Политическая организация кочевников

Становление племенного управления у кочевников подчинялось тем же общим закономерностям, что и у вышеуказанных народов. Однако в силу специфики их исторического пути у них сложились и некоторые особенности.

Материалы, характеризующие политическую организацию кочевников — чейенов, кроу, арапахо, кайова, черноногих, тетон-дакотов и команчей к началу XIX в., свидетельствуют, с одной стороны, о разделении власти между «мирными» наследственными вождями и военачальниками, а с другой — убедительно говорят о несколько ином соотношении ролей в племенном управлении «мирных» вождей и военачальников. У кочевников процесс выделения военной аристократии и укрепления ее значения в общественной жизни шел быстрее, чем у полуоседлых племен. Особенно большого влияния добились военачальники к середине XIX в. в связи с войнами против наступающих на степи колонизаторов. В этнографических описаниях этих племен мы еще читаем, что племенное управление было в руках наследственных «мирных» вождей и что они назначали военачальников племени и общины, однако наряду с этим авторы этих же описаний отмечают, что военачальники являются не только постоянными членами племенных и общинных советов, но нередко занимают пост верховного вождя племени.

Р. Лоуи, говоря, что племенной совет кроу состоял из «лучших» людей, в то же время называет этих людей «военной аристократией», достигшей высшей почести путем свершения четырех подвигов, считавшихся в племени главными.

Один из военачальников занимал пост главы общеплеменного летнего стойбища и держал его до тех пор, пока другой честолюбец не превосходил его подвигами и богатством. При нем действовал совет племени, назначавший на сезон летней охоты и выпаса табунов одно из военных обществ в качестве блюстителей порядка и организаторов охоты. На время же пляски солнца вся власть управления переходила в руки главного жреца

У чейенов наследственная знать делила власть с прославившимися военачальниками Племенной совет чейенов состоял ил 44 человек, избиравшихся на десять лет. Из них четверо были главными правителями племени, и должности их были пожизненными и наследственными в том смысле, что каждый вождь мог назначать себе восприемника. Но чтобы занять этот пост, избраннику мало было хорошего происхождения. Последнее должно было подкрепляться военными заслугами и щедрыми раздачами богатств. От каждой из десяти кочевых общин в совет входили по четыре представителя, избиравшихся из глав больших семей. Помимо этого, членами совета считались руководители главных военных обществ и пять жрецов. Характерно, что Дж. Гриннель, описывая племенную организацию чейенов, подчеркивал, что военные общества «оказывали давление на вождей и вынуждали племенной совет поступать так, как им было нужно». Об этих обществах чейенов он писал, что это были «полицейские и главные военные силы племени».

У. Кларк дает описание племенной организации союзного с чейенами племени арапахов

«Прежде,— писал он,— главный вождь нации арапахо избирался большим советом; но это была простая формальность, потому что, как они говорят: «Человек, который водил людей на войну, совершил много отважных подвигов, был уверен в выборе». У них были также меньшие вожди, руководители военных обществ, нередко также и совет или мирный вождь, который, как правило, держался силой своего красноречия».

А. Кробер, изучавший это племя в начале XX в., установил, что у арапахо были четыре племенных вождя, избиравшихся из членов военного общества Собак, объединявшего пожилых воинов, совершивших по крайней мере четыре из шести главных обрядов племени. Функции «солдат-полицейских» у арапахо были уже закреплены за одним из мужских союзов.

У черноногих, как пишет Дж. Юверс, каждое из трех племен имело наследственного (в определенной семье) вождя и ненаследственного военачальника. «Позднее функции обоих имели тенденцию к слиянию в одном лице». На племенные советы вождь созывал не только старейшин общин, но и руководителей военных обществ. О союзе выдающихся военных обществ черноногих, обозначавшемся термином «все друзья», Э Куртис писал, что это был «доминирующий фактор в племенной организации и власть верховного вождя зависела главным образом от его сотрудничества с этим союзом». Позднее Дж. Гриннель и К. Уисслер подчеркивали огромную роль военных обществ в племенном управлении черноногих.

