Дон Хосе I, милостью божьей Инка, король Перу

Глава восьмая

ДОН ХОСЕ I, МИЛОСТЬЮ БОЖЬЕЙ ИНКА, КОРОЛЬ ПЕРУ

Он вернется с криком «Свобода!» ,
Чтобы навечно с родиной быть.
Они не смогут его убить.
(Перевод Риммы Казаковой)
А. Ромуальдо. Хорал в честь Тупак Амару, который зовется Свободой. 1954 г.

Теперь, когда нам известны в общих чертах основные этапы жизни Тупак Амару, когда мы познакомились с его документальным наследием, можно попытаться нарисо­вать его политический и психологический портрет. Каков же был кругозор Тупак Амару, что он видел ясно и что ускользало от его понимания? Живой барометр эпохи, он остро ощущал состояние всеобщего брожения, недоволь­ства, стремления к переменам, охватившего колониаль­ное общество снизу доверху.

Индейские народы, обреченные на жизнь, полную не­посильного труда и лишений, более всех страдали от уг­нетения и поэтому громче всех выражали протест против колониального произвола.

Для Тупак Амару, вождя индейских народов, защита закабаленных индейских масс стала смыслом и содержа­нием всей его подвижнической жизни. Он ясно сознавал, что положение индейцев нетерпимо, и страстно желал с ним покончить. Но каким путем?

Тупак Амару, подобно многим другим современникам, прекрасно видел огромную пропасть, существовавшую между Законами Индий и той нищетой и бесправием, в которых прозябали индейцы. Он долго заблуждался, не понимая, что главная вина за безысходную участь индей­цев ложится не столько на местных колониальных чинов­ников, сколько на весь механизм колониального угнете­ния в целом, на всю колониальную систему, являвшуюся опорой испанской монархии.

Не будем упрекать Тупак Амару в том, что поначалу он не видел подлинную причину страданий индейских на­родов и верил в покровительство испанского короля. Это «заблуждение века», разделявшееся всеми без исключе­ния слоями колониального общества, характерно для об­щественной мысли феодальной эпохи и в Испанской Аме­рике. и в других странах. Интересно в связи с этим при­вести слова В. И. Ленина, который, касаясь оценки народнической литературой положения русского кресть­янства, писал: «Крепостное право изображается не как определенная форма хозяйственной организации, порож­давшей... такие-то антагонистические классы, такие-то по­литические, юридические и др. порядки,— а просто как злоупотребления помещиков и несправедливость по отношению к крестьянам»[108].

Однако мы уже знаем, что индейский вождь не всегда уповал на испанского короля. Для личности Инки харак­терны горячая убежденность в правоте начатого дела, стоическая последовательность в осуществлении задуман­ного плана. Требования отмены миты, репарто и системы коррехидоров посягали на самую суть колониальных по­рядков в Перу. Попытка уничтожить основополагающие институты с помощью такого радикального метода, как вооруженное восстание, показывают, что Инка был от­нюдь не умеренным реформатором, каким хотят видеть его некоторые буржуазные историки, а сторонником рево­люционных мер.

Тупак Амару стремился выразить интересы и чаяния пе только индейского крестьянства, но и других сословий колониального Перу.

Индейский вождь ратовал за союз всех прослоек, угне­тенных испанской метрополией, но он до конца пе пони­мал, как велика та пропасть, что их разделяла. Все слои колониального Перу страдали от социального и экономи­ческого гнета испанской монархии, но страдали в разной степени. Стремление покончить с чужеземным господст­вом постепенно становилось всеобщим, но при этом различные социальные группы ставили перед собой от­нюдь не одинаковые цели.

Перуанский историк Л. Дуран Флорес считает, что в «народных движениях, сотрясавших Анды в 1779— 1781 гг., объединились метисы из городских низов с крестьянами-индейцами и креолами средних слоев, это был союз андских пародов в национальном масштабе»[109].

