Остров Солнца

Наше пребывание на островах подходило к концу, когда мы решили посетить также остров Солнца (Исла дель Соль, он же остров Титикака), который расположен уже на так называемом Боль­шом озере (северная часть озе­ра Титикака). Я хотел увидеть это знаменитое место, посе­щаемое археологами всего мира, чтобы сравнить его с ост­ровами Малого озера, где я до сих пор работал. И, таким об­разом, в одно воскресное утро, еще в глубокой тьме, мы всту­пили на парусную лодку, чтобы покинуть Сурики и перепра­виться в Тикину.

Я кутался в пончо, посколь­ку к утру на озере всегда осо­бенно зябко. Борт судна был покрыт белым инеем, и от па­лубы веяло холодом. Спокой­ный ветерок помог нам вы­плыть из залива и погнал к Тикине. После того как рассвело, ветер усилился. Мы прошли вдоль всего Сурики, попривет­ствовали вершину Селенкойи и приютившиеся под ней на бере­гу озера асьенды Пако и Супикачи. Затем на востоке над за­снеженным гребнем гор пока­залось солнце, и сразу про­мерзший озерный мир стал веселее. Иней на борту судна исчез, и согревающие лучи по­могли быстро забыть утренний холод. Приходится ли удивлять­ся высокогорным индейцам, почитавшим солнце как бога.

Солнце после морозной ночи в высоких горах — это настоя­щий освободитель и благодетель всего живого. Под его луча­ми восстанавливает утром силы вся природа, солнце дает уро­жай, тепло и свет.

С левой стороны виден остров Такири. От него также плы­вет маленький белый треугольный парус — в Тикину на вос­кресный рынок. Все было хорошо, но ветер вдруг рассердил­ся и почти стих. И, таким образом, мы торчали посреди озера и ждали, пока он соблаговолит задуть. Поскольку стихии зло­вредны, ветер примчался в момент, когда мы вытащили уже пару длинных весел и решили грести. И вот, когда индейцы наконец тронули судно с места, озеро вокруг нас покрылось рябью, парус наполнился ветром и снасти заскрипели. Ветер постепенно усиливался, так что весла мы могли убрать. Под носом слабо забурлило, затем больше и сильнее, давление на руль усилилось, и мы помчались по водной глади, как птица. Ветер свистел в снастях, остров Такири быстро отодвигался назад, и теснина, делящая Малое и Большое озера, прибли­жалась.

Это сравнительно узкие скалистые ворота шириной едва 800 метров, по обеим сторонам окаймленные высокими хол­мами. Здесь все время оживленно, в обоих направлениях проплывают суда, от одного берега к другому постоянно кур­сируют парусные лодки, перевозящие людей, и угловатые суда с большими прямоугольными парусами, на которых транспор­тируют автомобили, камионы (Грузовые автомашины, приспособленные и для перевозки людей. Прим.ред.) и автобусы. Сюда также ведет важное шоссе, соединяющее Ла-Пас и вообще Боливию с со­седним Перу, на этом шоссе лежит известное место, посещае­мое многими паломниками,— Копакабана, на нее перуанцы претендуют уже давно. Тесниной проплывают и два более крупных парохода, которые регулярно курсируют между Боли­вией и Перу, оба старенькие, достойный уважения «Инка» и более молодой «Оллантай». Они были доставлены сюда по частям и здесь на озере собраны.

Сама Тикина состоит из двух селений, Сан-Педро и Сан-Пабло, первое из них расположено по одну сторону пролива, второе — по другую. Селение на западной стороне более круп­ное, даже с церковью, школой и сравнительно хорошим оте­лем. Там мы и пристали. Попрощались с друзьями с острова — те отправились со своим товаром на рынок у церкви. Мы же высадились на шоссе и стали ждать какой-нибудь машины, Остановили первый камион, который появился от переправы. Его кузов из толстых досок, обычно называемый галлинеро, то есть курятник, был полон индейцев и чоло, так что перспек­тивы были не слишком хорошими, однако владелец реши­тельно заявил, что возьмет нас, что мы поместимся, и таким образом мы взобрались по доскам наверх и действительно поместились, Одна моя нога была притиснута к какому-то жесткому мешку, другая заклинена между тюками, на первую мне еще встал босой ногой индеец в рыжем пончо. Тело рас­качивалось в такт рывкам машины, которую водитель гнал вверх по узкому шоссе как сумасшедший.

