Далекое путешествие

ГЛАВА XXV

САН-ЛОРЕНСО. МЕКСИКА.

Мы должны отправиться в путь...
«пополь-вух»

Выйдя на утреннюю церемонию, жрецы обнаружили около хранилища воплощения Зеленокудрого двух мирно спавших стражей. Рядом с клеткой на земле лежал нож, а на одной из веревок, скреплявших дверцу, были ясно видны перерезанные им волокна.

Ночное происшествие осталось для Нианг-Хинаха (ему сразу сообщили; о случившемся) и его помощников загадкой. Приведенные в чувство силь­ными пинками Покох и Нохон не помнили ничего. Могучее снадобье Чахиля заставило их начисто позабыть и дневной приход Куоку, и его рассказы о спрятанном в статуэтках сокровище. Разломанные глиняные фигурки-подношения тоже ничего не могли подсказать жрецам. Мысль о том, что кто-нибудь из обитателей Ниваннаа-Чакболая пытался освободить избран­ника божества, даже не могла прийти им в голову.

Нианг-Хинах посоветовался с верховным жрецом, и после длительных раздумий они решили, что неудачная попытка осквернить храм и предстоя­щую церемонию была совершена служителями храма солнечного бога. Постоянные стычки Беленг-Хиша с Анаиб-Унгиром, его стремление занять должность верховного жреца, неприязнь, выказываемая им к Нианг-Хинаху, любимцу Анаиб-Унгира, — все это говорило в пользу такого предполо­жения. С другой стороны, мысль о преступлении священнослужителя каза­лась кощунственной. Посоветовавшись, жрецы решили удвоить число стражей, проследить внимательно- за последующими действиями Беленг-Хиша, а странное происшествие пока предать забвению. Покох и Нохон за нерадивость были изгнаны из числа прислужников и переданы в распоря­жение начальника каналов с наказом использовать их на особо тяжелых работах. «При провинности, — добавил Анаиб-Унгир, лично побеседовав­ший с сановником, — этих юношей должно бить только палкой и только по голове». Такой мерой верховный жрец надеялся довольно скоро стереть остатки памяти у провинившихся. Так оно и случилось.

Первые три дня после ночного приключения Куоку провел в страшной тревоге. Он поминутно вздрагивал и испуганно озирался, ожидая увидеть спешащих к нему вестников верховного жреца. Карлик даже не решался навестить Тианг, хотя очень беспокоился о ней. Но никто его не призывал, не слышно было никаких слухов, и в конце концов Куоку решил, что каким-то чудом их дерзкая вылазка осталась незамеченной. Окольным путем он навел справки о Покохе и Нохоне и узнал, что те за нерадивость изгнаны из числа храмовых прислужников. Это его окончательно успокоило.

Через неделю, воспользовавшись удобным моментом, карлик отправил­ся навестить Тианг. Он застал девушку за обычными хлопотами у очага. Сердце маленького человека горестно сжалось, когда он увидел ее. Внешне Тианг выглядела хорошо: ее щеки пополнели, на них появился румянец, движения рук были ловкими и уверенными.

Отчего бы это? Куоку терялся в догадках. Сначала у него даже мельк­нула мысль о появлении нового жениха и ему даже стало обидно за Шанга. Но потом, после осторожных расспросов, он понял, что девушка не помнит ни происшествий тревожной ночи, ни выборов нового лем-хоолома. Все ее воспоминания оканчивались на урагане и смерти Чахиля. Она. ни разу не упомянула имени Шанга, и карлик еще раз убедился, каким страшным зельем снабдил его перед смертью старый жрец. Только теперь ему стало по-настоящему понятно, почему молчали храмовые прислужники: они также ничего не помнили.

После учтивой и равнодушной беседы Тианг распрощалась с ним, из­винившись, что ей пора кормить детей. Огорченный Куоку побрел обратно и, вернувшись во дворец, поспешно вынул проклятый порошок из тайника. Он успокоился только после того, как закопал маленький сверток далеко в лесной чаще.

Прошло два месяца. Столица и окружающие ее поселения жили теперь своей обычной жизнью. Постепенно Ниваннаа-Чакболай восстанавли­вался от разрушений, нанесенных ему страшным ураганом. Тумех-Цахинг ходил важный и гордый: благодаря его предусмотрительности и точному исполнению обрядов страшные беды, угрожавшие родной земле, были предотвращены. А во влажной, болотистой почве острова Усокиток_:Петенг останки любившего тяжелый желтый металл египтянина быстро превраща­лись в частицы чужой ему земли, в корни, стволы и листья экзотических растений.

