Последний Писарро на эшафоте

Пути к бегству отрезаны. — Сражение у озера Титикака. — «Иисусе! Какая победа!» — Преда­тельство предрешает поражение Писарро. — «Лучше умереть, как подобает христианам!» — Жестокая расправа. — Триумф «мирной миссии»

Гонсало Писарро действительно собирался покинуть Перу, отправиться в Чили и дождаться там подходящего случая, чтобы снова захватить власть. Но Кентено бди­тельно охранял все дороги и тропы, ведущие на юг.

Писарро со своим войском расположился в окрестнос­тях озера Титикака и отправил к своему бывшему офи­церу гонцов, чтобы выторговать разрешение на переход через горы. Но Кентено был непреклонен и заявил, что состоит теперь на королевской службе и не может нару­шить свой долг. Если Писарро хочет сдаться, то он, Кентено, постарается добиться, чтобы с пленником обошлись милостиво.

Писарро оставалось только силой проложить себе до­рогу, 26 октября 1547 года войска противников встретились на открытой равнине под Вариной, неподалеку от озера Титикака. Под командованием Кентено находилось около тысячи человек, из них двести пятьдесят всадников и сто пятьдесят мушкетеров. У Писарро было не более четырехсот восьмидесяти человек, но зато триста пять­десят из них — стрелки. Это был цвет перуанского воин­ства, закаленные в боях, великолепно владеющие ору­жием конкистадоры, имевшие каждый по два-три муш­кета, оставленных дезертирами.

Старый капитан Карвахаль расположил мушкетеров на весьма выгодной позиции и ждал, когда пехота про­тивника, беспорядочно стреляя, бросится на его сомкну­тый строй. Копейщики Кентено на бегу так неумело дей­ствовали своими длинными пиками, что поранили даже своих товарищей.

Карвахаль с удовлетворением наблюдал, как против­ник без толку расходует боеприпасы, и отдал приказ стре­лять залпом и только тогда, когда враг будет совсем близко.

Старые опытные воины поджидали нападающих в строго сомкнутом строю и открыли огонь, когда против­ник был в ста шагах от них. Нападавших встретил такой град пуль, что не менее ста человек было убито и еще большее число ранено. Прежде чем враг успел опом­ниться, мушкетеры Карвахаля дали второй залп из за­пасных мушкетов. Пехотинцы Кентено не выдержали и в панике бежали.

Совсем иначе кончилась кавалерийская схватка. Всад­ники Кентено налетели на небольшой отряд писарристской конницы и рассеяли его словно стадо овец. Поле боя было усеяно трупами людей и коней. Сам Гонсало чуть было не попал в плен — с трудом ему удалось отбиться. После этой победы всадники Кентено несколько раз бросались в атаку на пехоту противника — копейщиков и мушкетеров, но не могли прорвать их железного строя. Напрасно конница пыталась обойти с тыла этот лес ко­пий — прекрасно обученные воины, не ломая строя, по­ворачивались, и всадники снова натыкались на ряды длинных пик. А мушкетеры тем временем вели прицель­ный огонь, и кавалерийские эскадроны противника на­столько поредели, что им пришлось покинуть поле боя. Писарро одержал полную победу. Его солдаты захва­тили вражеский лагерь, где в шатрах стояли уже накрытые для пира столы. Но, главное, — там оказалось огромное количество серебра (по некоторым данным, стоимостью в 1, 4 миллиона песо).

Гонсало Писарро объезжал на коне усеянное трупами поле боя, содрогаясь от ужаса, осеняя себя крестным знаменем и шептал: «Иисусе! Какая победа!» В сражении погибло около трехсот пятидесяти солдат Кентено, ране­ных было значительно больше. Человек сто из них, не получив никакой помощи, умерли ночью от холода и ран. Победители потеряли не более ста человек, несмотря на численное превосходство противника.

Старый Карвахаль, казавшийся совершенно неутоми­мым, преследовал со своими воинами бегущего врага и безжалостно расправлялся с каждым пленным, пока ос­татки войск противника не рассеялись в труднодоступных горах либо с великими трудностями не добрались до Лимы.

После этой победы Писарро собрал вспомогательные силы в Арекипе, Ла-Плате и других городах и двинулся на Куско, отбросив свой первоначальный план — отсту­пить в Чили. Честолюбивый конкистадор вновь загорелся надеждой склонить на свою сторону колеблющихся, а затем еще раз сразиться с противником.

