Мариатеги — мыслитель, политик, коммунист

Велик вклад творческого гения перуанского народа в мировую цивилизацию. И когда мы рассматриваем этот вклад на протяже­нии нашего века, бесспорно, первейшее место в ряду перуанских творцов по нраву принадлежит проницательнейшему и образован­нейшему из них — Хосе Карлосу Мариатеги.

Что же вызывает устойчивый и нарастающий интерес к твор­честву Мариатеги? Что побуждает издавать и переиздавать его труды все в новых и новых странах, переводить на новые и новые языки? Чем эти труды завоевывают сердца и умы молодежи? Несомненно, цельность натуры и преданность идее всегда высоко ценились, а именно эти качества в высшей мере присущи гению Мариатеги. Недаром его близкий друг и соратник Анри Барбюс назвал его «новым светочем Америки». Можно перечислить не­мало достоинств знаменитого перуанца, высветить множество граней его многостороннего таланта. Исследовательский институт, носящий его имя, издательство, выпустившее 20-томное собрание его сочинений, уже дали и, без сомнения, дадут еще более подроб­ные ответы на многие из поставленных вопросов, откроют еще неведомые нам страницы его биографии. К сожалению, нелегко написать биографию мыслителя, не очень богатую внешними эффектными романтическими событиями, чем, видимо, и объяс­няется в значительной мере отсутствие систематического научного описания жизни и творчества Мариатеги.

Мариатеги был прекрасным журналистом, оставившим нам блестящие достоверные портреты деятелей искусства, литературы, науки и политики, современниками которых он был и с которыми ему довелось встречаться, создателем перуанской пролетарской печати. Он был проницательным политическим деятелем, основа­телем старейшей из ныне существующих политических партий Перу — Перуанской коммунистической партии и старейшего профсоюзного центра — Всеобщей конфедерации трудящихся Перу. Он был пламенным, пропагандистом марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма. Каждой из этих заслуг в от­дельности было бы более чем достаточно, чтобы войти в историю перуанской общественной мысли. Но Мариатеги — «марксист универсальных знаний», говоря^; словами известного чилийского писателя Сесара Годоя Уррутиа[1]. Именно в этой универсальности перуанского марксиста — секрет неувядаемой свежести его мысли, популярности его произведений в СССР, Индии, в Италии и Японии, в Мексике и Алжире.

При жизни Мариатеги клерикальные противники ставили ему в упрек его марксистский метод, утверждали, что этот метод не позволяет правильно истолковывать историю Перу. Ныне, забыв об этом, клерикалы пытаются выставить Мариатеги противником марксизма и сторонником клерикализма. При жизни Мариатеги апристские оппоненты упрекали его в «европеизме», в игнориро­вании «индрамериканской оригинальности». Теперь же историо­графы апризма безуспешно пытаются изобразить Мариатеги одним из основоположников апристской идеологии. И те, и дру­гие всячески стараются «отлучить» Мариатеги от марксизма, обкорнать и извратить его наследие и подогнать универсальный ум под узконационалистические ранжиры. Наконец, находятся и такие исследователи, которые понимают безнадежность отри­цания марксистской основы мировоззрения Мариатеги, но при этом выдвигают всевозможные оговорки и склонны увидеть при­чины необыкновенной жизненности в перестановке акцента с суще­ствительного «марксизм» на прилагательное «открытый». Они уве­ряют читателей в том, что марксизм у Мариатеги «открытый», т. е. оплодотворенный открытиями других мыслителей. По такие исследователи обнаруживают свое поверхностное знакомство с марксизмом-ленинизмом. Привыкшие анатомировать различ­ные религиозные системы, они подходят с той же меркой и к марксизму-ленинизму, относясь к нему, как к религии, а не как к науке. Естественно, что Мариатеги, будучи марксистом, не мог не следовать ленинскому завету поставить на службу делу социа­лизма все достижения передовой мысли. Он широко пользовался современными ему научными и культурными открытиями, смело шел на теоретическое обобщение революционной практики перу­анского и других латиноамериканских народов, практики миро­вого рабочего и общедемократического движения.

Подвергая односторонней критике так называемые отступле­ния Мариатеги от марксистской философии, эти люди в свою оче­редь сводят последнюю только к диалектическому материализму[2]. Искусственно противопоставляя диалектический материализм историческому, они пытаются изобразить Мариатеги сторонником идеализма в философии и в то. же время защитником историче­ского материализма[3].

Такие исследователи невольно обнаруживают собственные теоретические пробелы, ибо они подходят к оценке идейного наследия выдающегося ученого антиисторично. Они усердно вы­искивают следы действительного или мнимого влияния того или иного философа-идеалиста на Мариатеги, но не рассматривают реальную историческую обстановку, в которой он формировался как мыслитель и политический деятель. Они не утруждают себя изучением этапов в развитии философии Мариатеги, специфики его пути к марксизму-ленинизму. Подобные исследователи не объяс­няют, может ли считаться марксистом-ленинцем философский идеалист и каким «святым духом» этот идеалист может овладеть историческим материализмом и дать материалистическое истол­кование истории своей собственной страны и коренных проблем современной ему мировой политики. Одна постановка этих во­просов обнаруживает полнейшую несостоятельность «отлучения» Мариатеги от марксизма-ленинизма, под каким бы соусом оно ни преподносилось. В конечном счете, все эти претенциозные и сенса­ционные изыскания, попытки «нового прочтения» трудов Мариа­теги обнаруживают либо откровенную враждебность к марксизму-ленинизму, либо желание ревизовать, «преодолеть» его. Но на таких идейно-политических позициях невозможно исследовать жизнь и творчество человека, судьба которого связана неразрыв­ными узами с судьбами марксизма-ленинизма.

Специфически полемическую форму, в которую Мариатеги облекал свои важнейшие произведения, порой принимают за признак «открытости» Мариатеги, а благожелательные отзывы о Ж. Сореле как мыслителе и человеке — за свидетельство его приверженности «идеализму».

