дня до свадьбы жених и родственники с обеих сторон начали готовить место для праздника. Огромный брезент, принадлежав­ший дону Энкарно, был натянут, наподобие навеса. Под ним длинными деревянными скамейками отгородили площадку для танцев. Счастливый Максу с нетерпением ждал дня свадьбы, уж очень ему хотелось потанцевать с невестой и с друзьями.

---

[62]  Лежебока (кечуа).

[63] Слушаюсь, отец (кечуа).

[64] Хорошо, отец (кечуа).