Дорога в Куско

Небольшой отряд Писарро теперь приступил к наиболее захватывающей части своего завоевательного похода — он от­правился из Хаухи в Куско. После того как наиболее слабая часть отряда была оставлена в Хаухе в качестве гарнизона, об­щая численность войска Писарро составила 100 конников и 30 пехотинцев и кое-какой обслуживающий персонал из чис­ла индейцев. Писарро имел представление о стране, которая простиралась впереди. Три испанца, побывавшие в Куско с разведывательными целями в апреле, аккуратно записывали названия городов и отмечали особенности местности вдоль своего маршрута. Эта центральная часть Анд — девственная и величественная страна, где вертикали гор глубоко изреза­ны яростными водами рек, несущихся к Амазонке. Топография меняется с высотой при спуске от заснеженных горных вершин к пуне — голому туманному высокогорному плато, располо­женному высоко над верхней границей произрастания лесов; спуск продолжается дальше вниз — к красивым долинам Анд, где в изобилии растут кукуруза и цветы, к удушающей жаре и кактусам в глубине каньонов. Дорога из Хаухи бежит какое-то время вдоль реки Мантаро, постоянно пересекая долины ее притоков. Затем река Мантаро резко поворачивает на север, к Амазонке, а дорога в Куско так и продолжает пересекать одну за другой большие реки, разделенные горными цепями.

Этот гористый район был бы почти непроходим, если бы не превосходные дороги инков. Знающие свое дело работники, инки преуспели в гражданском инженерном искусстве и зави­сели от состояния дорог в управлении империей. Главная ко­ролевская дорога пролегала вдоль горной цепи Анд, которая шла из Колумбии через Кито, Кахамарку, Хауху и Вилькасуаман в Куско и далее через современную Боливию в Чили. Па­раллельная магистраль проходила вдоль Тихоокеанского побережья, и две дороги соединялись многочисленными попереч­ными дорогами, особенно на отрезке пути от Куско до побережья через Вилькасуаман. Европа не видала таких дорог, как эти, со времен Древнего Рима. Эрнандо Писарро писал: «Гор­ную дорогу действительно стоит увидеть. Ни в одной христи­анской стране с таким неровным рельефом, как здесь, не было таких великолепных дорог. Почти все они мощеные». Не имея тягловых животных и колесных средств передвижения, инки строили свои дороги только для пешеходов и караванов лам. На дорогах, вьющихся по склонам Анд, были ступени и тун­нели, не годящиеся для лошадей. Дороги были хорошо спро­филированы и часто, на крутых горных склонах или топких местах, имели поддерживающие их каменные насыпи и закра­ины. Педро Санчо описал ужасное восхождение на гору Паркос, на которую должен был взобраться отряд Писарро спустя четыре дня после ухода из Хаухи. «После того как мы перешли вброд реку, нам пришлось взбираться еще на одну гору колос­сальных размеров. Когда мы глядели снизу вверх на ее верши­ну, нам казалось невозможным, чтобы птицы могли перелететь ее по воздуху, а что уж говорить о людях верхом на лошадях, взбирающихся на нее по земле. Но дорога оказалась менее утомительной благодаря тому, что она шла зигзагом, а не по пря­мой линии. В основном она представляла собой большие ка­менные ступени, которые изматывали лошадей, снашивали и травмировали их копыта даже несмотря на то, что их вели за уздечки». Дороги инков были узкими, шириной в среднем око­ло трех футов; они проходили по сложной гористой местности, но их покрытие из камня-плитняка было хорошим, и длинные ступенчатые переходы, которые утомляли лошадей испанцев, тоже были добротные.

Вдоль дорог через равные интервалы инки построили по­чтовые станции для нужд чиновников, носильщиков и армии. Они состояли из помещений для ночлега и рядов прямоуголь­ных складов, а местное население должно было обслуживать эти станции и снабжать их продовольствием. Важные сообще­ния и грузы доставлялись по дорогам посредством эстафет гон­цов-часки. Эти бегуны размещались в хижинах, каждая из ко­торых находилась на расстоянии 4—5 миль от следующей хи­жины. Цепочка гонцов-часки — при беге с максимальной ско­ростью — могла передавать сообщения через всю страну чрез­вычайно быстро. Но сами сообщения были устными или в виде кипу, так как у инков не было письменности.

Дорога из Хаухи в Куско пересекала водные преграды гор­ных рек по многочисленным подвесным мостам. Писарро на­деялся, что они смогут захватить некоторые из них до того, как отступающая китонская армия их уничтожит. Кавалерийский отряд, который перехватил колонну инков недалеко от Хау­хи, должен был продвигаться вперед и обеспечить прикрытие первого моста, но он повернул назад, потому что кони сильно устали и для них не было фуража. А теперь, когда его армия отдохнула и была готова к заключительному этапу экспедиции, Писарро послал вперед 70 своих лучших всадников под коман­дованием Эрнандо де Сото, чтобы они попытались захватить мосты. Он и Альмагро двинулись следом вместе с остальными 30 всадниками и 30 пехотинцами, под охраной которых нахо­дился Чалкучима. Сото покинул Хауху во вторник, 24 октяб­ря, а Писарро — в следующий понедельник. В числе тех, от кого нам стали известны подробности этого похода, были Пед­ро Писарро, Диего де Трухильо и Хуан Руис де Арсе — все они уехали с Сото, в то время как дотошный Педро Санчо и Ми­гель де Эстете остались с Франсиско Писарро.