Ситуация, однако, медленно улучшалась по мере того, как шофер после пронзительного свиста — сигналов своего по­мощника, находившегося в кузове, останавливался, и индейцы и чоло выходили со своими объемистыми узлами, ящиками, мешками. В основном это были мелкие торговцы, которые ездили в Ла-Пас за покупками и теперь возвращались в дере­веньки на полуострове. Помощник выставлял напоказ свои нер­вы и мускулы, лазил как обезьяна, несмотря на сумасшед­шую езду, по качающемуся кузову и притом постоянно забав­лялся: то ущипнет молодую чоло за рыхлый бок, то снимет у старого папаши шляпу и делает вид, будто хочет ее забросить. Папаша сердится, а помощник доволен. Одной рукой он дер­жался за жутко бросаемый из стороны в сторону кузов, в дру­гой у него была сигарета; стоя одной ногой на узеньком краю кузова, другой он через отверстие между досками толкал толстую спящую чоло в шляпке, заботливо привязанной вере­вочкой под подбородком.

Так мы мчались по холмам полуострова, пока дорога не начала вдруг спускаться вниз. Пролетели между двумя хол­мами, и перед нами открылся чарующий вид на долину, спа­дающую к озеру, плодородную и зеленую, с массой деревьев и кустарников; на дне ее распростерлось светлое селение с пышными куполами большого храма. За селением поднимался выразительный силуэт остроконечного крутого холма с часо­венками на вершине. То была наша сегодняшняя цель — Копакабана,

Владелец машины перед самым селением остановился и предусмотрительно собрал плату за проезд, руководствуясь, видимо, принципом: то, что можешь сделать спокойно сейчас, не сумеешь в сутолоке городка. Затем мы уже окончательно остановились на площади, и, когда на землю посыпались ящики, индейцы и мешки, нам удалось сгрузить свой багаж и осно­вательно помятые тела на тротуар. Оттуда мы направились в квартирное бюро Патриа, поскольку для местных отелей мой карман оказался слишком тощим. Когда мы смыли пыль, то пустились на поиски какой-либо переправы на остров Солнца, который находился почти в тридцати километрах отсюда.

Посетили особу с роскошным титулом «офисиал майор», и эта особа благодаря подписям высоких лиц на моем препро­водительном листе решила, что у нас денег куры не клюют. Если, например, хотим моторную лодку, то это будет стоить в одну сторону каких-нибудь 300 тысяч боливиано, и это, мол, вполне комфортабельно. Я деликатно объяснил ему разницу в денежных ресурсах между богатым туристом и научным работником, и тогда он заявил, что обеспечит нам парусную лодку за гораздо меньшую плату. Пока, мол, можем наслаж­даться местными красотами, а после полудня, в четыре часа, уже будет известно, что и как.

Копакабана, кроме всего прочего, интересна и тем, что через нее перевозят множество контрабандных товаров — по суше, в автобусах и грузовых камионах. Контрабандные това­ры — это главным образом водка «писко» и сладости. Самая большая проблема для контрабандиста — провезти товар че­рез два места, где есть таможенный контроль. Одно из них — пролив Тикина, другое — таможня перед самым Ла-Пасом в Эль-Альто. Чтобы счастливо преодолеть эти два препятствия, контрабандисты пускаются на самые различные уловки и для пущей уверенности еще в Копакабане зажигают в храме пе­ред Мадонной по крайней мере маленькую свечку.

***

С одним моим другом произошел следующий случай. Он ехал камионом из Копакабаны в Ла-Пас. Его багаж составляла холщовая сумка, которую он положил на специальную огоро­женную площадку для вещей над крышей камиона. В Тикине все пассажиры должны сойти с машины и перейти на парусник, перевозящий людей. Камион затем въезжает на специальное судно для перевозки машин и таким способом переправляет­ся на другую сторону. В машине во время переправы может остаться только шофер.

