Глава XVII
Колумб спал недолго. Как человек, обладающий сильной волей, он умел заставлять себя и спать и пробуждаться по своему желанию. В продолжение ночи он много раз выходил наблюдать за погодой и за положением своих судов. Так было и в эту ночь. Около часа ночи Колумб вышел на палубу. Ветер свежел, и суда шли ходко. Люди, находившиеся на палубе, крепко спали, за исключением вахтенных, часовых и рулевого. Постояв несколько секунд на палубе, адмирал сразу заметил, что судно идет не по ветру, как он приказал, и, подойдя к рулю, увидел, что оно настолько уклонилось от намеченного пути, что идет прямо на северо-восток, то есть по направлению к Испании.
— И это моряк! — воскликнул он, обращаясь к рулевому.— Так-то ты ведешь судно по указанному пути! Или ты просто погонщик мулов, который круговой тропой гонит своего мула в горах! Видно, мысли твои не здесь, а в Испании, и ты забавляешь себя тем, что думаешь, будто ты так скорее вернешься туда!
~ Мысли мои действительно в Испании, сеньор адмирал,— отвечал рулевой.
— Если нам не посчастливится, то всем будет одинаково плохо. Если же мы благополучно доведем дело до конца, каждому из вас будет прибыльно. Скажи по совести, можно ли тебе и в дальнейшем доверить руль или лучше поручить это дело другому?
— Поручите лучше другому, сеньор.
— Хорошо! Пошли сюда Санчо Мундо, а пока я сам встану у руля,— сказал Колумб и привычной рукой поставил его по ветру.
Спустя несколько минут явился Санчо, позевывая и протирая глаза.
— Поручаю тебе руль,— сказал ему адмирал,— и веди судно в указанном направлении без уклонений. Тот, кто до тебя стоял у руля, повернул судно по направлению к Испании. Выиграть этим много нельзя: это лишняя задержка в пути. Ты — бесстрашный моряк, и я думаю, что на тебя можно положиться.
Санчо привычным жестом повернул руль, чтобы убедиться, что судно хорошо слушается руля, и ответил:
— Я, сеньор адмирал, ваш подчиненный и по вашему приказу готов нести какие прикажете обязанности. Для меня все едино: плыть ли в Катай или на Луну, в Африку или в Сицилию!
— Так, значит, тебя это плавание не пугает, и ты не веришь в россказни, будто нашим судам суждено до скончания века блуждать по морям без надежды когда- либо увидеть своих близких?
— Дивлюсь я вам, сеньор адмирал, как это вы умеете читать в наших сердцах, как в раскрытой перед вами книге. Что касается меня, то хотя и у меня есть свои дурные предчувствия, но они совершенно иного рода: блуждать до скончания века по океану было бы для меня счастьем, а близких, то есть жены, у меня нет, детей, думается, тоже нет, так что все это меня нимало не печалит и не страшит.
— В чем же заключаются твои дурные предчувствия? — спросил адмирал.
— Я не сомневаюсь, что мы придем в чудесный Катай, не сомневаюсь я также и в громадных богатствах, которые нам суждено увидеть или даже приобрести там, не сомневаюсь, что ваше превосходительство способны взять каравеллы на одном конце света и, нагрузив их яхонтами и алмазами, привести их на другой конец света, но меня мучают дурные предчувствия относительно той доли почестей и прибылей, которые суждены мне!
— Ах, Санчо, у тебя, как вижу, корыстолюбивая душа! Впрочем, каждый человек имеет известную цену, и ты, по-видимому, никогда не забываешь о своей цене!
— Я и сам всегда подозревал, что душа у меня корыстолюбивая, сеньор адмирал, и о цене себе я тоже постоянно думаю, потому что постоянно боюсь продешевить. Дайте мне только хорошую цену и побольше всяких подарков, и вы увидите, каким я стану бескорыстным!
— Понимаю,— сказал Колумб,— тебя ничем испугать или устрашить нельзя, но купить можно. В задаток возьми себе этот дублон, и если ты мне в течение всего пути останешься верен, то и при дележке наград не будешь забыт!
— Если так, то поверьте мне, что во всем вашем флоте, ваше превосходительство, у вас не найдется другого такого бескорыстного слуги, как я! Вы спокойно можете теперь спать: пока руль в моих руках, «Санта Мария» будет идти прямехонько к Катаю!
Колумб после этого возвратился в свою каюту, но еще и после того выходил наверх раза два или три в продолжение ночи, чтобы наблюдать за погодой и sa людьми. Пока у руля стоял Санчо, судно шло в должном направлении, но когда его сменили другие, то они повторили то же, что и первый рулевой, смененный Колумбом.