Армия инков двигалась по долине Хаухи на юг, чтобы со­единиться с главными силами китонцев, располагавшимися в Куско. Ее командующие были полны решимости не допустить испанцев в Куско, а равным образом стремились сохранить власть приверженцев Атауальпы над столицей империи. Вот почему они стали двигаться в глубь ее территории вместо того, чтобы отступить на север, к своему опорному пункту в Кито. Это было мужественное решение, так как они прекрасно зна­ли, что местное население поднимется против них, как только они уйдут; и они оставляли позади себя значительно большее пространство, населенное враждебно настроенными племена­ми, которое теперь отделяло их от родины. Когда они сожгли мосты перед Писарро, они тем самым сожгли мосты и к свое­му собственному отступлению.

Междоусобная война все еще была важнейшей проблемой на тот момент. Убив Атауальпу, испанцы проявили себя поборни­ками дела Уаскара. Местное население и приветствовало их как таковых, а китонцы, вероятно, воевали с ними больше как с за­щитниками их поверженных противников, чем как с передовым отрядом иностранного вторжения. Несомненно, Писарро полно­стью понимал, откуда к ним такое отношение, и он этим бес­конечно пользовался. Его солдат часто встречали как освободи­телей. Это было особенно заметно в Хаухе, где местные жители безжалостно преследовали оставшихся в живых китонцев и пре­давали в руки испанцев всех, кого им удавалось найти. Китонцы же, по мере своего продвижения на юг, в отместку стали придер­живаться политики выжженной земли. Сожжение стратегически важных подвесных мостов было явным тактическим шагом, но сожжение деревень и складов продовольствия вдоль пути своего следования было ударом отступающей оккупационной армии. Эти разрушения причиняли испанцам при продвижении вперед некоторые хлопоты, но та поддержка, которую они получали от местного населения, перевешивала все неудобства.

Ниже Уанкайо река Мантаро падает в жуткое узкое ущелье и бежит около 60 миль между стен осыпающейся желтой гли­ны с вкраплениями черных скальных пород. Дорога инков пе­ресекала это ущелье с северного его конца, и китонцы, как и следовало ожидать, сожгли подвесной мост. Но они не обна­ружили, что охрана моста успела спрятать свои запасные ма­териалы для его ремонта. Когда отряд Сото достиг этого мес­та, охранники сумели быстро построить временный мост, и это сооружение смогло выдержать и отряд Писарро, хотя лошади Сото и оставили в нем многочисленные дыры своими копыта­ми. В ночь после переправы по мосту люди Писарро встали лагерем в покинутой деревне, которая была сожжена и разграб­лена их отступающим врагом. У них не было воды, так как ки­тонцы разрушили акведуки. К следующей ночи они достигли деревни под названием Панарай и пришли в смятение, когда и там не нашли ни жителей, ни еды, несмотря на то что ее вождь путешествовал вместе с ними от Кахамарки до Хаухи и ушел вперед, чтобы приготовить запасы продовольствия в своей деревне. И только на следующий день, у Паркоса, все их трудности разрешил другой вождь, который обеспечил их всем, в чем они испытывали такую нужду: едой, кукурузой, дровами и ламами.

Опорными пунктами оккупантов-китонцев в южной части Перу были города. Поэтому отступавшая от Хаухи армия сделала следующую остановку в городе Вилькасуаман, следующем административном центре, расположенном в 250 милях к юго-востоку. Люди Сото покрыли это расстояние всего за пять дней, не встречая никакого сопротивления по пути. После пятичасового перехода они сделали привал перед Вилькасуаманом и въехали в город на заре 29 октября. И опять скорость их передвижения застала индейцев врасплох; на подходах к городу они не встретили сторожевых постов: китонские воины были на охоте. «Они оставили свои палатки, женщин и не скольких индейцев-мужчин в Вилькасе, и мы их всех захватили в плен, а также забрали все, что там было в этот ранний час, мы вошли в Вилькас. Мы подумали, что войск больше нет, кроме тех, которые были на месте. Но в час вечерней молитвы, упрежденные о нашем приходе, индейцы появились со стороны самой крутой горы и напали на нас, а мы на них. Благодаря рельефу местности они скорее одолели нас, чем мы их, хотя некоторые испанцы отличились, например Сото, Родриго Оргоньес, Хуан Писарро де Орельяна и Хуан де Панкорво, т также некоторые другие, которые отбили у индейцев одну высоту и упорно ее защищали. В тот день индейцы убили белую лошадь, принадлежавшую Алонсо Табуйо. Мы были вынуждены отступить на площадь Вилькаса и провели всю ночь не снимая оружия и доспехов. Воодушевленные, индейцы напали на нас на следующий день. Они несли бунчуки, сделанные из гривы и хвоста белого коня, которого они убили. Нам пришлось расстаться с трофеями, которые мы у них захватили: с женщинами и индейцами, которые ухаживали за их скотом. И тогда они отошли».

В своем послании к Франсиско Писарро Сото описал, как ему не хотелось вести боевые действия в непростых условиях местности, окружающей Вилькас. Но в конечном счете он оставил 10 человек в городе, а 30 остальных повел через узкий Проход вниз по крутому склону. В результате дерзкого нападения врага была убита одна лошадь и две ранены, а также были ранены несколько испанцев. Хотя индейцы и вернули себе захваченное сначала испанцами имущество, их потери соста­вили свыше 600 человек убитыми, включая одного из их вое­начальников по имени Майла. Несмотря на всю свою отвагу, китонская армия потерпела поражение в своих первых двух столкновениях с испанцами. Единственным их утешением бы­ло то, что они увидели, что кони, наводившие на них такой ужас, тоже смертны, и они теперь достаточно узнали о тактике испанцев, чтобы подготовить засаду и уничтожить их. С такими помыслами индейская армия отправилась на восток с целью соединиться со своими соотечественниками в Куско. «Если по­считать тех, кто ушел, кто остался и местных жителей этого района, то в общей сложности собралось огромное количество индейцев. Мы все согласились с тем, что всего там могло быть 25 тысяч индейских воинов».

