Действие и присутствие Ометеотла в космосе

Исходя из изученных нами идей и свойств Ометеотла, мы ответим на вопрос поставленный Г. Байером относительно предполагаемого пантеизма в концепции нагуа о божестве и мире. Байер пишет:

«Бог огня, Хиутекутли, прикрепился во все прони­кающее и все заполняющее пантеистическое божество, получившее также имя Гуэгуэтвотл, «старый бог», Тота, «наш отец», и Тетеу иная, Тетеу ита, «мать и отец бо­гов». Первоначально, как указывает его имя «Голубой господин», это бог дневного неба, солнечный бог. И так же, как для мексиканцев, Солнце было первоначальным источником всей земной жизни, так и он выполнял ту же самую функцию, что и бог-творец, с которым он по этой причине идентифицируется...»[272]

Действительно, Хиутекутли (Господин огня и вре­мени) в некоторых цитированных нами текстах иденти­фицируется с Гуэгуэтеотлом (старый бог), с ин Тонан ин Тота (наша мать, наш отец), которые также явля­ются ин Тетеу инан ин Тетеу ита (мать и отец богов), эта пара в других текстах идентифицируется с Ометекутли, Омесигуатл, одним словом, с Ометеотлом[273]. Верно также и то, что индейцы, и ацтеки особенно, рассматри­вая Солнце как высшее начало, обращались к нему с именем «наша мать, наш отец». Это наряду с другими текстами подтверждает и текст, содержащий слова, про­износимые перед трупом женщины, умершей при родах:

Встань, снарядись, встань на ноги,

насладись прекрасным местом:

домом твоей матери, твоего отца, Солнца.

Там есть удача, есть наслаждение, есть счастье.

Иди, следуй к твоей матери, к твоему отцу, Солнцу...[274]

Таким образом, нельзя сомневаться в истинности отождествлений, которые делает Байер в своем неодно­кратно нами цитированном кратком очерке. Если о чем еще и можно спорить, так это о поспешности утвержде­ния, что Хиутекутли, или, если предпочитаете, Ометеотл, поскольку их идентичность уже доказана, «превратился во всепроникающее и всезаполняющее пантеистическое божество»[275]. В первую очередь необходимо сказать, что в философском смысле термин «пантеистический» имеет различные значения (на что указывают известные фило­софские словари, в том числе Лаланда и Эйслера) и его применение не только не уясняет природу теологической мысли тламатиниме, а приводит к еще большей пута­нице. Поэтому вместо того, чтобы говорить вообще о «пантеизме», мы предпочитаем наметить своеобразную интерпретацию мысли нагуа, ни на минуту не отрываясь при этом от подлинных данных, содержащихся в уже изученных текстах.

Как уже было показано, тламатиниме, стремясь най­ти «единственно истинное», пришли к абстрактному по­ниманию Ометеотла Мойокойатцина — двойственного бога, который «сам себя мыслит и изобретает» в мета­физическом «месте» дуальности (Омейокане). Это имеет место за пределами небес и времен, так как сам Ометеотл властвует над ними, о чем свидетельствует его название Хиутекутли (Господин времени и огня). В Омейокане «на тринадцатом небе, о начале которого ничего не известно...»[276], как отмечает «История мекси­канцев», существовал ин нелли теотл: «истинный бог», то есть бог, основанный и опирающийся на самого себя. Но благодаря своей творящей природе и способности зачать (Ометекутли, Омесигуатл) он начал действовать. В результате первого развертывания своего двойствен­ного бытия он породил четырех сыновей. С этого мо­мента он стал «матерью и отцом богов». И так как его сыновья родились, «когда была еще ночь», эти первые новые силы получили названия Тецкатлипоки: «дымя­щие зеркала». Через своих сыновей продолжал действо­вать сам Ометеотл: «он лег» (оно/а) там, где должен был быть центр, или пуп, Вселенной (тлалхикко), чтобы «дать ей действительность», поддержать ее и позволить своим сыновьям приступить к созданию различных эпох мира. В качестве «зеркала, благодаря которому появля­ются вещи» (Тецкатланехтия), он сделал возможным и различные творения Солнца. Во время четырех эпох, или Солнц, предшествовавших нашей эпохе, он всегда давал «действительность» (основу) тому, что делали его сыновья. Возможно, он также управлял скрытой диалек­тикой, выражавшейся в мировых битвах и катаклиз­мах.