Куоку за это время несколько раз навещал Тианг, но разговоры их были короткими. Девушка держалась с ним ласково, очень почтительно, но кар­лику показалось, что живет она будто во сне: куда-то подевались прежние живость и веселье. Многие поговаривали, что девушки коснулась рука какого-то злого демона.

О прошедшем Тианг ни разу не сказала Куоку ни одного слова. Посидев около нее, перебросившись несколькими незначительными фразами, карлик, вздыхая, удалялся. Ему до слез было жаль бедную Тианг. Шанга он видел дважды, когда юноша, богато одетый, проходил по улицам города, окруженный толпой жрецов и храмовых прислужников. Избранник бога выглядел беззаботным и веселым. Из случайного разговора придвор­ных Куоку узнал, что Шанг отказался от предложенных ему жен; это его немного обрадовало. Но он никак не мог подумать, что этот отказ радует и жрецов.

Перед началом жатвы в доме Ах-Шооча появился Туг-Ансенг. Он вы­глядел изнуренным, постаревшим и озабоченным. Помывшись и поев, скульптор уселся в уголке комнаты и задал жене несколько вопросов: как жила она, как здоровье ребенка и что слышно о матери. Нам-Цук отвечала робко и тихим голосом. Необычный вид мужа и выражение его лица пугали ее. Обычно после окончания очередной сложной работы молодой мастер был весел, возбужден и говорлив. Когда она попыталась рассказать ему о Шанге и Тианг, Туг-Ансенг резким взмахом руки приказал ей замолчать. Женщина остановилась на полуслове, будто споткнувшись. Тяжелая, мрачная тишина воцарилась в доме. Через некоторое время скульптор под­нялся, подошел к колыбельке Кангаха, рассеянно пощекотал пальцем под его подбородком, ребенок улыбнулся отцу и радостно гукнул. Вид сына как будто немного отвлек и успокоил Туг-Ансенга. Но и этот вечер, и все после­дующие дни он оставался таким же суровым и неразговорчивым. От жен подручных ваятеля Нам-Цук узнала, что все они вернулись в поселок, но упорно молчали о проделанной работе. Лишь один из них под большим секретом сказал жене, что их связали страшной клятвой молчания...

Появление скульптора почти совпало по времени с другим событием, взволновавшим многих обитателей столицы. Из далекого путешествия воз­вратился торговый караван, отправленный правителем Ниваннаа-Чакбо-лая почти год тому назад. Его предводитель Цаапит на следующий день был принят владыкой страны в очень доверительной обстановке, так как при беседе присутствовали лишь наследник престола и Тене-Тунг.

—Путешествие было благополучным, великий владыка, — отрапорто­вал кратко Цаапит, — погиб лишь один носильщик, и то по своей неосто­рожности: наступил на ядовитую змею. Все доставленные товары уже при­няты и лежат в твоих складах!

—Что получил ты в Айарсе?* — спросил после небольшой паузы правитель.

—Пять отличных дисков из гематита, двадцать восемь кусков нефри­та, двадцать нош зеленого обсидиана превосходного качества, сорок нош белой глины¹. Кроме того, правитель города посылает тебе в подарок десять тонких сосудов из этого редкого материала и пять свертков различ­ных тканей.

¹ Белая глина — каолин.

—Хорошо! Я тобой доволен и ты получишь награду! — сказал благо­склонно властелин Красной земли.

Цаапит молча склонился к его ногам и замер. По знаку владыки Тене-Тунг поднял предводителя каравана.

 — Правитель Айарсы просит тебя, великий, о дружеской услуге: при­слать ему хорошего скульптора, знающего в совершенстве свое дело. Он хочет украсить свой город скульптурами наподобие наших. Он говорит, что Ниваннаа-Чакболай славится своими мастерами, — передал Цаапит возложенное на него поручение.

 — Это мы исполним с радостью! — сказал правитель. — Пусть люди Айарсы видят, как велико искусство наших ваятелей. Ах-Шакан хвалил мне одного из своих мастеров, вот он и отправится с тобой. Ты уйдешь снова в Айарсу через три дня!

Предводитель каравана поклонился, но лицо его омрачилось: желан­ный отдых в кругу семьи опять ускользал от него. Сколько раз он мечтал об этом во время длинного и опасного путешествия.