Вилькасуаман расположен на плато, мыс которого возвыша­ется над расщелиной, где протекает река Висчонго, в несколь­ких милях от места ее впадения в более полноводную реку Пампас. Местность выше Вилькаса — холмистая, безлесная пуна, где в настоящее время живет племя прекрасных наездников морочуко, про которых говорят, что они являются потомка­ми самих конкистадоров. В наши дни можно увидеть, как они разъезжают верхом на своих крепких низкорослых лошадях по зеленым степям, и каждый год их искусство верховой езды яв­ляется главным зрелищем на ярмарках, проходящих во вре­мя Святой недели в Аякучо. Вокруг самого Вилькаса долины более плодородные, в них в изобилии растут полевые цветы, опунции и раскинулись многочисленные кукурузные поля. К се­лению не ведет автомобильная дорога: последние несколько миль турист должен пройти пешком после того, как полдня до этого еще ехал на машине из Аякучо. Никто еще не проводил раскопок в Вилькасуамане, и в нем полно полузасыпанных тер­рас и дворцовых стен, оставшихся со времен инков. Один про­лет уложенной рядами каменной кладки идет вдоль нижней час­ти фасада деревенской церкви. На окраине селения находится каменная ступенчатая пирамида, единственное уцелевшее со­оружение инков такого рода. Она была либо храмом Солнца, либо возвышением, на котором восседал Инка (фото 13).

Ниже Вилькасуамана каньоны сходятся к жаркому, душно­му руслу реки Пампас; селение располагается над ней на вы­соте 6 тысяч футов. Большую часть дня 6 ноября люди Писарро и Альмагро провели преодолевая этот колоссальный спуск, каменные ступени которого ранили копыта их лошадей. Им удалось вплавь преодолеть реку. Китонцы разрушили мост, но не остались, чтобы помешать переправе.

В такой ситуации Сото решил ослушаться инструкций и покинуть Вилькасуаман до подхода своих соотечественников. В своих посланиях губернатору он объяснял, что хочет поспе­шить вперед и попытаться захватить мост через реку Апуримак, чтобы помещать армии, шедшей из Хаухи, соединиться с армией Кискиса. Диего де Трухильо и Педро Писарро, на­ходившиеся в его отряде, дали другое объяснение: Сото, Оргоньес и другие горячие головы решили, что «раз мы выдер­жали все трудности, то мы и должны первыми войти в Кус­ко, не дожидаясь идущего позади подкрепления». Из-за этого ослушания и жадности, как писал Педро Писарро, «мы все чуть не погибли».

Продвижение вперед отряда под командованием Сото прохо­дило довольно гладко в течение нескольких дней. Отряд пере­правился через реки Пампас, Андауайлас и Абанкай без помех. Полководец Кискис послал отряд из 2 тысяч воинов для усиле­ния бывшей армии Чалкучимы, но они повернули назад, когда встретились с войсками, отступавшими от Вилькаса. Писарро следовал за Сото на расстоянии нескольких дневных перехо­дов. Спустя два дня после того, как его отряд покинул Вилькас, он решил еще раз разделить его и послал Альмагро впе­ред с 30 всадниками догнать отряд Сото и остаться с ним в качестве подкрепления. Сам же он продолжил движение только с 10 кавалеристами и 20 пехотинцами, охранявшими несчаст­ного Чалкучиму. На следующий день его люди сильно встре­вожились, найдя двух мертвых лошадей, но Сото оставил за­писку с объяснением: эти лошади не выдержали сильных ко­лебаний температуры воздуха. Испанцы и не подозревали, что на их армию оказывает такое воздействие высота Анд.

Теперь испанцам предстояло преодолеть самое большое препятствие, огромный каньон реки Апуримак, чье название на языке кечуа означает «Большой Рассказчик». Дорога инков пересекала это ущелье по высоко подвешенному мосту. Этот мост, заново отстроенный, впоследствии стал темой романа Торнтона Уайлдера «Мост короля Сан-Луи». Подъездные пу­ти к этому древнему сооружению до сих пор видны на скло­нах долины: узкая дорога инков сначала входит в туннель, за­тем выходит из него, огибает массивные каменные опоры и упирается в пустоту. Мост был сожжен, когда испанцы достиг­ли его, но они сумели форсировать реку, несмотря на ее силь­ное течение и скользкое каменное дно. Вода была лошадям по грудь. Конкистадоры были чрезвычайно везучи при перепра­вах через такие мощные реки, они им давались легко. Эррера, официальный историк завоевательного похода при Филиппе III, писал: «Было удивительно, что они переправлялись че­рез реки вместе с лошадьми, хотя индейцы заранее разбирали мосты, а реки были такие бурные. Это был подвиг, дотоле не­виданный, особенно при переправе через Апуримак». Удача со­путствовала конкистадорам отчасти потому, что они соверша­ли свой марш-бросок в самое сухое время года, прямо перед началом сезона дождей. Спустя несколько месяцев реки, кото­рые они преодолевали вплавь и вброд, превратились бы в се­рые потоки, крутящиеся в водоворотах и поднимающиеся все выше между стен ущелий.