У кайова место племенного вождя было закреплено в одной из кочевых общин, которая занимала центральное место в летнем кольцевом лагере племени. Их племенной совет состоял из племенного вождя, глав аульных кочевых общин и военачальников. Исполнительная власть была в руках специальной группы воинов.

Политическая структура всех этих племен начиналась с кочевой общины как основной ячейки этой структуры. Обычно кочевая община была самостоятельной политической единицей большую часть года Степень же политической организации последней зависела от ее размеров. Небольшие общины возглавлялись обычно богачом, главой наиболее состоятельной семьи. В больших общинах жизнью руководили старейшина и военачальник, созывавшие в случаях необходимости совет общины, состоявший из выдающихся людей общины. Организация управления в больших общинах была сходна с племенной.

Большие кочевые общины тетон-дакотов и команчей были самостоятельными политическими единицами круглый год. По численности населения эти кочевые общины соответствовали племенам кроу, чейенов и др. Например, команчская община Антилопы насчитывала в 1867 г. около 2 тыс. человек, а в табунах ее паслось около 15 тыс. лошадей и 300—400 мулов.

К таким кочевым общинам справедливо было бы применить термин орда в том значении, в котором он употребляется в опи саниях политической организации древних монголов. Каждая орда команчей, например, делилась на более мелкие кочевые общины, и ее политическое устройство вполне соответствовало племенной организации численно меньших племен (кроу, чейенов, арапахо и др.).

Команчи представляли собой по существу большое племя, разделенное на три больших географических подразделения, которые в свою очередь делились на большие кочевые общины или орды. Сведения об общеплеменной организации команчей весьма противоречивы. Исследователи XX в. Э. Уаллас и А Хо бель утверждают, что у команчей не было верховного вождя и общеплеменного совета, подчеркивая в то же время наличие у команчей сильного племенного самосознания, основой которого была общность языка, культуры и территории. По данным этих исследователей, первые общеплеменные объединения команчей имели место лишь в 1867 и 1876 гг. и вызваны были необходимостью общего решения вопроса об отношениях с правительством США.

Между тем авторы XIX в. определенно говорят о наличии у команчей и верховного вождя и племенного совета. У. Кларк писал, что у команчей «не было особой формы избрания вождя, общественное мнение поднимало на высшую ступень власти наиболее заслуженных воинов. Для этого не созывался совет, поле боя решало все». В то же время исследователи XIX в. отмечают, что власть верховного вождя была ограничена советом вождей и старейшин, выражавших народное мнение Когда общины съезжались, они держали общий совет. Заседания совета считались открытыми для всех, хотя места в нем находили лишь вожди и несколько старых прославленных воинов. Совет открывался и закрывался обрядовым курением трубки совета. Для принятия решения необходимо было единогласие. Г. Банкрофт приводит сообщение середины XIX в., в котором отмечается, что совет стремился избегать решений, которые противоречили бы желаниям «более бедных, но более многочисленных классов».

Описывая политическую организацию команчских орд. Э. Уаллас и А. Хобель подчеркивают, что разделение гражданского и военного руководства было ее основным принципом, и отмечают, что «для воинственного народа это разделение заслуживает внимания». В то же время авторы отмечают, что их информаторы расходились в мнениях по поводу «соотношения власти мирного вождя и военачальника. Большинство указаний говорит о том, что теоретически гражданский вождь был выше военачальника, но если первый был в преклонном возрасте и дряхл, а военачальник силен и влиятелен, то значение гражданского вождя было скорее юридическим, чем реальным». Фактически же военачальники были, несомненно, более влиятельны. Во время войны их власть была абсолютной, тогда как власть мирного вождя ограничивалась влиянием совета и военачальников. Авторитет военачальника зависел от его успехов как предводителя военных отрядов и от щедрости и справедливости в дележе добычи. Знаком его отличия была корона из перьев. «Коронованные военачальники составляли высший слой военной элиты команчей, обозначавшийся специальным термином тэкииуап». Они никогда не должны были отступать перед врагом. Свой головной убор они должны были защищать ценой жизни Он не только не должен был попасть в руки врагов, но и просто упасть с головы военачальника. Воины должны были защищать грудью своих военачальников и их короны. С ношением этого знака высших воинских отличий были связаны, по словам А Хобеля, «большой почет, привилегии, обязанности и опасности». Они не наследовались, а основывались на личной храбрости. Отступление перед врагом, большие потери воинов навсегда лишали человека права носить военную корону и всех связанных с этим почестей. За ним закреплялась оскорбительная кличка «старшая сестра».