В нашей эпохе, эпохе Солнца движения (Ольинтонатиу), он добивается гармонии четырех элементов и дает «действительность» такому миру, в котором время получает направленность и пространственную определен­ность в четырех направлениях Вселенной. По-види­мому — в представлениях масегуалов — число сыновей Ометеотла все больше увеличивалось. Однако, если по­смотреть внимательно, все боги, постоянно выступаю­щие парами (муж и жена), являются лишь новыми фа­зами или масками, покрывающими двойственный лик Ометеотла. Днем его сила концентрируется и является источником жизни с помощью Солнца, тогда он назы­вается Тонатиу (тот, кто делает день), Ипалнемогуани (тот, благодаря которому живем), Тецкатланехтиа (зер­кало, благодаря которому появляются вещи), Ситлаято-нак (светило, которое заставляет сверкать вещи), Йецтлакэнка (тот, кто одет в красное), у ацтеков он стал богом-воином Гуитцилопочтли. Ночью этот бог стано­вился невидимым и неосязаемым: Йогуалли-ээкатл, по отношению к луне он — Тецкатлипока (зеркало, которое коптит вещи), Ситлалиникуэ (сверкающая юбка из звезд), покрывающая женский лик Ометеотла, и, нако­нец, он — Теколликэнки (та, которая одета в черное).

По отношению к земле, опорой которой он является, он — Тлайяманак (та, кто поддерживает землю), а в ка­честве того, что заставляет появляться над ней облака и небеса, он — Тлайичкатл (тот, кто покрывает ее хлоп­ком). Находясь в центре земли, он — Тлалтекутли, а как мать, дающая жизнь, он — Коатликуэ или Сигуакоатл (та, у кого юбка из змей или женщина-змея), которая, как было показано в главе о космологии, опираясь на Хустино Фернандеса, является чудесным символом твор­ческого действия Ометеотла.

В качестве жизненного начала — Ипалнемогуани — он— Чалчиутлатонак (тот, кто заставляет сверкать вещи, как яшма). Под именем Тлалока он становится рядом с четырьмя первыми сыновьями Ометеотла, является гос­подином дождей и делает плодородной землю. Его жена—Чалчиутликуэ (та, у кого юбка из яшмы), госпожа текущих вод, моря и озер[277]. По отношению к людям Ометеотл — это «наша мать, наш отец», Тонакатекутли, Тонакасигуатл (Господин и Госпожа нашей плоти и нашей основы, Даритель жизни), который посы­лает людей в мир и помещает их судьбу в материнской утробе:

Говорилось, что с тринадцатого неба

к нам, людям, приходит судьба.

Когда появляется младенец,

оттуда приходит его счастье и судьба,

она входит в чрево,

так приказывает Господин дуальности[278].

И, наконец, в качестве символа неосязаемого и гос­подина мудрости и искусства — единственно истинного на земле — Ометеотл воплощается в легендарной фи­гуре Кетцалкоатла; в «Истории мексиканцев» он уже занимает место красного Тецкатлипоки, который в од­ном из старых текстов «Флорентийского кодекса» высту­пает как синоним Ометеотла, получая титулы создателя и изобретателя людей (ин тейокойани, ин течигуани):

Неужели правда? Этого добился господин, наш принц, Кетцалкоатл, тот, кто выдумал людей и сделал их? Неужели это решил Господин, Госпожа дуальности? Неужели было передано слово?[279]

Что касается таинственной области мертвых (Миктлан), мы также знаем из источников, что Ометеотл «жи­вет в тени» этого места, покрывая свой двойной лик ма­сками Миктлантекутли, Миктекасигуатл (Господин и Госпожа области мертвых).