Те, кто, выхватывая отдельные фразы из многочисленных пуб­лицистических статей X. К. Мариатеги, изображает его правовер­ным сорелианцем, приверженцем концепции «революционного мифа», т. е. «левым ревизионистом», не могут и никогда не смогут объяснить, зачем же тогда понадобилось Мариатеги выступать с целой серией работ, в которых он воюет со сторонниками «психо­логизации» марксизма. Мариатеги вел острую, бескомпромиссную борьбу с теми, кто требовал «преодоления марксизма» с позиций психологизма.

Разумеется, Мариатеги не сразу стал марксистом, не сразу связал свою судьбу с делом борьбы за освобождение рабочего класса. Этапы его становления как широко и разносторонне обра­зованного марксиста-ленинца и коммунистического руководителя прослеживаются довольно четко.

В обширной литературе, посвященной Мариатеги, порой на­блюдается странная тенденция обозначить период его деятель­ности в 1923—1927 гг. как «народнический» или даже «апристский», а «марксистский период» датировать 1927—1930 или даже 1929— 1930 гг. Сторонники этой тенденции истолковывают политический компромисс Мариатеги с будущими создателями апристской пар­тии как свидетельство принадлежности самого Мариатеги к апристскому движению. Сторонники этой точки зрения не могут удовле­творительно объяснить, однако, каким образом контакт Мариатеги с рабочим и коммунистическим движением в Европе мог способ­ствовать переходу пламенного революционера на позиции апризма.

Кроме того, они склонны модернизировать историю апризма, который до 1931 г. не был перуанской политической партией.

Речь шла о довольно широком антиимпериалистическом те­чении некоторых представителей латиноамериканской интелли­генции, особенно студенчества, сосредоточенном преимущественно в Западной Европе и в столицах Аргентины и Мексики[4].

Примерно с 1927 г. апристское течение превращается из анти­империалистического в специфически националистическое, с анти­коммунистической окраской. Это приводит к разрыву политиче­ского блока Мариатеги и его сторонников с апристами, блока, который проявлялся не столько в вопросах внутренней политики, сколько в международных вопросах. По проблемам внутриполити­ческим у Мариатеги всегда были серьезные разногласия с идеоло­гами апризма, так как последние исходили из концепции студен­ческого авангардизма, а Мариатеги с 1918 г. начинает переходить на позиции рабочего класса и поездка в Европу ускоряет этот переход.

Другой важный пункт расхождений Мариатеги с идеологами апризма заключался в том, что он исходил из концепции необхо­димости союза рабочего класса с крестьянством, индейским в своей массе, тогда как апристские говоруны проявляли своеобразный «метисский шовинизм», обнаруживали недоверие и даже расист­ское презрение к крестьянам-индейцам. Таким образом, Мариа­теги, как интернационалист, все более сталкивался с мелкобур­жуазными националистами по кардинальным внутриполитиче­ским проблемам. К этому добавились (особенно с 1927 г.) крупные разногласия по международным проблемам, прежде всего пробле­мам тактики и содержания борьбы с империализмом. Все это обусловило разрыв единого блока с идеологами апризма, вызван­ный переходом их главных лидеров на антикоммунистические по­зиции. Поэтому не существует никаких оснований для конструи­рования особого «апристского» периода деятельности Мариатеги. В указанные годы он стоял на классовых позициях.

В журнале «Амаута» Мариатеги совершенно прямо и недву­смысленно объяснил в 1930 г. свое отношение к АПРА: «Объективно АПРА не существует. Это был план, проект, попытки отдельных личностей, но до сих пор они никогда не воплощались ни в опре­деленное учение, ни в организацию, тем менее — в партию»[5]. Временный блок Мариатеги с Айя де ла Торре, Л. А. Санчесом и другими во многом напоминает блокирование ленинцев с «ле­гальными марксистами» в борьбе против народников. До тех пор пока этот блок с лидерами АПРА служил делу борьбы с империа­лизмом, Мариатеги поддерживал его, рассматривая его как заро­дыш антиимпериалистического единого фронта со следующей программой: «против империализма янки, за политическое един­ство Латинской Америки ради достижения строя социальной спра­ведливости»[6].

Апристское течение близко стояло к Латиноамериканскому союзу и другим антиимпериалистическим объединениям, входив­шим в то время в созданную по инициативе коммунистов Всеаме­риканскую антиимпериалистическую лигу. Следовательно, Мариа­теги в Перу придерживался тактики, проводившейся международ­ным коммунистическим движением и компартиями Латинской Америки в тот период.

Такой блок позволял получить легальную трибуну для про­паганды марксизма-ленинизма, достижений первой социалисти­ческой страны — СССР, для сплочения передовых рабочих, кре­стьян, интеллигенции сначала на антиимпериалистической, а за­тем и на социалистической основе.

Сам Мариатеги стал на позиции социализма еще до поездки в Европу, а именно в 1918 г., когда в Перу развернулось широкое рабочее движение, поддержанное студентами и представителями прогрессивной интеллигенции. В этом движении участвовали анархисты, синдикалисты, последователи М. Гопсалеса Прады, сторонники бывшего президента Перу Биллингурста и др. Пред­полагалось на этой основе создать рабочую партию. Однако Мариатеги и его единомышленники из журнала «Нуэстра эпока» и газеты «Ла расон» считали тогда преждевременным основывать рабочую партию без определенного направления и справедливо опасались превращения ее в орудие какого-либо буржуазного демагога. В противовес этому они основали Комитет социалисти­ческой пропаганды, тесно связанный с профсоюзами столицы[7].

В своей автобиографии, относящейся к 1926 г., X. К. Мариа­теги прямо сказал, что он решительно взял курс на социализм с 1918 г. и что по возвращении в Перу в 1923 г. он начал свою работу по изучению национальной действительности в соответствии с марксистским методом[8]. Позднее, в 1929 г., Мариатеги отнес именно ко времени поездки в Европу свое знакомство с марксизмом. «Мариатеги столкнулся с национальной пробле­матикой не по возвращении из Европы, как кое-кто думает, — говорилось в докладе перуанских коммунистов Первой конферен­ции коммунистических партий Латинской Америки. — Понятно, что в Европе он занимался специально изучением политики, эко­номики, социологии, философии и т. д. Ко времени этой поездки относится усвоение им марксизма. Но нельзя забывать, что уже в 14—15-летнем возрасте он начал работать как журналист и с тех пор постоянно сталкивался с событиями и фактами перуан­ской жизни, хотя не имел возможности систематизировать и оце­нивать их под этим углом зрения»[9].