«Хотя военные заслуги,— пишут Э. Уаллас и А. Хобель,— были не обязательны для того, чтобы стать мирным, или гражданским, вождем, однако нередко за последние годы военачальник достигал этого положения». Мирным вождем обычно становился человек, дни военных набегов которого были уже позади, хотя иногда он мог встать на тропу войны, назначив своим заместителем жену или друга.

Влияние его, как отмечают указанные авторы, ограничивалось внутренними и гражданскими делами. Не в его силах, например, было предотвратить поход военного отряда В его реальной компетенции было определение времени и места перекочевки. Команчский вождь имел своего глашатая и всегда был окружен штатом воинов, которых он считал своими телохранителями, помощниками и советниками. Для них же состоять при вожде считалось почетным. Характерно, что таковы же были функции дружинников древнерусских князей и нукеров древнемонгольских предводителей

О тетон-дакотах Э. Дениг писал, что «племенное управление у них осуществляется вождями и воинами, поднятыми на эти должности с согласия всей общины».

Довольно четкое представление о военно-демократической структуре дакотских кочевых орд дают описания политического устройства одной из крупных орд тетон-дакотов, известной под названием Оглала. Руководящую роль в жизни орды играло общество прославленных воинов сорока лет и старше. Из своей среды оно выбирало семь пожизненных вождей, должности которых становились наследственными в семье. Преемника вождя избирали из достойных его родственников, им мог быть и сын вождя. Эти семь вождей не участвовали непосредственно в повседневном управлении, а передавали свои полномочия более молодым и жизнедеятельным людям, назначая также четырех пожизненных советников. В их руках была реальная власть. Их титул означал «носящие рубахи», так как их официальной формой были замшевые рубахи, отороченные бахромой из локонов со скальпов врага. Это подчеркивало их воинские подвиги. «Об этих рубахах, — писал К. Уисслер,— говорят, что они принадлежат племени». Обязанностью «носящих рубахи» считалась забота о благополучии стойбища, об организации удачной охоты, о выборе хорошего места для кочевий и стойбища.

Кроме носящих рубахи выбирались еще четыре должностных лица с титулом «вакикун», исполнявших волю носящих рубахи и фактически руководивших жизнью стойбища. Они избирались на год. В свою очередь вакикуны назначали одно из военных обществ на роль акицита.

В центре кольцевого лагеря разбивался большой шатер «тиотипи», «шатер шатров» по-дакотски. Сооружали его женщины, покрышку тиотипи шили самые искусные кожевницы племе-ни из лучших кож. Женщины же снабжали тиотипи водой, топливом, лучшими кусками привезенного охотниками мяса, но сами не имели права в нее входить. Тиотипи считалась священной. В задней части ее устанавливалась священная трубка—знамя Оглала, там же хранились две связки черных и красных палочек, по которым велся учет воинов орды. Черные палочки обозначали «настоящих» прославившихся на тропе войны воинов, красные же — молодых людей и мужчин, не носивших еще в своих прическах перья орла, т. е. еще не прославивших себя воинскими подвигами. На четырех палочках в каждой связке наносились особые знаки, которые символизировали военачальников каждой группы воинов.

Тиотипи была средоточием политической власти орды. Семь вождей и их четыре советника имели в ней постоянные сидения. Вакикуны постоянно находились в ней, решая вопросы повседневной жизни стойбища. Они устанавливали день перекочевок, назначали время охоты и организовывали ее. Они же разрешали споры и наказывали виновных. Свои решения вакикуны проводили в жизнь через акицита.

