Осада Мехико (от 1520 до 1525 г.)

Из всех страстей, волнующих человечество и унижа­ющих нравственное достоинство людей, ни одна страсть, ни один порок не действуют на человека так губитель­но, как ненасытное корыстолюбие; оно иссушает его ум и сердце, заглушает в нем все добрые наклонности, де­лает его несправедливым, жестоким и даже в самой благородной душе уничтожает сострадание к несчастьям ближних. То же случилось и с завоевателями Мексики, когда при виде бесчисленных сокровищ, принадлежав­ших Монтесуме, им овладела эта недостойная страсть: под влиянием ее Кортес скоро утратил прежние благо­родные чувства и сделался виновником ужасных бедст­вий, постигших вскоре несчастную мексиканскую им­перию.

Прошло несколько дней со времени вступления ис­панцев в Мексику, в продолжение которых император всеми способами старался доказать им свое благоволе­ние, как вдруг Кортес узнает, что несколько человек из его спутников, отставших в дороге и потому не успев­ших войти в город вместе с ним, были изменнически умерщвлены мексиканцами и что головы убитых, тайно препровожденные к Монтесуме, выставлены по прика­занию его над дверями главного храма как наиболее приятная кертва для национальных богов.

Получив это страшное известие, Кортес, действитель­но рассерженный или только притворяясь таким для сво­их целей, берет с собой несколько с ног до головы во­оруженных офицеров и отправляется во дворец Монтесумы; здесь он строго упрекает его за возмутительную жестокость относительно людей, не сделавших мекси­канцам ни малейшего зла, и требует, чтобы убийцы бы­ли немедленно преданы в руки испанцев. А чтобы им­ператор не вздумал уклониться от исполнения этого требования, Кортес настаивает с угрозами на своем на­мерении перевести Монтесуму во дворец, назначенный для помещения испанцев, и держать его там под стра­жей в качестве заложника до тех пор, пока убийцы не получат достойного возмездия, обещая, что среди его то­варищей глава империи будет окружен подобающими его сану почестями и что всем придворным будет дозво­лено служить их повелителю точно так же, как и в то время, когда он находился на свободе.

При этом оскорбительном требовании гордый мек­сиканец не мог сдержать своего негодования против дерзких чужеземцев, осмеливающихся относиться так грубо к нему, почти полубогу, окруженному поклонени­ем и обожанием подвластного ему народа, но когда один из офицеров выхватил кинжал и со страшными угроза­ми подступил к императору, то последний принужден был уступить; он немедленно согласился на все усло­вия, предложенные Кортесом, и объявил своим прибли­женным касикам, что намерен провести некоторое время у своих добрых друзей, испанцев.

Трудно представить себе, какое отчаяние и негодо­вание овладели жителями столицы, когда они узнали, что их любимый монарх находится во власти чужезем­цев в качестве пленника. В городе началось волнение, мексиканцы уже готовы были взяться за оружие, что­бы силой освободить своего повелителя из рук врагов, но Монтесума энергично воспротивился такому осво­бождению. Не подумайте, что это было следствием жал­кой трусости, нет, Монтесума славился своим мужест­вом и неустрашимостью, он действовал так, потому что дорожил жизнью своих подданных и не хотел подвергать их всем ужасным последствиям неравной борьбы с не­приятелем, в руках которого находились громы пушек и страшные животные, способные растоптать всякого, кто к ним приблизится. Не желая проливать напрасно кровь своего народа, император запретил всякие на­сильственные меры против испанцев и решил терпели­во перенести унизительное заключение, надеясь такой покорностью смягчить Кортеса и отвратить его от новых жестоких поступков. Но благородный монарх горько ошибался, рассчитывая на великодушие испанцев; даль­нейшие события скоро заставили его раскаяться в сво­ей неуместной покорности.

Судите сами: как только убийцы испанских солдат были отданы в руки Кортеса, он приказал сжечь их живыми на костре, сложенном из копий, отнятых у жи­телей столицы, а вслед за тем отправился к Монтесуме и велел надеть на него цепи под тем предлогом, что казненные посреди невыразимых страданий будто бы указали на императора как на главного виновника со­вершенных ими убийств.

Трудно понять, каким образом могущественный Мон­тесума мог безропотно подчиниться такому унизитель­ному обращению, когда ему стоило только сказать сло­во — и озлобленные мексиканцы без всякой пощады истребили бы дерзких авантюристов, осмелившихся по­сягнуть на священную особу их императора и обращать­ся с ним, как с презренным преступником. Но в том-то и дело, что решительные поступки испанцев парализо­вали всю энергию, все силы этого слабого и добродуш­ного народа до такой степени, что он не мог прийти в себя от изумления, а его руководители, касики, прибли­женные императора, окончательно растерялись. У них не хватало смелости открыто восстать против притес­нителей, освободить силой из рук их своего монарха, и они были способны только скорбеть, жаловаться и со слезами на глазах поддерживать обременявшие его цепи.