Став на позиции борьбы за социализм, Мариатеги, как после­довательный марксист, считал, что руководство этим делом должно принадлежать пролетариату.

«Мы, марксисты, — писал Мариатеги, — не думаем, что пред­приятие, связанное с созданием нового социального строя, высшего по отношению к капиталистическому строю, по плечу безликой массе париев и униженных, предводительствуемых евангельскими проповедниками добра. Революционная энергия социализма пи­тается не состраданием или завистью. Именно в классовой борьбе, где заключены все элементы возвышенного и героического, подни­мающие его, пролетариат должен обрести «мораль создателей», весьма далекую и отличную от «морали рабов», которой тщатся наделить его доброхотные учителя морали, приведенные в ужас его материализмом. Новая цивилизация не может быть воздвигнута скорбным и ущербным миром илотов и отверженных, единствен­ными признаками и отличиями которых являются их нищета и отверженность. Пролетариат вступает в историю политически только как особый общественный класс, когда он открывает свою созидательную миссию, миссию воздвигнуть высший социальный строй из наличных элементов, продуктов усилий человечества, справедливых и несправедливых, моральных и аморальных. Эту способность пролетариат приобрел отнюдь не чудесным обра­зом. Он приобретает ее на прочной основе экономики, производства. Его классовая мораль зависит от энергии и героизма, которые он обнаруживает на этом поприще, и от обширности знаний, которые позволят ему проникнуть в секреты буржуазной экономики и взять ее в свои руки»[10].

Мариатеги последовательно связывал судьбы социализма с раз­витием крупной индустрии «Рост крупной индустрии, возникно­вение больших фабрик и заводов убивает мелкую промышленность и разоряет мелких ремесленников. Но в то же время этот процесс создает материальную возможность перехода к социализму». Именно на крупных предприятиях формируется классовое созна­ние рабочих, и это способствует их организации для борьбы за обобществление средств производства, за уничтожение эксплуа­тации[11].

В ходе классовой борьбы пролетариат приобретает качества, необходимые классу — строителю нового строя, возникновение которого подготовлено всем развитием капиталистического об­щества[12].

Мариатеги вел беспощадную войну с мелкотравчатыми рефор­мистами и ревизионистами, предлагавшими всевозможные рецепты «штопания» отжившего строя. Для социализма необходимо взя­тие политической власти рабочим классом, необходима политиче­ская революция, подчеркивал он. А для осуществления этой революции пролетариат должен осознать свою историческую мис­сию, должен организоваться в партию и выработать свою полити­ческую дисциплину[13].

По возвращении из Европы Мариатеги энергично продолжает работу по подготовке условий для формирования рабочей партии на марксистской основе. В первой же лекции, прочитанной в На­родном университете им. М. Гонсалеса Прады в июне 1923 г., Мариатеги обращается к перуанскому пролетариату с призывом последовать примеру его европейских братьев но классу. В этой лекции Мариатеги показал, что Великая Октябрьская социалисти­ческая революция открыла новую эпоху, эпоху социальной ре­волюции для всего мира, в том числе и для Америки. В то время еще не употреблялся термин «общий кризис капитализма», по­этому Мариатеги употребил его эквивалент — «мировой кризис капиталистической цивилизации», «всеобщий кризис», охватываю­щий экономику, политику и идеологию[14].

«В европейском кризисе решаются судьбы трудящихся всего мира, — говорил он. — Развертывание этого кризиса должно поэтому равным образом интересовать и трудящихся Перу, и трудящихся Дальнего Востока. Главным театром этого кризиса является Европа, но кризис европейских учреждений — это кри­зис институтов западной цивилизации. А Перу, как и остальные страны Америки, движется по орбите этой цивилизации не только потому, что речь идет о политически самостоятельных, но эконо­мически колониальных странах, привязанных к колеснице бри­танского капитализма, североамериканского капитализма или французского капитализма, но и потому, что наша культура — европейская, тип наших институтов — тоже европейский.

Но именно эти демократические институты, которые мы скопи­ровали у Европы, именно эта культура, которую мы также по­заимствовали в Европе, вступили там ныне в период окончатель­ного кризиса, всеобщего кризиса. . . Перу, как и другие амери­канские страны, не стоит вне этого кризиса, а вовлечено в него. Мировой кризис уже нашел свое отражение среди наших народов. Период реакции в Евроне будет также периодом реакции в Аме­рике. Период революции в Европе будет также периодом револю­ции в Америке». Далее Мариатеги рассказал о создании Коммуни­стического Интернационала и объявил себя решительным сторон­ником его революционной линии. Он выступил за размежевание по-, этому признаку и пролетариата Перу[15].

Обращает на себя внимание то, что в этой лекции X. К. Мариа­теги употребляет термин «западная цивилизация» в том же значе­нии, в котором его употреблял в те годы В. И. Ленин[16].

Позднее, в 1926 г., Мариатеги также выступает от имени ра­бочего класса. Он говорит, что еще в 1924 г. создал рабочее изда­тельство «Кларидад»[17], и сожалеет, что в Перу еще нет настоя­щей рабочей организации: «Существуют лишь зачатки такой орга­низации. В Лиме большого успеха достигла организация рабочих в профсоюзы, потому что здесь существует многочисленный инду­стриальный пролетариат. В мелких городах эта организация еще невозможна»[18].

Огромная пропагандистская и издательская деятельность Мариатеги в эти годы в сущности была подчинена одной задаче — подготовке необходимых идейно-политических предпосылок для создания настоящей пролетарской политической партии, комму­нистической не только по своему названию, но прежде всего по своей сущности.

История международного коммунистического движения убеди­тельно показывает, что не стоит большого труда образовать про­пагандистский кружок и дать ему громкое наименование партии, но что только интернационалистическая организация марксистско-ленинского типа, имеющая прочные корни в рабочем движении своей собственной страны, неразрывно связанная с националь­ными общедемократическими традициями, построенная на твер­дом научном фундаменте, может пережить любые репрессии, любые невзгоды и привести революцию к победе. Потому-то Мариатеги и боролся как против скороспелых попыток политиканов или неопытных энтузиастов прокламировать основание компартии в Перу, когда для этого еще не созрели условия, так и против принципиальных противников создания подлинно социалистиче­ской пролетарской организации.

