Дискуссия об «интернациональном» Чичеен-Ица

С 1980-х годов традиционная схема чичеенской истории подверглась критике со стороны таких исследователей как Линда Шиле, Питер Мэтьюз, Марвин Коходас, Сьюзен Гиллспи, Чарльз Линкольн, Энрике Флорескано, Джефф Ковальски[1]. Их основные возражения сводятся к следующему:

исследования массовых археологических материалов не выявили признаков существенных изменений в составе населения Чичеена в течение IX-Х веков. Ч. Линкольн, опираясь на археологические данные, утверждал, что керамика Чичен-Ица «в целом является однородной, хотя город и обнаруживает широкое разнообразие форм и стилей. Эти формы и стили восходят не к разновремённым горизонтам, но к одновременному разделению труда и социальных ролей»[2];

Пернатые змеи у основания «Эль-Кастильо», пример «мексиканского» стиля в Чичеен-Ице. Фото Д. Иванова

сооружения с «мексиканскими» стилистическими чертами создавались в Чичеене одновременно со строениями чисто майяского стиля, в частности,  «Храм Иероглифических дверных косяков», «Гробница Верховного жреца» и «Большая Площадка для игры в мяч» имеют даты 832, 842 и 864 годы. В связи с этим Л. Шиле и П. Мэтьюз датировали все основные монументальные сооружения Чичен-Ицы временем между 800 и 948 гг.[3];

«мексиканские» черты в Чичеене, во-первых, связаны не только с культурой Тулы-де-Альенде, но и некоторых других месоамериканских регионов, во-вторых, могут рассматриваться как результат внутреннего развития ранних, еще теотиуаканских заимствований в культуру майя. Сторонники альтернативной теории предлагают не лишенное остроумия объяснение автохтонного формирования в североюкатанских городах IX-X века культурных черт, характерных для других месоамериканских регионов. Так, Дж. Ковальски пишет: «Как новоприбывшие в северную область майя эти группы [элиты ица – В.Т.] старались укрепить свои права на власть в период, когда доверие к традиционным майяским символам легитимизации царской власти было подорвано в результате всеобщего «коллапса» южных центров майя в IX веке … Как в Ушмале, так и в Чичеен-Ица правящие элиты демонстрировали свою легитимность, смешивая центральноамериканские и другие «неклассические» и «иностранные»  черты с традиционными майяскими формами и символами, и теми или иными путями создавали зрительно-символическую культуру, которая должна была отображать их причастность к наследию майя, их связи с исконным «Толланом» в Теотиуакане, и их космополитические связи с другими эпиклассическими месоамериканскими региональными столицами, такими как Эль-Тахин, Шочикалько и Тула»[4];

Рельеф «Платформы Ягуаров и Орлов». Фото Д. Иванова

даже если некоторые новации с инокультурными признаками и не могут быть объяснены внутренним развитием чичеенской культурной традиции, их появление объясняется не завоеванием и не появлением новых этнических групп в составе городского населения, а развитием торговли: «Правительство ица в Чичен Ица поддерживало постоянные контакты на уровне элиты с тольтекскими правителями Тулы во времена (от позднейшего Классического до раннего Постклассического периодов), когда оба города являлись важными региональными столицами. Эти отношения, вероятно, предполагали некий вид особого экономического и военного союза, созданного, чтобы координировать управление сетями торговли на большое расстояние … Это сотрудничество Тулы и Чичен-Ицы отражено в их общих архитектурных, артистических и иконографических наборах, и в вероятном внедрении новых военных орденов, религиозных культов и ритуальных практик, особенно в период после 900 г. н.э.»[5].

Другой вариант той же теории объясняет сходство культурных черт в разных регионах Мезоамерики между 700 и 1000 годами «распространением регионального культа, в центре которого находился Кецалькоатль/ К’ук’улькан … Чичен-Ица, кажется, должна рассматриваться как его главный восточный узел, а Чолула как западный аналог, в дальнейшем замещённый Тулой. Эль-Тахин очевидно был другим важным узлом … Эта религия, кажется, распространялась посредством основания новых культовых центров, часто укреплённых, и часто посредством агрессивного воинственного прозелитизма. К её второму эшелону мы можем отнести Шочикалько, Какаштлу и Ушмаль среди прочих. Культ вероятно не вызывал широкие народные дижения и перемещения, но скорее распространялся из нескольких центров через наёмников, паломников и местные политические союзы …, торговые связи также могли быть важны …»[6].

Однако, изо всех этих соображений, неопровержимым оказывается только первое, да и то частично. В Чичеене действительно не набюдается существенных изменений керамического комплекса Сотута между 900/920 и 1050/1100 гг. (мнение Рафаэля Кобоса, который выделяет в керамике типа Сотута раннюю и позднюю фазы, оспаривается[7]), но между 800 и 900/920 там были распространены другие керамические коплексы, Йабналь-Мотуль и Хунтуун-Кехпеч. Выводы Ч. Линкольна о синхронности чиченской керамики разных типов не согласуются с им же приводимыми данными по её стратиграфии[8]. Подытоживая последние данные археологических исследований города, Б. Вольта, Н. Пениче Май и Дж. Брасуэлл указывают: «В Чичен-Ице есть как позднеклассические, так ранние постклассические составляющие. Они отличаются и разделены бурными годами начала десятого столетия»[8'].

