В тропики Боливии

Боливия очень разнообразная страна. Она примерно в восемь раз больше Чехословакии, и притом на всей ее огромной площади живет лишь три с по­ловиной миллиона человек. С 1884 года Боливия чисто внутриконтинентальное государ­ство, поскольку доступа к морю ее совместно лишили соседи — Чили и Перу, которые раздели­ли ее тихоокеанское побе­режье. И таким образом все товары транспортируются ныне в Боливию из чилийского порта Арика по железной дороге.

Это страна индейцев, кото­рые составляют не менее трех четвертей населения. Еще до недавнего времени индейцы были более или менее привя­заны к земле, к крупным по­местьям, где они работали по­чти без вознаграждения. Толь­ко аграрная реформа передала большую часть сельскохозяй­ственной земли в руки крестьян-индейцев.

Официальный язык — испан­ский, однако на нем говорит едва треть населения. Возрас­тает роль двух самых значи­тельных индейских языков — аймара и кечуа; на них, правда, до сих пор не выходит ни один журнал, но кечуа и аймара уже звучат в передачах радио­станций.

Наибольшая часть жителей расселена на западе страны, в горах и предгорьях, тогда как восточные тропические провин­ции до сих пор, несмотря на свое плодородие, населены очень редко. Индейцы с гор не любят жару тропиков и боятся низин. Таким образом, остается наиболее заселенной та часть государства, которая наименее плодородна.

В тропических областях живет несколько маленьких групп индейских племен, которые кочуют с места на место в мало населенных областях и живут преимущественно охотой, рыбо­ловством и сбором дикорастущих плодов. К ним относятся индейцы сирионо (примерно 10 тысяч человек), живущие в бассейнах рек Рио-Гранде, Рио-Бланко и Рио-Гуапоре, районах Бени и Санта-Крус, индейцы мойо (приблизительно 4500 чело­век), обитающие в районе Бени, в провинции Мойос, куругуа (примерно 5000 человек) в Бени, чиригуано (приблизительно 5000 человек) на юго-востоке страны и т. д.

Белые потомки испанских завоевателей живут преимуще­ственно в городах, держат в своих руках торговлю, промыш­ленность и политические институты страны. Из других нацио­нальностей самая сильная группа — немцы; довольно много их бежало в Боливию от нацизма. Вторая волна немцев хлы­нула в Боливию после второй мировой войны, когда в Южной Америке нашло прибежище много фашистов, у которых дома горела земля под ногами.

Подавляющее большинство населения занято в земледе­лии, меньшая часть в промышленности; последняя до сих пор не развита в такой степени, как можно было бы ожидать, учи­тывая огромные рудные богатства страны. Благодаря этим богатствам Боливия должна стать в будущем одним из круп­нейших экспортеров руды, как это было во времена испанского колониального владычества, когда через океан, в Испанию, плыл поток серебра.

Природные красоты страны неисчерпаемы. Заснеженные высокие горы, вечная зелень субтропиков, зеленый ад тропи­ков на востоке страны. Климат здесь, так сказать, всех видов.

На высокогорном плато Альтиплано, наиболее густо заселен­ном районе (от 3700 до 4300 метров над уровнем моря), кли­мат более холодный, средняя годовая температура едва дости­гает 5° С. В Кочабамбе, которую можно считать типичной для субтропической зоны, средняя годовая температура 18° С, однако днем температура не поднимается слишком высоко. Хуже в тропической зоне, где различия между дневной и ноч­ной температурами невелики и где дневная температура до­стигает 35° и даже 40° в тени. К этому надо добавить другие тяготы тропиков: горячий ветер, пыль, насекомых, трудности с водой и т. п. Здесь живут и работают главным образом белые фермеры и метисы, которые лучше приспосабливаются к тро­пическому климату, нежели индейцы с гор.

В субтропических долинах — юнгас — обитают еще другие интересные жители. Это потомки черных рабов и плантацион­ных рабочих, которые в значительной степени смешались с индейцами и говорят в большинстве на языке аймара.

