Глава XXVI

Однажды вечером в конце марта в покоях королевы собралось для дружеской беседы маленькое общество. Было уже близко к полуночи. Король по обыкновению работал рядом в своем кабинете. Кроме членов коро­левской семьи доньи Беатрисы и ее прелестной воспи­танницы у королевы находились архиепископ Гранады, Луи де Сент-Анжель и дон Алонсо де Кинтанилья, ко­торых прелат пригласил для обсуждения какого-то фи­нансового вопроса.

В это время паж Диего де Бальестерос доложил, что какой-то человек странного вида и поведения проник во дворец и настойчиво добивается свидания с королевой.

— Этот странный человек,— сообщил паж,— говорит, что все часы в течение суток равны между собой и что и ночь, и день созданы на потребу людям и одинаково пригодны и для дела, и для безделья.

— Уж не кроется ли здесь измена?! — воскликнула Изабелла.

— Шпаги этих сеньоров,— сказал король,— послу­жат нам защитой. Введите его сюда!

Дверь открылась, и перед королевской четой пред­стал Санчо Мундо. Его причудливое одеяние рассме­шило и удивило присутствующих, ибо бравый моряк нацепил на себя все украшения, привезенные им из так называемой Индии. Одна Мерседес сразу догадалась, что это за человек, она невольно радостно вскрикнула. Теперь и королева все поняла.

— Ты, вероятно, посланец сеньора Колумба? — обра­тилась она к Санчо.— Говори!

— Я Санчо Мундо с королевской верфи, один из са­мых верных слуг и моряков вашего светлейшего вели­чества, уроженец и житель Могера!

—  Я спрашиваю, тебя послал Колумб?

— Да, сеньора, и я весьма благодарен вашему ве­личеству за этот вопрос. Меня действительно прислал сеньор Колумб, полагая, что я сумею пробраться среди хитрых португальцев. Он послал меня прямо из Лис­сабона сухим путем, и, признаюсь, путь от лиссабон­ских конюшен до вашего дворца неблизок.

—  Есть у тебя письмо? — спросила королева. Ведь, кроме писем, ты ничего не мог принести с собой.

— Я бы мог принести с собой хоть часть тех дубло­нов, что взял с собой в дорогу, но, вероятно, корчмари всюду принимали меня за герцога, судя по тому, как они меня обирали, и теперь оказалось, что я действи­тельно ничего не принес с собой, кроме писем,— сказал Санчо.

— Дайте этому человеку золота,— произнес ко­роль,— он, как вижу, из тех, кто любит получать на­граду прежде, чем заслужит ее.

Дон Алонсо всыпал в руку матроса горсть золотых монет. Санчо преспокойно пересчитал их и, обнаружив, что их гораздо больше, чем он ожидал, пришел к за­ключению, что у него нет больше оснований молчать.

— Говори, парень! — приказал король своим власт­ным голосом, который подействовал на Санчо лучше всяких просьб и убеждений.

— Где теперь находится адмирал? — спросила коро­лева.

— Последний раз я видел его в Лиссабоне. Но сей­час он наверняка уже в Палосе или где-нибудь непода­леку.

—  В каких странах он побывал?

—  Сипанго и владениях великого хана, лежащих на расстоянии сорока дней пути от Гомера, в стране пре­красной и чудесной!

—  Да ты смеешься, что ли, над нами? Неужели мы должны верить тому, что ты говоришь? — спросила ко­ролева.

— Если бы вы, ваше величество, получше знали Санчо Мундо, вы не стали бы сомневаться. Я говорю вам, сеньора, чистую правду. Дон Христофор Колумб от­крыл эту страну по ту сторону земли, которая, как мы теперь знаем, кругла, словно шар, и которую мы обо­гнули. Он также открыл, что Полярная звезда бродит по небу, как кумушка, разносящая сплетни, а кроме то­го, он овладел островами величиной с Испанию, где полным-полно золота и где наша святая церковь может обращать туземцев в истинную веру до скончания вре­мен.

— Довольно! Дай сюда письмо Колумба! Не может быть, чтобы он прислал такого пустомелю с одним словесным донесением!