— Мы эту ночь хорошо шли, к сожалению, только забирали дальше к северу, чем я того желал,— сказал дон Христофор поутру своему юному другу.— После заката мы отошли на тридцать миль от острова Ферро, но это только потому, что наши рулевые в эту ночь случайно или умышленно уклонялись от прямого пути и вели судно почти параллельно западному берегу Европы. Таким образом, они старались провести меня там, ,на палубе, пока я старался провести их здесь, на записях. Печально, милый Луи, что приходится прибегать к таким хитростям и уловкам... Но теперь нам нечего больше опасаться португальцев, и мы наконец на надлежащем пути. Еще меня радует, что оба Пинсона мне верны, и их каравеллы идут все время в кильватере «Санта Марии».
Когда взошло солнце, ветер стал заметно свежеть и постепенно переходить к югу. Волнение было не сильное, и суда шли в желаемом направлении, почти не уклоняясь в сторону. Недовольство матросов как будто утихло, а свежий ветер при ярком солнце всегда удивительно веселит душу моряков и придает им бодрости. Ничего угрожающего кругом не было, никаких новых опасностей, которых втайне опасался экипаж в этих неведомых людям водах, не встречалось, и за сутки флотилия Колумба сделала сто восемьдесят миль, вместо которых официально были показаны всего сто пятьдесят миль.
Во вторник, 11 сентября, ветер переменился и стал еще более благоприятным для эскадры. Суда шли прямо на запад, делая приблизительно по пяти миль в час. Вскоре после полудня марсовый матрос вдруг, ко всеобщей радости, крикнул: «Кит!» Кит в открытом море всегда является для экипажа развлечением, если только он настолько далеко, что не грозит опасностью судну. Все сбежались смотреть на кита, но вскоре оказалось, что то был не кит, а мачта потерпевшего крушение судна, которую марсовый матрос издали принял за хвост громадного животного.
— Это предзнаменование, ребята! — крикнул один из недовольных.
— Что ты мелешь, болтун? Смотри хорошенько: мачта-то эта имеет вид креста. Это предвещает нам удачу и успех! — воскликнул Санчо.
— Да ты прав, Санчо! — подхватил эту выдумку адмирал.
Так как мачта с прикрепленной к ней реей действительно походила на крест, то остроумная мысль Санчо нашла себе сочувствие среди темных и суеверных моряков.
В течение трех суток маленькая флотилия беспрепятственно продолжала свой путь при благоприятном ветре. 13 сентября суда встретили течения, которые стали относить их к юго-востоку, в сторону пассатных ветров.
Адмирал и дон Луи находились на своем обычном посту, на юте, когда Санчо Мундо отошел от руля, передав его другому рулевому, сменившему его с вахты. Вместо того чтобы пойти на бак, где находились остальные матросы, он почему-то остановился возле юта и смотрел наверх, как бы желая показать, что желал бы взойти и сообщить нечто своему адмиралу. И действительно, выждав минуту, когда никто не мог его видеть, он поспешно взбежал на ют и остановился пред Колумбом.
— Что ты имеешь сообщить, Санчо? Говори прямо! Если ты хочешь опять выпросить дублон, то говори без лишних проволочек!
— Слушаю, сеньор адмирал! Как вам известно, я не из трусливого десятка, и меня не смутит даже и то обстоятельство, что судно идет на запад, вместо того чтобы идти на восток, а все же я должен сказать, что наше плавание не совсем благополучно: есть признаки необычайные, на которые я хочу обратить ваше внимание, и золота на этот раз за свое сообщение не возьму, сеньор адмирал! Вам, конечно, известно, что, стоя на вахте, человек мало ли о чем думает: об улыбке и дородстве какой-нибудь бабенки, оставшейся на берегу, и о сочном бараньем боке с кашей, а иногда, при случае, даже о своих грехах!
— Разрешите мне выбросить этого болтуна за борт, сеньор Христофор!—воскликнул выведенный из терпения дон Луи, положив руку на плечо Санчо.
Колумб ласково снял его руку и укоризненно взглянул на юношу.
— Очень вам благодарен, граф де Лиерра,— проговорил Санчо с насмешливой улыбкой.— Если вы так же хорошо умеете топить матросов, как выбивать из седла рыцарей на турнирах или опрокидывать неприятельские ряды на поле сражения, то я лучше предпочту, чтобы кто-нибудь другой взялся меня купать, а не вы!
— Ты меня знаешь? — удивленно воскликнул дон Луи.— Ты меня видел раньше где-нибудь?
