2. Десять лет спустя

ОКРЕСТНОСТИ САН-ЛОРЕНСО, МЕКСИКА.

Время едва ли не самое важное из всего, что принадлежит челове­честву.

Время стремительно, беспощадно и мстительно.

Человек бессилен хотя бы на мгновение остановить его бег. Но он и всесилен над временем, если может заполнить его постоянным трудом, ибо любое творчество — это победа над забвением, а следовательно, и над всепоглощающей бездной времени.

Рукопись, картина, статуя, музыка, здание, чертеж машины — это сгусток мыслей и чувств, это запечатленный кусок времени, это преодоле­ние его неотступного движения.

Движение времени порой кажется человеку неравномерным. Бывают минуты, которые можно с трудом резать ножом, как густой вар, так плотно и медленно течет время. Есть годы, которые уносятся, как дым по ветру, тают, как парок дыхания на морозе. В счастье время течет быстро, в не­счастье времени просто нет, оно исчезает. У молодого каждый день продол­жается бесконечно, вмещая множество событий, у старого человека год пролетает, как день, потому что старики живут, уже ничему не удив­ляясь.

Осознание человечеством понятия времени было колоссальным интел­лектуальным завоеванием. Вначале отрывочное, робкое — день сменяется ночью, а ночь — днем, — это понимание через такие вехи, как создание календаря (лунного, солнечного, по планете Венера) и часовых механиз­мов, через циклические явления, начиная с сезона и кончая мирозданием, ведет человечество к осознанию узловых проблем как его собственного развития, так и всей необъятной Вселенной. Учение о необходимой смене общественных формаций и гипотезы о разбегающихся галактиках обязаны своим существованием далеким людям палеолита, впервые задумавшим­ся над понятием времени. Но путь познания тернист, и на этом пути у чело­века было немало ошибок. Мы увидим это в нашем дальнейшем повество­вании.

Казалось, время незаметно текло над Ниваннаа-Чакболаем. В постоян­ном размеренном ритме сменяли друг друга дни и ночи, сезоны года. Де­ревья расцветали, приносили плоды, отдавали жаждущей земле семена, погружались в покой и снова покрывались цветами. Земледельцы труди­лись на полях, ремесленники — в мастерских, распоряжались ими и пиро­вали в своих дворцах владыки, жрецы провозглашали молитвы богам и следили за исполнением необходимых ритуалов... Представлялось, что так было всегда, так есть и так будет вовеки... И неожиданные несчастья, иногда прерывавшие размеренность жизни, только подчеркивали ее не­изменность.

А между тем каждый день, каждая ночь приносили ничтожные, не­заметные изменения. Они собирались, скапливались и постепенно обнару­живали себя. Старики умирали, так и не поверив и не поняв, что они стали стариками. Рождались и росли дети, подростки становились взрослыми.

За прошедшие десять лет многое изменилось в жизни Шанга, Туг-Ансенга и Тианг. Так и не увидев детей счастливыми, умер Саник. При расчистке нового лесного участка его придавило большое подгнившее дере­во. Только через два года после его внезапной гибели начало сбываться предсказание старшего жреца Зеленокудрого. Начальник всех скульпто­ров города самолично явился в хижину за Туг-Ансенгом и увел его, сказав, что по повелению свыше мальчик будет учиться искусству ваятеля. С тех пор Ош-Чоч и младший брат очень редко видели TyF-Ансенга: он жил со­всем в другой части великого города и его нечасто отпускали повидаться с родными.

Шангу исполнилось восемнадцать лет, и он, пройдя необходимые, но простые обряды посвящения в земледельцы, работал, как и его отец, на полях.

Произошли изменения и в жизни Анаиб-Унгира: он стал верховным жрецом города Ниваннаа-Чакболая, а следовательно, и высшим духовным сановником всей страны. Погрузнело его тело, глаза глядели еще более холодно и жестко. Теперь он почти не выходил из Верхнего города (хотя знал все), а если такое случалось, рабы несли его на пышно украшенных носилках. Анаиб-Унгир был счастлив тем, что его боялись. Мишпитиакук по-прежнему оставался самым близким ему человеком.

Новые владыки, новые жрецы становились на место умерших. Старшим жрецом Сердца земли — страшного бога подземного мира, землетрясений и вулканов — был избран уже пожилой Тумех-Цахинг, славившийся своим благочестием, суровостью и неуклонным соблюдением обрядов.

Разрастался и рос Ниваннаа-Чакболай. Великолепные дворцы гордо возвышались на месте старых невзрачных зданий. Правитель поощрял строительство.

Прошедшие годы были на редкость урожайными, и подати поступали владыкам и в государственную казну полностью и без задержек. Оживи­лась торговля. Из столицы в далекие страны часто уходили торговые караваны. Они возвращались через полгода или год, груженные редкост­ными и ценными товарами: самоцветами, благовониями и плодами боже­ственного дерева какау, из зерен которых изготовлялось чудесное укреп­ляющее питье для владык.

Тианг стала уже почти взрослой девушкой, ей исполнилось пятнадцать лет. Словно оправдывая свое имя, она вытянулась и действительно стала походить на молодую стройную сосенку. За это время от острой желудоч­ной болезни разом умерли и ее родители, и младший, едва начинавший ходить братишка. Сироту приютил ее дальний родственник, отец двух детей, вечно угрюмый и недалекий вдовец Мааш.

Тианг целый день хлопотала по хозяйству, и в жизни ее совсем не было места радостям.

Но теперь нам придется на время расстаться со страной ольмеков, или, как они сами называли ее, Красной землей. Перенесемся мысленно отсюда через Атлантический океан и Средиземное море в Древний Египет, Кемт — Черную землю. Странные нити случая, а может быть, и судьбы соединили однажды жизнь обитателя страны Кемт, жителя долины Нила, с далекой ольмекской землей.

В отличие от молодой ольмекской державы Египет к тому времени про­существовал как единое государство уже более двух тысячелетий. За свою долгую историю Кемт знала и небывалое величие, и периоды упадка, двор­цовых смут, беспощадных всесокрушающих народных восстаний. В это время Египет фактически был разделен на два самостоятельных царства: Верхнее — со столицей в древних Фивах — и Нижнее, где в городе Танисе правил фараон Несубанебджед.