Боливия нуждается в промышленности и усовершенствова­нии сельского хозяйства. Промышленности до сих пор мало, поэтому государство вывозит свое главное богатство — руды и покупает готовые промышленные изделия, прежде всего в США, которые благодаря своим капиталовложениям имеют наибольшее влияние из зарубежных государств в этой стране. Сельскому хозяйству необходимы специалисты, а также сель­скохозяйственные орудия и машины, поскольку индейцы поль­зуются необыкновенно примитивным инвентарем. Простой плуг с железным лемехом — самое «новое», чем они распо­лагают.

***

Из Кочабамбы я решил проехать еще дальше на восток, в чисто тропические области. Присмотрел шкодовский камион, который шел в Санта-Крус. Шоссе тут оживленное; близ пере­крестка, откуда идет дорога на Сукре, все время проезжают камионы, особенно теперь, когда в Санта-Крусе началась саха­роуборочная кампания и сахарные заводы непрерывным по­током производят тростниковый сахар. Владельцы камионов рискуют, что их машины будут разбиты. За рулем покачивают­ся невыспавшиеся, небритые физиономии водителей, которые ездят почти безостановочно, стремясь урвать как можно боль­ше мешков с сахаром для себя и для владельца машины. Ездят обычно ночью, потому что в дневном пекле на раскаленном асфальте слишком разогреваются шины и мотор. А ездят тут бесцеремонно, срезают все повороты. Каждый старается по­спеть быстрее другого, поскольку быстрота — это добавочные рейсы: надо же использовать сахарную страду. У доброй по­ловины машин на этом шоссе не в порядке фары, впереди лишь одна, сзади едва мерцают красные огоньки.

Соответственно этому выглядит баланс. У каждого он на виду, однако мне кажется, что смерть на шоссе считается здесь таким маловажным и будничным делом, что на нее почти не обращают внимания. Когда кто-нибудь гибнет вместе с машиной, а это бывает очень часто при рискованной езде, утом­лении, ночью, когда приходится преодолевать крутые пово­роты, место смерти обозначают: родственник или друг ставит на краю шоссе деревянный крест с вырезанным, нарисованным или выжженным именем покойного. Если крест вбить невоз­можно, берут пустую бочку из-под бензина, отвозят на место, где произошло несчастье, наполняют глиной и камнями и вты­кают туда крест. Особенно опасные повороты благодаря таким «украшениям» выглядят как диковинные кладбища, потому что их края окаймлены сплошными крестами. Тем не менее я не наблюдал, чтобы эти пугающие знаки как-нибудь способ­ствовали улучшению езды и повышению дисциплины дви­жения.

***

За перекрестком, откуда идет дорога на Сукре, местность начинает немного меняться. Тут больше воды и зелени. Снова поднимаемся до высоты 4000 метров и перед гребнем видим табличку с надписью: «Включи фары, въезжаешь в туман!» И действительно, чуть дальше через хребет переливается ту­ман; на этом месте он почти всегда.

Дальше мы ехали примерно на той же высоте, при сильном ветре, сотрясавшем машину. Позади оставались деревеньки и лагеря железнодорожной компании, которая готовит трассу для новой линии. Один из лагерей тут даже назвали Сибирью за ветры и холод. Затем снова круто вниз и также круто 500 метров вверх. Иногда под нами открывались чарующие виды долины. Постепенно мы спускаемся все ниже, пока уже в сумерках не достигаем довольно крупной деревни Самаипата, расположенной на высоте лишь на 27 метров большей, чем Снежка (Снежка (1602 метра) — горная вершина в Судетах, на границе Чехо­словакии и Польши.— Прим. перев). Деревня эта представляет собой скопление домишек вдоль шоссе, в числе их есть несколько «гостиниц», домов с маленькими закусочными, где можно дешево поесть, с един­ственным лишь риском обжечь горло острым корнем айи, ко­торым еда обильно напичкана. И сюда доходили войска завоевателей-инков. О том свидетельствуют расположенные невда­леке развалины инковского укрепления, последнего острова этой замечательной цивилизации. Здесь, на самой окраине своей империи, инки основали военный пост. Далее, в тропические низины, их уже не тянуло, к тропикам они относились с явным недоверием.

Лишь к одиннадцати часам ночи мы наконец подъехали к редким огням Санта-Круса, преодолев 500 километров, от­деляющих его от Кочабамбы. Встретил нас сильный ветер, тучи пыли и кучи песку всюду на улицах. Необходимость заставила устроиться в ночлежке с невероятно твердыми постелями, при­чем на полу была масса больших черных тараканов. Их назы­вают здесь кукарача, название красивое, однако тараканы в Латинской Америке ничуть не приятнее, чем где-нибудь еще. Тем не менее я уснул совершенно удовлетворенный.