Большой интерес представляет описание процедуры назначения в акицита военного общества. Главу назначаемого ни эту роль общества приглашали в тиотипи, куда он являлся в парадной накидке из бизоньей кожи, но без оружия. Его сопровождали 8—10 воинов, членов этого общества. Им сообщали о назначении, и на голову руководителя общества торжественно надевали головной убор в виде короны из перьев орла, а по щекам проводили две черные полосы. Затем оратор верховного вождя или сам вождь обращался к воинам с весьма характерной речью:

«Вы будете помогать нам в управлении народом. Вы должны следить за тем, чтобы не загорались степи, чтобы никто не спугнул стадо бизонов, чтобы никто не селился за пределами стойбища, чтобы во время охоты никто не заезжал вперед и не пускал стрелу в бизона раньше времени, чтобы виновные наказывались».

В знак возложенных на общество полномочий его главе вручался кнут. Через вооруженных кнутом акицита вакикуны проводили в жизнь решения племенного совета.

По этому же плану с небольшими вариациями было организовано управление других орд тетон-дакотов.

Как отмечают Дж. Дорсей и К. Уисслер, должности вождей в ордах дакотов были наследственными и место отца занимал достойный из сыновей.

Несмотря на политическую самостоятельность кочевых общин или орд тетон-дакотов, у них имело место сознание принадлежности к одному племени. На лето некоторые из общин объединялись в общих летовках, большинство общин съезжалось на общее торжище с восточными дакотскими племенами. Общеплеменное самосознание тетонов проявлялось во взаимной поддержке общин при военных столкновениях с другими племенами. Иногда общины объединялись в одном стойбище.

В середине XIX в., например, зафиксированы случаи объединения тетон-дакотских орд в едином стойбище. Они диктовались необходимостью выработки общей тактики в отношениях с белыми колонизаторами. Так, в своем путешествии по степям в 1830-х годах американский художник Дж. Кэтлин описывает общее стойбище тетон-дакотских орд около форта Пьер. Кэтлин сообщает, что стойбище состояло из 600—700 кожаных палаток, в которых расселялись члены «около 20 орд с вождем во главе каждой, над которыми стоял верховный вождь по имени Однорогий. Он принадлежал к орде Миннеконьжу. До своего избрания Однорогий славился среди соплеменников атлетическими достижениями. В беге он всегда был первым, он мог догнать бизона и пустить в его сердце стрелу. Его вигвам был всегда переполнен скальпами, снятыми им с вражеских голов». Последняя фраза говорит, несомненно, о воинских доблестях Однорогого, которого Кэтлин называет вождем «всей нации сиу».

Таким образом, тетон-дакоты, как и команчи, как правило, не организовывали общеплеменных летних стойбищ. Из-за больших размеров их орд и многочисленности табунов это было для них физически невозможно. Но как и у других кочевников с типично племенной политической организацией, представлявшей собой оборонительно-наступательное объединение кочевых общин, общины команчей и тетон-дакотов объединяли время от времени свои силы для общей защиты или совместного похода. Но эти объединения носили у них нерегулярный, спорадический характер.

В летнем большом стойбище материализовалась племенная политическая организация кочевников. Это стойбище разбивалось в форме кольца, в котором каждая аульная община имела свое закрепленное традицией место. Кольпевая форма летнего стойбища была общепринятой не только у кочевых, но и у полуоседлых племен во время их откочевок в степь для летней охоты и выпаса коней. В центре кольца разбивалась палатка племенного совета, как средоточие власти племенного совета. У дакотов, как уже отмечалось, она называлась тиотипи — шатер шатров, у большинства же племен за ней закрепилось уже название «палатки воинов».

