1. Два брата
ОСНОВНЫЕ ДЕВСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Шанг — земледелец из рода Кааб.
Туг-Ансенг- его брат, скульптор.
Ош-Чоч — их мать.
Тианг — дочь земледельца из рода Цокан.
Мааш — ее дядя.
Анаиб-Уигир — старший жрец бога кукурузы, затем верховный жрец столицы.
Мишпитиакук — жрец, приближенный Анаиб-Унгира.
Тумех-Цахинг — старший жрец Сердца земли — бога землетрясений и подземного мира.
Нианг-Хинах — главный жрец молодого божества кукурузы.
Беленг-Хиш — старший жрец бога солнца.
Ах-МаШ — жрец — блюститель календаря и погоды.
Иш-Кан-Ле6ш — верховная жрица Матери богов Текайма-Пойа.
Суэмбахамон — египетский вельможа, помощник градоправителя Фив — столицы Верхнего Египта.
Павераа — правитель западной части Фив, начальник охраны царского некрополя.
Небмаатранахт — визирь фараона, наместник Фив, начальник Суэмбахамона.
Мелькарт-Машал — финикийский мореход и торговец.
Несубанебджед — фараон Нижнего Египта — Дельты.
Ах-Шо6ч — старый скульптор, учитель Туг-Ансенга.
Нам-Цук — его дочь.
Ах-Шакан - начальник скульпторов Ниваннаа-Чакболая.
Иринефер — египетский кормчий на службе у Суэмбахамона.
Кубку — карлик, шут при дворе ольмекского правителя.
Xанг-Нок-Пинг — ольмекский царевич, второй сын правителя.
Тене-Тувуик — придворный Хапг-Нок-Пинга.
Тене-Тунг — придворный ольмекского правителя.
ПРОЛОГ
1. Два брата
СЕЛЕНИЕ ХОКТУНГ, БЛИЗ САН-ЛОРЕНСО. МЕКСИКА.
Стоял знойный полдень. Хотя солнце только угадывалось в сероватой, застилавшей небесную гладь пелене, от него исходил одуряющий жар. Раскаленная земля потрескалась, листва деревьев поникла. Дышалось с трудом: уже третий день не было ни малейшего ветерка. Жители столицы ольмекского государства, великого города Ниваннаа-Чакболая*, и земледельцы рассыпанных поблизости от него селений с нетерпением ждали сезона дождей — времени прохлады, влаги и обновления природы.
Все наиболее значительные и важные части города были размещены на громадном плоском плато, имевшем причудливую форму и крутые склоны. На нем располагались храмы божеств, площади для священнодействий, дворцы и дома знатных владык — вельмож. А ниже, вокруг плато, в рощах, остававшихся островками девственного леса — могучих джунглей, раскинулись небольшие поселения. В них жили те, кто обрабатывал поля, отвоевывая место для них у буйной тропической растительности, кто засевал их, собирал урожай и создавал своим трудом все необходимое для жизни обитателей Верхнего города.
В Хоктунге, одном из таких поселков неподалеку от Ниваннаа-Чакболая, в этот знойный полуденный час царила тишина и покой. Все, кто мог, укрылись в жилищах и отдыхали, пережидая самое тяжкое время дня. Только в одном переулке слышались детские голоса.
В прохладной тени могучей ветвистой сейбы* у хижины земледельца сидели два мальчика. На первый взгляд они не были похожи друг на друга, но что-то неуловимо общее, родственное проскальзывало в их чертах. Первому было лет десять, второму — года на два-три меньше. Старший сосредоточенно лепил из большого куска влажной глины голову брата, по временам остро и внимательно взглядывая на него.
* Слова, отмеченные звездочками, смотри в конце книги, в «Словаре незнакомых слов».
— Повернись немного левее, Шанг! — скомандовал юный скульптор.
— Я устал сидеть неподвижно, Туг-Ансенг, отпусти меня! — взмолился младший. — Я хочу побегать! И хочу увидеть, что у тебя получается. Похож я на себя?
— Еще немного, ихциы*, подожди, еще одно мгновение... сейчас я кончу, и ты все увидишь! — отвечал отрывисто Туг-Ансенг. Его пальцы проворно мяли податливую глину.
За разговором дети и не заметили, как, бесшумно ступая по жухлой траве, к ним приблизились двое мужчин и остановились поодаль, внимательно наблюдая за происходящим. Старший из подошедших — ему было лет двадцать восемь — тридцать — прошептал чуть слышно своему спутнику:
— Вот будущий лем-хоолом!* Я говорю о младшем! А старший будет скульптором!