Никакие индейцы не помешали переправе через Апуримак. Сото и его люди в нетерпении спешили к Куско. На восточ­ном берегу Апуримака рельеф поднимается ступенями, серией крутых подъемов, перемежающихся плавными переходами че­рез долины его притоков. В субботу 8 ноября, в полдень, ис­панцы из отряда Сото начали штурм последнего крутого гор­ного склона на их пути — восхождение на Вилькаконгу. «Мы все шли и шли, не думая о боевом порядке, — писал Руис де Арсе. — В течение многих дней мы ехали верхом на наших лошадях. Поэтому теперь мы вели их вверх по тропе, держа их за повод и двигаясь группами по четыре». К полудню люди и лошади устали от сильного зноя. Испанцы остановились, что­бы покормить лошадей кукурузой, которую им принесли в запас жители расположенного неподалеку города. Вверх по склону было небольшое пространство, где протекал ручеек. Но прежде чем испанцы достигли его, Эрнандо де Сото, находив­шийся впереди всех на расстоянии полета арбалетной стрелы, увидел, что на вершине горы показался враг. Три или четы­ре тысячи индейцев спускались вниз, полностью заняв склон горы. Сото крикнул своим людям, чтобы они образовали обо­ронительный рубеж, но было слишком поздно. Индейцы швы­ряли впереди себя камни, и первой реакцией испанцев было рассредоточиться, чтобы избежать этих снарядов. Они броси­лись занять места по краям неширокой дороги, а те, кто успел вскочить в седло, пришпоривали своих коней, чтобы они ска­кали вверх по горе; они думали, что будут в безопасности, если смогут достичь ровной поверхности на вершине горы. «Лоша­ди были настолько измучены, что им не хватало дыхания, что­бы стремительно атаковать такого многочисленного врага. [Ин­дейцы], не переставая, изматывали и пугали их, устраивая за­граждения из летящих камней, копий и стрел, которые они выпускали во множестве. Лошади были измучены до такой сте­пени, что всадники едва могли заставить их ехать трусцой, а некоторых — просто идти. Как только индейцы поняли, что лошади уже сильно устали, они начали нападать с еще большей яростью». Пятеро испанцев — одна восьмая часть всего отря­да — были полностью смяты индейцами до того, как они смог­ли достичь вершины. Двое были убиты прямо в седлах своих лошадей; другие дрались пешими, но были убиты прежде, чем их увидели их товарищи. Одному испанцу не удалось вытащить свой меч, чтобы защищаться, и поэтому индейцы смогли схва­тить его коня за хвост и не дать всаднику проехать вперед вме­сте с остальными. Один-единственный раз воинам-инкам уда­лось навязать испанцам рукопашный бой, единственный вид схватки, который они хорошо знали. На таком ограниченном пространстве они могли использовать весь свой арсенал: ду­бинки, булавы и боевые топоры. У пятерых или шестерых ис­панцев, убитых в этом бою, были размозжены головы именно такими орудиями.

К этому времени Писарро стоял во главе армии богатых лю­дей, так как все они имели долю добычи в самом успешном грабеже, который только был в истории. Одним из убитых в сражении на Вилькаконге был Эрнандо де Торо; по приказу Писарро его состояние было оценено и составило 13 брусков 15-каратного золота, общий вес которых составил 4190 песо. Торо был отважным молодым идальго, одним из самых попу­лярных в отряде, но он подстрекал Сото вырваться вперед и занять Куско. Другой жертвой был Мигель Руис, оставивший 5873 песо, из которых 3905 песо составляло золото и налич­ность по долговым распискам двух других конкистадоров. Дру­гие погибшие: Гаспар де Маркина, Франсиско Мартин Сойтино, Хуан Алонсо и испанец по имени Эрнандес — все они к этому времени уже получили свою долю при распределении сокровищ.

Дневной бой закончился попыткой Сото выманить индей­цев вниз, на ровную местность. Он приказал своим людям от­ступать шаг за шагом вниз по склону горы. Некоторые индей­цы бросились их преследовать, бросая камни при помощи пра­щей, и испанцы сумели расправиться с ними, убив около 20 из них. Но основная часть войска инков отошла к вершине горы, а измотанные боем испанцы разбили на ночь лагерь на неболь­шом холме, как ярко описал Руис де Арсе, «одержав крошеч­ную победу и натерпевшись страха». Лагерь индейцев находил­ся от них на расстоянии двух полетов стрелы на более высокой горе, откуда они кричали оскорбления перепуганной кучке за­хватчиков. Испанцы провели ночь во всеоружии, и почти ни­кто не спал. Сото поставил дозорных и проследил, чтобы 11 ра­неным людям и 14 раненым лошадям была оказана помощь — хотя трудно себе представить, что можно было сделать для ис­текающих кровью людей на том холодном, ничем не защищен­ном горном склоне. Он также пытался поднять боевой дух сво­их людей ободряющими речами.

Никакие слова Сото не смогли бы произвести такой эффект, какой произвел на не смыкавших глаз испанцев звук трубы, ко­торый они услышали в час ночи. Тридцать всадников во главе с Альмагро, посланных Писарро вперед, соединились с 10 кавале­ристами, оставленными Сото сопровождать добычу, которую они захватили в Вилькасуамане. Этот отряд услышал о сражении и шел вперед в ночи, а трубач Педро де Алькончель дул в свою тру­бу на манер корабельной сирены.

Индейцы встретили новый день, уверенные в своей побе­де, и вдруг обнаружили, что побитое вчера войско чудесным образом удвоилось. Ликующие испанцы заняли боевые пози­ции и стали продвигаться вперед, вверх по склону. Индейцы отступили, а те, кто остался на склоне, были убиты. Появле­ние тысячи воинов из Куско не поправило ситуацию, и един­ственным спасением для индейцев было то, что опустился ту­ман. Такие серебристые туманы часто держатся по краям Апуримакского ущелья, если утро прохладное. Когда едешь сквозь такой туман, съежившись от холода, то ждешь не дождешься, когда же в просвет между облаками прорвется солнце, чтобы заблестеть на влажных травинках и ослепительно засиять на снегах Сорая и Салькантая.

