Слуга божий прибывает в Перу с «миссией мира»

Мятеж должен быть подавлен во что бы то ни стало! — Кроткий умиротворитель. — Изменения в «новых законах». — Коварные послания. — Шея словно создана для виселицы. — Лагерь мятежников распадается

Летом 1545 года после продолжительного обсуждения испанский двор признал положение в Перу угрожающим, а действия Гонсало Писарро — злостным бунтом, цель которого оторвать от Испании драгоценнейшую жемчу­жину ее короны. Совет решил беспощадно подавить мя­теж и расправиться с его участниками.

В Новую Кастилию был направлен специальный ко­миссар — член совета святейшей инквизиции Педро де ла Гаска, доверенное лицо короля, наделенный широчай­шими полномочиями.

Официально Гаске был присвоен только титул пред­седателя суда — аудиенсии, но в действительности он был уполномочен именем короля взять всю власть в Перу в свои руки, распоряжаться денежными средствами, объ­являть войну, командовать войсками, назначать и уволь­нять чиновников и священников, наказывать и ссылать мятежников.

Ему поручили именем короля внести изменения в «но­вые законы», вызвавшие такое недовольство и беспо­рядки, а в случае необходимости амнистировать мятеж­ников. Два последних обстоятельства и сыграли главную роль в усмирении мятежа. Этот Кортес в сутане, как называли его некоторые историки, доказал, что может прекрасно справиться с самыми необузданными конкис­тадорами. Была у него и кличка «железный воин», по­тому что еще в Испании он участвовал во многих сраже­ниях, показав себя неустрашимым солдатом. Некоторые хронисты писали о нем, как о человеке медлительном и мягкосердечном, считая, что в Перу был послан кроткий агнец, так как для этой миссии не подходил лев ры­кающий.

Этот «кроткий агнец» даже отказался от предложен­ного ему епископского сана и в мае 1546 года с малень­кой эскадрой отплыл в Новый Свет. Сопровождала его лишь небольшая свита.

В середине июля королевский уполномоченный выса­дился в порту Санта-Марта на берегу Дарьенского за­лива. Здесь он узнал о сражении, происшедшем под Кито, о разгроме и гибели вице-короля Бласко Нуньеса де Белы, о том, что Гонсало Писарро захватил неограни­ченную власть во всем Перу. Случилось это за несколько месяцев до отплытия Гаски из Испании, но средства со­общения были тогда столь несовершенными, что весть об этом не успела дойти до метрополии.

Из Санта-Марты Гаска прибыл в порт Номбре-де-Диос и объявил офицерам Писарро, что явился сюда с миссией мира. Он обещал прощение всем участникам мятежа, если они подчинятся королевским указам, и выразил на­мерение отменить «новые законы». А это значило, что мятежники вернут себе прежние права, и бунт потеряет всякий смысл. И действительно — «кроткий Кортес в су­тане» привез с собой соглашение между королем и конкистадорами, касающееся положения индейцев.

Поправки, внесенные в «новые законы», фактически от­меняли главную их задачу — защитить индейцев, превра­тить их в таких же вассалов короля, как и белые коло­нисты.

Компромисс между королем и конкистадорами преду­сматривал, что репартимьенто будут заменены энкомьендой — опекой. Теперь закон гласил, что губернатор завое­ванных земель выделяет индейцев колонистам, а те, в свою очередь, берут их под свою защиту, заботятся о них и приглашают священника, чтобы тот обучал индейцев закону божьему и христианской морали.

Энкомьендеро является отнюдь не владельцем рабов или крепостных, а опекуном политически незрелых детей природы. Индейцы обязаны доставлять своему опекуну средства к существованию, но их эксплуатации положен известный предел — нельзя заставлять индейцев рабо­тать до изнеможения, отдавать их в заклад или внаем другим лицам.

Индейцев приписывали к энкомьендеро на два поколе­ния, после этого предполагалось объявить их вассалами короля и приравнять в правах к испанцам, Энкомьендеро давал клятву воспитывать индейцев в правилах христи­анской веры, защищать их жизнь и имущество.