Однако удалось ли Тупак Амару объединить вокруг себя представителей различных сословий? Только частич­но. И не удивительно.

Колониальное общество Перу конца XVIII в. прони­зывали глубокие классовые противоречия. Активно шел процесс социального размежевания. На одном полюсе находились купцы, собственники шахт и мануфактур, зе­мельных угодий, в их числе испанская знать, креолы, индейская аристократия, разбогатевшие метисы и мулаты. На другом — угнетенные массы крестьян-общинников, городской и сельской бедноты, в своем подавляющем большинстве — индейцы и метисы, а также небольшая прослойка обедневших креолов.

Чем шире развивалось движение, тем обнаженнее вы­ступала на поверхность социальная рознь, а этнические различия все более и более отступали на задний план.

Тупак Амару опирался главным образом на угнетен­ные массы индейцев и метисов. Однако, закабаленным крестьянам противостояла прослойка индейской аристо­кратии, многие касики верно служили испанскому коро­лю. За услуги в деле подавления восстания несколько индейских правителей — М. Пумакава, Н. Росас, Д. Чо­кеванка, Л. Эгилус и другие получили от испанских вла­стей звание полковников ополчения, пожизненную пенсию и другие отличия (3, 420—421). В карательных дей­ствиях против повстанцев участвовало на различных командных постах около 70 знатных индейцев из Куско и окрестных провинций (3, 443—446). Недаром Москосо считал, что если бы индейские вожди единодушно под­держали Тупак Амару, восстание в Тинте не удалось бы подавить, а вице-король оказался бы в весьма затрудни­тельном положении (3, 334).

Эта резкая поляризация в среде индейской знати по­казывает, что испанскому правительству удалось перетя­нуть на свою сторону часть индейской верхушки и заста­вить ее служить своим интересам. Тем величественнее на этом фоне выглядит благородная фигура Тупак Амару.

Участие креолов — мелких чиновников, ремесленни­ков, местных священников — в народном движении носи­ло эпизодический характер.

К восставшим действительно примкнула часть католи­ческого духовенства.

Священник Васкес де Веласко писал для Инки воз­звания; Хосе Марури снабжал Тупак Амару людьми и деньгами; Грегорио Йепес в письме к Тупак Амару в первые же дни восстания уподобил его библейскому Да­виду и призвал «исправить многие ошибки и прегреше­ния» (3, 97). Ильдефонсо Бехарано, настоятель прихода в Тунгасуке, активно сотрудничал с Инкой и после подав­ления движения был отправлен в монастырь Сан-Фран­сиско в Кадисе. Более 20 священников подверглись впо­следствии судебному преследованию «за участие в бес­порядках под Куско»[110]. Но они составляли скорее исключение из правила.

Подавляющее же большинство католического клира, в том числе члены высшей церковной иерархии, не толь­ко снабдили власти значительными денежными средства­ми (около 100 тыс. песо), но и приняли участие в воен­ных действиях. Огромную дезорганизующую роль сыгра­ло, говоря словами епископа Москосо, «грозное ору­жие»— отлучение повстанцев от церкви (3, 335). Оно вызвало массовое дезертирство метисов и индейцев из повстанческой армии, а также предательство сподвижни­ков Инки, что объявлялось «богоугодным делом».

Многие состоятельные креолы — крупные торговцы и земельные собственники, владельцы шахт и мануфактур — были скорее союзниками испанских колонизаторов Их благосостояние покоилось на подневольном труде метисов и индейцев; местные угнетатели, они опасались того, что ломка колониальных устоев затронет и их интересы. Эти опасения имели под собой определенную почву. Отсюда колебания, нерешительность креольской прослойки: если малоимущие чиновники, мелкие торговцы еще сочувст­вовали планам повстанцев, то состоятельные креолы оста­лись в правительственном лагере.

Да и передовая креольская среда не выдвинула в те годы политического деятеля, равного Тупак Амару, осво­бодительное креольское движение переживало период эм­брионального развития и еще не выработало четкой про­граммы действий.