Сражение на Вилькаконге было описано его участниками как «яростная и чрезвычайно опасная схватка, в которой пя­теро испанцев были убиты, а другие ранены, так же как и мно­гие лошади». Наконец-то воины армии Кискиса воспользова­лись рельефом местности, чтобы схватиться с врагом. Они до­казали, что испанцы и их кони были уязвимы и смертны. Они уничтожили часть крошечного передового отряда Сото. Если бы они продолжили бой и уничтожили его целиком, они, воз­можно, набрались бы достаточно смелости и опыта, чтобы рас­правиться с меньшими по численности отрядами Альмагро и Писарро поодиночке. Индейская армия уничтожала и гораздо более крупные отряды испанцев в сходных условиях местно­сти в последующие годы. Но это всего лишь гипотеза. Реаль­ность же была такова, что Кискис стал действовать слишком поздно. Он не сумел с выгодой для себя воспользоваться ситу­ациями, когда испанцы переправлялись через реки, преодоле­вали крутые подъемы и пробирались через тесные долины, где его люди могли бы устроить засаду и поймать в ловушку отряд наглых завоевателей.

Альмагро и умеривший свой пыл Сото сделали привал в кре­пости на вершине подъема и стали ждать Писарро. Губернатор переправился через реку Апуримак в среду 12 ноября и перено­чевал в местечке Лиматамбо, расположенном ниже места сраже­ния. Он присоединился к своим на следующий день, и объеди­ненные силы испанцев направились к деревушке Хакихауана (в настоящее время — Анта), расположенной всего лишь в 20 ми­лях от самого Куско. Ожесточенная схватка на Вилькаконге по­казала, что Чалкучима как заложник был бесполезен. Испанцы убедились, что он каким-то образом управлял передвижениями их врагов. Узнав о сражении, Писарро велел надеть на него цепи и сделал своему пленнику страшное объявление: «Теперь ты уви­дел, как с Божьей помощью мы всегда одерживали победы над индейцами. И так будет всегда. Можешь не сомневаться: они не скроются от нас и не вернутся в Кито, откуда бы они ни при­шли. И ты можешь также быть совершенно уверен в том, что ты сам никогда больше не увидишь Куско. Потому что, когда я при­ду туда, где меня ожидает капитан де Сото с моими людьми, я прикажу сжечь тебя заживо». Чалкучима внимательно выслушал эту горячую речь и затем коротко ответил, что он не несет ответ­ственности за нападение индейцев. Писарро, уверенный в соуча­стии Чалкучимы, ушел, не закончив разговор. Судьба великого полководца инков была решена, когда два отряда испанцев со­единились, так как и Альмагро, и Сото были убеждены в том, что за сопротивлением индейской армии стоял Чалкучима. В четверг вечером 13 ноября его вывели на площадь Хакихауаны, чтобы сжечь живьем. Монах Вальверде попытался уговорить его пой­ти по пути Атауальпы и принять перед смертью крещение. Но воин отверг его предложение. Он заявил, что не желает стано­виться христианином и считает христианские законы непонят­ными. И вот Чалкучима опять оказался на костре, «который по­спешили зажечь вожди и самые близкие его друзья». Умирая, он призывал бога Виракочу и полководца Кискиса прийти к нему на помощь.

Кискис все еще представлял собой серьезную угрозу. Его армия располагалась между испанцами и столицей инков. Он мог попытаться устроить еще одно генеральное сражение на склонах гор над городом или предпринять отчаянную оборо­ну самого Куско. Дружески расположенные индейцы доноси­ли испанцам, что китонцы намереваются поджечь тростнико­вые крыши городских домов, как они уже попытались сделать это в Хаухе. Куско лежит в складке долины и не виден путе­шественнику, движущемуся с северо-запада, пока он не ока­жется непосредственно над ним. Но когда колонна испанцев подошла поближе, стали видны клубы дыма, поднимавшиеся из-за цепи гор. Оказалось, что это начал гореть Куско. Сорок всадников помчались вперед, чтобы не дать части китонской армии спуститься в город и завершить его разрушение. Они обнаружили, что основная часть армии Кискиса предприняла последнюю попытку не допустить отряд захватчиков в Куско: ее силы были стянуты на оборону дороги. «Мы увидели, что все воины поджидают нас на подъезде к городу». Последовал жес­токий бой, в ходе которого индейцы, «значительно превосхо­дящие нас числом, решительно напали на нас, громко крича». Индейцы отбросили испанцев от дороги, ведущей в город Кус­ко. Хуан Руис де Арсе с горечью писал, что «они убили трех наших лошадей, включая мою собственную, которая стоила мне 1600 кастельяно; и они ранили многих христиан». Некоторые испанские всадники были вынуждены отступить вниз по скло­ну горы. «Индейцы никогда раньше не видели, как отступают христиане, и подумали, что они делают это специально, чтобы выманить их на равнину». Поэтому они остались под защитой горных склонов и стали выжидать, пока не подошел Писарро со своим отрядом. Две армии встали лагерем на склонах гор близко друг к другу, и захватчики провели ночь, не сняв с ло­шадей уздечек и седел. Сам Писарро назвал сражение на под­ступах к Куско «боем по всему фронту».

Четыре сражения по дороге в Куско — в Хаухе, Вилькасуа-мане, на Вилькаконге и на дороге над Куско — продемонст­рировали огромное превосходство конных, одетых в латы ис­панцев над местными воинами. Империя инков не сдалась без борьбы, как иногда думают. Всякий раз, когда во главе армии индейцев оказывался решительный военачальник, они дрались с бесстрашием обреченных. В ходе этого завоевательного по­хода индейцы, которые сами были внушающими страх завое­вателями для других племен Анд, пытались адаптировать свои способы ведения боевых действий к совершенно новой для них тактике захватчиков, чтобы ответить на вызов, брошенный им более развитой цивилизацией. На протяжении всей европейс­кой истории со времен Древнего Рима конный рыцарь играл главную роль во всех боевых действиях. Эту грозную фигуру мог остановить только другой рыцарь, экипированный сход­ным образом, лучники, копейщики или крепкие оборонитель­ные укрепления. Его главенствующая роль на поле боя закон­чилась только с развитием огнестрельного оружия. Всякий раз, когда американские индейцы успевали перенимать европейс­кое вооружение, они могли оказывать эффективное сопротив­ление. Например, индейцы из Южного Чили, которые взяли себе на вооружение копья и лошадей, или индейцы Северной Америки, научившиеся скакать на лошадях и применять огне­стрельное оружие. Но у инков не было времени на адаптацию, и в их гористой стране, практически лишенной лесов, не было подходящих деревьев, чтобы делать из них копья или луки.

