Глава XXVIII
Окончив все официальные приемы, вечером королева Изабелла направилась в покои, занимаемые маркизой де Мойа.
Постучав, она отворила дверь и с порога сделала знак, что не желает никаких официальностей, и маркиза де Мойа, хорошо зная привычки королевы, встретила ее по-дружески, просто, как равную.
— Беатриса, милая моя,— заговорила Изабелла,— мы пережили ныне столько волнений, что я чуть было не забыла об одном своем обещании. Твой племянник вернулся ко двору и держит себя так скромно, так осторожно, словно и не принимал участия в экспедиции! Такое поведение меня радует. И я того мнения, что после того, как этот молодой человек выказал столько настойчивости, столько выдержки и столько мужества, следует забыть о некоторых его слабостях. Я хочу сказать этим, что считаю себя не вправе долее возражать против его брака с твоей воспитанницей. Тебе, конечно, известно, что донья Мерседес дала мне слово не выходить замуж без моего согласия. Теперь я хочу сказать, что даю это согласие и, мало того, даже желаю, чтобы она стала графиней де Лиерра как можно скорее! Где твоя воспитанница?
— Она простилась со мной перед самым вашим приходом. Я сейчас ее позову, чтобы она услышала о вашем решении.
— Нет, мы сами пойдем к ней, Беатриса. Новость, которую я ей несу, не может ждать! Показывай, куда идти, коридоры — наши неведомые моря, и нам еще предстоит отыскать путь через все эти сложные переходы.
— Боже нас упаси от столь поразительных открытий, какие сделал генуэзец! — улыбнулась маркиза.
В маленькой приемной Мерседес их встретила одна из служанок и бросилась к своей госпоже, чтобы предупредить о визите, но Изабелла, привыкшая обращаться со своей любимицей по-матерински просто, без церемоний, открыла дверь и очутилась перед Мерседес.
— Дитя мое, я пришла исполнить приятный и почетный долг,— начала королева.— Сядь здесь, у моих ног, и выслушай свою государыню, как слушала бы родную мать.
Мерседес с радостью повиновалась: сейчас она была готова на все, лишь бы не говорить самой.
— Я должна похвалить тебя за верность своему слову, дитя мое. Но теперь я хочу освободить тебя от твоего обещания: отныне твоя судьба в твоих руках.
Мерседес не произнесла ни слова, но королева почувствовала, что нервная дрожь пробежала по всему телу девушки.
— Ты не отвечаешь, девочка? — удивилась королева.— В таком случае скажу яснее: мое желание — увидеть тебя возможно скорее женою дона Луи де Бобадилья графа де Лиерра.
— Нет, нет, нет!—воскликнула Мерседес.— Никогда!
Изумленная Изабелла вопросительно взглянула на маркизу.
— Ты что-нибудь понимаешь, Беатриса? — спросила она.— Неужели я ранила сердце этого ребенка? Мне казалось, мой слова принесут ей высшее счастье...
— Нет, нет, сеньора,— проговорила Мерседес, обнимая королеву,— вы никого не ранили и не могли ранить — вы слишком для этого добры!
— Беатриса, надеюсь, ты мне объяснишь, что произошло? Что вызвало такую перемену в чувствах твоей воспитанницы?
— Боюсь, сеньора, что чувства этой бедной и неопытной души совсем не изменились, зато в чувствах ветреного юноши произошли значительные перемены.
— Возможно ли это?! — воскликнула королева.— Неужели бесчестный граф воображает, что подобное коварство останется безнаказанным? Удивляюсь твоему спокойствию, маркиза, раньше ты всегда находила слова для искреннего осуждения!
— Мои горечь и негодование уже улеглись,— отозвалась донья Беатриса.— Ведь этот мальчик — сын моего брата. Когда я осуждаю его, мне кажется, что я осуждаю его отца, чей образ сразу возникает у меня перед глазами, и весь гнев мой сразу проходит!
— Но это совершенно невероятно! Мерседес так прекрасна, так молода, так очаровательна! Можно ли забыть ее?! Нет, я не знаю, можно ли объяснить это чем- нибудь, кроме минутного увлечения!..