Мариатеги решительно сражался с теми, кто отрицал необхо­димость создания революционной дисциплинированной партии рабочего класса. Он отвергал рецепты апологетов «стихийности» революционного процесса и неустанно убеждал в том, что проле­тариат надо готовить к энергичным революционным действиям еще тогда, когда революция не стоит на повестке дня. На примерах К. Маркса и Ф. Энгельса, В. И. Ленина и большевиков России Мариатеги разъяснял необходимость постоянной и систематиче­ской работы профессиональных революционеров, создания рево­люционной партии.

Мариатеги видел в В. И. Ленине образец величайшего револю­ционера и государственного деятеля[19]. X. К. Мариатеги изучал и цитировал труды В. И. Ленина «Империализм, как высшая ста­дия капитализма»[20], «Материализм и эмпириокритицизм»[21], «Государство и революция», «Диктатура пролетариата и ренегат Каутский», «Детская болезнь „левизны" в коммунизме» и др.[22] В журнале «Амаута» (1929 г., № 22, апрель) была помещена глава из книги В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», в бюллетене «Лабор» — отрывки из философских произведений Г. В. Плеханова. В том же журнале (1929 г., № 24, июнь) были помещены переводы ряда статей К. Маркса о революции в Испании. Мариатеги говорил, что Великая Октябрьская социалистиче­ская революция является вершиной теории и практики марксизма[23]. Он одним из первых обосновал тезис о ленинском этапе в развитии марксизма: «Ленин, несомненно, выступает в нашу эпоху как самый энергичный и творческий защитник марксист­ской мысли, которую он восстанавливает. . . Русская революция, признают ли это или нет реформисты, представляет собой событие, определяющее существо современного социализма. Именно в этом событии, историческое значение которого еще трудно измерить, надо искать новый этап в развитии марксизма»[24].

Уже в письме, отправленном из Рима в августе 1921 г. и опу­бликованном в перуанской газете «Эль тьемпо» 17 ноября того же года, Мариатеги писал, что Великая Октябрьская социалистиче­ская революция представляет собой начало мирового революцион­ного процесса и что рабочий класс Страны Советов является аван­гардом международного пролетариата[25].

Мариатеги сделал все от него зависящее, чтобы революцион­ная партия перуанского пролетариата была основана на прочном фундаменте интернационализма, чтобы в. этом фундаменте не было никаких националистических трещин, никакой антисоветской коррозии.

Сразу по возвращении Мариатеги из Европы газета «Варьедадес» поместила интервью, в котором он прямо заявил, что считает В. И. Ленина человеком, представляющим современный момент, и что он рассматривает его как героя, которому принадлежат его симпатии, «безымянного героя фабрики, шахты, деревни, неназван­ного солдата социальной революции»[26]. Уже тогда прямо и опре­деленно Мариатеги подчеркнул, что судьбы мира определяются борьбой двух систем — капиталистической и социалистической и что «закат Европы», который оплакивали адвокаты капитализма, означал закат «капиталистической цивилизации». «В Европе вместе с судьбами Лондона, Берлина и Парижа решается судьба Нью-Йорка и Буэнос-Айреса. В Европе строится новая цивилиза­ция. На этом этапе человеческой истории Америке принадлежит второстепенная роль»[27].

Мариатеги обратил особое внимание на политику мирного со­существования государств с различным социальным строем[28][29]: «Капиталистический строй вынужден пойти на мирное сосущество­вание с коммунистическим строем. Советы придуманы как закон­ная форма правления. Все говорит за то, что мир идет к социа­лизму. Неопровержимые признаки свидетельствуют о том, что будущее принадлежит революции»[30].

По свидетельству современников, X. К. Мариатеги во время Генуэзской конференции встречался с членами советской делега­ции и многое сделал для разъяснения трудящимся сущности и принципов внешней политики Советского Союза.

В июле 1926 г., отвечая на вопрос репортера газеты «Мундиаль», какое революционное классовое движение имеет наиболь­шее: влияние, X. К. Мариатеги лаконично и недвусмысленно заявляет: «Без сомнения, русская революция»[31]. И здесь же ссыла­ется на слова аргентинского левого социалиста Мануэля Угарте, с которым он переписывался, что, если бы события поставили его перед выбором, он решительно выбрал бы Москву[32].

Репрессии правительства в 1926 г. против журнала «Амаута» и его сотрудников, инспирированные посольством США, которое выразило свое неудовольствие антиимпериалистической позицией журнала, антикоммунистическая истерия сделали невозможным легальное основание революционной политической партии про­летариата в Перу. Буржуазные антиимпериалисты, следовавшие за В. Р. Айя де ла Торре, испугались нажима империализма и постарались отмежеваться от коммунистов, поспешили заявить о своем нейтралитете в случае агрессии империализма против СССР и занялись поисками своего «третьего пути», придавая этим по­искам откровенно антикоммунистический смысл. Они попытались основать в Перу тайную националистическую партию, которая, по их замыслам, должна была подчинить себе профсоюзы и стать на путь вооруженных заговоров, авантюр.

Как международная обстановка, так и внутриполитическое положение в Перу поставили на повестку дня размежевание с на­ционалистическими путчистами, потребовали от пролетарских революционеров защиты своей идейно-политической самостоятель­ности. Начавшийся подъем рабочего и общедемократического движения, бурные антиимпериалистические стачки, стихийные выступления общинников против латифундистов, нарастание не­довольства в армии и флоте проимпериалистическим курсом пра­вительства — все это создавало необходимые предпосылки для основания партии рабочего класса.

Предстояло еще учесть все национально-специфические черты в подходе к решению этой задачи, предстояло открыть националь­ные особенности проявления общих закономерностей. В аграрной стране, где пролетариат был еще очень немногочислен и распылен по мелким предприятиям, где сохранился крупный общинный уклад, задавленный тисками латифундизма, в стране, экономи­чески зависимой от империализма, пути строительства рабочей партии и многие характерные черты самой партии не могли быть теми же, что и в развитых индустриальных странах. И характеристи­ка партии, и ее социальный состав, и — на первых порах — ее назва­ние, и даже пути подхода к ее строительству — все требовало со­размерного, строго взвешенного учета национально-специфиче­ских моментов, по-особенному преломлявших универсальные принципы партийного строительства.