Противниками армии инков были самые лучшие солдаты в мире. В течение всего XVI века испанские легионы считались сильнейшими в Европе. На их счету было успешное изгнание мавров из Испании, и многие из тех, кто теперь находился в Перу, ранее принимали участие в разгроме Фрэнсиса I в Павии или ацтеков в Мексике. Люди, которых привлекали завоева­тельные походы в Америку, были самыми большими авантю­ристами — такими же стойкими, отважными и безжалостны­ми, как и любые люди, попавшие во власть золотой лихорадки. В добавление к их жадности они обладали религиозным рве­нием и непоколебимой самоуверенностью нации крестоносцев, которая веками боролась с неверными и все еще продолжала наступление на них. Что бы мы ни думали о движущих ими мотивах, невозможно не восхищаться их отвагой. В стычке за стычкой их первой реакцией — почти рефлексом — было ки­даться прямо в самую гущу врага. Такая агрессивность имела своей целью оказать психологическое давление, и эффект этой тактики усиливался от того, что захватчики имели репутацию непобедимых, чуть ли не богоподобных, людей, которым все­гда сопутствовал успех.

Племянник Атауальпы Титу Куси попытался описать то благоговение, которое испытывал его народ по отношению к чужеземцам. «Они казались нам похожими на бога Виракочу. Это было имя нашего древнего бога, создателя Вселенной. [Мой народ] дал это имя людям, которых они увидели, отчас­ти потому, что они слишком отличались от нас одеждой и вне­шностью. А также потому, что мы увидели, как они ехали на огромных животных, у которых были серебряные копыта. Мы решили, что они серебряные, из-за блеска лошадиных под­ков. А еще мы назвали так этих пришельцев потому, что мы увидели, что они выражают свои мысли на белых листочках, как будто один разговаривает с другим, — это относилось к их умению читать книги и писать письма. Мы назвали их виракочами из-за их удивительной внешности и телосложения; из-за огромной разницы между ними — у одних были черные бо­роды, а у других рыжие; потому, что мы видели, что они едят с серебряных блюд; а еще потому, что они обладали «ильяпами» (по-нашему — гром) — так мы называли их аркебузы, ведь нам казалось, что они изрыгают гром небесный». Во время боев, которые испанцы вели в ходе завоеватель­ного похода, они всем были обязаны своим лошадям. На мар­ше кони делали их мобильными, что помогало им постоянно заставать индейцев врасплох. Даже когда индейцы выставля­ли дозорных, кавалерия испанцев могла проскакать мимо них быстрее, чем часовые могли прибежать назад и предупредить об опасности. А в бою человек на коне обладает колоссаль­ным преимуществом над пешим, так как он может исполь­зовать своего коня как оружие, сбивая противника с ног; он обладает большей маневренностью, меньше устает, менее уяз­вим для врага и имеет возможность наносить удары сверху вниз, с высоты своей позиции.

Во времена завоевательного похода происходила революция в способах верховой езды. Копье и аркебуза сделали рыцаря, полностью закованного в броню, слишком уязвимым. Теперь ему на смену пришел кавалерист на более легком и быстром коне. Вместо того чтобы ездить с вытянутыми ногами для смягчения отдачи от удара во время поединков, всадники вре­мен конкисты стали ездить на новый манер. Этот новый спо­соб верховой езды состоял в том, что всадник принимал «позу мавра, при которой его ноги в коротких стременах были согну­ты в коленях и отведены назад, создавая впечатление, что на­ездник чуть ли не стоит на коленях на спине лошади... Сидя в высоком мавританском седле, наездник пользовался мощными мавританскими удилами и одинарным поводом и всегда ездил, подняв достаточно высоко руку. Дело в том, что удила были закреплены на шее лошади, то есть конь поворачивал при ока­зании давления на шею, а не тогда, когда трензель тянул его за углы рта... А так как мундштук имел высокое расположение и, очень часто, длинный отвод, то поднятие руки прижимало его к нёбу, и <...> конь поворачивал гораздо быстрее и стра­дал от боли меньше, чем при современной манере езды».

И испанцы, и индейцы придавали огромное значение ло­шадям, «танкам» завоевательного похода. Обладание лошадью поднимало человека в глазах испанцев, давало ему право на долю всадника в завоеванных сокровищах. Во время много­месячного ожидания в Кахамарке испанцы платили фантасти­ческие цены за тех немногих лошадей, которые имелись в их распоряжении. Франсиско де Серее записал эти цены, «хо­тя многим они могут показаться неправдоподобно высокими. Одна лошадь была куплена за 1500 песо золота, а другие — за 3300 песо. Средняя цена на коня была 2500 песо, но и за та­кую цену их было не найти». Эта сумма была в 60 раз больше той цены, которую в то же самое время платили в Кахамарке за меч. Взвинченные цены, которые установились в Перу на собственность, конечно, не составляли большого богатства в современной Испании. До нас дошли документы о продаже, датированные тем временем, которые подтверждают это.

Для индейцев огромные кони их врагов представляли со­бой очень большую ценность. Они не были высокого мнения об испанцах-пехотинцах, которые были тяжелы и неуклюжи в своих доспехах и задыхались в горах от нехватки воздуха; но вид лошадей вселял в них ужас. «Они скорее убили бы одно из этих животных, которые их преследовали, чем десять ис­панцев. И в знак победы они всегда выставляли где-нибудь напоказ лошадиные головы, украшенные цветами и ветками, чтобы христиане могли их видеть».