— И кошка может смотреть на короля, если ей представится случай, а не только матрос на своего судового пассажира. Но вы не беспокойтесь: тайна ваша в надежных руках. Никто об этом ничего не узнает. Если мы благополучно придем в Катай, то всякому из нас достаточно будет забот о себе самом, чтобы думать о других. Если же мы туда не придем, то, вероятно, никому из нас не придется вернуться в Испанию, чтобы рассказать, как утонул или как умер с голода сеньор адмирал и его высокопоставленный спутник...
— Ну, довольно! — строго сказал Колумб.— Говори, что имеешь сказать, или уходи вон, но не болтай здесь вздор: у меня нет охоты слушать всякие присказки. А относительно этого сеньора советую тебе держать язык за зубами, если не хочешь потерять моего доверия и расположения.
— Сеньор адмирал, ваше желание для меня закон. Я пришел сюда не с пустыми речами, я пришел вам сказать, что мы, старые моряки, имеем привычку во всякое время ночной вахты наблюдать Полярную звезду. И что же? В эту ночь я увидел, что эта звезда и наш компас не согласуются между собой.
— Ты не ошибаешься? — поспешно спросил адмирал, видимо, заинтересованный этим наблюдением.
— Нет, сеньор! Вспомните, что я пятьдесят лет наблюдаю эту звезду, и скоро сорок, как свел знакомство с компасом. Но вы можете убедиться сами: звезда еще на своем месте, а компас здесь, подле вас. Сравните их показания.
Не успел Санчо договорить, как адмирал и дон Луи стали внимательно изучать компас. Прежде всего Колумбу пришло на ум, что магнитная стрелка компаса почему-либо ошибается или же подвергается какому- нибудь постороннему влиянию. Но, проверив компас на юте и также тот, что находился в адмиральской каюте, Колумб убедился, что Санчо был прав. Между тем Полярная звезда никогда не изменяет своего положения в небе, и вдруг не только эти два компаса, но и другие два, находившиеся в нактоузе (компасном ящике),— словом, все четыре компаса уклонились на целых шесть градусов от своего нормального направления, и, вместо того чтобы указывать прямо на север или на точку горизонта, находящуюся непосредственно под Полярной звездой, все четыре компасных стрелки уклонялись на целых шесть градусов к западу[29].
— Прежде всего, Санчо, ты никому не скажешь об этом ни слова! — сказал адмирал.
— Будьте спокойны, сеньор, я буду молчать до тех пор, пока ваше превосходительство не разрешит мне заговорить об этом странном явлении.
— Ну, иди, а я постараюсь выяснить, что могло повлиять на магнитные стрелки компасов и заставить их уклониться от должного направления.
— А что бы это могло быть? — спросил дои Луи, когда Санчо удалился.
— Я еще не знаю и потому ничего не могу сказать,— ответил Колумб.— Но так как минеральные богатства Испании отличаются до некоторой степени от минеральных богатств Франции, то мы в данный момент находимся, быть может, в местности, изобилующей магнитным камнем; быть может, где-нибудь поблизости лежит остров, оказывающий влияние на наши компасы или что-либо в этом роде.
— Известно ли о таком влиянии какого-нибудь острова? — спросил снова дон Луи.
— Нет, до сих пор ничего подобного не было известно, и я не смею даже утверждать, что это вероятно. Но все возможно. Теперь же нам остается только ждать доказательств, что это странное явление постоянно, и наблюдать, не произойдет ли в этом отношении каких- либо изменений, которые могут послужить указанием на настоящие причины этого необъяснимого пока для нас явления.
На этом разговор о компасах прекратился, но всю эту ночь Колумб провел без сна, крайне озабоченный, почти не спуская глаз с компаса в потолке своей каюты, благодаря которому командиры судов имеют возможность следить за направлением судна, когда рулевой даже и не подозревает об этом. Поутру Колумб вышел на палубу, когда Полярная звезда еще не потухла, и снова тщательно сравнил положение этой звезды с указанием магнитных стрелок.
На этот раз оказалось, что стрелка уклонились еще более против прошедшей ночи. Вычисления же показали, что за эти сутки эскадра прошла около ста миль и, по его расчетам, должна была теперь находиться милях в шестистах западнее острова Ферро.
Санчо молчал, остальные рулевые были не столь внимательны, и пока никто больше не заметил странного поведения компасов. Таким образом, день и ночь 14 сентября прошли спокойно: команда ни о чем не подозревала и не волновалась, тем более что ветер ослаб и каравеллы за это время прошли к западу всего миль шестьдесят. Несмотря на столь незначительное продвижение, Колумб с точностью искусного мореплавателя, тщательно сверив все компасы, убедился, что стрелки медленно, почти неприметно продолжали отклоняться на запад.
[29] Явление это происходило оттого, что каравеллы Колумба к этому времени прошли магнитный меридиан. Стрелка компаса, вместо того чтобы указывать несколько вправо от полюса, начала склоняться влево