Санчо не спеша развернул несколько тряпиц и бу­мажек и протянул послание Колумба королеве. Той при­шлось встать и сделать несколько шагов вперед, чтобы взять письмо. Все только что слышанное было столь необычно и странно, что в течение некоторого времени присутствующие молчали. Пока королева читала письмо, Санчо достал из кармана полученные им золотые и принялся их пересчитывать.

Послание Колумба было подробным и длинным, и, чтобы его прочесть, понадобилось немало времени. Ког­да письмо было дочитано, Изабелла возвела глаза к небу, воздела руки и воскликнула:

— Не нам, а тебе, о господи, принадлежит вся сла­ва этого чудесного открытия, все плоды этого великого свидетельства твоего милосердия и всемогущества!

Королева упала в кресло и залилась слезами. Король осторожно взял письмо из ее ослабевшей руки и принялся читать его медленно и с большим вниманием. Мало кто наблюдал хладнокровного короля Арагонско­го в таком волнении, как в эти минуты!

— Луи де Сент-Анжель и вы, Алонсо де Кинта­нилья!— воскликнул он.— Эти вести должны и вам быть приятны! Колумб превзошел в своих деяниях все наши ожидания. Он действительно открыл Индию, увеличил наши владения и расширил нашу власть до необозри­мых пределов!

Редко можно было видеть Фердинанда таким ра­достным и оживленным. Он сам сознавал это и, не же­лая обращать на себя внимания присутствующих, по­дошел к Изабелле, взял ее под руку и повел в свой ка­бинет. Уходя из залы, он сделал знак трем сеньорам, приглашая их следовать за собой.

После их ухода в зале остались, не считая Санчо, только инфанты, маркиза де Мойа и Мерседес, впро­чем, королевские дочери почти сразу же удалились в свои покои.

— Судя по твоим речам,— обратилась маркиза к Санчо,— и по тому, что Колумб доверил тебе свое по­слание, ты из его экипажа, не так ли, друг мой?

— Можете быть в этом уверены, светлейшая сеньо­ра! Чуть ли не все время я стоял у руля, всего в десяти шагах от места, которое так полюбилось адмиралу и сеньору Педро де Муносу.

— Значит, на вашем судне был некий сеньор Му­нос? — спросила Мерседес, будучи не в силах сдержать свое любопытство.

— Да, сеньора, а кроме него был еще сеньор Педро Гутиерес и еще некий дон... как, бишь, его там звали... и все они втроем занимали не больше места, чем один обыкновенный человек. Простите, милостивая и пре­красная сеньора, говорят, где-то здесь, при дворе на­шей доброй королевы, должна быть донья Беатриса де Кабрера маркиза де Мойа. Вы о ней не слыхали?

—  Это я,— отозвалась маркиза.— У тебя, верно, есть ко мне поручение от сеньора де Муноса?

— Так-так! Ладно, расскажу вам все о вашем слав­ном племяннике, графе де Лиерра, которого на кара­велле называли также Педро де Мунос, а еще—Педро Гутиерес, полагая, что первое имя ложное, хотя и вто­рое было ничем не лучше.

—  Как? Тебе это известно?

— И не мне одному, а и ему самому, и сеньору Ко­лумбу, и Мартину Алонсо Пинсону, если он, бедняга, еще жив, да, вероятно, и вам, и этой прекрасной сеньо­рите тоже кое-что об этом известно...

— Ну, довольно! Теперь расскажи мне о нем. Он тоже прислал письмо?

— Письмо он мне не мог дать потому, что узнал о моем отъезде в самый последний момент. Адмирал по­ручил его заботам принцев и принцесс, которых мы при­везли с Эспаньолы, так что граф был занят по горло и не мог нацарапать даже записки, хотя желал бы от­править столь уважаемой тетушке, как вы, послание на десяти листах!

—  О каких принцах и принцессах ты говоришь, друг мой?

