Две отрезанные руки

Глава 13

ДВЕ ОТРЕЗАННЫЕ РУКИ

Они не дадут жить таким индейцам, как я.

Это хорошо.

Я не хочу постареть и превратиться в старуху.

 - Энни Мэй Акуаш

Никто никогда не мог сказать ничего плохого о моей подруге Энни Мэй Акуаш, потому что за всю свою жизнь она ни разу не сделала ничего плохого. Она никогда не входила в мой дом - всегда влетала в него, бурля энергией. Энни Мэй была маленькой женщиной, едва ли более пяти футов роста, но она возвышалась над всеми силой своей личности. Кроме того, она была еще и красива, с широким, улыбающимся ртом, индейскими глазами и скулами и струящимися черными волосами.

Поутру она всегда первой была на ногах, чтобы убедиться в том, что все будут накормлены. Она следила за тем, чтобы у всех имелась чистая одежда. Энни Мэй часто сама стирала в реке грязную одежду. Она всем расчесывала волосы и заплетала косы. Всякий раз, увидев молоденьких девушек, которые просто сидели и сплетничали, бездельничая весь день, лежа на диване и наводя макияж, она предлагала им оторвать задницы и заняться чем-то полезным. Она была рада прибраться в доме, поднять всех на уборку и мытье. Она была искусным поваром. Энни Мэй научила меня и многих других женщин хорошим индейским рецептам. Однажды она ворвалась, пританцовывая, ко мне на кухню, танцуя вокруг стола с полной корзиной лягушек, пойманных ею возле реки. Она состряпала нам по франко-канадскому рецепту лягушачьи ноги. Энни Мэй могла сделать для вас хорошую вышивку. Вам нужно было только попросить. Она научилась у матери Леонарда шить Сиукские мокасины. Она была наделена даром модельера, даром создавать очень впечатляющие наряды в индейском стиле. Она даже создавала модели для белых клиентов. Энни Мэй была прирожденным лидером. Она занимала ответственные должности, такие как директор по делам индейской молодежи и антиалкогольных программ. Энни Мэй играла очень активную роль в индейском движении - как в национальной штаб-квартире ДАИ в Миннеаполисе, так и на Западном Побережье. Для меня она была скалой, к которой можно было прислониться, скалой с большим сердцем. Она не заслуживала смерти.

Энни Мэй была индеанкой Микмак, родившейся и выросшей в крошечной резервации в Новой Шотландии, не так далеко от Галифакса. Хотя она жила в Канаде, за две тысячи миль от Роузбада, ее жизнь была практически точной копией моей жизни, или же жизней тысяч других молодых индейских девушек и женщин. Вместо резервации она жила в резерве[1]. Вместо Бюро по делам индейцев, во все вмешивающегося и регулирующего ее существование, был департамент. Белый босс, властвовавший над Микмаками, назывался агентом, а не суперинтендантом. Изводили и преследовали ее конные полицейские, а не полиция штата. Во всем остальном все было таким же к северу от границы. Энни Мэй жила в таком же бараке из толя, что и я. Ей тоже приходилось жить без электричества, канализации, центрального отопления, водопровода и вымощенных дорог. Она тоже была часто голодна, ела только раз в день и питалась всем, что могла найти. У ее матери было такое же имя, как и у меня – Мэри Эллен. Все, что она смогла рассказать мне о своем отце - это то, что он был полным бездельником, который однажды исчез. Потом ее мать вышла замуж за хорошего, трудолюбивого, трезвомыслящего человека, но тот заболел и умер. После этого мать сломалась, перестала заниматься чем-либо, кроме азартных игр и курения, оставила попытки вновь выйти замуж и бросила своих полувзрослых детей, предоставив их самим себе.

 У Энни Мэй были две сестры и брат. Одна из сестер, Мэри, была к ней особенно близка. Энни Мэй рассказывала мне, что Мэри во многом на нее похожа. Дети помогали друг другу, Энни Мэй пришлось взять на себя роль отсутствующей матери. Она могла прожить за счет моря, рыбача и собирая моллюсков. Она работала сборщицей ягод и картофеля, по доллару за час. Сборка картофеля была изнурительной работой. В семнадцать Энни Мэй решила, что ничто не держит ее в резервации Микмаков. Она была энергична и полна решимости сделать из себя что-то, познать мир. Для многих Микмаков Бостон являлся Меккой, городом с большой буквы. В Бостон она и подалась.