Задача состояла в том, чтобы сформировать и сплотить вокруг определенной программы и политической линии ядро едино­мышленников, настоящих марксистов-ленинцев. Речь шла не о группе пропагандистов книжного марксизма и не о кучке за­говорщиков, обожествляющих очередного каудильо, а именно о ядре политических борцов-интернационалистов, сознательно ставших па позиции революционного пролетариата, объединенных общими взглядами на теорию и практику революционного процесса в своей стране. Только такое ядро могло в свою очередь повести за собой активистов профсоюзного движения, лучших крестьян­ских вожаков, передовую интеллигенцию, гражданскую и воен­ную. В строительстве революционной партии имеются свои спе­цифические закономерности, необходимые этапы, и Мариатеги прекрасно понимал это.

Серия его статей, опубликованных в газете «Мундиаль» под рубрикой «Перуанизируем Перу», и его капитальный труд «Семь очерков истолкования перуанской действительности» сыграли в формировании партии перуанских коммунистов не меньшую роль, чем лекции в народном университете и работы, посвященные историческому опыту международного революционного движения. Без исследования перуанской действительности с марксистско-ленинских позиций невозможно было доказать перуанскому про­летариату универсальность марксизма, обосновать цель борьбы, средства, методы и пути к ней.

Мариатеги проницательно заметил, что все современные поли­тические программы стремятся опереться на науку, но только марксистская теория и политика неизменно опираются на научное основание[33].

От лекции «Проявления мирового кризиса в Америке» (с пунк­том «Положение в Перу»), которую Мариатеги намеревался про­читать в Народном университете[34], через статьи и «Семь очерков» четко прослеживается путь к «Программным началам социалисти­ческой партии» и документам, представленным Первой конферен­ции коммунистических партий Латинской Америки.

Анализируя положение Латинской Америки и прежде всего Перу в современном мире, Мариатеги опирался на ленинское уче­ние об империализме и социалистической революции. В то же время Мариатеги творчески учел опыт теоретической и практической работы предшественников коммунистического движения в Латин­ской Америке — социалистов, революционных синдикалистов и анархистов и других антиимпериалистов, таких, как аргентинцы Эстебан Эчеверриа, Доминго Фаустино Сармьенто, Хосе Инхеньерос, Хуан Баутиста Хусто, Альфредо Паласиос, парагваец Ра­фаэль Баррет, чилиец Хоакин Эдварде Бельо, уругваец Энрике Родо, мексиканец Хосе Васконселос, доминиканец Педро Энрикес Уренья, кубинец Хосе Марти, никарагуанец Рубен Дарио.

С большим уважением отзывался Мариатеги о теоретической работе и практической революционной деятельности латиноамери­канских коммунистов — его современников, в том числе арген­тинца А. Понсе, кубинцев X. А. Мелья и Т. Модотти, венесуэльца Г. Мачадо, мексиканцев Р. Рамоса Педруэсы, Д. Риверы и многих других. Б журнале «Амаута» и бюллетене «Лабор» неоднократно публиковались документы Коммунистического Интернационала, Красного интернационала профсоюзов, МОПР и их латиноамери­канских учреждений. Мариатеги внимательно изучил опыт ре­волюции 1910—1917 гг. в Мексике, героическое сопротивление агрессии империалистов США со стороны народов Кубы, Пуэрто-Рико, Гаити, Доминиканской Республики, Никарагуа.

Творческий подход к проблеме революционного наследия, самостоятельная, опирающаяся на марксистско-ленинскую теорию разработка проблем истории и культуры стран Латинской Аме­рики, прежде всего Перу, а также вопросов программы, политической линии и тактики революционных сил, проблем партийного строительства — все это вызывает нарастающий во всем мире интерес к изучению произведений Мариатеги. Он первым среди марксистов-ленинцев сознательно поставил задачу научно выяс­нить специфику каждой из стран Латинской Америки и на этой основе разработать специфические подходы к решению интерна­циональной проблемы. Выполнение этой задачи применительно к условиям Перу доказывает действенность марксизма-ленинизма, делает его острейшим оружием в борьбе за ликвидацию империа­листического гнета и за революционное преобразование общества. Так «европеист» Мариатеги открыл перуанцам глаза на истинный смысл и особенности исторического и культурного процесса Перу на фоне всемирной истории, в то время как его националистиче­ские оппоненты довольствовались эпигонским повторением «мод­ных» псевдофилософских концепций, тщетно втискивали в их прокрустово ложе бурную действительность Латинской Америки.

Мариатеги первым в Латинской Америке попытался рассмо­треть ее исторический и культурный процесс с точки зрения по­следовательной смены общественно-экономических формаций.

Генеральный секретарь ЦК Перуанской коммунистической партии Хорхе дель Прадо показал, что «Семь очерков» Мариатеги представляют собой первый серьезный и творческий опыт марк­систско-ленинского анализа Латинской Америки[35]. Известный чилийский исследователь-коммунист Й. Моретик справедливо от­метил принципиальное значение «Семи очерков» не только для Латинской Америки, но и для анализа всемирного исторического процесса[36].

Периодизация литературного процесса в Перу, предложенная Мариатеги в «Семи очерках», служит отправным пунктом для изу­чения истории литературы в других испано-американских стра­нах[37].

Основные выводы, к которым Мариатеги пришел в середине 20-х годов, намного опередили современные ему представления исторической науки в Перу. Вспомним, что в те годы такой подход был документально подтвержден преимущественно на материале Западной Европы. Конкретный анализ истории Перу, предпри­нятый Мариатеги, подтвердил его действенность и для Латин­ской Америки (через 20 лет У. 3. Фостер, следуя тем же путем, показал его верность для всего Западного полушария).

Совершенно очевидно, что Мариатеги не мог дать всесторонней и полной картины исторического процесса — это задача для мно­гих поколений ученых. Но ему удалось, отправляясь от общих положений марксистско-ленинской теории, наметить в основных чертах пути и методы исследования весьма специфической дей­ствительности. Плодотворность этого направления в исследова­ниях Мариатеги все более явственно обнаруживается в наши дни.