Современниками Тупак Амару были такие видные представители креольской среды, деятели перуанского Просвещения, как Хосе Бакихано-и-Каррильо, Лоренсо Видаурре, Иполито Унануе, Игнасио де Кастро. Врачи и натуралисты, адвокаты и священники, они включились в освободительное движение через 10—15 лет после восста­ния Тупак Амару, в канун XIX столетия.

Креолы, сочувствовавшие Тупак Амару, ограничива­лись лишь критикой местных властей. Такой характер, например, носило выступление Бакихано-и-Каррильо на официальной церемонии в честь нового вице-короля Агу­стина де Хауреги 27 августа 1781 г. В приветственном адресе он резко обрушился на колониальные власти, об­винив их в том, что они принесли голод, опустошение, смерть индейцам. Правитель должен помнить, говорил Бакихано-и-Каррильо, что жизнь каждого гражданина священна и что уничтожение людей — признак бессилия политической власти. Террор не внушает страха, а раз­жигает революционный огонь, который может вспыхнуть в любой момент[111]. Естественно, что все копии адреса были уничтожены, а его автор подвергся гонениям. Из­вестно также, что Бакихано-и-Каррильо, занимая пост протектора индейцев в Лиме, пытался в. 1780 г. спасти от смертной казни индейского касика Бернардо Тамбоваксо, одного из главных участников несостоявшегося выступления в Куско (2, 203—215).

Разрешить исторически сложившийся клубок проти­воречий во времепа восставшего Инки было делом не­обычайно сложным, практически неосуществимым. Да, выдающийся индейский вождь не сумел разрубить этот гордиев узел, но нужно помнить о том, что проблемы, с которыми он столкнулся 200 лет назад, не потеряли своей остроты и по сей день.

Тупак Амару не удалось осуществить провозглашен­ные им лозунги и нанести поражение испанской коло­ниальной системе, однако гуманизм его социальной про­граммы, предвосхищение освободительных идей выдвину­ли Тупак Амару в ряды выдающихся политических дея­телей. Недаром современники и последующие поколения воспринимали Тупак Амару в качестве провозвестника войпы за независимость, в качестве символа восставшей Америки.

Что же представлял собой Тупак Амару как тактик, какими способами и методами он вербовал себе новых сторонников, как отражал нападки врагов? Эта сторона жизни и деятельности Инки со всей очевидностью сви­детельствует о том, что к моменту восстания в нем вы­ковался зрелый, хладнокровный боец. Тупак Амару ради торжества начатого им дела шел на хитрость, ловкий маневр. Многие лозунги Тупак Амару были лишь данью обстоятельствам и являлись по сути дела тактиче­ским приемом с целью выиграть время или ввести в заб­луждение врага. Исследователей смущали неоднократные заверения Тупак Амару в верности «католическому монарху и святой церкви», которые красной нитью про­ходят через все его воззвания. В первые дни восстания он представлялся даже личным посланцем виситадора Арече, не говоря уже об обращениях, начинавшихся тра­диционной фразой: «Именем короля, нашего сеньора, повелеваю...». От этой маски верного вассала испанского монарха Тупак Амару не отказался и в последнем посла­нии к Арече. Тупак Амару понимал, что в такой стране, как Перу, где все большие и малые дела вершились име­нем короля, ссылка на королевский авторитет придаст его акциям видимость законности в глазах представите­лей всех сословий. Подобная тактика была вынужденной, ему приходилось прибегать к ней из-за низкой политиче­ской сознательности крестьянских индейских масс.

Пламенный патриот, Тупак Амару обладал несомнен­ным даром убеждать в своей правоте и привлекать на свою сторону выходцев из низов и верхов колониального общества, людей различного звания и положения. Не случайно ближайшими соратниками и единомышленни­ками Инки стали испанцы Мариано Бандо и Фелипе Бер­мудес, до восстания служившие под началом коррехидо­ра Арриаги и находившиеся по ту сторону баррикады. Тупак Амару и его жена Микаэла вели оживленную пе­реписку со знатными индейцами, креолами, священника­ми. На интенсивность переписки и обширность круга лиц, охваченных ею, обращали внимание и современники Тупак Амару.