Город Санта-Крус я бы с удовольствием назвал маленькой Кочабамбой, конечно, лишь благодаря схожести застройки и местоположения. Надо всем господствует пласа, украшенная солидным кафедральным собором. На пласе посажены пальмы и другие деревья, чтобы было хоть немного прохлады среди тропической жары, ведь здесь уже настоящие тропики, высота над уровнем моря всего 430 метров. Солнце не греет, а про­сто обжигает, на улицах дует сильный ветер, который подни­мает тучи мелкого пыльного песку и несет их по городу. В та­кой жаре вы, разумеется, потеете, на мокром от пота лице осаждается новая и новая пыль, пока лицо не покрывается грязной маской. Трижды в день необходимо принимать душ, причем и этого недостаточно.

На улицах среди глубоких сугробов песчаной пыли проби­раются джипы, которые здесь выполняют функции такси. Мед­ленно движутся тележки фермеров из окрестностей города, они на двух огромных колесах из цельного куска дерева и запряжены парой волов. Встречаем также загорелых всадни­ков на небольших лошадках, на голове у них широкополые соломенные шляпы, какие носят гаучо, широкие стремена защищены кожей. По обеим сторонам седла или мешки, или большие, почти метровые грубые фляги из белой жести. Среди городского, типично латиноамериканского населения — к сло­ву сказать, среди женщин тут много красивых — видим ферме­ров. Широкие шляпы затеняют их маленькие, высохшие, худые лица с острыми чертами, отличающиеся от типичных физио­номий горожан. Долговязые, худые фигуры с сутуловато тор­чащими лопатками. Двигаются легко, неторопливо, вразвал­ку — походка людей, привыкших идти за плугом или бороной.

Эти люди населяют край и заставляют здешнюю землю да­вать богатый урожай, прежде всего сахарного тростника. Ду­маю, однако, что прилагать особенно больших усилий не приходится, Земля родит сама, и родит охотно. Говорят, что здесь никто еще не умер от голода. Прожить (конечно, в самых примитивных условиях) тут необычайно легко. Постройка ха­лупы из жердей, обмазанных глиной, под высокой крутой кры­шей из пальмовых листьев не требует больших затрат. Для того чтобы можно было просуществовать, достаточно поса­дить около дома десяток банановых деревьев. Своим богатым урожаем они могут прокормить семью из пяти человек. Ба­наны питательны, их можно приготавливать многими спосо­бами: варить, печь, жарить и есть сырыми.

***

В окрестностях города растут ценные сорта деревьев. Не­сколько новых лесопильных заводов ведут заготовку древе­сины. Растет тут темное красно-коричневое кебрачо, дерево тяжелое и такое твердое, что в него нельзя вбить гвоздь, а дисковая пила справляется с ним с трудом. На срезе у кебрачо шелковистый блеск, применяется оно для производства желез­нодорожных шпал, так как благодаря своей твердости успешно противостоит всем климатическим невзгодам в течение чуть ли не восьмидесяти лет. Превосходны также лимонно-желтая древесина Aspidosderma ramiflorum (из этого дерева делают мебель), красноватая кача, которую называют также кебрачо бланко, красиво расцвеченное хичитурике (Aspidosderma реroba). Отлично служит кучи урундай, или простая и нетребова­тельная мара, что же касается красоты, то королевой деревьев является, бесспорно, «Picana педга» с великолепной полосатой древесиной, темной и светлой, как будто бы специально со­зданной, чтобы служить для изготовления замечательных блюд для овощей, чаш, роскошных прикладов охотничьих ружей, полированной мебели, шкатулок, шкафов,— не знаю уж, что еще из этой древесины можно делать. Словно какой-то вол­шебник скрыл в ней самые диковинные формы, и нужны лишь искусные руки, чтобы их «извлечь». Здешний лесопильный за­вод распространяет благоухание всех этих редких и полезных деревьев, благоухание тропической поросли, пилорама дребез­жит и свистит, пила стонет и воет, вгрызаясь в твердое дерево, чтобы от него была польза, чтобы оно было отправлено да­леко на север и служило людям.