Испанские конкистадоры носили металлические доспехи и шлемы. Некоторые пехотинцы надевали на голову простой металлический шлем, обычный для того времени, с забралом, в котором была Т-образная прорезь для глаз и носа. Он был похож на современную стальную каску, но спускался ниже на лицо и на заднюю часть шеи. «Кабассет» был еще одним ви­дом простого металлического шлема. Его высокая куполообраз­ная верхушка напоминала женскую шляпу в форме колпака, которую носили в двадцатых годах XX века. Часто на верхуш­ке этого шлема было небольшое острие, на манер фригийско­го колпака, символа свободы в период французской револю­ции. Но самый известный испанский шлем — это «морион», имевший форму металлической чаши, к которой приделаны удлиненные поля. Эти поля огибали шлем и элегантно закруг­лялись вверх, особенно поднимаясь спереди и сзади. На купо­ле шлема часто можно было видеть гребень, который шел по­середине его спереди назад на манер каски французских солдат времен войны 1914—1918 годов.

Все испанские солдаты носили доспехи, которые были раз­нообразны по своей сложности. Многие состоятельные воена­чальники носили полный комплект доспехов, которые пред­ставляли разнообразие стилей: от тяжелых готских до доспехов времен Максимилиана начала XVI века. Период завоевания был наиболее ярким периодом в искусстве изготовления доспехов. Доспехи, покрывающие уязвимые участки тела, были велико­лепно сочленены при помощи тонких металлических пластин и шарниров, что давало свободу движений всем членам чело­веческого тела. Специальные защитные пластины покрывали плечи, локти и колени; но стальные пластины, защищающие грудь, ноги и руки, делались как можно более легкими. Пол­ный комплект доспехов весил всего около 60 фунтов, и этот вес вполне можно было вынести, так как он ровно распределялся по всему телу. Во второй половине XVI века некоторые части тела были уже не так тщательно защищены, потому что был нужен выигрыш в весе. Вместо доспехов с головы до ног сол­даты стали использовать полудоспехи, состоявшие из сочле­ненных между собой тонких металлических пластин, которые спускались ниже кирасы и образовывали как бы юбку; или это были доспехи на три четверти, доходящие до колен. В комп­лект доспехов входил и шлем. Голову защищал прочный ме­таллический головной убор, спускающийся на шею, где он со­единялся с рядом перекрывающих друг друга пластин, которые образовывали латный воротник. Щеки и подбородок также за­щищали специальные пластины, а складное забрало закрыва­ло лицо. Этот шлем тоже стал легче: на смену забралу пришел остроконечный козырек надо лбом и ряд металлических поло­сок через все лицо.

Хотя большинство состоятельных людей, принимавших уча­стие в завоевательном походе, имели в своей собственности полный комплект доспехов или приобрели их после получения своей доли сокровищ, они часто использовали более легкие их заменители в боях с индейцами. Некоторые из них носили кольчуги, которые весили от 14 до 30 фунтов. Кольчуги отли­чались размерами своих звеньев, но большинство из них мог­ли выдержать обычный колющий удар. В некоторых кольчугах применялись звенья из более толстых или сплющенных колец в уязвимых местах, чтобы уменьшить размер дырочек. Другие конкистадоры сменили кольчуги на стеганые полотняные курт­ки, которые назывались «эскаупиль» и были переняты у ацте­ков. Обычно такие куртки шили из холста и набивали их хлоп­ком. Испанские солдаты также защищали себя при помощи небольших щитов овальной формы, сделанных из дерева или железа и обтянутых кожей.

Самым эффективным оружием испанцев был меч: либо обоюдоострый, либо рапира, которая со временем утратила ре­жущее лезвие, стала тоньше и жестче, для того чтобы наносить колющие удары. С помощью такого оружия и совершались массовые убийства слабо защищенных индейцев. К XVI веку производство мечей достигло своего совершенства, и Толедо стал одним из самых известных центров этого ремесла. Стро­гие правила и длительные сроки обучения ремеслу обеспечи­вали поддержание высоких стандартов в изготовлении мечей. Клинок должен был пройти серьезные испытания, прежде чем его украсят и насадят на эфес: его сгибали в полукруг и при­давали форму буквы 5, а затем им со всей силы ударяли по стальному шлему. На мече часто можно было увидеть девиз владельца: «За мою госпожу и короля — вот мой закон!»; «Ес­ли из ножен вон — то не зря!» или явную рекламу, вроде «Толедское качество — мечта солдата». Клинок имел длину около трех футов, он был легкий, гибкий и чрезвычайно крепкий и острый; в руках умелого фехтовальщика он представлял собой смертельное оружие. А испанским конкистадорам, признан­ным лучшими бойцами в Европе, не было равных в искусстве обращения с ним. На протяжении всего XVI века индейцам при любых обстоятельствах было строго запрещено иметь как мечи, так и коней.

В добавление к мечу и кинжалам, имевшим вспомогатель­ное значение, любимым оружием кавалериста была пика. На­ряду с согнутой посадкой, характерной для нового, очень мо­бильного, способа верховой езды, возник еще один способ ез­ды: с пикой. Она имела от 10 до 14 футов в длину, но была легкая и тонкая, а ее металлический наконечник имел форму бриллианта или оливкового листа. Всадник мог атаковать, дер­жа древко на уровне груди; он мог держать его ниже, на уров­не бедра, параллельно скачущему коню, выставив вперед боль­шой палец, как бы указывая направление удара; или он мог наносить колющие удары в направлении сверху вниз. Любого способа было достаточно, чтобы пронзить стеганые защитные куртки индейцев.