На другой стороне таможенники основательно осмотрели багаж едущих — все эти разные узлы, мешки и тюки, которые возят с собой индейцы. В сумку моего друга не заглядывали, удовлетворились его бумагами, поскольку он был иностран­цем. Перед Ла-Пасом друг хотел взять что-то из своего бага­жа, открыл сумку — и нащупал внутри две бутылки. «Писко», разумеется. Спросил, чье это, но никто не откликнулся. Тогда он сказал: «Это не мое, и я не хочу иметь неприятностей с таможенниками. Передам их в Эль-Альто в таможню».

И тотчас хозяин нашелся. Толстоватая чоло, одетая во мно­жество юбок, с котелком на голове. Это ее, она туда положи­ла, чтобы бутылки не заметили таможенники, везет их для за­работка, она бедная; затем начались причитания о том, как будет плохо, если бутылки передадут в таможню. «Так вы их возьмите»,— сказал друг. Сетования начались снова. Ведь их непременно конфискуют, ей некуда спрятать, и еще придется платить штраф. И у него, мол, нет сердца, раз он не может оставить эти бутылки в своем багаже, ведь его не станут осмат­ривать, и таким образом все будет в порядке.

Чоло уже переходила постепенно на злобный тон, и не было никакого намека, что она хотела бы попросить об услуге. Таможня приближалась, и друг, стремясь избегнуть водопада слов, положил снова бутылки в свой саквояж. Все пассажиры камиона держались во время этой сцены серьезно, никто даже не усмехнулся. После таможенного досмотра чоло попросила вернуть свои бутылки, а поблагодарить и не подумала.

После полудня мы зашли снова к тому сановнику. Он, од­нако, ничего не знал, на другой день тоже ничего, и, таким образом, мы спокойно осмотрели городок, взобрались по кру­тизне к кальварии и полюбовались видом, открывавшимся от­туда, посетили «суд Инки», где сиденья вытесаны прямо в двух скалах, и располагали еще временем для того, чтобы взо­браться на противоположную скалу, где находится другая древняя достопримечательность, называемая «эшафот Инки»,— вытесанный из камня блок, положенный через два высоких скалистых утеса.

Когда же мы снова пришли к упомянутому деятелю, у него не было времени, поскольку за полчаса до этого прибыл авто­бус, следующий из Перу в Ла-Пас, и он как исправный пред­ставитель города сидел с проезжающими в пивной напротив ратуши. Мы терпеливо ждали в парке на лавочке, и это была ошибка. «Офисиал майор» поднапился, и, когда автобус, нако­нец, отъехал, говорить с ним было уже бесполезно. Мы опе­чалились и решили действовать на свой риск. Вероятно, это нужно было делать уже давно, так как в течение двадцати ми­нут мы нашли на пристани индейца, которого звали Ч'оке, то есть по-аймарски господин Картофелина, у него была ма­ленькая лодка, и он согласился доставить нас обоих за 10 000 боливиано на остров. А когда? Сейчас, через полчаса едем.

Во всю прыть на квартиру, собрать вещи и галопом обратно к озеру. Картофелина осторожно посадил нас в суденышко длиной примерно три и шириной один метр, затем влез туда сам, взялся за весла, и мы отчалили. Подобный гребец был бы украшением и гордостью любой команды. Лодочка летела по воде, даже несмотря на встречный ветер. А паренек был словно из железа. Греб с неуменьшавшейся силой час, другой, затем наступила темнота. Мы плыли около каких-то высоких скал, затем узкими скалистыми воротами, ведущими в малень­кий залив, и после трех с половиной часов непрерывной гребли остановились у черного берега. Будет, мол, лучше, если мы у него выспимся, а утром он отвезет нас на остров. У него, мол, уже немного болят руки от гребли.