Его собеседник, юноша с узким, птичьим лицом, ответил почтительно:
— Ты всегда удивительно прозорлив, почтеннейший Анаиб-Унгир! Да сбудутся неукоснительно твои предначертания и на этот раз!
Они приблизились к братьям, и Анаиб-Унгир спросил их, стараясь придать голосу ласковый оттенок:
— Как вас зовут, дети?
Мальчики подскочили, словно уколотые шипом, и обернулись. Увидев перед собой незнакомцев в богатой одежде и украшениях, они почтительно поклонились.
—Меня зовут Туг-Ансенг, о владыка, — ответил слегка дрожавшим голосом старший, — а моего младшего брата — Шанг.
—Какие хорошие имена, — сказал ласково Анаиб-Унгир, но глаза его оставались по-прежнему холодными. — Ты действительно будешь силен, как тапир, а твой брат вырастет стройным, как пальма! Прекрасные имена даны вам! И будущее ваше будет прекрасным!
Личики братьев покраснели от смущения и удовольствия. Удостоиться такой похвалы от старшего человека, и не просто старшего, а от незнакомого владыки, — какая почесть!
—А кто ваши родители?
—Мы из рода Кааб, — ответил Туг-Ансенг, — нашу мать зовут Ош-Чоч, а отца — Саник, он земледелец из этого селения.
—Поистине все складывается счастливо! — воскликнул Анаиб-Унгир, обращаясь к своему спутнику. — Даже имена благоприятствуют!
—Да, это великое знамение! — согласился тот, почтительно склоняя голову.
—Будьте здоровы и благополучны, Туг-Ансенг и Шанг! Придет время, и мы еще увидим друг друга, а пока прощайте! — сказал Анаиб-Унгир.
—Прощай, о владыка!
—И непременно возвестите вашим родителям, дети, что сегодня с вами беседовал старший жрец великого Зеленокудрого* и остался доволен, что у них такие хорошие сыновья, — добавил спутник Анаиб-Унгира.
Туг-Ансенг и Шанг опустились на колени и с трепетом и почтением глядели на взрослых. Им стало даже страшно от неслыханной чести, внезапно обрушившейся на них.
— Идите, дети, идите! — махнул рукой старший жрец.
Обрадованные разрешением, братья вскочили с коленей и устремились в соседнюю рощу, чтобы там шепотом еще раз поговорить друг с другом обо всем случившемся. Брошенная глиняная поделка осталась лежать на траве.
Жрецы молча смотрели вслед исчезнувшим в зарослях детям. Затем младший (его звали Мишпитиакук) наклонился и взял в руки вылепленную голову.
— Очень похож, — заметил он, — у старшего мальчика безусловно есть способности к ваянию.
— Еще один знак, — отозвался Анаиб-Унгир. — Родные руки лучше!
И старший жрец двинулся дальше по улице селения. Мишпитиакук,
бросив глиняную голову, последовал за ним.
Когда вечером дети, перебивая друг друга и безмерно волнуясь, рассказали родителям о неожиданной встрече, у Ош-Чоч по щекам потекли радостные слезы.
—Может быть, наши дети будут счастливее нас, — сказала она с робкой надеждой, — если старший жрец Зеленокудрого о них позаботится.
—Все может быть, — ответил ей задумчиво Саник, — но пока дети должны забыть об этом происшествии. Надежды — опасная вещь! Не напоминай мальчикам о случившемся, и они быстро забудут. А сбудется, что суждено волею богов!
Жрецы продолжали свою прогулку. Покинув Хоктунг, они довольно долго шли по извилистой тропинке среди возделанных полей, а потом вступили в новое селение.
Когда священнослужители проходили мимо скромной, но чисто прибранной хижины, четырехлетняя девчушка, игравшая перед ней, взглянув на Анаиб-Унгира, вдруг стремглав кинулась к хлопотавшей у зернотерки матери. Наверное, ее испугал вид незнакомого и необычно одетого человека.
Припав к склоненной родной спине, малютка горько, взахлеб расплакалась.
— Тише, тише, Тианг! — сказала, успокаивая ее, мать. — Что ты плачешь? Что испугало мою хорошую девочку?
Но Тианг замолкла и успокоилась только тогда, когда высокая фигура старшего жреца скрылась из виду.
В эту ночь Анаиб-Унгир увидел удивительный сон: на его груди сидела маленькая девочка и своими крошечными ручками сжимала ему горло так сильно, что жрец начинал хрипеть и задыхаться.
Анаиб-Унгир встал, выпил воды, немного походил по комнате, снова лег и скоро заснул.
На следующий день он совершенно забыл об этом странном ночном кошмаре.