Собственность на лошадей
Ученых давно занимает вопрос об исторических формах собственности на скот. Наиболее ранние сведения о кочевниках-скотоводах Азии, относящиеся к рубежу нашей эры> неизменно говорят уже о наличии у них частной собственности на скот. Думается, что эта проблема могла бы быть исследована по материалам об индейском коневодстве, поскольку индейцы в сравнительно недалеком историческом прошлом перешли от земледелия и пешей охоты к скотоводству. Собранные Дж. Юверсом указания из ранних источников о распределении лошадей в отдельных индейских племенах неизменно говорят о частной собственности на лошадей и о наличии имущественной дифференциации. В каждом племени были богатые коневладельцы, насчитывавшие в своем табуне от 40 до 100 лошадей и более. О команчах, например, в 1819 г. сообщается, что предприимчивые люди имели от 100 до 300 лошадей и мулов. Преуспевающие воины имели от 50 до 200 лошадей, и каждый рядовой команч имел хотя бы одну лошадь. О собственности на лошадей у другого богатого табунами племени юга степей — кайова — данные приводит Б. Мишкин. Несколько богачей кайова считали своих лошадей сотнями, зажиточные имели по 20—50 лошадей, у многих было 6—10 лошадей и немало было безлошадных.
В 1805 г. торговец Ф. Ларок сообщал, что у кроу «бедняком считается человек, не имевший 10 лошадей весной, до открытия торговли на Миссури; многие имеют по 30—40 лошадей. На лошадях ездят все — мужчины, женщины и дети». Но уже в середине прошлого столетия, согласно наблюдениям торговца Э. Денига, бедным считался индеец, не имевший по крайней мере 20 лошадей. Большинство мужчин среднего возраста имели от 30 до 60 лошадей, а в некоторых случаях и до 100 лошадей.
О чейенах этого периода сообщалось, что некоторые семьи владели 30—40 лошадьми. У тетон-дакотов люди, имевшие 30—40 лошадей, считались уже богатыми.
У черноногих около 5% населения составляли люди, имевшие от 40 до 100 лошадей. Информаторы Юверса помнили соплеменника, в табунах которого насчитывалось от 500 до 1000 лошадей.
Место индейца в обществе определялось числом лошадей, которыми он владел. Но относительные размеры его богатства оценивались в зависимости от конского поголовья в племени в целом. У племен, менее богатых лошадьми, меньшее число их определяло статус богатого человека. Например, у пауней самый выдающийся вождь владел 10 лошадьми, а наличие в хозяйстве 4—5 лошадей делало его зажиточным. В то же время у степных кри владелец 5 лошадей считался уже богачом, тогда как у черноногих такой владелец относился к беднякам, а у кроу, неперсе или команчеи человек, имевший лошадей даже в пять раз больше, не пользовался славой богатого человека в племени. У ассинобойнов, по данным Денига, в большом стойбище треть индейцев не имела лошадей. У племен плато и юга степей процент богатых коневладельцев был выше, чем у черноногих. «Внутри каждого племени,— писал Дж. Юверс,— были люди, сравнительно богатые лошадьми. Другие же были отчаянно бедны».
Очевидно, что все эти данные относятся к началу XIX в. Может быть, когда-то раньше лошади у индейцев были общинной собственностью? Имеющиеся материалы не дают основания для положительного ответа на этот вопрос. Лошадь как средство транспорта и охоты, находившаяся в индивидуальном пользовании, вероятно, с самого начала, подобно индивидуальным орудиям труда — луку, топору и т. д., становилась личной собственностью индейца и как таковая уничтожалась на могиле владельца вместе с другими личными вещами и орудиями труда. Ранние источники и этнографические монографии неизменно свидетельствуют о повсеместном в степях обычае индейцев убивать лошадей на могилах их собственников. Иногда, по свидетельству материалов Уалласа и Хобеля, на могиле команча убивали весь его табун, иной раз до 300 лошадей.