 Она встретила молодого Микмака, Джейка Мэлоуни, и вышла за него замуж. У них родились две девочки. Какое-то время она жила как домохозяйка, представительница среднего класса, в доме среднего класса. Энни Мэй была модницей и даже красила волосы и носила прическу в виде улья[2], но хотела оставаться индеанкой. Она хотела, чтобы их дочери выросли индеанками. Но их с Джеком взгляды на жизнь не совпадали. Они начали ссориться. Он ее бил. Энни Мэй ушла от него и развелась. Ей пришлось бороться за опеку над своими дочерьми. В конце концов она победила. Однажды ее собственные дети сообщили ей, что они предпочитают жить со своим отцом, поскольку тот мог дать им многое из того, чего они желали, и чего Энни Мэй не имела возможности им дать, если бы они продолжали жить по-индейски в трущобах Бостона. Они предпочли белую мачеху настоящей матери. Энни Мэй превратилась в индейского боевика. Ей довелось побывать в таких же передрягах, в какие попадали мы с Барб. Она посвятила себя делу, а это значило, что ей пришлось передать заботу о детях своей сестре Мэри. Это было тяжело и мучительно. Вот что Энни Мэй принесла в жертву движению – свое материнство. Одно Энни Мэй вынесла из своего замужества: ее муж был фанатом боевых искусств и профессиональным тренером по каратэ. Энни Мэй стала его спарринг-партнером и научилась некоторым хорошим приемам. Она знала, когда и на ком их использовать.

 Впервые Энни Мэй встретила людей из ДАИ 26 ноября 1970 года, когда Рассел Минс и две сотни бойцов засыпали Плимутский камень[3] тонной песка, как “символические похороны белой конкисты”. В числе присутствующих там племен были Вампаноаги Новой Англии, Наррангасеты и Пассамакодди, наряду с группой Микмаков, и Энни Мэй среди них. Они называли себя “первыми жертвами на тропе ВАСП[4]”. Позднее Энни Мэй была среди тех, кто с боевым кличем взял на абордаж “Мэйфлауэр-II” – точную копию того судна, которое доставило в Новый Свет первых пилигримов. Она видела, как Рассел карабкался по такелажу, размахивая пиратским мушкетом и крича: “Не заставляйте нас браться за оружие. Мы не хотим опять хвататься за ружье. Но если вы нас вынудите, то берегитесь!”. Эта первая встреча с ДАИ оказала на Энни Мэй тот же эффект, что и моя первая встреча с ним оказала на меня. Это определило ее судьбу. Это решило, как и когда она умрет.

В начале 1972 года или около того Энни Мэй обнаружила, что влюбилась. Ее избранником стал Ногишик Акуаш, канадский индеец, который, как рассказывала мне Энни Мэй, был выходцем с какого-то острова Великих Озер. Он мыслил и выглядел как индеец, но в то же самое время не походил ни на одного знакомого мне индейца. Он выглядел как обаятельный злодей. Его лицо было чрезвычайно бледным, с монгольскими усиками и куцей бородкой-эспаньолкой. Он был очень тонок, изысканно тощ, двигался как кошка или, быть может, паук. Бледность контрастировала с его черными волосами, временами он напоминал мне прекрасного призрака. Он был хорошим художником и литографом. Ногишик одевался как индеец, но опять же на странный, уникальный манер. Он всегда носил характерную невысокую черную шляпу с привязанным к ней пером. Вместе с Энни Мэй они работали в движении. Попутно они занялись показами индейской моды и были привлечены к выставкам и поддержке индейских ремесел. Энни Мэй принимала участие в захвате здания БДИ, а позднее они с Ногишиком оказались в Вундед-Ни. Сразу после того, как Энни Мэй помогла мне родить, они с Ногишиком поженились по-индейски. Поскольку в то время Леонард вместе с Расселом Минсом находился в Вашингтоне, пытаясь прийти к соглашению о прекращении огня, наш друг – шаман Уоллас Черный Лось – провел церемонию. Молодые соединились с трубкой и звездным одеялом. Их окурили дымом кедра, они раскурили священный табак, а в это время четверо мужчин и четверо женщин ради них принесли в жертву свою плоть. “Брак подобный этому”, - сказал им Черный Лось: “живет вечно”.