Таким образом, опираясь на свидетельства нагуатлских текстов, мы убедились, что неясность сложного пантеона начинает рассеиваться, когда под маской мно­гочисленных пар богов всегда открывается двойственный лик Ометеотла. Мы не отрицаем, что религий на­рода действительно было свойственно принимать за бо­гов многочисленные начала, или «господ», дождя, ветра, огня, области мертвых и т. д. Однако, как мы уже видели, тламатиниме, по удачному выражению Торквемада, преодолевая политеизм, «стремились понять в этом божественную природу, распределенную между двумя богами (двумя личностями), а именно мужчиной и женщиной...»[280]

Дело заключается в том, что в поисках символа, не­обходимого для того, чтобы с помощью «цветов и песен» найти происхождение всех вещей и таинственную при­роду творца, «невидимого, как ночь, и неосязаемого, как ветер» (Иогуалли-ээкатл), они прибегли к их самому проникновенному дифразизму: Ометекутли, Омесигуатл (Господин и Госпожа дуальности). Этим было обозна­чено то, о чем догадываются посредством метафор. За пределами времени, когда еще была ночь, за пределами небес, в Омейокане, во вневременном плане, двойствен­ный бог Ометеотл Мойокойани существует потому, что сам себя создает, потому, что в силу своего двойствен­ного действия непрерывно продолжает создавать себя: Ометекутли, Омесигуатл. Затем, развивая дальше эту метафору «цветок и песня», они обозначили различными названиями влияние и действие Ометеотла во всем Сем-а-нагуак (мире).

Если во всем этом и есть пантеизм, то мы, во всяком случае, назвали бы его сложным, но достаточно вырази­тельным словом, что-то вроде динамической Омейётизации (дуализации) Вселенной. Это означает, что для мысли нагуа в любом месте, где есть действие, оно про­исходит благодаря вмешательству высшего двойствен­ного начала. Всегда необходимо мужское лицо, которое действует, и женское, которое зачинает. Таково, по всей видимости, происхождение многочисленных пар богов, во всех областях символизирующих деятельность Оме­теотла. Зарождение-зачатие — это два момента, соеди­ненные в двойственном боге, который делает возможным свое собственное существование и существование других вещей. С динамической точки зрения, действительно, все существующее получает свою истину: свою основу от этого вневременного зарождения-зачатия, которым яв­ляется Ометеотл. В этом смысле правильно говорить, что «единственно истинное — это Ометеотл», все же осталь­ное — «это как сон». Наряду с этим своеобразным «динамическим пантеизмом» имеется вышеуказанное утверждение человека, который открыл свою основу в господине дуальности, но тем не менее признает его трансцендентность, утверждая, что он невидимый, как ночь, и неосязаемый, как ветер (Йогуалли-ээкатл). Суще­ствует так же различие личностей, в связи с чем у чело­века возникает вопрос — сможет ли он когда-нибудь жить с Дарителем жизни в его доме, откуда происходят цветы и песни, или же, по несчастью, в конце концов все мы «погибнем в нем» (типолигуи йе Ичан)[281].

Следовательно, недостаточно просто приклеивать ярлык «пантеизма» идеологической концепции тламатиниме. Более правильным будет утверждение, что, стремясь сказать «единственно истинное на земле» по­средством «цветов и песен», тламатиниме стараются за­ключить в метафору самый глубокий смысл вечного источ­ника созидающей силы — бога. Поэтому им с помощью «цветов и песен» удалось сказать, что Ометеотл являлся «нашей матерью, нашим отцом», Дарителем жизни, «тем, который является бытием всех вещей», невидимым и неосязаемым. Будучи источником истины всего суще­ствующего, он действует всюду: является Тлокэ Нагуакэ. Но рассмотренный сам по себе, он не может вос­приниматься, он—ночь и ветер, Йогуалли-ээкатл. Такова в общем суть теологической мысли нагуа, соз­данной не на основе абстрактных категорий, а благодаря жизненным побуждениям, ведущим к поэтической инту­иции: «цветок и песня», единственное, что позволяет сказать человеку, «истинное на земле».