— О тех высоких особах, которых мы привезли сю­да. С мелкой рыбешкой мы не стали связываться, сень­ора, и захватили только самых благородных принцев и самых прекрасных принцесс, какие нашлись там, на Востоке. Одна из этих принцесс такой редкой красоты, что красивейшие дамы Кастилии умрут от зависти, уви­дев ее. Она — любимица дона Луи.

— Кто она такая, эта принцесса? — строго спроси­ла маркиза.— Как ее зовут? Откуда она?

— Зовут ее донья Озэма, из государства Гаити. Дон Маттинао ее брат, касик, то есть король в одной из стран этого острова, а донья Озэма — его наследница. Я вместе с доном Луи был в гостях при их дворе!

—  Что за басни? Неужели граф де Лиерра не нашел себе другого товарища, чтобы отправиться ко двору?

— Думайте, что хотите, сеньора, но это так. Когда молодой граф рыскал по свету и плавал по морям, то в одном из его путешествий судьба столкнула его с Сан­чо Мундо. Оказавшись с ним вместе на «Санта Марии», я узнал его, но свято хранил тайну, и мы стали друзья­ми. Когда граф отправился ко двору касика Маттинао, то адмирал отправил с ним Санчо. И когда король Каонабо напал на дворец Маттинао, чтобы похитить донью Озэму, так как она упорно отказывалась стать его же­ной, то графу де Лиерра и Санчо Мундо не осталось ничего иного, как сразиться с целой армией и обратить ее в бегство, одержав тем самым такую победу, какой даже наш король и государь дон Фердинанд не одер­живал над маврами!

— И, победив похитителя, вы сами похитили прин­цессу!— насмешливо подхватила маркиза.— Басня твоя хороша, друг мой Санчо, но неправдоподобна. И будь на то моя воля, я бы приказала тебя хорошенько вы­пороть за такие шутки! Ты этого вполне заслужил!

— Боюсь, сеньора, что в его рассказе больше правды, чем это кажется,— промолвила вполголоса Мерсе­дес.

— Без сомнения! — воскликнул Санчо, на которого угроза маркизы не произвела никакого впечатления.— Не надо забывать, что мы сразили наших врагов выст­релами из аркебузы, о которой там не имеют никакого представления, а дон Луи не раз обращал в бегство це­лые колонны мавров. Что же тут невероятного?

— И вы действительно привезли сюда эту принцес­су? — спросила Мерседес.

— Клянусь всеми святыми, которые значатся в ка­лендаре! И она много прекраснее дочек нашего короля, если это те девицы, что сейчас вышли отсюда.

— Прочь с глаз моих, плут! — воскликнула возму­щенная донья Беатриса.— Ничего не хочу больше слу­шать! Постарайся быть более воздержан на язык, не то тебя не спасет от побоев даже вся власть твоего адми­рала! Мерседес, время позднее, нам пора на по­кой.

Санчо остался один. Через минуту за ним пришел паж и отвел в комнату, предназначенную ему для ноч­лега. Он собрался уже раздеться и лечь, когда тот же паж пригласил его проследовать в маленькую приемную доньи Мерседес,

Лицо прекрасной сеньориты пылало, и будь Санчо хоть немного проницательнее, он понял бы, что она до крайности взволнована.

- Санчо,— сказала она,— ты совершил с сеньором Колумбом славное и необычайное путешествие и видел много такого, о чем мы, никогда не покидавшие Испа­нии, и не догадываемся. Неужели все, что ты рассказы­вал об этих принцах и принцессах, правда?

—  Чистейшая правда, сеньорита, какой не напишут историки. Когда сам побываешь в сражении или в ка­ком-нибудь славном плавании, а потом услышишь, что об этом написано, только тогда и поймешь разницу меж­ду истиной и историей. Вот, скажем, отправился я...

— Итак,— перебила его Мерседес,— ты утвержда­ешь» что дон Маттинао и принцесса донья Озэма дей­ствительно существуют и приехали с доном Колумбом в Испанию?

—  Я не говорил, сеньорита, что дон Маттинао при­ехал с нами, он остался управлять своим народом. Но его красавица сестра последовала за адмиралом и до­ном Луи в Палос.