Касательно их брака это не сбылось. Их отношения не удались. Какое-то время они жили в Оттаве, и тот город не был для них хорош. Ногишик постоянно шатался по барам, и иногда брал с собой Энни Мэй. Он легко поддавался переменам настроения, а когда напивался, то становился агрессивным. Энни Мэй говорила мне: “Он терзает мне душу. Он плохо со мной обращается”. Он был привлекателен для белых женщин и бравировал этим перед Энни Мэй. Раз или два, рассказывала она, он бил ее или, по крайней мере, пытался побить. Энни Мэй могла за себя постоять, если дело доходило до физических столкновений. Пару раз они разбегались, но всегда сходились опять, пока, наконец дело не дошло до того, что Энни Мэй стерпеть уже не смогла. Она говорила мне: “Мы поссорились, и он сломал трубку, священную трубку, которая соединила нас в Вундед-Ни. Вообще без причины. Тогда я поняла, что все кончено и навсегда оставила его”.

После этого Энни Мэй время от времени жила с нами в Рае Вороньего Пса. Она поднялась очень высоко на советах ДАИ, до высот, с которых она могла влиять на политику движения. Ей не везло с мужчинами. Она была очень сильной женщиной, и мужчины рядом с ней неуютно себя чувствовали. Но за несколько месяцев до смерти она сблизилась с Леонардом Пелтиером. Она восхищалась им и была готова на все ради него. Я до сих пор думаю, что он мог бы быть для нее идеальным мужчиной, но все для них обоих обернулось трагедией.

 Энни Мэй приезжала к нам, чтобы принять участие в Пляске Солнца 1974-го и 75-го годов. Она приезжала одна. Энни Мэй ставила типи позади нашего дома, в нем она и жила. Она любила быть с нами, Сиу. Она пыталась научиться разговаривать на нашем языке. Она начала заниматься прикладным искусством Сиу. Неистовая в бою, Энни Мэй была мягкой и заботливой по отношению к любому, кто заболевал или впадал в отчаянье. Все любили ее, и многие от нее зависели. Она свела свое существование до самых основ, до простейшего образа жизни в типи.

 В те времена многие помимо нее стояли лагерем в нашем местечке, и кто-то украл ее ожерелье и серьги стоимостью в пять или шесть сотен долларов. Она сказала: “Мне больше не нужны такие вещи. Кто бы ни взял их, пусть пользуется. Мне только обидно, что краснокожие воруют у краснокожих”. Энни Мэй зашла в дом и вывалила на стол все свое имущество и одежду, сказав мне: “Возьми, это для тебя. Мне больше ничего не нужно, лишь то, что на мне. Этого хватит для моей казни”. После Вундед-Ни у нее возникло предчувствие скорой смерти. “Я слишком упорствовала в борьбе”, - говорила она: “Они не позволят жить таким индейцам, как я. Это хорошо. Я не хочу постареть и превратиться в старуху”. Энни Мэй часто так говорила, почти радостно, без тени сожаления. Она оставила для себя только джинсы, отделанную лентами рубашку и куртку “Levi’s”. И все.

Энни Мэй хотела отвезти меня с Леонардом к себе в страну Микмаков, в Новую Шотландию, Шубенакади, в свою родную резервацию “Pictou’s Landing”, во все те крошечные резервации Микмаков, которые, как она шутила, были ненамного больше футбольного поля. Она рассказывала мне, что ее народ Микмаков утратил свою культуру и свой язык. Она говорила, что каждый год ее народ отправляется на один из островов и проводит там церемонии, но эти обряды сильно подвержены влиянию христианства. Энни Мэй хотела привезти в свое племя Леонарда, чтобы тот научил их, дал им возможность увидеть, что старые индейские традиции все еще живы.