Предложенная Л. Шиле и П. Мэтьюзом ранняя датировка надписи в «Гробнице Верховного Жреца» оказалась просто ошибкой[9], что касается косяков из «Храма с Иероглифическими косяками», то они происходят из более раннего сооружения. Дата на сферическом камне с Большой площадки для игры в мяч оказывается спорной, а его первоначальное местонахождение неопределённым. Уточненные в соответствии с новейшими методиками данные радиоуглеродного анализа образцов из верхней Пирамиды К’ук’улькан относят её сооружение к периоду между 945 и 1015 годами[10], а анализ керамики из галерей, примыкающих к «Храму Воинов» и «Рынку», свидетельствует, что они были построены во время распространения керамического комплекса «Сотута», то есть, не ранее середины X века[11].

«Храм Ягуара». Фото Д. Иванова

Размышления о том, что центральномексиканские и другие «чужеземные» черты на постклассическом Юкатане являются чем-то вроде моды на джинсы среди молодежи 1970-х годов, и продиктованы стремлением заменить устаревшие отечественные символы и образы престижа новыми, иностранными, являются чисто умозрительными. Они не дают ответ на вопрос, как в условиях отсутствия не то что Интернета, но даже телевидения, кино, газет и просто книгопечатания, все эти “«неклассические» и «иностранные» черты” проникли из Мексиканской долины и побережья Мексиканского залива на Юкатан без физических носителей в лице выходцев из этих регионов. В конечном счете, Дж. Ковальски вынужден признать, что «новые планы строений и характерные иконографические сочетания представляют такие инновационные и альтернативные черты в Чичен-Ица, что их очень трудно принять как просто местные видоизменения форм и идей классических майя. Более правдоподобно, что они были заимствованы из Тулы, которая, в свою очередь, восприняла их из центров северо-западной Мексики, таких как Альта-Виста и Ла-Кемада»[12].

Что касается особой роли международной торговли в распространении идей и образов «интернациональной культуры», то этот вывод базируется исключительно на наблюдениях над формами публично ориентированного изобразительного искусства, то есть, получается логический порочный круг: культурное сходство возникло вследствие развития международной торговли, а свидетельством развития международной торговли  является культурное сходство. Признаков массового наличия в Чичеене предметов специфически центральномексиканского происхождения, как и происходящих с Юкатана предметов в Туле, нет. Находки парадных сосудов и статуэток майяского происхождения в Толлане-Шикокотитлане и тольтекского происхождения в Чичеене имеют единичный характер. Изображения, которые можно было бы истолковать как сцены торговли, на памятниках искусства Чичеен-Ицы тоже единичны, в частности, к ним можно отнести сцену плавания на каноэ из «Храма Воинов», хотя пассажиры каноэ вооружены и сочетают черты купцов и воинов.

Сцена из «Храма Воинов»

Зато тематика памятников чичеенского искусства «интернационального стиля» буквально пропитана навязчивым прославлением войны, насилия и завоеваний. Центральным образом искусства «интернационального стиля» в Чичеене является воин, вооруженный то ли изогнутой дубинкой, то ли дротиками и копьеметалкой. Фигуры таких воинов покрывают стены и колонны чичеенских сооружений. Только во внутренних помещениях «Храма Воинов» и прилегающей к нему с северо-запада галерее их насчитывается 165, или 72 процента всех рельефных изображений. Развернутая программа прославления воинских подвигов и побед воплощена в росписях «Верхнего Храма Ягуара». Внутри этого строения, расположенного на восточной стороне Большой Площадки для игры в мяч, находилась поддерживаемая каменными фигурами «атлантов» плита, на которой, по всей видимости, стоял трон некоей высокопоставленной особы. Его окружали многокрасочные и многофигурные росписи на всю стену, представлявшие шесть батальных сцен. Во всех них на разных противников нападают воины с чертами центральномексиканских тольтеков: с круглыми щитами, белыми наколенниками и повязками на щиколотках, с плюмажами, прикреплёнными к зеркалам на спинах. Ими руководят по меньшей мере двое полководцев, несущих большие, в человеческий рост, идолы-знамёна в виде сверхъестственных змеев, и военачальник в роскошном убранстве, изображаемый на фоне солнечного диска. Особенно интересны сцены на северо-восточной стене, где представлен поход в какую-то горную местность и переход по мосту, переброшенному через ущелье, и на юго-западной, где в   ожесточенной схватке у входа в селение сошлись две многочисленные армии, из которых воины одной имеют черты тольтеков, а другой – классических майя. Аналогичный, хоть и выраженный более скромными художественными средствами мотив преследования воинов майя тольтеками мы встречаем на чеканном золотом диске из священного Колодца в Чичеене. В обрамлении сцен из «Верхнего Храма Ягуара» представлены космологические образы (Ицаматы-Павахтуны, поддерживающие земную твердь, Бог Маиса, прорастающий из космической черепахи, астральные символы), в самих сценах некоторые фигуры можно истолковать как изображения предков следящих за битвами из потустороннего мира, однако в целом события изображёны совершенно реалистично. Несомненно, что росписи из «Верхнего Храма Ягуара» посвящены неким важным для тогдашних хозяев Чичеена историческим эпизодам[13], в том числе, возможно, и взятию самого города.

Сцена на юго-западной стене «Верхнего Храма Ягуара»