—Ты не сказал еще, Цаапит, много ли воинов насчитывается в Диар­ее, — сказал неожиданно правитель. — Можем ли мы захватить его? Этот богатый город — ключ к горным странам!

—Воинов в Айарсе много, и сражаться там будет трудно, — отвечал без промедления торговец. — Я помнил об этом твоем задании, великий, и тщательно высматривал все важное для такого похода. Тамошний пра­витель имеет около тысячи воинов, а при необходимости может вооружить почти все мужское население. Кроме того, местность там очень удобна для обороны и. трудна для нападения...

—Да, эту мысль пока придется оставить! — воскликнул со вздохом властелин Ниваннаа-Чакболая.

Он обернулся к сыну, сидевшему позади него.

 — Но надеюсь, что если не мне, то тебе удастся осуществить этот вели­кий замысел! Как возросло бы могущество нашей земли, если бы Айарса была в наших руках.

Царевич, Тене-Тунг и Цаапит низко склонились перед правителем, восклицая единодушно:

—Слава тебе, слава, о мудрый!

—Ты будешь продолжать свои наблюдения, Цаапит, и если в Айарсе возникнет благоприятное положение для моих планов — недовольство, возмущение, мятеж, — то немедленно сообщишь мне с быстрым гонцом! А в дороге подумай о Чапулистагуа*, туда хорошо бы также послать торго­вый караван. Теперь можешь идти, я отпускаю тебя отдохнуть!

Цаапит снова склонился к ногам владыки, поцеловал их и, поднявшись, выскользнул из зала. Когда занавес скрыл его высокую фигуру, наследник воскликнул:

—Чапулистагуа? Я не ослышался, владыка? Это же страшно далеко от Ниваннаа-Чакболая!

—Да, эта страна очень далека от нас, — согласился правитель, — но торговля с ним принесет нам несомненные выгоды. Там находят велико­лепный нефрит, там можно приобрести дешевое какао... Но мы продолжим нашу беседу об этом интересном предмете за едой. Я что-то проголодался.

Тене-Тунг хлопнул в ладоши и отдал вошедшему слуге приказания.

Через день Ах-Шакан сообщил Туг-Ансенгу, что их вызывают во дворец. Крепкие дворцовые рабы с паланкином уже стояли в ожидании перед домом Ах-Шооча. Скоро скульпторы прибыли в резиденцию и были без промедления допущены в покои властелина Красной земли.

Правитель в нескольких кратких словах объявил Tyr-Ансенгу, что он должен послезавтра отправиться с торговым караваном в Айарсу. Там ему поручат скульптурные работы.

Волнуясь, молодой ваятель с трудом произнес:

—Милостивый владыка, не мог бы я отправиться туда немного позже? Мне хотелось бы присутствовать на церемонии священного посева...

—Переход через горы труден в это время года, — прервал скульптора правитель, — поэтому надо выйти как можно раньше. Ты отправишься в путь послезавтра утром! Я сказал!

Туг-Ансенг молча склонился, лицо молодого мастера словно высохло после этих слов. Когда скульпторы удалились, правитель сказал, обра­щаясь к своему любимому придворному:

—Не понимаю привязанности этих простолюдинов к своим родным! У меня погиб мой младший сын, погиб нелепо, во время бури, — повели­тель Красной земли сделал левой рукой отвращающий зло жест, — но разве я позволил себе хотя' бы на час предаться своему горю? Личное должно оставаться внутри... Долг перед государством превыше всего!

—Ты велик, ты сверхестественное существо, а этот юноша — простой смертный. Поэтому и душевные силы его невелики, — попытался защитить скульптора Тене-Тунг.

Правитель недоуменно пожал плечами.

 — Я все-таки отец, а что может быть горше судьбы отца; хоронящего своего сына? А разве слышал кто-нибудь от меня хотя бы одно слово скор­би? Но этот разговор бесполезен, скульптор отправится послезавтра, про­следи, чтобы это было исполнено! А голову будущего лем-хоолома он сделал прекрасно, она лучше всех предыдущих. У этого юноши есть даро­вание, поэтому я и посылаю его для прославления Ниваннаа-Чакболая. Кстати, что повезет Цаапит правителю Айарсы для обмена и в качестве подарка? Вызови его сюда, и сейчас же!

Тене-Тунг поклонился и поспешил из комнаты. Долго находиться вбли­зи властелина было страшно даже ему...