Леонард научил ее пути Дедушки Пейотля. Ей нравилось бывать на церемониях, она разучивала песни. Во время церемонии полумесяца она обрела видение. Энни Мэй сидела возле меня, когда оно посетило ее. Она говорила, что увидела, как луна обратилась в тюрьму, тюрьму с круглыми стенами, а внутри она увидела крошечные фигурки индейцев, покидающих эту тюрьму и направляющихся к большому костру, идущих прямо в языки пламени. И в костре был человек, который поманил ее. Энни Мэй сказала мне: “Я испытала боль, и экстаз, и величие огня, которому суждено вскоре поглотить меня. Огня, который сделает меня свободной”.

Энни Мэй по-прежнему много путешествовала. Где бы ни сражались индейцы за свои права, она была там. Энни Мэй помогала воинам Меномайни захватить монастырь. Она говорила: “Если кто-то из моих братьев находится в ситуации, где в них стреляют или убивают, я еду туда, чтобы сражаться бок о бок с ними. Я скорее умру, чем буду стоять и смотреть, как их уничтожают”. Неважно, как часто Энни Мэй покидала нас, она всегда опять объявлялась в нашем местечке.

В какой-то из книг по антропологии я прочитала, что мы, Сиу, “преуспеваем в культуре возбуждения”[5]. В течение годов с 1973 по 1975 возбуждения у нас было более чем предостаточно - даже для самых крутых воинов – больше того, с чем мы могли совладать. Вилсон, племенной председатель Пайн-Риджа, установил режим террора. Стрельба по людям и забрасывание домов зажигательными бомбами стали для жителей Пайн-Риджа, вынужденных жить в таких условиях, рутинными событиями. Пайн-Ридж имеет общую границу с нашей резервацией, и насилие перетекло в Роузбад. Многие из тех, кто или противостоял Вилсону, принадлежа к ДАИ или OSCRO, или же участвовал в обороне Вундед-Ни, были жестоко убиты. По некоторым оценкам до двухсот пятидесяти человек, среди них женщины и дети, были убиты в то время – из восьми тысяч душ населения! От сорока до пятидесяти этих преступлений зарегистрированы в официальных правительственных документах. Абсолютное большинство этих убийств никогда не расследовалось. В числе жертв оказался один из наших лучших друзей, Педро Биссонет, лидер OSCRO - Правозащитной Организации Оглала-Сиу. Он был застрелен племенной полицией на безлюдной дороге, “сопротивляясь аресту”, как утверждали убийцы. Одну из его родственниц, Жанет Биссонет, застрелили, когда она ехала домой с похорон еще одной жертвы. Байрона Де Серсу застрелили из-за критикующей режим Вилсона статьи, которую его отец написал для местной индейской газеты. Брат Уолласа Черного Лося погиб при таинственном взрыве, когда он вошел в свой дом и включил свет. Дом нашего старейшего и самого уважаемого из шаманов Фрэнка Обманывает Ворону забросали зажигательными бомбами, убили его лошадей и уничтожили палатку потения вместе со всеми священными предметами. Семья Леонарда тоже пострадала. Его племянница, Янчита Орлиный Олень погибла от необъяснимого “несчастного случая” после того, как ее жестоко избили. Последний раз ее видели в машине с любовником, который впоследствии оказался осведомителем и который жестоко обращался с нею до того. В то время Янчита подала иск против высокопоставленного чиновника Южной Дакоты по обвинению в изнасиловании. Ее мать, Делфин, старшая сестра Леонарда, хотела возбудить дело, но была забита до смерти полицейским БДИ, который оправдывался тем, что был пьян. Ее истерзанный труп с переломанными руками и ногами нашли в снегу, слезы замерзли на ее щеках. Один из племянников отправился в холмы и не вернулся. Его тело было найдено с засевшей в нем пулей. Так оно все шло и шло.