На деле же ни о какой защите индейцев не могло быть и речи. Предполагалось безжалостно эксплуатировать их и впредь, предоставлять им свободу через два поко­ления никто не собирался. Туземцы лишались права на свободное передвижение, их можно было насильно отпра­вить в рудники, заковать в цепи. Энкомьендеро мог при­брать к рукам землю своих подопечных.

Конкистадоры поняли, что король уступил и больше не посягает на их коренные интересы; постепенно и они стали склоняться к компромиссу.

Переманив гарнизон Номбре-де-Диоса, Гаска отпра­вился в Панаму, где находился флот Писарро — два­дцать два корабля. Отсюда королевский уполномочен­ный с помощью доминиканского монаха разослал по го­родам Перу письма, в которых разъяснял цель своей миссии, объявлял об изменении «новых законов» и об амнистии всем, кто поддержит королевского эмиссара, В Лиму было отправлено послание короля к Гонсало Писарро с сопроводительным письмом Гаски. Король не обвинял Гонсало в мятеже, он в примирительном тоне писал, что считает его действия ответом на упрямство вице-короля Бласко Нуньеса де Велы. Его величество не собирается ни отстранять Писарро с поста наместника, ни утверждать его в этой должности. Королевскую волю объявит ему Гаска и вместе с Писарро восстановит в Но­вой Кастилии мир и порядок.

Столь же дипломатично было составлено и сопроводи­тельное письмо Гаски. Причины, приведшие к мятежу, писал он, более не существуют. Отныне ссоры и разно­гласия потеряли всякий смысл. Писарро и его сторонники должны доказать верность своему повелителю и подчи­ниться всем его распоряжениям. Если Гонсало будет про­должать борьбу, то его противником окажется сам ко­роль, и народ покинет бунтовщика.

Проходили недели и месяцы, а Гаска все еще оставался в Панаме, ожидая, когда взойдут посеянные им семена. И действительно — многие колонисты стали сомневаться, стоит ли им поддерживать Писарро, и начали подумы­вать о том, как бы снискать прощение и милость короля.

И все же власть Гонсало Писарро казалась прочной и незыблемой. Он завоевал сердца многих колонистов, на­делив их заново обширными землями со всеми живущими там индейцами. Писарро не скупился на богатые по­дарки, устраивал роскошные пиры, на которых его воспе­вали в романсах и балладах, сравнивая с рыцарями прошлых времен.

Узнав о прибытии Гаски, Гонсало снова вернулся к своей прежней идее — отправить в Испанию посланцев и просить короля утвердить за ним титул наместника Но­вой Кастилии. Посольство возглавляли один из предан­нейших сторонников Гонсало высокородный дворянин Лоренцо де Альдана и епископ Лимы.

Послы везли письмо и для Гаски с приличествующими случаю пожеланиями счастья. Писарро выражал сожа­ление, что прибытие Гаски запоздало — волнения в Перу уже прекратились и власть находится в верных руках. Посольство не собирается выпрашивать в Испании про­щения для Писарро, который ни в чем не провинился и является самым подходящим человеком для того, чтобы управлять Новой Кастилией, оно будет просить короля утвердить Гонсало Писарро наместником Перу.

Ходили слухи, что посольство собирается подкупить Гаску огромной суммой денег, а если это не удастся пустить в ход еще более действенное средство — кинжал или яд и убрать с дороги этого хитрого, настойчивого человека, одетого в бедную сутану священника.

В Панаме Альдана встретился с Гаской и узнал, на­сколько широки полномочия последнего и сколь твердо решил тот выполнить свою миссию. Надменный идальго, в преданности которого Писарро не сомневался, тут же отказался от поездки в Испанию и поклялся в верности королю. Вскоре так же поступил и командующий флотом, передав свои корабли в распоряжение Гаски. Все мятеж­ники, явившиеся с повинной, получили прощение и были назначены на новые должности.

Теперь Гаска стал набирать войско, обещая солдатам хорошее жалованье. Он запасался продовольствием, слал письма в Никарагуа и Мексику, прося оказать ему под­держку, а также обратился к Беналькасару, призывая того прийти к нему на помощь. Обещания и письма хит­рого прелата делали свое дело. Многие колонисты соби­рались тайно перейти в лагерь сторонников короля, пока можно было рассчитывать на прощение.