Гаска тем временем, находясь в Хаухе, ждал от Кентено победных реляций. Вместо этого пришло сообщение о жестоком разгроме. Слухи о нем распространились в войсках, и первоначальная уверенность в легкой победе сменилась беспокойством и колебаниями — а можно ли одолеть этого бесстрашного полководца, который не только осмелился сразиться с вдвое сильнейшим против­ником, но и разгромил его?

Но Гаска казался совершенно невозмутимым. Он по­слал своих офицеров в Лиму, чтобы собрать беглецов из отрядов Кентено и, кроме того, доставить в лагерь тяже­лые корабельные пушки. Вскоре к Гаске прибыл и сам Кентено с остатками своих сторонников. Сюда же яви­лись с севера Перу Беналькасар, а с юга прославленный завоеватель Чили Вальдивия, которого Гонсало Писарро считал своим лучшим другом. Гаска устроил Вальдивии самую сердечную встречу, так как, по словам хрониста, это был лучший воин Новой Кастилии, а Гаска заметил, что такой человек стоит восьмисот солдат.

Собрав около двух тысяч воинов и имея при себе один­надцать орудий, Гаска в марте 1548 года выступил в поход на Куско. Путь был тяжелым — противник раз­рушил все мосты, и приходилось либо восстанавливать их, либо переправляться через бурлящие реки на плотах. Немало солдат погибло во время этих переправ. А од­нажды течение подхватило шестьдесят лошадей, которых заставили вплавь пересекать реку, и разбило их о под­водные камни. И все-таки армия Гаски продвигалась впе­ред, преодолевая непроходимые леса и горные хребты, глубокие ущелья и болота.

А Гонсало Писарро словно и не думал о будущем. Ка­залось, корона правителя Перу уже украшает его голову. И лишь капитан Карвахаль без устали обучал солдат, закупал оружие и все время твердил своему командую­щему, что пора уйти в горы, не вступая в бой с превосхо­дящими силами противника. Но Писарро отверг этот мудрый совет и решил еще раз попытать счастья в сра­жении. Он расположил свои войска, численностью около девятисот человек, на хорошо укрепленных позициях в долине, лигах в пяти от Куско.

8 апреля 1548 года армия сторонников короля после долгого и тяжелого перехода преодолела, наконец, гор­ный хребет, опоясывавший долину, где должно было про­изойти решающее сражение. Еще с гребня гор можно было различить сверкающие доспехи писарристов, их белые, похожие на птиц, шатры и яркие одежды индей­ских воинов, навербованных Писарро в качестве вспомо­гательных войск.

Солдаты Гаски спускались с гор настолько беспоря­дочно, что напади на них в это время Писарро, они по­несли бы тяжелые потери, но последний предпочитал не покидать своих выгодных позиций.

Какой-то дезертир донес Гаске, что мятежники соби­раются напасть на него ночью, и королевские войска про­стояли под оружием почти до самого утра, хотя с гор дул такой резкий и холодный ветер, что трудно было удержать меч в руках.

Наступило утро 9 апреля. Оба лагеря начали гото­виться к битве. Когда Карвахаль увидел, как продуманно выстроились войска Гаски, он удивленно воскликнул: «Им помогает либо сам дьявол, либо Вальдивия!» Это была очень высокая похвала Вальдивии, тем более, что Карвахаль не знал о его прибытии из Чили.

Гонсало Писарро, закованный в великолепные, свер­кающие золотом доспехи, скакал на горячем боевом коне вдоль строя и подбадривал солдат. Командование пехо­той он поручил лиценциату Кепеде, члену верховного суда, перешедшему на сторону Гонсало. Писарро всегда следовал советам Кепеды и не сомневался в его верности. Но ему пришлось горько разочароваться в этом человеке. Еще до начала сражения Кепеда, выждав подходящий момент, во весь опор поскакал через равнину в сторону королевских войск. Всадник преодолел уже значитель­ное расстояние, когда его солдаты, почуяв предательство, бросились в погоню за дезертиром. Один дворянин почти догнал беглеца, застрявшего в топком месте, и бросил в него копье. Оно пробило Кепеде бедро и вонзилось в бок коню. И лошадь и всадник упали. Изменник был бы убит, если бы на помощь ему не пришел патруль королевских войск, отогнавший преследователей. Примеру перебеж­чика тут же последовали один из высших офицеров и около двенадцати мушкетеров.

