Как они хранили память о своих событиях, делили годы и считали свои, и эпохи
Глава V. Как они хранили память о своих событиях, делили годы и считали свои, и эпохи
Во времена своего неверия эти индейцы Юкатана имели книги из коры дерева с белым и прочным покрытием, в десять и двенадцать вар длиной, которые хранили, складывая их как веер. На них они рисовали разноцветными красками счет своих лет, войны, наводнения, ураганы, голодные годы и другие события. Из одной из них, которую доктор Агиляр отобрал у неких идолопоклонников, я узнал, что одну древнюю эпидемию они называли майякимиль [Mayacimil], а другую – окнак'училь [Ocna Kuchil], что означает "внезапная смерть" и "времена, когда вороны входят пожирать трупы в домах". Наводнение или ураган они называли хунйекиль [Hunyecil], "затопление деревьев".
Они читали годами из трехсот шестидесяти пяти дней, разделенными на месяцы по двадцать дней, соответствующие нашим следующим образом:
12 января – называли Yaax;
с 1 февраля – Zac;
с 21 – Ceh;
с 13 марта – Mac;
со 2 апреля – Kan Kin;
с 22 апреля – Muan;
с 12 мая – Paax;
с 1 июня – Kayab;
месяц Cum Ku начинался 21 июня;
Vayeab – 11 июля, а по другому его называли Vtuzkin, а также Vlobolkin, что означает "Лживое время", "Плохое время", потому что приходился на пять дней, не хватавших для счета, которые считали такими плохими, как я сейчас расскажу.
17 июля начинался месяц, называемый Poop;
6 августа – Voo;
26 августа – Ciip;
15 сентября – Zeec;
в октябре – Xul;
в ноябре – Yax Kin;
в декабре – Mool,
и Cheen заканчивался 11 января.
По этому счету они подразделяли год на восемнадцать месяцев, но начинали свой новый год в нашем июле, 17 числа. Пять дней, которых недоставало, чтобы закончить триста шестьдесят пять, назывались у них днями без имени. Они считали их зловещими и говорили, что в них случались многочисленные и внезапные смерти, ужаления и укусы змеями, и хищными зверями, и ядовитыми, и драки, и раздоры, и особенно плохим считали первый. В них они старались не выходить из своих жилищ, и потому запасались необходимым, чтобы не иметь потребности идти за ним в поле и другие места. В эти дни учащались их языческие обряды, когда они просили своих идолов, чтобы те избавили их от зла в эти опасные дни и дали бы им хороший следующий год, плодородный и изобильный, и эти столь страшные дни были 12, 13, 14, 15 и 16 нашего июля. Все дни месяца имели свое собственное имя, которое я оставлю без упоминания, потому что, по моему мнению, это было бы многословием.
Согласно этому счету они знали время, когда должны расчищать леса, сжигать расчищенное, ждать дождей, /186/ сеять свою кукурузу и другие овощи, имея для этого свои поговорки. Первые монахи (говорит Агиляр), святые и истинные виноградари Иисуса Христа, старались искоренить этот счет, полагая его суеверием, но не преуспели, так как большинство его знает. Что он сообщает о великом монахе, апостольском муже по имени отец Солана [Solana], вместе с другим, не меньшим, по имени брат Гаспар де Нахара [Gaspar de Najara], великих служителях и проповедниках, – это то, что они полагали, что он не является вредным для христианства индейцев; но отец Фуэнсалида [Fuensalida] говорит в своем сообщении, рассуждая об этом древнем счете: "Стоило бы еще, и было бы лучше, чтобы они не понимали его и не знали о древностях, так как они обнаруживаются в их идолопоклонстве, совершаемом теми, кто отпал от нашей Святой Католической Веры, поклоняясь демону в тысячах идолов, находившихся в этой провинции etc". Но его использование во зло, кажется, не убеждает, что он по внутренней сути своей дурен.