Долг историка — исследовать факт. Повстанческая армия Тупак Амару, как мы знаем, потерпела поражение. Сам руководитель движения, не увидев осуществления своих замыслов, погиб от рук роялистов. Здесь мы могли бы поставить точку и перейти к дальнейшему изложению событий. Однако нам хотелось бы коснуться одного из ключевых для понимания действий индейского вождя во­просов, ставшего к тому же предметом оживленной ди­скуссии в литературе, посвященной истории его движе­ния.

Вопрос этот формулируется так: ставил ли Тупак Амару перед собой цель отделиться от Испании и объ­явить себя королем Перу? Другими словами, как далеко заходила позитивная программа Инки в случае бла­гоприятного, победоносного исхода начатого им движе­ния.

Опираясь на анализ письменных документов индей­ского вождя, перуанский историк Р. Варгас Угарте за­ключает: «Приписывать ему мысль восстановить трон ин­ков и восстать против короля — значит извращать его собственные слова и позицию, которым он не изменил до последнего момента»[112]. Ему вторит его соотечественник X. Росалес Агирре: «Инка — верноподданный повста­нец... его движение не было направлено против короля и не ставило сепаратистских целей, хотя и... открыло путь к независимости»[113]. Американский исследователь Ч. Гибсон также считает, что «революционеры действо­вали в рамках структуры XVIII в., оставаясь верными королю и церкви»[114].

В чем же видел Тупак Амару воплощение своих осво­бодительных планов, действительно ли он оставался пре­данным слугой испанского короля или, отвечая настоя­тельной революционной потребности своего времени, вы­нашивал идею исторической важности — свержение ис­панского колониального господства?

Сразу оговоримся, что разобраться в подлинных на­мерениях Тупак Амару нам мешает сам Тупак Амару. Как уже упоминалось, в своей повстанческой практике он часто провозглашал одно — верность королю, а делал совсем другое — уничтожал королевские институты.

О многих своих планах Инка упоминал вскользь. Дейст­вительно, ни в одном обращении или воззвании, написан­ном при жизни, до самого своего пленения, Тупак Амару не заявил в полный голос о намерении отделиться от Ис­пании, и в числе выдвигавшихся им лозунгов мы не най­дем этого призыва. В послании к Арече он объявил «злокозненными» происки врагов, приписывающих ему желание короноваться. Казалось бы, столь категоричное мнение самого Тупак Амару снимает вопрос с повестки дня. Однако, проанализировав отдельные поступки Инки, аргентинский историк Б. Левин заключает, что намере­ние порвать узы с метрополией существовало у него хотя бы теоретически.

Так, Тупак Амару заставлял священников оказывать ему королевские почести, в переписке с женой именовал себя не иначе как «верховный сеньор»; в последних воз­званиях, в частности к жителям Арекипы, появились глу­хие намеки на «угрозы со стороны королевства Европы» и призывы «во весь голос воскликнуть: „Да здравствует подлинный хозяин, долой узурпатора!"» и т. д.[115]

Роль серьезного аргумента в пользу высказанных предположений отводится документам, найденным в ве­щах Тупак Амару после его пленения. Среди них указ, который начинался словами: «Дон Хосе I, милостью - божьей Инка, король Перу» и т. д. (206).

Как отнесся Тупак Амару к предъявленному на до­просе документу? Он утверждал, что никакого отношения к нему не имеет. Тупак Амару заявил, что упомянутый указ случайно обнаружили у неизвестного ему убитого испанца и что в составлении его он не принимал ника­кого участия. Этот документ вызвал в литературе ожив­ленную дискуссию: одни авторы считали, что Инка от­рицал всякую причастность к нему, дабы облегчить свою участь, другие — что указ фальшивка, подброшенная Ин­ке врагами в качестве компрометирующей улики.