Параллели этой практике индейцев мы находим в описаниях скифских курганов, исследователи которых устанавливают массовые захоронения лошадей в могилах людей. При этом в больших курганах, видимо выдающихся людей, обнаружены скелеты от 7 до 22 лошадей, в рядовых же курганах— 1—2 лошадей.
Вместе с ростом экономического значения лошадей в индейском обществе в качестве дорогого средства производства и товара они приобретают значение частной собственности. Уничтожение их на могилах собственников становится экономически крайне невыгодным. Древний обычай постепенно был ограничен уничтожением лишь части табуна или сопогребением лишь любимого коня умершего. У остальных его коней отрезали гриву и хвост и выставляли их на его могиле как части-символы целого.
Частная собственность на лошадей у индейцев установилась очень быстро благодаря специфическим условиям развития их коневодства. Но на эту собственность долгое время в какой-то форме распространялось представление об общности родовой и общинной собственности. Дольше всего оно распространялось на лошадей в табуне, тогда как объезженные лошади, находившиеся в личном пользовании, прежде всего стали частной собственностью.
Устойчиво держались представления о том, что сохранившаяся после смерти человека собственность принадлежит роду или общине. Они руководили поступками общинников еще в середине XIX в. Иллюстрацией этому могут служить обычаи распределения лошадей умершего, описанные у различных племен. Наиболее часты указания на то, что собственность умершего распределялась среди его родственников и друзей. У команчей, как сообщают Уаллас и Хобель, к 1870 г. на могиле умершего убивали только любимого коня, за исключением случаев, когда индеец перед смертью завещал его кому-нибудь. Остальной же табун раздаривали родственникам и друзьям. Обычно имущество переходило вдове, но она обязана была распределить его среди родственников мужа (мать, отец, братья) и одарить его близких друзей. У черноногих, как пишет Юверс, старший сын умершего брал на себя обязанность распределения собственности умершего. Однако если при этом был обойден даже дальний родственник последнего, то он самовольно мог захватить любую лошадь из табуна умершего.
Юверс описывает случай распределения лошадей самого богатого черноногого в 1866 г. Дележом занимался старейшина селения, но по указанию старшей дочери умершего 10 лошадей 'были отобраны для того, чтобы быть убитыми при погребении. Много лошадей получили каждая из трех жен умершего, его дочери и сын. Остальной табун раздали общинникам. Каждый член общины, главой которой был умерший, получил одну лошадь. Получили лошадей также и некоторые индейцы, не принадлежавшие к этой общине.
Однако бывали случаи, когда общинники, узнав о смерти богатого индейца, бросались к его табуну и захватывали лучших коней. Они могли пренебречь завещанием умершего и ничего не оставить его вдове и детям. Информаторы К. Уисслера (1911 г.) говорили, что расхватывали лошадей родственники умершего, по данным же информаторов Юверса (1940-е годы), любой член общины мог участвовать в таком дележе. Сведения двух авторов, видимо, не противоречат друг другу, а отражают эволюцию взглядов в связи с переходом родовых норм на общину. Ближайшие родственники умершего не имели права препятствовать этому расхищению наследства. С особенным рвением оно осуществлялось в отношении собственности скупых богачей.
Наряду с такого рода распределением лошадей умершего между членами общины у всех племен признавалось право индейца завещать свое имущество. Право наследства утверждалось, таким образом, через завещание.
На протяжении XIX в. в индейском обществе активно шел процесс выделения главного наследника имущества умершего. У оседжей, например, признавался уже старший сын наследником лошадей отца, старшая же дочь наследовала палатку, Но почти у всех племен палатка считалась собственностью женщин, и в порядках наследования у оседжей мы видим проявление двух линий — матрилинеинои и патрилинейной. Становление майората и патрилинейности можно видеть и в обычаях черноногих и кри, у которых старший сын делил наследство отца между братьями и сестрами, выделяя и долю матери.
У чейенов признавалось право вдовы на имущество мужа, у ацина же она не получала ничего. Наследниками умершего считались его отец, мать, братья, сестры и дети. У арапахо, по данным Кробера, на имущество умершего претендовали многие родственники, хотя основная часть переходила в руки братьев и сестер.