Не так уж давно в тени этих деревьев отдыхали индейцы сирионо, робкие охотники и собиратели, которых сейчас вообще нельзя было бы увидеть, если бы они сами порой не при­ходили к шоссе и к торговым пунктам и не предлагали несме­лыми, робкими движениями купить у них луки и стрелы, един­ственные их изделия. По мере того как идет колонизация края, индейцы отступают все глубже и глубже, в нетронутые до сих пор районы. Достаточно стука топоров дровосеков или вы­стрела из ружья, и группка индейцев поднимается, чтобы пе­редвинуться дальше на восток, на день или два пути. Индейцы ищут спокойных мест для своего древнего образа жизни, для охоты на мелких зверей и сбора дикорастущих плодов.

***

В это время года в Санта-Крусе ветрено, сухо, пыльно. Зато в период дождей толстый слой песчаной пыли превращается в бездонное жидкое болото, грязищу, через которую проез­жает лишь запряженная терпеливыми волами повозка на вы­соких колесах. В городе становятся неоценимыми высокие тро­туарчики у домов, и переход с одной стороны улицы на дру­гую превращается в проблему; обычно ничего не остается, как разуться и перебрести по грязи на противоположный тротуар. Все мечтают о высоких резиновых сапогах, а таксисты рады бы сменить свои машины на каноэ.

Здесь, как и всюду на свете, уличной торговле отведена одна из широких улиц поблизости от площади. Там вы можете подкрепиться фруктами, фруктовыми соками, лимонадом, не­избежной кока-колой и пивом из Ла-Паса. Наедитесь за пару песо сверхпряных блюд, какие только тропический климат измыслил для раздражения вяло работающих желудков. Мо­жете купить глиняную и алюминиевую посуду, туфли и нейло­новые трусы, пестрый платок на шею и соломенное сомбреро. Сельский житель предложит вам за низкую до смешного цену шкуру «тигре», т. е. ягуара, или едва только открывшего гла­за живого маленького ягуарчика, величиной со щенка легавой собаки. Он легко приручается, и совсем не редко можно встре­тить ягуарчика, которого ведут на цепочке, словно собачку. Чуть дальше можно купить пищащего попугая или змеиную кожу всевозможных размеров, от двух метров до десяти и больше. Цена умеренная, но что с ними делать?

Так я провел в городе и окрестностях несколько жарких и пыльных дней. Познакомился с последней достопримечатель­ностью— китайской столовой, владелец которой, родом из Шанхая, в ответ на мои попытки произнести что-нибудь по-ки­тайски делал вид, что все понимает и буквально засыпал меня наиудивительнейшими блюдами.

Напоследок, приняв душ, я отправился после пополудни на окраинный перекресток, чтобы остановить какую-нибудь шкодовку с грузом сахара и вернуться в Кочабамбу.

На обратном пути из Санта-Круса мне удалось осмотреть местность (когда мы ехали сюда, было темно, и я не смог ее видеть). Это волнистый край с богатой растительностью, вдоль шоссе расположены небольшие фермы — симпатичные кир­пичные домики легких, приспособленных к тропикам конструк­ций, отделанных соответственно трудолюбию владельца, или просто мазанки, крытые пальмовыми листьями.

Иногда под крутой крышей из пальмовых листьев, на коль­ях, нет никаких стен, так что можно разглядеть всю домашнюю обстановку. Рядом растут бананы, несколько пальм, дающих «материал для кровли», в стороне простой деревянный пресс для сахарного тростника, который является здесь главной сельскохозяйственной культурой.

Так мы доехали до Ангостуры, скалистого ущелья, где над обильным источником кристально чистой воды возвышается статуя девы Марии — ее здесь просят о защите от всех бед водители, прежде чем отправиться в путь по серпантинам и холмам. Это гораздо удобнее, нежели проверять рулевое управление или тормоза. К тому же в небольшом трактире напротив источника можно поужинать и по холодку ночи про­должать путь.

Так мы доехали до Самаипаты, и снова наступила тьма. Мы растянулись на мешке с сахаром и проснулись лишь с рассве­том, свежие и отдохнувшие. После жары и пыли я с удоволь­ствием возвращался в Кочабамбу с ее приятным, ласковым климатом.