В приговоре, вынесенном Тупак Амару, мы читаем: «Убедив индейцев в том, что он является их законным и подлинным сеньором волей божьей, преступник опреде­лил место своей резиденции и способ своей коронации, словно он был полновластным хозяином этой земли... хо­тел, чтобы в церемонии принесения ему клятвы участ­вовала вся его нация, издав для этого королевский указ, в доказательство своих противозаконных намерений за­ставлял рисовать и изображать себя в королевских рега­лиях, с инкской маскапайчей на голове и др.» (154—155). И вывод суда: Тупак Амару ставилось в вину «стремле­ние к независимости» — самое страшное преступление восставшего Инки. В опубликованном варианте обвине­ния слово «независимость» было вычеркнуто, чтобы не наводить на опасные размышления.

Между тем документ, в котором Тупак Амару имену­ется «доном Хосе I», ожидала примечательная судьба. Сходный по содержанию указ, возможно одна из его копий, в мае 1781 г. неизвестными путями был доставлен в селение Силос, в вице-королевстве Новая Гранада (юг современной Колумбии), где в то время разворачивалось еще одно антииспанское движение. Восставшие жители присягнули на верность новому королю— Тупак Амару (он был к этому времени уже мертв). Наконец, одна из копий указа попала за океан и оказалась в руках вене­суэльского патриота Франсиско де Миранды. В феврале 1790 г. он вручил ее вместе с другими документами анг­лийскому премьер-министру Уильяму Питту в доказа­тельство того, что освободительное движение развивается и в американских колониях Испании. Миранда добивался отправки английского экспедиционного корпуса для по­мощи освободительному делу в Испанской Америке[116].

Итак, Тупак Амару отказался признать документ, сама судьба которого прямо свидетельствовала против него. Познакомимся с этим указом поближе, не сообщит ли он нам нечто важное о намерепиях Инки?

Указ начинается с весьма пышного и длинного ти­тула: «Дон Хосе I, милостью божьей Инка, король Перу, Санта-Фе, Кито, Чили, Буэнос-Айреса и континентов, южных морей, сиятельнейший князь, сеньор цезарей и амазонок, владетель Великого Пайтити, посланец и по­датель благодати божьей и т. д.»

Если оставить в стороне цезарей, амазонок и таинст­венное Великое Пайтити — сказочно богатую страну, традиционно помещавшуюся в те времена в дебрях амазонской Сельвы, то перед нами скрупулезное перечис­ление всех колониальных владений испанского короля в Южной Америке, включая и омывающие ее моря. Как явствует из титула дона Хосе I, у него были самые серь­езные претензии.

Текст указа состоит из трех смысловых частей. Пер­вая — обвинительная преамбула, в которой подвергается всесторонней критике система колониального господства Испании. «Как не раз постановлялось на многолюдном собрании моего Совета и гласно, и негласно, короли Ис­пании узурпировали у меня трон и владения около трех веков назад, наложив невыносимое бремя на моих васса­лов — подушную подать, денежную оплату постоев, адуану, алькабалу, эстанко, десятину, пятину, вице-коро­лей, аудиенсии, коррехидоров и других министров, оди­наковых тиранов, продающих руками своих корыстолю­бивых чиновников справедливость за деньги тому, кто больше набавит, кто больше даст, распространяя это и на духовные, и на светские должности, не опасаясь гне­ва божьего, уничтожая индейцев словно зверей, убивая всех, кого нельзя ограбить...»

Как видно, в преамбуле содержатся основные обви­нения, предъявлявшиеся Инкой в его воззваниях, нали­чествует и излюбленная тема — три века страданий ин­дейцев. Однако в документе впервые называется точный адрес — не только коррехидоры, но и вся система коло­ниального правления во главе с вице-королем. Отсутству­ет традиционное изъявление верноподданнических чувств: короли Испании прямо цазываются узурпаторами. Здесь Тупак Амару выступает с открытым забралом, отбросив в сторону всякие недоговоренности.