Мариатеги первым нарисовал картину интегрального истори­ческого процесса Перу, выступив как против «черной», так и против «розовой» легенд, отрицавших преемственность в историческом развитии страны. Он первым в Латинской Америке взялся за «национализацию» истории своей страны и через журнал «Амаута», оказавший большое влияние на духовную жизнь испаноязычного мира, положил начало аналогичным предприятиям в других латиноамериканских странах. Не случайно сразу же после Мариа­теги в Венесуэле выступает М. Брисеньо Ирагорри с тезисом о «единстве исторического процесса», об «интегральной истории Венесуэлы» против искусственного раздробления ее на не связан­ные между собой, разделенные «провалами» эпохи[38]. До появле­ния «Семи очерков» в исторической литературе преобладала тен­денция рассматривать латиноамериканские страны не как субъекты, а как объекты всемирно-исторического процесса. Доколумбова Америка рассматривалась как сплошное господство первобытности, затем следовал первый «провал» — завоевание Америки. В колониальный период история Латинской Америки сводилась к истории колониальной деятельности Испании и Порту­галии. Войны за независимость изображались то как следствие наполеоновского вторжения в Испанию, то как преждевременная авантюра «образованных классов», предпринятая по французскому или североамериканскому образцу. Далее следовал еще одни «провал» — междоусобные войны республиканской эпохи и «новое завоевание» Латинской Америки империалистами Англии и США.

Все социальные и культурные процессы Латинской Америки преподносились как тусклое отражение аналогичных процессов во Франции, Испании или США (в зависимости от «симпатий» или ориентации автора). Основные споры при этом сводились к бес­плодным шумным баталиям между сторонниками «розовой» ле­генды, рисовавшими колониальное прошлое сусальными красками и вздыхавшими об «утраченном рае», и поборниками «черной «ле­генды», вычеркивавшими напрочь всю колониальную историю как абсолютное зло.

Справедливости ради надо сказать, что либеральная школа XIX в. представляла для своего времени большой шаг вперед в исследовании Латинской Америки и во многом содействовала укреплению национального суверенитета молодых государств, но в начале XX в. она уже изжила себя, и, воспользовавшись этим, консерваторы перешли в шумное наступление, прикрываясь щитом «ревизии истории» с позиций латифундистов и других от­лаивающих классов и социальных сил.

В этой ситуации поиск, предпринятый Мариатеги, выводил историческую науку Латинской Америки из националистических дебрей «исторического ревизионизма», который искусственно обосабливал историю этих стран, и вновь, но уже на повой, более высокой ступени, на равноправной основе вводил ее во всемирно-исторический процесс. Тем самым Мариатеги снимал с нее налет периферийности и, прослеживая действие общесоциологических и формационных закономерностей, обогащал их понимание. «Перу — фрагмент мира, который движется по общей траекто­рии»[39], — утверждал он.

В соответствии с принципами исторического материализма Мариатеги проследил историю развития производительных сил, взаимосвязь между ними и производственными отношениями, по­следовательную смену способов производства, историю классовой борьбы в Перу. При этом Мариатеги все время отмечал, что со времени завоевания и колонизации Америки ее экономика носила колониальный характер, что она обслуживала потребности миро­вого рынка. Следовательно, изучение социально-экономической истории Перу невозможно без исследования связей между коло­нией, метрополией и центрами мирового промышленного произ­водства и торговли.

Но в соответствии с концепцией интегрального исторического процесса Мариатеги прежде всего обратился к выяснению роли доколумбова периода и особенно — социального строя инкского государства Тауантинсуйю.

«Перу, — писал Мариатеги, — формирующаяся националь­ность. Ее строят на нетронутых индейских слоях и наносах за­падной цивилизации»[40]. Тем самым он отмежевывался от консер­вативных традиций националистической школы, начинавших историю Перу с конкисты и сводивших доколониальное прошлое к мертвым декорациям.

«Национальная традиция расширилась с включением в нее инкской эпохи, но это включение в свою очередь не устраняет другие факторы или ценности, которые окончательно и прочно вошли в облик и существование нашей нации. В результате завое­вания страны Испанией ее язык и ее религия наложили несмывае­мый отпечаток на историю Перу. . . Позднее с революцией неза­висимости республика также навсегда вошла в нашу традицию»[41]. Мариатеги не был знаком с оценками инкского общества К. Марксом (Соч., т. 46, ч. I, стр. 464, 479). Тем более интересно совпадение многих оценок инкского строя, особенно роли простой кооперации, места каст и деспотической надстройки. Зачастую в марксистской исторической литературе по истории Перу встре­чаются упреки в адрес Мариатеги в идеализации общественного строя инкского государства.

В самом деле, разве Мариатеги но писал о том, что «народ инков» создал «самую развитую и гармоничную коммунистическую систему»?[42]

Но, цитируя эту фразу и на этом основании упрекая Мариатеги в «народничестве», забывают, что он имел в виду не характер госу­дарства Тауантинсуйю, а общинный уклад, сохранившийся со времен первобытнообщинного строя. Сам Мариатеги недвусмыс­ленно пишет: «Айлью (община) была ячейкой «империи». Инки добились объединения, создали «империю», но не они создали эту ячейку. Поэтому юридическое государство, созданное инками, воспроизводило, бесспорно, естественный порядок вещей, суще­ствовавший еще раньше»[43]. Иначе говоря, Мариатеги подчеркивал переходный характер инкского общества — от первобытнообщин­ного к классовому. Он прямо характеризовал инкское государство как деспотическое и теократическое, где «человек был рабом природы»[44]. В отличие от апологетов этого государства, которые предлагали утопические рецепты его искусственного восстановле­ния, Мариатеги считал такие рецепты бессмысленной и исторически реакционной затеей.

Выступление Мариатеги в защиту аграрных общин от хищни­ческой политики местных латифундистов и иностранных монопо­лий было весомым вкладом в общедемократическую борьбу. Известный исследователь жизни и творчества Мариатеги историк ГДР академик М. Коссок пишет по этому поводу: «Это не означает отступления к народничеству и анахронической идеализации доколумбова общественного строя. Напротив, тем самым Мариа­теги показал настоящий пример изучения социальных отношений в Перу с позиций творческого марксизма-ленинизма»[45].