Они считали свои эры или эпохи, которые помещали в своих книгах, по двадцать лет, а периоды [lustros] – по четыре. Первый год они устанавливали на востоке, называя его Кучхааб [Cuchhaab], второй – на западе, называемый Хииш [Hiix], третий – на юге, Кавак [Cavac], и четвертый, Мулук [Muluc], на севере, и они служили им обозначениями воскресных дней [letra Dominical]. Когда проходило пять таких периодов, составлявших двадцать лет, их называли к'атун [katún], и ставили обработанный камень на другой обработанный, закреплявшийся при помощи извести и песка на стенах храмов и жилищ жрецов, как видно сегодня на сооружениях, о которых я сказал, и на некоторых древних стенах в нашем монастыре в Мериде, над которыми расположены кельи. В селении, называемом Тишвалахтун [Tixualahtun], что означает: "Место, где один обработанный камень поставлен на другой", говорят, был архив, собрание всех событий, как в Испании в Симанкасе.
На их общем языке, чтобы считать их годы, который был для этих эпох или к'атунов, чтобы сказать: "Прошло шестьдесят лет" – говорили: Oxppelvabil, – прошло три эры лет, то есть, три камня; для семидесяти – три с половиной или четыре без половины. Из этого явствует, что они не были совершенными варварами, но жили с этим счетом, о котором говорят, что он был точнейшим, настолько, что с ним они точно знали не только год события, но также месяц и день, когда оно произошло.
Для почета и для украшения они надрезали некими ножами, сделанными из камня, грудь, руки и бедра, пока не появлялась кровь, а в раны втирали определенную черную землю или размолотый уголь. Когда те заживали, оставались шрамы с фигурами орлов, змеев, птиц и зверей, нарисованных ножами, и продырявливали носы. И оттого, что он был так разрисован, Герреро, пленный испанец, не пожелал прийти в присутствие дона Эрнандо Кортеса, когда у него был Херонимо де Агиляр. Купули [los Cupúles], те, что были на территории города Вальядолида, очень употребляли это.
В своем язычестве и сегодня они танцуют и поют по образцу мексиканцев, и имели и имеют главного певца [Cantor principal], который запевает и показывает, что они должны петь, и его уважают и почитают, отводя место в церкви, на своих собраниях и застольях. Его называют хольпоп [Holpop], и его заботой являются барабаны или тункули [Tuncúles], и музыкальные инструменты, как флейты, свистульки, черепашьи панцыри и другие, какие они используют. Тункули из полого дерева, некоторые так велики, что слышны на расстоянии двух лиг с наветренной стороны. Они поют о своих преданиях и древностях, что можно было бы изменить, если бы приходские священники сделали это во многих местах, дав им жития святых и некоторые мистерии /187/ Веры, чтобы они пели их, по крайней мере, во время публичных танцев на Пасху и праздники, и так забыли бы древние песни.
Имели и имеют лицедеев [Farsantes], разыгрывающих басни и древние истории, и я уверен, что было бы хорошо, чтобы они их оставили, по крайней мере костюмы, в которых они их представляют, потому что они, кажется, как у их языческих жрецов, ведь даже если и нет другого зла, кроме сохранения памяти о них, она кажется очень вредной, и, кроме того, поскольку они склонны к идолопоклонству, а они в нем использовались, они всегда казались мне дурными; каждый будет иметь свое мнение и, соответственно, в большей или меньшей степени на каждое будет свое возражение.
Они изящны в афоризмах и шутках, которые они говорят о своих главных и судьях, если те жестоки, тщеславны и алчны, разыгрывая случаи, которые с ними происходили, и даже то, что видят в своих приходских священниках, говорят им в лицо, иногда одним единственным словом. Но тот, кто хочет их понять, должен в совершенстве владеть языком, и быть очень внимательным. Эти представления еще опасней, когда происходят ночью в их домах, потому что Бог знает, что там происходит, по крайней мере, многие превращаются в попойки. Этих лицедеев называют бальцам [Balzam], а иносказательно этим именем – тех, кто является говорунами и шутниками, и они передразнивают птиц на своих представлениях.
Устраивали и устраивают свои застолья и пирушки на помолвках, поедая многих индюков и индеек, которых целый год растят для одного дня. Те, кто уходят с должности алькальдов, также дают пир тем, кто в нее вступает, гнусная забота, и в ночь выборов у них большие пьянки.
Индейцы этой страны были и остаются очень искусными стрелками из лука, и поэтому являются отличными охотниками, и выращивают собак, с которыми ловят оленей, кабанов, барсуков, тигров, неких маленьких львов, кроликов, армадиллов, игуан и других животных; отстреливают королевских индюков, птиц, называемых фазанами, и многих других.