Вторая часть указа — постановляющая: «Именем все­могущего бога повелеваю и приказываю не платить ни один из указанных выше налогов, не подчиняться ника­ким приказам министров-европейцев, вторгшихся к нам с дурными намерениями; следует платить только десятину и примисию (первые плоды урожая.— С. С.) священни­кам, что причитается богу, а также подать и пятину своему королю и естественному сеньору, однако в умерен­ных размерах, которые будут определены позже...».

Таким образом, вся колониальная администрация объ­являлась вне закона. Фактически эго было равносильно призыву к ликвидации испанского колониального господ­ства.

И, наконец, последняя часть, самая знаменательная: «Приказываю огласить и принести присягу верности мо­ей королевской короне во всех городах, селениях и об­щинах моих владений. Дано в королевской резиденции Тупгасука, столице этих царств. Дон Хосе I» (206).

Как видим, в основе своей указ не содержит положе­ний, которые так или иначе уже не были бы высказаны в распространявшихся от имени Тупак Амару обличи­тельных воззваниях. Всем своим содержанием и смыс­ловой направленностью, эмоциональным строем, излюб­ленными мотивами и самим слогом этот документ пока­зывает авторство Инки и круга его единомышленников. В нем итог всей его жизни, долгих лет борьбы, его духов­ное прозрение как политического вождя: освобождение народов от колониального гнета возможно только в результате ликвидации испанского колониального господст­ва, вот главная мысль исторического указа.

Так же как и Б. Левин, мы убеждены, что текст ука­за подлинный и нет никакого сомнения в намерении Ту­пак Амару установить независимое государство в Южной Америке[117]. Восставший Инка возводил политическое здание постепенно, в строгом соответствии с успехами самого восстания. В декабре 1780 г. движение шло на подъем, тогда и мог родиться указ. Дело оставалось за тем, чтобы практически осуществить заявленную в нем программу. В силу уже разбиравшихся причин Тупак Амару ие удалось реализовать свои освободительные планы.

Подытоживая, мы могли бы сказать, что политическая и социальная программа Инки складывалась из трех частей, которые требовали последовательного осуществле­ния: 1) план-минимум: реформа управления индейскими делами на базе Законов Индий в рамках существующей колониальной системы — как начало мирной, легальной деятельности; 2) уничтожение колониальных институтов: миты, репарто, системы коррехидоров и создание индей­ского самоуправления — как ближайшая задача в под­нятом восстании; 3) ликвидация всей колониальной ад­министрации и провозглашение независимого от Испа­нии государства — как дальняя перспектива, план-мак­симум в случае успешного хода движения.

Остается рассмотреть еще один, тесно связанный с предыдущим вопрос о том, действительно ли Тупак Ама­ру ставил перед собой цель «восстановить или провозгла­сить империю инков».

С одной стороны, все современники от виситадора Аре­че до простого индейца, были глубоко убеждены, что вос­ставший вождь стремился к «установлению древнего цар­ства или королевства инков». Отраженный как в устных преданиях, так и в исторических документах это был, так сказать, «глас народа» и «глас эпохи» одновременно. Мнение свидетеля такого масштаба, на первый взгляд, трудно оспаривать.

С другой стороны, воспринятая поколением латино­американских историков прошлого столетия эта точка зре­ния со временем приобрела характер бесспорного истори­ческого факта. Правда, отдельные современные исследо­ватели внесли в пее некоторые уточнения.