Мы топали за ним во тьме, пока не дошли до глиняной халупы, где при свете маленькой лампочки нас встретила его жена с недельным младенцем. Предложили нам суп и кар­тошку с окой. Затем хозяин ввел нас в соседнюю маленькую комнатку, где была куча оки и глиняные нары с несколькими высушенными овечьими шкурами, наше ложе. Мы разложили свои спальные мешки и, несмотря на все попытки блох поме­шать нашему сну, уснули и спали до пяти часов, когда хозяин безжалостно выгнал нас на холод, посадил в лодку, и как мы во тьме приплыли, так во тьме и отплыли, даже не взглянув на место, где провели ночь.

Когда рассвело, остров Солнца был уже в поле нашего зрения. Прошли пролив между ним и материком. На малень­ком островке, приютившемся тут, увидели первую из развалин острова, достаточно хорошо сохранившиеся остатки дома средней величины. Здесь задул ветер, мы подняли парус из мешка и помчались по волнам, лишь брызги летели во все стороны. Интересно, что нигде на Большом озере я не видел более крупных лодок, все они довольно маленькие. Самая большая достигала едва половины тех, которыми обычно пользуются на Сурики. Плавать на них неудобно, человек не может даже нагнуться, чтобы лодка не потеряла устойчивость.

Так при сильном ветре мы наконец буквально подлетели к воротам асьенды на острове — уровень воды в озере был в это время высоким. Благодаря моим препроводительным охранным грамотам и, конечно, латиноамериканскому госте­приимству нас тепло приняли и поместили в прекрасной ком­нате, где была даже постель, что вместе с нашими надувными матрацами показалось такой роскошью, которая давно нам уже не снилась. Жители острова, очевидно, привыкли к тури­стам, и нас сразу после полудня взяли с собой на судно, кото­рое направлялось к красивой, поросшей травой долине, где при участии всей деревни и асьенды сушили картофель, делая чуньу.

Мы не стали наблюдать это производство, а отправились на левую сторону долины, так как наше внимание привлекла длинная стена. Оказалось, что это остаток могучей постройки длиной по крайней мере 60 метров, с двойными нишами на одинаковых расстояниях друг от друга, вероятно, остаток ка­кого-то храма или подобного монументального здания. Когда мы взобрались затем по склону, стало ясно, что большинство современных домов поставлено на фундаментах древних стен. Вся долина была когда-то заботливо возделана, как оказалось при взгляде сверху, с высоты птичьего полета были ясно за­метны оросительные каналы и границы отдельных участков орошения. С правой стороны долины, на склоне, через кото­рый проходит дорога в деревню, мы нашли затем остатки по­стройки, бывшей, очевидно, небольшим храмом, похожим своими очертаниями на храм в инковской части острова Су­рики. Ныне это загон для овец и поросят. Главная стена пре­красно сохранилась, так же как остатки домов и вход из боль­ших обломков.

***

На следующий день мы отправились на другую сторону острова, которая расположена за асьендой, где, как сообщил дон Мигэль, управляющий асьендой, также были остатки ка­ких-то древних построек. Дорога в эту часть острова весьма узкая. Идет она сначала берегом, по песку, затем поднимается по скале к саду, в ворота которого «вмонтированы» каменные блоки, по-видимому, очень древнего, происхождения. Первую старинную постройку мы нашли, когда переходили седловину скалистого хребта. С левой стороны обнаружили остатки боль­шого дома с несколькими нишами — пхуту. На самой седло­вине вертикально в землю врыта каменная доска, декориро­ванная выступами и обработанная в чисто инковском стиле. Вероятно, она имела религиозное значение. Дом был, по-ви­димому, сторожевой будкой в этой зоне, ведущей в район, заселенный кечуа. Видимо, тут сложилась ситуация, подобная той, которая существовала на Сурики, где кечуа также засе­ляли отдельную часть острова.

Но идем дальше. Нас ведет сравнительно широкая удобная дорожка, местами вытесанная в скале, а местами вымощенная большими плоскими камнями. Вьется по склону песчаниковых скал. В одном узком месте остатки двух небольших домов, по-видимому, здесь осуществлялся очередной контроль. За­тем поднимаемся еще немного выше, и почти на вершине на­ходим прямо на дороге остаток толстой стены; она делила до­рогу пополам, превращала ее в узкую тропу, которая прохо­дила вдоль длинной стены.