В настоящее время они большие подражатели во всяком ремесле, какое видят, и потому с легкостью выучились всем профессиям, и в их селениях есть, кроме тех, кто помогает в городах и поместьях, много прекрасных кузнецов, слесарей, шорников, сапожников, плотников, резчиков, скульпторов, мебельщиков, ремесленников, изготавливающих преинтереснейшие вещи из раковин, каменщиков, каменотесов, портных, художников, обувщиков и прочих. То, что достойно восхищения – что есть много индейцев, которые занимаются четырьмя, и шестью, и более ремеслами (тогда как испанцы обычно одним), которыми кормятся, и иногда с орудиями и инструментами, на которые смешно смотреть, но усидчивостью, которую имеют в работе почти сверхъестественную, восполняют их недостатки, и получаются хорошие вещи, которые выходят дешевле, чем у испанцев, из-за чего те, кто приезжает на Юкатан в качестве ремесленников, терпят нужду со своим ремеслом, и поэтому их мало, и они ищут другие способы зарабатывать на жизнь.
Одеваются в одежду из белейшего хлопка, из которого шьют рубашки и штаны, и плащи почти в полторы вары, квадратной формы, которые называют тильмами [tilmas] или айате [hayates]. Они служат им накидками, когда они связывают два угла над плечами узлом или лентой; впрочем, большинство использует сделанные из грубо тканой шерсти, а многие даже из материи, которую привозят из Кастилии, и из камки [damascos], и даже из шелка. Некоторые одеваются в куртки [jubones], а многие носят кожаные и тряпичные сандалии [zapatos y alpargates], но обычно ходят босыми, особенно у себя дома и на поле, кроме некоторых касиков и знатных людей, и так же женщины. Большинство мужчин носят сомбреро из соломы или пальмовых /188/ листьев, и многие уже покупаю фетровые. Женщины носят вайпили [Vaipiles], которые являются одеждой, покрывающей от горла до середины голени, с отверстием вверху, чтобы продевать голову, и двумя другими вверху по сторонам, откуда выходят руки, так что они остаются закрытыми более чем до середины тела, потому что не подпоясывают эту одежду, которая служит им также рубахой. От пояса до ног они носят другую одежду, называемую "пик" [pic], и она как юбка или поддевка, выступающая из-под верхней одежды; большинство из них отделаны и вытканы с голубыми и другими цветными нитями, что делает их нарядными. Если испанка наденет такой наряд, она в нем очень соблазнительна. Маленькие индеанки, которые воспитываются вместе испанками, выходят отличными рукодельницами, швеями и вышивальщицами, и изготовляют вещи дорогие и ценимые.
По воскресеньям и на праздники, когда они идут на мессу или исповедываться, мужчины, как и женщины, надевают более чистую и опрятную одежду, которую хранят для этого. Другие их обычаи и дела будут известны в связи с законами, которые им дали для их исцеления, что описано в следующей книге пятой.
Их обычная еда кажется малопитательной, так как они едят мало мяса; обычно они питаются овощами, плодами и разным питьем, которое делают из кукурузы. Они сильны, как для пропитания столь слабыми средствами, хорошо сложены, хотя великие недруги труда и преданы безделью, с приятными чертами лица, смуглые, как все индейцы. Очень большие любители есть рыбу.
В прошлом индейцы были боле крупными, чем обычно сейчас, и в могилах этой страны находят останки гигантского роста. В 1647 году возле селения Бекаль [Vecal] на королевской дороге в Кампече отец брат Хуан де Каррион [Juan de Carrion] (ныне Провинциальный Комиссар ближайшего Генерального Капитула) приказал сделать навес для приема паломников и, копая, чтобы установить опоры для него, они наткнулись киркой на одну очень большую могилу, сделанную из плитняка, положенного один на другой без какой-либо аккуратности. Индейцы убежали от нее и принялись звать падре, который, придя, приказал им вынуть то, что в ней было. Индейцы не захотели, говоря, что им запрещено трогать в них что-нибудь, из-за чего священнослужитель при помощи одного мальчонки вынул кости некоего человека замечательного роста. В погребении было три больших сосуда из тончайшей глины, с тремя полыми шариками у каждого вместо ножек, и шкатулка из темного камня, похожего на яшму. Он разломал кости и разбросал их, приказав заполнить пустоту, и укорял индейцев за суеверие, состоявшее в том, что они не захотели тронуть это, говоря, что это запрещено. Это случилось в сентябре того года.