Остается добавить еще одно последнее замечание. Может быть, как отзвук мысли, опирающейся на двой­ственность Ометеотла, мы с необходимостью встречаем в нагуатлском языке дифразизм. Когда нагуа хотели бо­лее точно описать какую-нибудь вещь, они всегда рас­сматривали два ее основных аспекта, как бы для того, чтобы добиться при их соединении той искры, которая делает возможным понимание. Интуитивная направлен­ность их мысли привела к созданию специальных обоз­начений, призванных вызвать в человеческом уме «ви­дение» — не абстрактное и холодное, как «аристотелевская идея», а содержательное, живое, динамическое и в то же время универсальное по своей ценности. Сле­дующие примеры классических дифразизмов — «цветок и песня» говорят сами за себя:

Ин куэитл ин гуипилли: юбка, рубашка — женщина, характеризующаяся с сексуальной стороны.

Ин агуэгуэтл ин почотл: можжевельник, сейба — ав­торитет, когда предлагается протекция.

Ин Чалчигуитл ин кэтцалли: яшма и тонкие перья —

красота.

Ин ате ин тепетл: вода и гора — народ.

Топко петлакалко: в мешке и в коробке — секрет.

Тлилли тлапалли: черные и красные чернила — пись­менность или мудрость.

Можно было бы дать много других примеров вроде тех, которые мы приводили в своем изложении, — ин топан ин миктлан: то, что превосходит нас, область мерт­вых (метафизическая потусторонность); Йогуалли-ээкатл: ночь — ветер (трансцендентность бога); и по­следний, ин хочитл ин куикатл: «цветок и песня» (поэ­зия), которая, как мы видели, является «единственно истинным на земле».

Это, пожалуй, один из наиболее очевидных отзвуков дуалистической и двузначной концепции Ометеотла. Возможно, что имеются другие области, где этот дуа­лизм также нашел свое отражение. Однако рамки этой работы не позволяют нам углубиться в их изучение. В данный момент, кратко рассмотрев таинства теологии и высказав предположение, что вскрытое нами есть лишь незначительная часть глубоких размышлений тламатиниме относительно божественности, перейдем к изучению текстов, которые раскрывают нам предста­вление о человеке, содержащееся в философии нагуа.

[272] Вeyer Hermann, Das astekische Gotterbild Alexander von Humboldt's, en op. cit., p. 116.

[273] Хотя как в данной, так и в предшествующей главах мы уже приводили упоминаемые нами тексты, однако, чтобы облегчить про­верку обобщения, которое мы теперь делаем, приведем список источ­ников, где встречаются указанные отождествления: Xiuhtecuhtli es identificado eon Huehuetéotl en Códice Florentino, lib. VI, fol. 34 r. y fol. 71 v. Huehuetéotl se identifica con in Tonan in Tota y con in Teteu ¡nan in Teteu ita en loe. cit. del Códice Florentino. In Teteu inan in Teteu ita (madre y padre de los dioses) se identifica con Ometecuhtli, Omecíhuatl en Historia de los Mexicanos per sus Pin­turas, op. cit., p. 228; en el Códice Florentino, lib. VI. fol. 148, v. etc.

[274] «Códice Florentino», lib. VI, fol. 141, v. (пр. I, 37).

[275] Beyer Hermann, loe. cit.

[276] «Historia de los Mexicanos por sus Pinturas», p. 228.

[277] В одном из текстов «Códice Florentino», lib. VI, fol. 34, г. говорится, что «мать и отец богов... находится в водах цвета голу­бой птицы, тот, кто находится в облаках...».

[278] «Textos de los Informantes indígenas de Sahagún (ed. Del Paso)», t. VIII, fol. 175, v. (пр. I, 38).

[279] «Códice Florentino», lib. VI, fol. 120, г. (пр. I, 38). Интересно отметить, что Селер в работе «Der Hauptmythus der mexicanische Stámme», в «Gesammelte Abhandlungen», В. IV, S. 98—156, сделал попытку унифицировать различные божества в образе Кетцалкоатла, выступающего как толтекский символ непостижимой мудрости двой­ственного начала.

[280] Torquemada Fray Juan de, Monarquía Indiana, t. II, p. 37.

[281] «Ms. Cantares Mexicanos», fol. 5, v.