При столь откровенном предательстве Писарро словно лишился дара речи. Ему казалось, что земля колеблется у него под ногами, и он решил без промедления напасть на Гаску.

Но не сделав ни единого выстрела, часть мушкетеров Писарро перешла на сторону противника. Кавалерийский эскадрон, посланный в погоню за дезертирами, последо­вал их примеру. Гаска велел своим войскам остано­виться, чтобы предупредить ненужное кровопролитие.

Сторонников Писарро охватило отчаяние. Одни, бросив оружие, пытались найти убежище в Куско, другие бе­жали в горы, третьи сдавались в плен, надеясь на обе­щанную пощаду.

Индейцы разбежались, и лишь Гонсало Писарро с не­сколькими дворянами еще оставался на поле боя. Но ро­ковой час пробил. Потрясенный происходящим, вождь мятежников спросил у одного из сохранивших ему вер­ность офицеров: «Что же нам делать?» Отважный воин ответил: «Остался один выход — броситься на врага и умереть, как умирали древние римляне!» — «Лучше умрем, как христиане», — сказал Писарро (по свидетельству Гарсиласо и Сарате) и поскакал в сторону ко­ролевских войск, чтобы сдаться в плен.

Гаска, сидя на коне, встретил пленника жестокими упреками — почему тот поднял в стране знамя мятежа, убил вице-короля, захватил власть и отверг многократно предлагавшееся ему королевское прощение?

Писарро оправдывался тем, что вице-король поступал несправедливо, и он встал у власти по воле народа и по решению королевской аудиенсии: «Моя семья завоевала эту страну, и я, как ее представитель, имел право стать наместником».

На это Гаска сурово возразил, что страну захватил брат Гонсало, за что король милостиво соизволил высоко вознести их семью. Франсиско Писарро умер как верный подданный своего повелителя, что еще более усугубляет вину Гонсало.

Резко оборвав разговор, Гаска приказал взять плен­ника под стражу. В плен попал и отважный капитан Карвахаль. Увидев, как разбегаются войска Писарро, он ре­шил подумать о собственном спасении, попытался пере­плыть на коне реку и скрыться. Но на противоположном берегу его лошадь оступилась, и в ту же минуту на Карвахаля набросились его же солдаты и отвели командира в лагерь Гаски, надеясь таким образом искупить свою вину.

Гаска захватил оружие, походные шатры и продоволь­ственные запасы писарристов, а также немало золота и серебра, так как солдаты обычно брали в поход все свои богатства.

Так закончилось сражение, которое, по сути дела, так и не началось — среди мятежников было пятнадцать уби­тых, а королевские войска потеряли одного единственного солдата и то из-за неосторожности его собственного то­варища. Как пишет хронист, еще никогда столь блестя­щая победа не была одержана столь дешевой ценой.

На следующий же день начался суд, приговоривший Гонсало Писарро, Карвахаля и еще нескольких дворян, захваченных с оружием в руках, к смертной казни, при­веденной в исполнение там же, на поле боя.

Писарро отправился к месту казни в роскошных, рас­шитых золотом одеждах, верхом на муле. Руки у него не были связанными. Твердым шагом взошел он на эшафот и попросил разрешения обратиться к солдатам.

Многие из них, сказал он, разбогатели во время правле­ния братьев Писарро, у него же не осталось ничего, кроме одежды, которая сейчас на нем, да и та принадле­жит палачу. У него нет денег, чтобы заказать мессу за упокой собственной души, и он просит об этой милости у своих бывших соратников.

Прочитав молитву, Гонсало Писарро велел палачу вы­полнить свой долг не дрогнув, и тот отрубил осужден­ному голову одним ударом меча. Отрубленную голову положили в клетку, которую прикрепили рядом с пове­шенным Карвахалем. Там же была сделана надпись: «Это голова изменника Гонсало Писарро, поднявшего в Перу бунт против своего повелителя и во имя тирании и предательства сражавшегося против королевских стягов в Хакуихагуанской долине».