Мы очутились на площадке, ограниченной с одной стороны скалами, а с другой — каменной стеной с пробитыми в ней на равных расстояниях узкими окошечками, подобными бойни­цам. Немножко в стороне от дорожки, посредине площадки, лежит могучий каменный блок, аккуратно и правильно отесан­ный в виде низкой плиты, как огромная, толстая доска стола. Покоится она здесь столетия, словно красноречивый свидетель неоконченного произведения искусства древних каменотесов.

Едва я отвел глаза от обломка и продвинулся чуть дальше, у меня почти перехватило дыхание. На скалистом склоне, обра­щенном к озеру, передо мной открылись монументальные раз­валины большого поселения. С того места, где он стоял, был виден лишь хаос сероватых высоких стен, хаос, запутанный до невозможности, а чуть выше надо всем этим длинная правиль­ная стена, украшенная нишами. Такого большого и так хорошо сохранившегося поселения, к тому же столь своеобразного типа, я еще не видел. С чувством уважения к давним строите­лям вступал я внутрь узким, низким ходом. Стены, окружав­шие нас, несмотря на все разрушительное влияние суровой погоды и сильных ветров, обычных в этом районе, были крепки.

Тут же, левее, остатки жилого дома, отличающегося от со­временной индейской постройки лишь тщательностью испол­нения. Внутрь строения ведет узкий коридорчик, мы едва в него пролезаем. Дважды он вдруг меняет направление, и вот мы в другом жилом доме, А затем новый коридорчик и в дру­гом направлении. Настоящий лабиринт коридорчиков и прямо­угольных жилых пространств. Сплетение, в котором можно было бы и заблудиться. По одной стороне поврежденной сте­ны взбираюсь наверх и с удовольствием хожу по стенам, дабы лучше обозреть эту фантастическую постройку и сделать не­сколько интересных снимков. Стены настолько крепкие, что под моими ногами не отламывается ни один кусочек камня.

Как я вернулся на асьенду, даже и не помню. Всю дорогу думал о давних жителях островов, аймара, которых покорили инки кечуа, сильный народ, создавший на территории совре­менного Перу мощную империю и расширивший ее далеко на север и на юг. Представлял, как и сюда, на острова, приплыли после завоевания побережья озера Титикака легионы воору­женных людей Верховного инки, сына Солнца. Силой своего оружия они захватили власть над островами, и покоренные аймара должны были на них работать, строить по их планам.

Завоеватели, вероятно, не чувствовали себя в полной безопасности среди мятежных аймара — на континенте посто­янно вспыхивали новые и новые восстания — и поэтому искали защиты за массивными стенами укреплений. Так они правили вплоть до той эпохи, когда появились другие, еще более силь­ные завоеватели, белые, бородатые испанцы, которые своей жестокостью далеко превзошли кечуа. А простые индейцы? Были в рабстве столетиями и после того, как инков сменили испанцы, и если бы не недавняя земельная реформа, эксплуа­тировались бы хозяевами асьенд до сих пор.

***

Постепенно мы стали подумывать об отъезде с острова. Однако озеро бурно разволновалось. Сильный ветер гнал ко­роткие, но высокие волны к берегу. Ветер настолько неблаго­приятный, насколько можно было себе представить. Ни одно суденышко не отваживалось выйти. Мы сидели на дворе ась­енды и терпеливо ждали. Когда уже не было надежды на от­плытие, отправились посмотреть плоский полуостров, где ко­гда-то было самое лучшее поле асьенды. К нему можно прой­ти лишь по узкому перешейку, который бывшие владельцы перегородили мощной стеной, от воды до воды, и устроили укрепленные ворота, дабы помешать бедным индейцам жить за счет господского урожая. Ныне ворота открыты, так как благодаря земельной реформе индейцы теперь владеют шестьюдесятью процентами земли. Остаток, сорок процентов, оставлен владельцу асьенды, и этих сорока процентов с лих­вой хватает для комфортабельной, бесхлопотной жизни.