Свое коммунистическое мировоззрение Мариатеги связывал не с «аграрной цивилизацией инков», а с современной индустри­альной цивилизацией. Именно поэтому он и заслужил от своих националистических противников презрительную кличку «евро­пеист». За четыре века, прошедшие со времени завоевания, сло­жилась новая действительность, пишет Мариатеги, и было бы слишком романтично просто игнорировать ее[46][47][48].

Мариатеги связывал конкисту и колонизацию Америки с по­требностями формирующегося мирового рынка, считая их важней­шим моментом первоначального накопления. В то же время ему удалось вскрыть полуфеодальную природу испанской колонизации[49]. Так Перу включилось в уже разлагающуюся феодальную формацию, причем колонизаторы вынуждены были использовать в интересах испанской монархии и католической церкви общин­ный уклад, стараясь приспособить его к потребностям складываю­щегося мирового рынка. «Нетрудно найти объяснение тому факту, что Испания не сумела создать в Перу экономический строй чисто феодального типа. . . Ненасытная жажда драгоценных металлов — это было вполне логичным в эпоху, когда столь отдаленные земли не могли дать Европе что-либо другое, — привела к тому, что испанцы почти исключительно стали заниматься горнодобывающей промышленностью. Поэтому они были заинтересованы превратить в горняков народ, который при инках с самых давних времен оставался исключительно народом земледельческим. Так воз­никла необходимость в превращении индейца в раба»[50].

Ввоз негров-рабов для хлопковых и сахарных плантаций по­бережья укрепил рабовладельческий уклад («плантационное рабство»), включенный в разлагающуюся феодальную формацию. Такие черты колониального строя, как связь с мировым рынком, эксплуатация сельских общин феодальным государством и поме­щиком, обслуживавшими потребности этого рынка, крепостни­чество, отмеченное близкими к рабству чертами, сближали социально-экономический аграрный строй колониального Перу со строем восточноевропейских стран — остэльбекой Пруссии, Ав­стрийской монархии и царской России.

Мариатеги проницательно подметил известные черты сходства в исторической эволюции Перу и царской России. «Аналогичным образом сохранялись со времен феодализма и общины России, страны, сравнительная параллель с которой особенно интересна в силу того факта, что нашим аграрным и полуфеодальным стра­нам ее историческое развитие значительно ближе, чем, скажем, развитие капиталистических стран Запада» ⁵¹.

Так, в колониях Испании, как и на Востоке Европы в рамках разлагающейся феодальной формации, функционировало много­укладное общество, весьма отличное, впрочем, от специфической многоукладности колониального общества в Азии и Африке. На примере Перу Мариатеги выделил несколько различных укла­дов колониального периода. В горнодобывающей промышленности, служившей основой колониальной экономики применялся при­нудительный труд общинников-индейцев. Драгоценные металлы присваивались испанской короной, которая отдавала рудники на откуп. Впрочем, в конечном счете эти богатства сначала ока­зывались в руках европейских банкирских домов, а затем перека­чивались через различные каналы (в том числе пиратство, контра­бандную торговлю) в Англию, ставшую «мастерской мира». Сами общины нагорья, подчинявшиеся колониальным чиновникам, вели полунатуральное хозяйство. В них была сосредоточена основная масса населения. На побережье общины были в основном вытеснены полуфеодальными латифундиями, основанными пре­имущественно на рабском труде и работавшими на мировой ры­нок. Потребности зарождающегося внутреннего рынка удовлетво­рялись мануфактурной и ремесленной промышленностью, при­менявшими вольнонаемный труд в сочетании с принудительным трудом рабов и общинников.

Мариатеги принадлежит заслуга аргументированного обоснова­ния тезиса о революционном характере войны за независимость, ныне прочно утвердившегося в марксистской литературе по исто­рии Латинской Америки[51]. Война за независимость в Латинской Америке представляла собой национальную революцию, открыв­шую перед этими странами перспективу развития по капитали­стическому пути. Мариатеги вскрыл буржуазную сущность нацио­нальной революции, хотя движущими силами ее были народные массы, а во главе зачастую оказывались военачальники — вы­ходцы из дворян и разночинцев. Так же как в Южной ж Восточной Европе, в Латинской Америке национальная революция XIX в. не означала завершения буржуазно-демократических преобразова­ний; развитие этих стран по капиталистическому пути было свя­зано с медленным наполнением капиталистическим содержанием крупного помещичьего землевладения. Поэтому представители последнего сумели сосредоточить политическую власть в своих руках. Мариатеги отметил, что к началу 30-х годов XIX в. лати­фундисты сумели в основном вернуть себе политическую власть в Перу и похоронить республиканско-демократические декреты времен войны за независимость, уравнивавшие в правах индейцев с креолами. В республиканский период сохраняется многоуклад­ная экономика, но соотношение между разными укладами посте­пенно меняется.

Второй этап буржуазных преобразований в Перу Мариатеги связывал с превращением селитры и гуано в основную экспорт­ную отрасль экономики вплоть до Тихоокеанской войны. Ограбле­ние Перу иностранными империалистами (английскими и северо­американскими) в итоге этой войны и новая феодализация, отдав­шая страну во власть помещичьих клик, превратили ее в аграрное государство, зависевшее от экспорта хлопка и сахара. «Крупные экспортно-импортные фирмы контролируют экономику Перу и господствуют над ней. Они явно заинтересованы в эксплуатации страны как источника сырья и, напротив, совсем не заинтересованы в создании здесь обрабатывающей промышленности»[52].

Говоря о колониальном характере экономики Перу и о ее много­укладности, порождающей дуализм и регионализм, Мариатеги в то же время высоко оценивал значение завоевания страной в на­чале XIX в. своей собственной государственности. В этом состояло помимо ранее отмеченных черт отличие формы зависимости Перу от форм зависимости колониальных и полуколониальных стран Азии и Африки. Колониальная система распалась в Америке (за исключением ряда стран Карибского бассейна) на 100 с лишним лет раньше, чем в Азии и Африке. Поэтому характер многоуклад­ности в государствах Латинской Америки существенно отличается от ситуации в Азии и Африке, так как связь с мировым рынком реализовывалась через рынок национальный (другой вопрос — узость, недостаточная развитость последнего из-за сохранения полуфеодальных остатков, господства латифундизма и энтрегистской политики местной олигархии по отношению к иностранному империализму).