Уже упоминавшийся нами перуанский ученый JI. Валькарсель писал: «Возвращение инкского правления, есте­ственно, не означало бы возрождения империи, погиб­шей в XVI в. ... Несомненно, Тупак Амару не был бы простым продолжателем династии Манко, а руководите­лем обновленного Перу, которое, оживив свои изначаль­ные корни, укрепило бы их ценностями и новыми эле­ментами европейской культуры»[118]. Однако подобная оговорка мало что меняет по существу, так как невозмож­но «оживить изначальные корни» древнего государства инков — Тавантинсуйю, навсегда ушедшего в прошлое.

В тексте только что рассмотренного нами указа от­сутствует характеристика нового государственного устрой­ства. Да и сам Тупак Амару не оставил определенных высказываний на этот счет. В самом деле, он называл себя Инкой, говорил об отнятом у него испанскими ко­лонизаторами «древнем троне» и т. д. При этом из всего сказанного вовсе не вытекает, что он сознательно стре­мился к «реставрации или реконструкции» доиспанских отношений.

Естественно предположить, что представления Тупак Амару о будущем в той или иной мере связывались с древнеинкскими институтами. Но это, главным образом, — лишь дань исторической традиции. На наш взгляд, очень близка к истине точка зрения другого перуанского исто­рика и социолога К. Д. Валькарселя, который отметил: «Тупак Амару не хотел возвращаться к временам инков и формам их политического правления. Он — человек

XVIII        века. А поднятое им знамя инков он использовал, чтобы начать революционное выступление, опирающееся на могучие традиции индейского народа»[119].

И действительно, широко раскрывая двери перед все­ми сословиями Перу — от торговца-креола до митайо-индейца и поденщика-негра, призывая их объединить уси­лия в борьбе с испанским гнетом, он решал насущные проблемы своего века и меньше всего был озабочен «вос­становлением» институтов, ставших далеким прошлым.

К. Маркс в свое время писал: «Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им взду­мается, при обстоятельствах, которые не сами они выбра­ли, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого. Традиции всех мертвых поколе­ний тяготеют, как кошмар, над умами живых. И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что пе­ределывают себя и окружающее... как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к за­клинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы... революция 1789—1814 гг. драпировалась поочередно то в костюм Римской республики, то в костюм Римской импе­рии... Камилль Демулен, Дантон, Робеспьер, Сен-Жюст, Наполеон, как герои, так и партии и народные массы старой французской революции осуществляли в римском костюме и с римскими фразами на устах задачу своего времени — освобождение от оков и установление современ­ного буржуазного общества»[120].

Применительно к описываемым событиям мы могли бы сказать, что «в инкском костюме и с инкскими фразами на устах», в этой доступной, понятной ему форме осозна­вало себя движение национального и социального про­теста в Перу, направленное на уничтожение основ испан­ского колониального режима. Именно в этом его главная, непреходящая ценность. Вот почему нам кажется более правильным делать акцент на содержании, а не на форме.

Восстание, начатое Тупак Амару, несло в себе мощ­ный революционный заряд. С гибелью Инки оно не только не выдохлось, но и разрослось вширь и вглубь и продол­жало угрожать жизненно важным центрам колониальной империи.

[108] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 342.

[109] Durand Florez L. Op. cit., p. 16-17.

[110] Valcarcel C. D. Documentos de la Audiencia del Cuzco en el A. G. I. Lima, 1957, p. 43.

[111] См.: Pike F. A Modern History of Peru. Now York, 1967, p. 34-35.

[112] Vargas Ugarte R. Op. cit., p. 407—408.

[113] Rosales Aguirre J. Op. cit., p. 5-6.

[114] Gibson Ch. Spain in America. New York, 1966, p. 179—180.

[115] Lewin B. La insurreccion de Tupac Amaru, p. 104—106.

[116] См.: Лаврецкий И. P. Франсис­ко де Мирапда и борьба за независимость Испанской Америки. М., 1976, с. 89.

[117] См.: Lewin В. La vida de Tupac Amaru, p. 84.

[118] Valcarcel L. E. Op. cit., p. 186.

[119] Валькарсель Д. Указ. соч., с. 146.

[120] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 119-120.