Ветер и волны не стихают. Надежды на отплытие никакой. После дальнейшего ожидания, когда нам показалось, что ветер стал чуточку послабее, мы послали одного проворного маль­чишку выяснить, какова ситуация с транспортом. Он побежал и через минуту вернулся с известием, что в недалеком заливе стоит на якоре груженная песком большая парусная лодка, которая готовится к отплытию. Ждет лишь, пока еще немнож­ко изменится ветер. Мелкий белый песок вывозят с острова парусными лодками в Тикину, откуда камионами до стеколь­ного завода в Ла-Пасе.

Мы быстро прикинули. Нет лодки до Копакабаны, но есть до Тикины. Путь сюда мы проделали через Копакабану, так почему бы не поплыть обратно прямо в Тикину, особенно если мы сможем дорогою взглянуть со сравнительно близкого рас­стояния на остров Коати, остров Луны, расположенный напро­тив острова Солнца. Мы собрали свои вещи и через минуту примчались к заливу, от которого асьенда была примерно в километре, и уложили свои вещи под передней палубой. Зло­радный ветер ослаб и задул в нужном направлении в ту самую минуту, когда закончились переговоры о цене, так что мы сра­зу же отплыли.

Все дно лодки было выстлано слоем мешков с песком, мешки были разложены и на краях длинных лавок аккуратно, с чрезвычайной добросовестностью, чтобы не нарушить рав­новесия судна. На мешках уселась группка индейцев с острова, они направлялись также в Тикину. Мы остались на носу, отча­сти потому, что оттуда открывался превосходный обзор, отча­сти потому, что, как опытные пловцы, смогли легко подсчитать: если отплываем с острова в 15,30 и перед нами добрых 60 ки­лометров пути напрямую, то можем на такой нагруженной лодке при попутном ветре быть в Тикине что-нибудь к утру; спать на ветру достаточно неприятно, а передняя палуба от ветра все-таки защищена парусом.

Пока же светило солнышко, я удобно растянулся на про­гретых досках передней палубы и с наслаждением созерцал пейзажи Большого озера. Направо простирался желто-коричневый берег полуострова, на котором была видна вдали лишь единственная белая группка домов. Прямо перед нами лежал небольшой остров Луны и вдали за ним едва заметный Тикинский пролив. Слева берег был далеко, но все-таки можно было различить причудливую вершину скалы, называемую Пульпито де Дьябло, с которой я познакомился уже во время пер­вой неудачной поездки на север. Остров Солнца понемножеч­ку становился все меньше и меньше.

Нам везло, ветер не ослабевал, а наоборот, даже усиливал­ся , и наш тяжело нагруженный корабль шел довольно быстро. Острова Луны мы достигли еще засветло, к пяти часам ве­чера, и прошли вдоль его стороны, противоположной матери­ку. Осматривая остров с расстояния этак метров в триста, мы вспоминали недавнюю его историю. До 1953 года этот ма­ленький остров был местом ссылки, причем здесь находились исключительно политические узники, которые под наблюде­нием сильного гарнизона «проводили время», возделывая зем­лю, поскольку тогдашнее правительство заявило, что на ост­рове земли достаточно, дабы прокормиться, и посылало узни­кам продовольствие лишь тогда, когда совершенно случайно о них вспоминало. Ныне колонии не существует, и на острове живет примерно двадцать индейских семейств. Бараков быв­шей колонии мы, однако, не видели, так как они находятся на стороне, обращенной к континенту.

На нашей стороне примерно посредине острова, под самой высокой вершиной, вдруг открылся небольшой природный амфитеатр, самая низкая часть которого была ярко-зеленой (значит, здесь есть источник воды), а над зеленой площадкой серела целая группа каменных построек — известное инковское поселение острова Луны, меньшего «визави» острова Солнца.

К сожалению, мы не могли пристать, поскольку владелец судна боялся приблизиться к берегу с такой тяжело нагружен­ной лодкой. Когда за нами остался последний выступ острова, на озеро начала спускаться вечерняя тьма. На защищенном от ветра носу засверкал голубым светом наш маленький при­мус, в прохладных вечерних сумерках чашка горячего чая после холодного ужина пришлась весьма кстати. Сильный ве­тер надувал над нами огромный парус, и мы готовили себе из покрывал ночное ложе на досках палубы.