— Что поделаешь, сеньора,— с горечью ответила маркиза.— Он прельстился молодой индийской принцессой, уговорил ее покинуть родину, и все для того, чтобы удовлетворить свое внезапное чувство.
- Ты говоришь — индийскую принцессу? Адмирал редставил нам одну принцессу, но она замужем, немолода, и вообще ей весьма далеко до Мерседес де Вальверде!
— Ах, сеньора, та, о которой вы говорите, не походит на принцессу Озэму! Эта Озэма неоспоримая красавица, это вам скажет всякий, кто ее видел, и если красота может служить оправданием непостоянству, то мой племянник в данном случае заслуживает снисхождения.
— А ты откуда все это знаешь, Беатриса?
— Луи доставил ее во дворец, и сейчас она находится в этих покоях. Мерседес приняла ее, как родную сестру, хотя та, сама того не подозревая, разбила ей сердце.
— Она здесь?! В таком случае между ней и доном Луи ничего быть не может. Он никогда не решился бы так оскорбить Мерседес.
— О, в этом его никто и не обвиняет, сеньора. Мальчишеское непостоянство и необдуманная жестокость графа — вот что меня возмущает! Я никогда не поощряла его ухаживаний за моей воспитанницей, потому что не хотела, чтобы люди говорили, будто я стараюсь устроить этот столь почетный и выгодный для нашей семьи брак. А теперь я считаю, что он просто недостоин ее благородной души!.
— Ах, сеньора! — прошептала Мерседес.— Луи не виноват. Озэма так прекрасна! Это — мое несчастье, а не его преступление.
— Красота Озэмы! — повторила королева.— Неужели эта молодая индианка в самом деле так прекрасна, что даже Мерседес может ей позавидовать? Я могу ее видеть?
— Вам стоит только приказать, сеньора!
— Пусть Мерседес пойдет предупредить, что я хочу ее посетить.
Мерседес поспешила исполнить желание королевы. Оставшись наедине с маркизой, Изабелла сказала:
— Меня очень удц»ляетг что Колумб не представил мне эту принцессу.
— Видимо, адмирал полагал, что, раз она доверена заботам Луи, мой племянник сам представит ее вам. Ах, сеньора, просто не верится, что такую девушку, как Мерседес, можно было столь быстро забыть ради какой-то полуголой некрещеной нндианки.
Мерседес успела подготовить Озэму к посещению королевы. Гаитянка выучила уже достаточно испанских слов, чтобы с ней можно было беседовать без особых затруднений. Озэма поняла, что ей предстоит встреча с первой женщиной Испании.
Хотя Изабелла и ожидала увидеть девушку необыкновенной красоты, однако, увидев Озэму, она замерла от изумления, пораженная природным изяществом ее движений и благородством осанки. Озэма уже освоилась с одеждой, которая на Гаити показалась бы ей невыносимым бременем. К тому же Мерседес заставила ее надеть свои драгоценности, которые придавали гаитянке совершенно особую, дикую прелесть. Развернутая чалма окутывала ее плечи, а на груди красовался маленький золотой крестик, украшенный бирюзой.
— Это что-то невероятное! — воскликнула королева, когда Озэма, стоя на другом конце комнаты, грациозно склонилась, приветствуя ее.— Не может быть, чтобы это прекрасное создание могло носить в душе злые умыслы!
— И я так думаю, сеньора,— сказала маркиза,— и, несмотря на все причины к недоброжелательству, и я, и Мерседес, мы обе уже успели полюбить ее.
— Принцесса,— обратилась королева к Озэме,— приветствую вас в наших владениях! Адмирал, как всегда, поступил разумно, выделив вас из числа остальных ваших соотечественников.
— О, адмирал! — воскликнула Озэма.— Адмирал — «мерседес»! Изабелла — «мерседес»! Луи — «мерседес»!
— Беатриса, что она этим хочет сказать? — удивленно спросила королева вполголоса.— Почему принцесса присоединяет имя твоей воспитанницы к титулу Колумба, моему имени и даже к имени графа де Лиерра?