Иногда говорят, что победу испанцев обеспечило им их ог­нестрельное оружие. Это не так. В ходе завоевательных походов иногда стреляли из аркебуз, но их было слишком мало, и они не играли значительной роли, разве что производили сильнейший психологический эффект своими выстрелами. Не было ничего удивительного в том, что использовали мало аркебуз. Кавалери­сты презирали их, считая оружием, недостойным джентльмена, так что завоевание целиком легло на плечи всадников. Аркебу­зы были громоздкими, от 3 до 5 футов в длину, им часто требо­валась опора у конца ствола. Их было трудно заряжать: отмерен­ный заряд пороха нужно было засыпать в дуло, а затем положить пулю. А выстрелить из аркебузы было еще труднее: порох через дырочку вел к основному заряду, а его нужно было поджигать при помощи фитиля. Воины, вооруженные аркебузами, обвязы­вали вокруг себя или вокруг своего оружия свернутый кольцами фитиль, похожий на длинную веревку; его они поджигали, уда­ряя кремнем о трут. На зажженный конец фитиля нужно было дуть, прежде чем прикладывать его к пороху. В результате более поздних нововведений появился изогнутый в форме буквы 5 ку­сочек металла, который немного ускорял процесс, прижимая фитиль к пороху. Но до появления кремневого ружья должно было пройти еще почти столетие.

Во время завоевания использовались арбалеты, но опять же ограниченно. Это оружие было изобретено для того, чтобы иметь возможность выпускать стрелу с достаточной скоростью, позволяющей пробить доспехи, но удар достигался за счет лег­кости или быстроты. Стальной лук нужно было сгибать меха­ническим способом либо при помощи системы блоков, либо оттягивая его назад через целый ряд трещоток при помощи спе­циального колесика. Это был трудоемкий процесс: нужно было направить оружие вниз, упереть его в землю и тянуть тетиву вверх. Выпущенная в цель, металлическая арбалетная стрела при попадании убивала любого индейца, но это неуклюжее ору­жие не произвело на них большого впечатления, так как оно часто давало осечку или ломалось.

Что могли выставить воины Кискиса против такого воору­жения? Все их оружие было из бронзового века, и они были лишены воображения при использовании металла. Они просто копировали то, что они делали из камня, и бронза их оружия, к сожалению, проигрывала по сравнению с испанской сталью. Они пользовались разнообразными дубинками и булавами, массивными, тяжелыми палицами из древесины какой-то твер­дой пальмы, растущей в джунглях, и меньшего размера боевы­ми топориками, которыми они разбивали врагам головы и ко­торые назывались «чампи». У них были каменные или брон­зовые набалдашники либо в форме простого шара, либо они были украшены звездчатыми остриями. Такие набалдашники можно встретить в музеях или в коллекциях памятников ма­териальной культуры инков. У некоторых дубинок большего размера были лезвия на манер ножа мясника. Почти все те ис­панские солдаты и их кони, которые были ранены, получили свои ранения от таких дубинок. Но редко когда случалось, что­бы этим библейским оружием был убит закованный в броню испанец, наносящий сильные рубящие и колющие удары, сидя на коне.

Местные жители были более ловкими в метании. Высокогор­ные племена предпочитали пращу, которая представляла собой ремень, сделанный из шерсти или волокон, длиной 2—4 фута. Его складывали вдвое и в середину помещали метательный сна­ряд, обычно камень размером с яблоко. Ремень раскручивали над головой, а затем один его конец отпускали. Камень, пущенный из пращи, попадал в свою цель со смертельной силой и точ­ностью. Прибрежные племена использовали приспособления для метания копий, острия которых они закаляли в огне. Самым эффективным оружием против кавалерии был длинный лук, но он редко использовался в армии инков. Лесные индейцы приме­няли луки и стрелы так же, как и в настоящее время. Для их про­изводства в лесах было много гибких и упругих деревьев, а в гус­тых лесных зарослях стрелы были идеальным оружием для попа­дания в цель. Всякий раз, когда армия инков вела боевые дей­ствия вблизи лесов Амазонки, они могли пополнять свои ряды за счет отрядов беспощадных лучников из лесных племен, но ин­кам не удавалось с пользой применять это прекрасное оружие в горах.

Воин армии инков являл собой великолепное зрелище. Он был одет в обычное мужское платье в виде туники длиной до колен и напоминал римского или греческого солдата или сред­невекового пажа. Его тунику часто украшал узорчатый бордюр и золотой или бронзовый диск под названием «канипу», кото­рый располагался посередине груди и спины. Под коленями и на лодыжках воина была надета яркая шерстяная бахрома, а верхушку его шлема часто украшал гребень из перьев. Сами шлемы выглядели как толстые шерстяные шапки, а также их делали из тростника или дерева. Многие солдаты носили сте­ганые доспехи, похожие на ацтекские «эскаупили». Помимо этого единственной защитой воина был круглый щит, который делали из твердой древесины пальмы чонта и носили на спи­не, в то время как маленький щит воин держал в руках. Эти щиты добавляли колорита инкам, когда они выстраивались в линию фронта, так как деревянные основы щитов у них бы­ли покрыты тканями или тканями и перьями, и с каждого сви­сал козырек, весь украшенный магическими рисунками и сим­волами.

После поражения в яростном бою у Куско воины армии Кискиса пали духом. Пока испанцы проводили беспокойную ночь на холме над городом, индейцы оставили свои костры в лагере гореть, а сами ускользнули в темноту. К тому времени, когда занялась заря, армия Кискиса уже исчезла. «На следую­щее утро с первыми лучами зари губернатор построил пехоту и кавалерию и выступил, чтобы войти в Куско. Они тщатель­но соблюдали боевой порядок и были настороже, так как были уверены, что враг нападет на них по дороге. Но никто не по­явился. И таким образом губернатор со своими людьми во­шел в великий город Куско без боя, не встретив дальнейшего сопротивления, а случилось это в час торжественной мессы в субботу 15 ноября 1533 года».