Еще в 1923 г. Мариатеги говорил: «Политически независимая страна может оставаться экономически колониальной. Наши южноамериканские страны, например, политически независимы, но экономически колониальны. Наши помещики, наши владельцы рудников — вассалы, данники европейских капиталистических трестов. Наш хлопковый магнат, например, на самом деле всего лишь холоп крупных английских или североамериканских про­мышленников, которые властвуют над хлопковым рынком»[53]. Тезис о вассальной форме зависимости страны от иностранного империализма впоследствии (применительно ко многим латино­американским странам) был поддержан и развит VII конгрессом Коммунистического Интернационала. Выяснение этого вопроса помогало выработать правильную тактику борьбы против ино­странного империализма, тактику, связанную с отстранением местной олигархии от политической власти.

Разработка Мариатеги программных установок и революцион­ной политической линии позволила основать в 1928 г. коммуни­стическую партию. Пока сохранялась верность этому курсу, партия с успехом отбивала атаки апристских лидеров. Только субъективистская ревизия этой линии и сектантский ликвидатор­ский уклон, навязанные партии после смерти Мариатеги, позво­лили апристским главарям пробиться к массам и заполучить себе более или менее широкую социальную базу в стране. Преодоление этого уклона, восстановление интернационалистских марксистско-ленинских традиций, завещанных Мариатеги, помогают перуан­ским коммунистам вновь обрести свои позиции в рабочем классе, трудовом крестьянстве и передовой интеллигенции страны и внести действенный вклад в развертывающийся все шире и глубже антиимпериалистический и антиолигархический революционный процесс в Перу.

---

Примечания:

[1] С. G. Urrutia. Mariategui, marxista de contorno universal. «El Siglo» (Santiago de Chile), 23.VI 1971.

 

[2] F. Posada. Los origenes del pensamiento marxista en Latinoamerica. Habana, 1968, p. 26,

188

 

[3] F. Posada. Op. cit., p. 18.

 

[4] См.: С. Jimenez. La ideologia del apriamo. Del oportunismo a la traicion. LaHabana, 1963, p. 11.

 

[5] J. С. Mariategui. Obras completes, vol. 13, p. 211. Полное собрание сочинений Мариатеги выходило в Лиме несколькими изданиями в 1959—1970 гг.

 

[6] Ibid., р. 102, 244.

 

[7] Ibid., p. 99.

 

[8] См.: X. К. Мариатеги. Семь очерков истолкования перуанской дейст­вительности. М., 1963, стр. 15, 21.

 

[9] J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 13, p. 16.

 

[10] Ibid., vol. 5, p. 60—61.

 

[11] См.; J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 8, p. 157 — 158

 

[12] См.: J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 5, p. 57.

 

[13] Ibid., p. 73.

 

[14] См.: J. C. Mariategui. Op. cit., vol. 8, p. 23—24.

 

[15] J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 8, p. 16—17, 21.

 

[16] В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 44, стр. 282.

 

[17] Когда в 1923 г. Мариатеги возглавил редакцию журнала «Кларидад», он превратил его в орган Рабочей федерации Лимы, решительно покончив с преобладавшим до того студенческим авангардизмом.

 

[18] J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 4, p. 160.

 

[19] См.: J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 5, p. 98, 104.

 

[20] Ibid., p. 31-33, 138-139.

 

[21] Ibid., p. 39.

 

[22] См.: J С. Mariategui. Op. cit., vol. 8, p. 169.

 

[23] См.: J С. Mariategui. Op. cit., vol. 5, p. 25.

 

[24] Ibid., p. 17-18.

 

[25] См.: J. С. Mariategui. Op. cit, vol. 15, p. 165

 

[26] J. С. Mariategui. Op. clt», vol. 4, p. 141.

 

[27] Ibid., p. 142.

 

[28] Ibid., p. 65.

 

[29] Ibid., p. 65.

 

[30] X. К. Мариатеги. Семь очерков. . ., стр. 22.

 

[31] J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 4, p. 158.

 

[32] Ibid., p. 157.

 

[33] См.: J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 5, p. 41.

 

[34] См.: J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 8, p. 13.

 

[35] См.: «Vigencia de J. С. Mariategui». Lima, 1972, p. 23.

 

[36] См.: Y. Moretic. Jose Carlos Mariategui. Su vida eideario. Su concopcion del realismo. Santiago de Chile, 1970.

 

[37] См.: Э. П. Агости. Литература как выражение национального самосозна­ния. «Проблемы идеологии и национальной культуры стран Латинской Америки». М., 1967, стр. 255—256.

 

[38] См.: М. В. Iragorn. Tradition, nacionalidad у americanidad. Santiago do Chile, 1955, p. 58—61.

 

[39] J. С. Marialegui. Op. cit., vol. 11, p. 27.

 

[40] Ibid., p. 26.

 

[41] Ibid., p. 122.

 

[42] X. Я. Мариатеги. Семь очерков. . , стр. 80.

 

[43] Там же, стр. 119.

 

[44] Там же, стр. 117.

 

[45] М. Kossok. J. С. Mariategui у su aporte al desarrollo de las ideas marxistas en el Peru. «Mariategui. Tres estudios». Lima, 1971, p. 143.

 

[46] См.: J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 11, p. 66.

 

[47] См.: J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 11, p. 66.

 

[48] См.: J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 11, p. 66.

 

[49] См.: J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 2, p. 31.

 

[50] X. К. Мариатеги. Семь очерков. . ., стр. 95—96.

 

[51] См.: У. 3. Фостер. Очерк политической истории Америки. М., 1961; «Воина за независимость Латинской Америки». М., 1967; М. Kossok. Im Schatten den Heiligen Allianz. Berlin, 1965.

 

[52] См.: J. С. Mariategui. Op. cit., vol. 11, p. 93, 102.

 

[53] J С. Mariategui. Op. cit., vol. 8, p. 130.