Огромные поместья и богатейшие серебряные рудники Потоси, принадлежавшие Писарро, были конфискованы, его дом в Лиме разрушен до основания, место это посы­пано солью, и там был поставлен каменный столб с надписью, что никто не смеет возводить здание на земле, оскверненной предателем.

Труп Карвахаля разрубили на четыре части и повесили на железных цепях у четырех главных дорог, ведущих в Куско.

Десять или двенадцать именитых дворян, бежавших в Куско, были приговорены к смертной казни, многих от­правили в ссылку или сослали на галеры. У беглецов были конфискованы поместья и все остальное имущество.

Так железной рукой наводил порядок кроткий слуга божий Гаска.

Бренные останки Гонсало Писарро были похоронены в одной из церквей Куско рядом с отцом и сыном Альмагро, также погибших от руки палача, «словно бы в Перу не хватало места для могил его завоевателей», как с горечью сказал хронист Гарсиласо де Вега.

Так в возрасте сорока двух лет погиб последний из братьев Писарро (если не считать старшего брата — Эрнандо, находившегося в заключении и до конца своих дней уже не участвовавшего в политической борьбе). Все они умерли насильственной смертью.

Подобная судьба ждала и тех, кто предал своего глав­нокомандующего.

Кепеда был прожженный предатель. Сначала он изме­нил вице-королю Бласко Нуньесу де Веле и аудиенсии, членом которой сам состоял, а потом предал на поле боя своего главнокомандующего Гонсало Писарро. Гаска от­правил пленника в Испанию, где того обвинили в госу­дарственной измене. Не исключено, что Кепеду оправ­дали бы, так как он ловко защищался и мог рассчиты­вать на влиятельных друзей при дворе. Но он умер в тюрьме еще до конца следствия.

Многие офицеры, изменившие Писарро, гибли один за другим, словно их преследовал злой рок. В их числе был и Вальдивия, убитый арауканцами.

После жестокой расправы с мятежниками, которые своевременно не воспользовались милостью короля, Гаска приступил к награждению своих сторонников. Но это, пишут хронисты, было столь же трудной задачей, как и подавление мятежа. Все, кто хоть пальцем пошевелил в пользу короля, бессовестно бросились делить добычу, не давая покоя вице-королю своими необоснованными претензиями.

И не случайно Гаска в своем письме к королю ирони­чески заметил: «Как бы то ни было, но портных здесь хватает, беда только в том, что нечего больше кроить, слишком мало осталось сукна».

Гаска трудился несколько месяцев, прежде чем прове­рил все претензии и заслуги, и, наконец, убедился, что удовлетворить всех жаждущих награды невозможно. Это вызвало такое разочарование, что в Куско вспыхнуло восстание. Но вице-король беспощадно подавил его.

Затем Гаска направился в Лиму, где ему была устро­ена торжественная встреча. Вице-король ехал на муле, в одежде простого священника, а королевскую печать везли в ларце на ярко украшенной лошади. Тем самым он еще раз подчеркивал, что действует именем короля. Жители Лимы приветствовали его песнями и громким ликованием, как «своего отца и освободителя, как спаси­теля Перу». Недавнее чествование Гонсало Писарро, ка­залось, давно забыто.

Гаска пробыл в Лиме около пятнадцати месяцев, а за­тем в январе 1550 года, завершив свою миссию, продол­жавшуюся четыре года, покинул Перу, уступив место новому вице-королю. Хитрый, настойчивый священник успешно справился со своей задачей, подавил мятеж, восстановил мир и порядок в огромной заморской колонии, покарал виновных и наградил верных слуг короля.

Кое-кто из хронистов прославлял его мудрость, про­стоту и великодушие. Он будто бы заботился о том, чтобы завоеватели не слишком угнетали индейцев, радел о про­цветании Перу. Он был столь бескорыстен, что отказался принять дорогие серебряные сосуды, подаренные ему индейскими касиками, а также большие суммы денег, преподнесенные благодарными колонистами. Он говорил, что пришел сюда, дабы служить королю и принести жи­телям Перу благословенный мир. Всевышний помог ему выполнить эту миссию, и он не хочет принимать подарки, которые могут бросить на него тень и дать повод сомне­ваться в его бескорыстных намерениях,

Гаска вез королю не только пространное донесение об одержанных им успехах, но и много золота и серебра. Он и сам не остался с пустыми руками — король назна­чил его на высокую и весьма прибыльную должность.