Покорность Монтесумы обезоружила даже самого Кортеса и, может быть, заставила его раскаяться в сво­ей жестокости, потому что через несколько дней он от­дал приказание снять оковы с несчастного императора и обращаться с ним менее сурово. Между тем рабство уже успело развратить когда-то гордого и неприступ­ного монарха, что он не чувствовал ни злобы, ни пре­зрения к своим мучителям, радовался оказанной ему милости, как ребенок, и в восторге целовал ноги солдат, освободивших его от тяжелых оков.

Что же делал завистливый, мрачный губернатор Ку­бы в то время, когда такое неслыханное слепое счастье покровительствовало отважным замыслам ненавистного ему человека? Получая постоянно известия о блестящих подвигах Кортеса, он выходил из себя и проклинал свой неудачный выбор, причем чувство зависти к смелому авантюристу, который с таким успехом выполнил данное ему поручение, увеличивалось в нем с каждым днем. Наконец, решившись во что бы то ни стало уничтожить своего врага, Веласкес отправил на его место другого генерала, по имени Нарваес. Поставив его во главе зна­чительного войска, он приказал ему немедленно схва­тить Кортеса и, скованного по рукам и ногам, отпра­вить на Кубу, а самому продолжать завоевание Мек­сики.

Однако исполнить это приказание оказалось нелег­ко, потому что новый генерал не внушал солдатам ни доверия, ни уважения и, при всей многочисленности сво­его войска, был нисколько не опасным соперником для Кортеса, поспешившего выступить против него со своей маленькой армией, как только он получил известие о назначении себе преемника. Приблизившись ночью к лагерю Нарваеса, он окружил башню, в которой тот заперся для большей безопасности, и одним своим по­явлением привлек на свою сторону почти всех вновь при­шедших солдат. Во время ночной схватки Нарваес полу­чил опасную рану и без всякого сопротивления отдал­ся в руки того самого человека, которого должен был доставить Веласкесу в качестве пленника.

Таким образом, армия, посланная против покорите­ля Мексики, только увеличила его собственные силы и явилась как бы на помощь ему для завершения пред­приятия. Благодаря неожиданному подкреплению у Кор­теса оказалось теперь около тысячи человек солдат, 80 лошадей и несколько пушек, наводивших такой страх на обитателей Нового Света. Нужно сказать, что под­крепление это подоспело как раз вовремя, потому что в отсутствие Кортеса, оставившего для охранения плен­ного Монтесумы небольшой отряд под начальством ка­питана Альварадо, этот последний имел неосторожность нарушить своим вмешательством какую-то священную церемонию, ежегодно совершаемую мексиканцами, во время которой они, следуя варварскому обычаю, при­носили множество человеческих жертв в честь своих главных богов. Такое оскорбление послужило поводом к всеобщему восстанию: забыв свой страх перед европей­цами, не обращая внимания на опустошения, произво­димые в их рядах огнестрельным оружием, жители Мек­сики решились положить конец владычеству испанцев и с ожесточением напали на дворец, служивший их место­пребыванием.

Альварадо думал удержать ярость народа, заставив пленного императора выйти, чтобы подействовать на тол­пу силой прежнего авторитета, но бунтовщики не хоте­ли слушать некогда всемогущего повелителя, и несколь­ко стрел, пущенных почти в упор, были единственным ответом на все его мольбы. Раненый Монтесума упал на руки окружавших его стражей. Не желая пережить ги­бели своего народа, он сорвал повязки, которые поспе­шили было наложить на его раны, и вскоре умер.

Весть об ужасной кончине императора быстро рас­пространилась среди жителей столицы и довела их до последней степени ожесточения. Мексиканцы не боялись теперь ни пушечных залпов, ни конницы, ни новой армии Кортеса, поспешившего выручить из беды неосто­рожного Альварадо, и сражались геройски, как могут сражаться только люди, отстаивающие независимость своей родины.

Видя такое отчаянное сопротивление и бесчисленные толпы народа, потеряв более половины солдат и почти всех лошадей, Кортес принужден был отступить из Ме­хико и на ближайшей горе собрал остатки своего рас­строенного войска, чтобы привести его в порядок. С этой горы испанцы еще так недавно любовались красотой города, преданного теперь всем ужасам кровопролитной войны, но теперь им пришлось увидеть уже не прежнюю мирную картину, а страшное зрелище мучительной смер­ти своих сорока товарищей, которые остались в руках победителей и при свете костров были принесены ими в жертву богам, пришлось слышать стоны и раздираю­щие душу крики этих несчастных и невыразимо страдать от сознания своего бессилия облегчить мучения сооте­чественников или вырвать их из рук рассвирепевшей толпы.