Не зря капитан Карвахаль предупреждал Писарро, что этих писем следует опасаться больше, чем кастильских клинков. Старый воин уговаривал наместника не отвер­гать королевскую милость, а для посланца короля «уст­лать дорогу к столице золотыми и серебряными пли­тами». Что же касается его, Карвахаля, то он прожил достаточно долгую жизнь и не беспокоится за свою судьбу. Его шея такой же длины и так же подходит для виселицы, как у всех прочих.

Но Гонсало Писарро не слушал добрых советов и пре­дупреждений, и скоро лагерь его сторонников начал раз­валиваться. Флот, на который Писарро возлагал столько надежд и в строительство которого вложил огромные средства, уже оказался в руках Гаски. Многие северные города, в том числе Кито, перешли на сторону короля.

Кентено, которого так настойчиво преследовал Карвахаль, покинул прибежище под Арекипой и начал соби­рать своих разбежавшихся сторонников. Спустя некото­рое время он овладел Куско и изгнал из городского управления сторонников Писарро. Затем Кентено напра­вился в Чаркасский округ, объединился с одним из офи­церов Писарро и, имея в своем распоряжении около тысячи человек, разбил лагерь возле озера Титикака, ожи­дая подходящего момента, чтобы напасть на своего быв­шего главнокомандующего.

Гонсало Писарро стал немедленно собирать войска. Вскоре под его знаменами было уже около тысячи хо­рошо вооруженных, обеспеченных всем необходимым и роскошно одетых воинов. На собственные средства, истра­тив около полумиллиона песо де оро, он снабдил конем каждого мушкетера и щедро платил любому солдату.

Когда его личная казна опустела, Писарро наложил руку на королевские доходы, взял под контроль монет­ные дворы и велел чеканить монеты с меньшим содержа­нием драгоценного металла. Богатые горожане Лимы были обложены большим налогом, а с теми, кто протес­товал, безжалостно расправлялись.

Неуверенность и смятение царили в Лиме. Люди не доверяли и друг другу, многие прятали имущество, а не­которые пытались бежать в горы, обманув бдительность стражи, получившей приказ никого не выпускать из города.

Вскоре под Лиму с несколькими кораблями прибыл Альдана. В феврале 1547 года он отплыл из Панамы, по­сетил Трухильо, жители которого отреклись от Писарро, и установил связь со многими офицерами Писарро внутри страны, решившими перейти на сторону короля. Альдана приказал им направиться со своими войсками к Кахамарке и дожидаться Гаски, а сам поплыл к Лиме.

Узнав о приближении неприятельских кораблей, Писарро выступил из Лимы и расположился лагерем непо­далеку от города. Сторожевые посты бдительно следили за тем, чтобы корабли не поддерживали связь с берегом, и все-таки Альдана сумел переслать письма, в которых сообщалось о полномочиях Гаски и великодушных усло­виях капитуляции. Число перебежчиков стало расти. Они искали убежища на кораблях, в окрестных лесах и горах. Писарро велел безжалостно расправляться с беглецами, но это не помогало. Из лагеря наместника бежал даже офицер, приказавший отрубить голову раненому вице-королю Бласко Нуньесу де Веле. Если уж такой преступ­ник надеялся на помилование, то остальным нечего было и сомневаться, и число беглецов множилось.

Писарро, видя, что его войско тает, повел его к Арекипе.

Из тысячи человек осталась половина. Однако Гонсало не терял присутствия духа: «Только в беде мы познаем истинных друзей. Если бы у меня осталось их всего де­сять, то и тогда бояться было бы нечего, я бы вновь стал правителем Перу!»

Как только войска Писарро ушли, жители Лимы немед­ленно открыли Альдане городские ворота,

В апреле 1547 года Гаска отплыл из Панамы в Новую Кастилию. Борясь с неистовыми бурями и грозами, ко­рабли медленно продвигались вперед. В июне королев­ский уполномоченный добрался до Тумбеса. Отсюда, зайдя по пути в Трухильо, он отправился в Хауху, где было приказано собраться всем сторонникам короля из северных и прибрежных районов. Кентено прислал Гаске донесение, что его войска перерезали все дороги и Гонсало Писарро не сможет выбраться из Перу. Мятежник попал в западню.