Кольцевое расположение стойбища было, по-видимому, наиболее подходящей формой поселения военизированного кочевого племени вообще. Не даром оно было распространено и у кочевников евроазиатских степей. Монгольский курень XI— XII вв. в описании Рашид-ад-Дина по существу точная копия индейского кольцевого стойбища. «Значение куреня есть таково,— писал Рашид-ад-Дин,— когда в поле кибитки во множестве ставят кругом в виде кольца, то называют его курень...» «Значение куреня есть кольцо,— писал он в другом месте свое го труда, — В старинные времена, когда какое-нибудь племя останавливалось на каком-нибудь месте наподобие кольца, а старший из них был подобен точке в середине круга, это называлось курень».

Кочевники южно-русских степей III—IV вв. также организовывали свои стойбища в форме круга.

Историк эпохи великого переселения народов Аммиан Марцеллини (IV в. н. э.), давая классическое описание жизни кочевников той эпохи гуннов и аланов, о последних писал: «Дойдя до богатой травою местности, они ставят свои кибитки вкруг и кормятся, как звери, а когда пастбище выедено, нагружают город на кибитки и двигаются дальше».

Вся жизнь летнего стойбища была подчинена совету вождей, который проводил в жизнь свои решения, опираясь на военные мужские союзы. Как уже отмечалось, на время объединения племени или орды в едином стойбище совет наделял одно из военных обществ особыми полномочиями. В функции его входили: организация летней охоты, регулирование жизни в стойбище, его охрана, наказание нарушителей неписаных законов племени. Члены этого общества имели право применения физической силы в отношении нарушителей племенных норм, конфискации или разрушения их имущества. Кнут был символом их власти. Особенно жестоко каралось нарушение норм общей охоты. Дж. Юверс приводит интересную таблицу форм наказания у различных племен за нарушения норм, регулирующих общую охоту. У кроу и чейенов, например, нарушителя били, его оружие уничтожали и палатку разрушали.

Полномочия такого общества у большинства племен носили сезонный характер, на следующее лето они должны были передаваться другому обществу, фактически же выбор чаще падал на одни и те же общества. У чейенов, арапахо, хидатса и манданов они закреплены были уже за одним обществом.

Специфические функции и широкие полномочия такого рода мужских военных обществ, выполнявших роль органов власти племенных вождей, превращали их в новую по сравнению с родовыми институтами общественную силу, вызванную к жизни развивавшимися в обществе кочевников противоречиями. Не случайно Г. Хикерсон видел причину наделения военных обществ особыми полномочиями в «противоречивости интересов больших племенных подразделений, временно объединившихся в одном лагере». Эти военные общества играли уже роль публичной власти, не совпадавшей с властью вооруженного народа, они несли в себе элементы зарождавшейся общественной власти не только отделенной от народа, но и в огромной степени направленной против него. Как уже отмечалось в разделе, посвященном охоте, нарушителями общеплеменных правил охоты чаще всего были бедняки, которые едва дотягивали до весны; голод вынуждал их охотиться до того, как начнется общая охота, в которой они не всегда даже могли участвовать. Против них-то и была направлена вся суровость наказания, в то время как заслуженные воины не подвергались наказаниям за нарушение норм обычного права.

Как вытекает из вышеизложенных материалов, помимо этой сезонной роли военных обществ при каждом вожде постоянно состояло несколько воинов — его телохранителей, помощников и советников, избиравшихся из среды членов военных обществ.

За этими воинами — свитой вождей, так же как и за членами указанных обществ, в этнографических описаниях закрепилось дакотское название «акицита», которое американские исследователи обычно переводят как «полицейский», характеризуя их функции как «полицейские» функции. «Слово акицига,— писала, например, Ф. Денсмор,— обычно переводится как «солдат», но его значение ближе к понятию «охранник» или «полицейский».

Однако У. Уошборн писал в отношении дакотов, что акицита обозначал «солдата регулярной армии сиу в отличие от охотника или простого индейца. Это была своего рода военная гильдия сиу. По-видимому, эта военная гильдия сложилась у дакотов к середине XIX в. в результате почти непрерывных сражений с наступающими войсками колонизаторов,

Характерно, что дореволюционные русские исследователи Алтая в отношении должностных лиц ойротов и теленгитов, помогавших их зайсанам в сборе податей и соблюдении порядка, также применяли термин «полицейские».