— Последовала? Откуда же у адмирала и у графа де Лиерра такое влияние на царственных дам, что те вдруг бросают свою родину и «следуют» за ними в чу­жую страну?!

—  О, сеньорита! Хотя принцесса на Гаити есть принцесса и красавица везде будет красавицей, но там люди гораздо проще, особенно если судить по их одеж­де, которую они, впрочем, вообще считают совершенно излишней. Донья Озэма чудо как хороша! Она уже на­чала болтать на чистейшем кастильском наречии, слов­но воспитывалась где-нибудь в Бургосе или в Толедо! Да и не диво с таким учителем, как дон Луи! Она от него переняла немало: ведь он жил у нее во дворце, и никто им, можно сказать, не мешал, пока не явился этот чертов дон Каонабо!

—  Скажи, Санчо, эта принцесса христианка?

—  Господи, прости вашу невинную душу, донья сеньорита, откуда ей быть христианкой? Она лишь всту­пила на путь спасения, да и то я думаю так потому-то видел у нее крест, правда совсем маленький, зато золотой, как и полагается: ведь его подарил ей такой богатый и благородный человек как граф де Крест? — сдерживая дыхание, спросила Мерседес

— Да, сеньорита! Все женщины любят украшать себя драгоценностями. Эта же безделушка украшена дра­гоценными камнями, и раньше дон Луи сам носил ее на шее!

—  А мажешь ты мне сказать, что это за камни? Би­рюза?

— В драгоценных камнях я никогда толком не раз­бирался. Знаю только, что они голубее, чем неба Гаити. Донья Озэма называет этот крест «мерседес».

—  Все это очень странно, Санчо! Что же, у этой принцессы есть свита?

— Что вы, сеньорита! Вы забываете, что «Нинья» совсем маленькое суденышко, о чем говорит и ее на звание[39]. На нем едва моряки-то уместились, где же нам было еще набрать всяких дам и сеньоров свиты. Мне, думается, что дон Христофор и дон Луи вполне могут заменить всякую свиту при ком угодно.

— А дон Луи де Бобадилья постоянно находился при адмирале, всегда был готов поддержать его и был всюду впереди в. минуты опасности? — продолжала рас­спрашивать Мерседес.

—  Вы словно видели его там, сеньорита!. Если бы вы только видели, как он расправлялся с воинами Каонабо, как не давал никому подступиться, защищая данью Озэму своим мечам, вы бы заплакали от восхи­щения, не пожалев ваших прекрасных глаз!

— Защищая донью Озэму... Значит, она была за его единой?

— Да, но не все время. Когда стрелы посыпались дождем, она бросилась вперед и заслонила собой гра­фа, и враги опустили свои луки, боясь ее ранить. Она спасла жизнь своему защитнику!

— Спасла ему жизнь] Индийская принцесса спасла жизнь дона Луи де Бобадилья!

— Вот именно! Граф не раз вспоминал об этом дне. Стрелы взвились, словно туча, и он уже боялся, что ему придется либо расстаться с жизнью, либо махнуть ру­кой на рыцарскую честь и удрать, если бы не мужест­во и решительность доньи Озэмы. Она добрая душа, поверьте мне, сеньорита! Вы сами полюбите ее, как сестру, когда увидите и узнаете.

— Санчо,— прервала его Мерседес, заливаясь ру­мянцем,— граф де Лиерра поручил тебе рассказать о нем его тетке, а ни о какой другой особе он не упоми­нал?

- Нет, сеньорита, не помню.

- Постарайся припомнить...

- Кажется, он говорил мне о какой-то трактирщи­це Кларе, у нее, мол, всегда отменное вино... Хотя, нет, это говорил Диего, наш рулевой, он только о вине и ду- мает.

- Можешь идти, Санчо, завтра мы с тобой еще по­толкуем,— проговорила Мерседес упавшим голосом.

Санчо откланялся и с удовольствием улегся в при­готовленную для него постель, даже не подозревая, ка­ких дел натворил своей болтовней.

---

[39] Нинья — по-испански «малютка».