— Сеньора, благодаря какому-то странному заблуждению она вообразила, что «мерседес» по-испански означает все прекрасное, и, когда хочет что-либо похвалить, произносит это слово.
— Действительно, странное заблуждение,— проговорила королева.— Но оно не случайно. Этому должна быть причина. Кто при ней мог произнести это имя, кроме вашего племянника, Беатриса, да еще так, что принцесса приняла его за синоним совершенства?
— Сеньора, неужели это возможно? — воскликнула Мерседес, и яркий румянец окрасил ее бледные щеки.
— Почему же нет, девочка? Быть может, мы были слишком поспешны в своих суждениях о графе?
— Но если бы это было так, Озэма не любила бы его так горячо!
— Ас чего ты взяла, дитя мое, что принцесса испытывает к графу нечто большее, чем просто признательность за заботу о ней? Беатриса, здесь какая-то жестокая ошибка!
— Боюсь, что нет, сеньора,—возразила маркиза.— В чувствах Озэмы трудно ошибиться: она слишком наивна и неопытна, чтобы их скрывать Она отдала Луи свое сердце! И это не просто восхищение моим племянником, а настоящая страсть.
— Но возможно ли видеть дона Луи во всем блеске его доблести и не полюбить его! — воскликнула Мерседес.
— Воинская доблесть! — повторила королева.— И при этом такая беспечность!
— Сеньор, принцесса рассказала нам, как он избавил ее от злейшего врага Каонабо, как он доблестно сражался, защищая ее.
— Пусть так,— промолвила королева.— А теперь идите и ложитесь спать, вы и маркиза: я хочу поговорить с принцессой с глазу на глаз.
Маркиза и Мерседес тотчас же удалились. Более часу проговорили королева и Озэма. Изабелла не все поняла из объяснений гаитянки, но одно было несомненно: Озэма любила Луи.
— Принцесса,— сказала королева,— я, кажется, поняла ваш рассказ. Каонабо, король соседней с вами страны, желал сделать вас своей женой, но так как у него уже было несколько жен, то вы не пожелали стать его супругой. Тогда он вздумал захватить вас силой, и находившийся в это время в гостях у вашего брата граф де Лиерра...
— Луи! Луи! Не граф! — воскликнула Озэма.
— Луи де Бобадилья и граф де Лиерра — одно и то же лицо. Итак, Луи, если хотите, защищал вас и, обратив в бегство касика, вернул вас вашему брату, а ваш брат предложил вам бежать на время в Испанию, после чего Луи стал вашим покровителем и по приезде в Испанию поручил вас попечению своей тетки. Так?
— Да, да, сеньора, да,— подтвердила Озэма.
— Теперь, принцесса, позвольте мне спросить, любите ли вы дона Луи настолько, чтобы забыть вашу родную страну, ваших родных и остаться навсегда в Испании и стать женой Луи де Бобадилья?
Слова «муж» и «жена» были давно известны гаитянке. Она радостно улыбнулась и закивала головой:
— Да, сеньора! Озэма — жена Луи!
— Вы хотите сказать, что Озэма скоро станет его женой...
— Нет, нет. Озэма теперь жена Луи. Луи теперь муж Озэмы.
— Не может быть! — воскликнула королева, пристально вглядываясь в лицо девушке, чтобы убедиться, не обман ли это.
Однако по-детски открытое лицо Озэмы было так простодушно, что Изабелле пришлось поверить ее словам.
Вернувшись в свои покои, королева встретила там маркизу де Мойа.
— Дело обстоит хуже, чем мы полагали, Беатриса,— сказала королева.— Твой легкомысленный племянник уже женился на индианке. Теперь она его законная супруга!
— Сеньора! — воскликнула маркиза.— Здесь какая-то ошибка! Разве может христианин обвенчаться с некрещеной язычницей?
— Разумеется, нет. Но мне кажется, Озэма уже приняла святое крещение. У нее на шее крестик.
— Этот крестик подарила недостойному изменнику Мерседес. Это был ее прощальный подарок перед разлукой!
— Да, Беатриса, мужчины не способны оценить женскую преданность. Что делать, помолись, чтобы милосердный господь поддержал твою воспитанницу в тяжком, но неотвратимом испытании.