Нам представляется, что более исторически оправданным было бы сопоставление роли и значения акицита в индейском обществе с функциями древнерусских дружинников и нукеров древних монголов. Возьмем, например, характеристику Б. Я. Владимирцевым роли и значения нукеров в древнемонгольском обществе: «Нукеры древнемонгольских предводителей,— писал он,— живут вместе со своими вождями, разделяют с ними горе и радость, являются их «домашними людьми» в полном смысле слова... Можно сказать, что монгольский предводитель XI— XII вв. всегда во всех случаях жизни неразлучен со своими нукерами, они всегда в том или другом количестве при нем, они составляют его свиту. Нукер в ставке своего предводителя оказывается прислужником, на войне или во время набега он воин, во время облавных охот — он помощник; он заведует всегда чем-нибудь, наблюдает, состоит в свите: он же является ближайшим другом и советником своего предводителя... Нокёд — дружинники — это прежде всего военные слуги... В свою очередь древнемонгольский предводитель должен был содержать своих нукеров, предоставляя им кров, пищу, одежду, вооружение».

Заслуживает внимания и характеристика этим ученым монгольских нукеров как «эмбрио-армии и эмбрио-гвардии».

Если мы сопоставим теперь с нукерами индейских акицита, то мы увидим много стадиально общего в становлении и общественной роли этой категории лиц.

Обобщая материалы о функциях акицита у степных кочевников Северной Америки, Дж. Дорсей с полным основанием делает вывод, что у этих племен в течение XIX в. складывался особый класс воинов, названный им «слугами вождей».

Все изложенные выше материалы убеждают нас в том, что политическая организация степных племен представляла собой начальную стадию зарождения государственности, несшей все характерные черты военной демократии. Походы с целью грабежа способствовали развитию этого строя, выделению и укреплению власти племенной аристократии. Сам этот строй проходит в своем развитии ряд этапов. Отдельные этапы в развитии у индейцев военной демократии характеризовались степенью преодоления архаических институтов, унаследованных от родового общества, степенью участия в управлении общиной и племенем народа и спецификой соотношения влияния родовой знати и военной аристократии.

Все эти черты определялись уровнем развития отношений частной собственности. У всех племен шел процесс выделения и усиления военной знати и вытеснения ею наследственных родовых вождей. Можно считать, что к середине XIX в. в руках ее уже сосредоточилась и военная, и гражданская власть. Придя к власти, индейские военачальники стремились сделать свои посты лично наследственными. Характерно также и то, что прославленные воины, заняв место верховного вождя, в походах участвовали лишь в исключительных случаях общеплеменных войн, принимая тем самым как бы качества мирного вождя.

В один из периодов истории индейских кочевников богатство и война были взаимосвязаны, однако развитие коневодческого хозяйства привело к тому, что люди, владевшие многими табунами и научившиеся разводить лошадей, теряли интерес к набегам, тем более, что каждый набег влек за собой контрнабег, грозивший потерей табунов. Эту тенденцию хорошо прослеживает Дж. Юверс на истории коневодства у черноногих.

Характерной чертой развития индейского общества было возрастание роли военных обществ как органов осуществления власти племенной верхушки. Из этих обществ набиралась и личная дружина индейских вождей и военачальников.

К середине XIX в. у большинства племен демократические основы их военно-демократического строя значительно сузились. Власть все более сосредоточивалась в совете, состоявшем из племенной знати. Степень участия общинников в заседаниях советов определялась воинскими заслугами и имущественным положением. Все исследователи отмечают, что беднякам не было места в собраниях совета, что с мнением их не считались. Дорсей пишет, например, что у племен сиу люди, не отличившиеся на войне или другим каким-либо путем, не имели голоса в заседаниях совета.

У большинства племен женщины не только не допускались на заседания советов, но даже вход в палатку совета им был запрещен.