 Дошло до того, что никто не чувствовал себя в безопасности, даже в собственном доме. Стоило какой-нибудь машине чихнуть возле нашего дома, как все дети моментально ныряли под кровати или укрывались за стенами. Они думали, что приехали гуны. Ситуация ухудшалась тем, что движение стало объектом внимания таких проектов ФБР как "Коинтелпро"[6]. ДАИ наводнили осведомители и провокаторы. Не думаю, что ДАИ заслуживало столь пристального внимания. Это нашествие, наряду с непрекращающимся насилием, привело ко всеобщей паранойе. Агенты способствовали усилению возникшего между нами недоверия, пока, наконец, все не перестали друг другу доверять. Мужья подозревали своих жен, сестры – братьев. Старые друзья, бок о бок прошедшие через множество схваток, начали опасаться друг друга. Те, кто сидел в тюрьмах, подозревали тех, кто оставался на свободе. Люди, приговоренные к более длительным срокам, подозревали тех, кто освобождался раньше. Даже кое-кто из лидеров начали сомневаться друг в друге – а к тому времени Энни Мэй уже была лидером.

Так что для меня не стало сюрпризом, когда пошли слухи о том, что Энни Мэй является работающим под прикрытием агентом ФБР. Люди твердили: “Посмотрите на эту женщину, она все время в разъездах. Где бы что ни произошло, она там. Так что она должна быть осведомителем”. Энни Мэй приехала ко мне и плакала. Она сказала: “Гуны преследуют меня. Они могут меня убить также, как они убили уже многих других. Я не знаю, что делать. Если меня убьют, я не хочу, чтобы мои дочери думали, что я умерла, работая на врага. Обещай мне, что, если гуны доберутся до меня, ты расскажешь моим девочкам, что я умерла, не изменив своим убеждениям и сражаясь за свой народ”.

Довольно долго Энни Мэй балансировала на краю пропасти. Она помогала Сиукским женщинам, запуганным гунами, в Оглала - в резервации Пайн-Ридж, где Деннис Бэнкс основал лагерь оппонентов правления Вилсона. Это было все равно, что лезть прямо в львиное логово. 26 июня 1975 года агенты ФБР вторглись в это маленькое поселение под предлогом расследования, помимо всего прочего, кражи пары старых сапог. Не могу сказать, были ли люди из ФБР просто тупы или же хотели спровоцировать инцидент. С уверенностью можно сказать лишь то, что их вмешательство в ту взрывоопасную ситуацию стало той самой искрой, которая взорвала пороховую бочку. Возникла перестрелка. Она привела к тому, что один индеец и два агента оказались убиты. Быть может, это просто чистое совпадение, что все произошло в девяносто девятую годовщину битвы Кастера. Среди тех, кого обвинили в убийстве федералов, был Леонард Пелтиер - ближайший друг Энни Мэй. Свидетельствовавшие против него впоследствии отказались от своих показаний, заявив, что их не было поблизости, и что они дали такие показания лишь под принуждением и угрозами. Теперь Леонард отбывает два пожизненных заключения в тюрьме белого человека.

Вследствие этого происшествия ситуация в Пайн-Ридже полностью вышла из-под контроля. Вся резервация пребывала в состоянии паники. Энни Мэй отныне не отваживалась даже пользоваться своим настоящим именем. Она укрылась у нас, опять остановившись в типи позади нашего дома. Энни Мэй находилась в местечке Вороньего Пса, когда произошла грандиозная облава. 5 сентября 1975 года вся команда SWAT[7] - около ста восьмидесяти агентов в пуленепробиваемых жилетах, с М-16-ми, резиновыми лодками, вертолетами, бронемашинами и дымовой завесой – налетели на дом Старика Генри и наш, а также на крошечную палатку Энни Мэй и хижину сестры Вороньего Пса и его зятя, которая стояла чуть дальше мили от нас. Это была атака в духе Омаха-Бич[8], похожая на фильмы о боях во Вьетнаме, которые можно увидеть по телевизору. Много позже мы выяснили причину: оказывается ФБР считало, что Пелтиер укрывается у нас, что было абсолютно неверно.

Когда федералы увидели Энни Мэй, они заявили: “Мы тебя ищем”. Они заковали Энни Мэй в наручники, швыряя ее словно тряпичную куклу. Когда они втащили ее в полицейскую машину, она улыбнулась мне и, хотя и была в наручниках, показала руками знак Индейской Силы. Они все допрашивали и допрашивали ее, хотя она не была даже поблизости от места перестрелки. ФБР было убеждено, что она знает, где прячется Пелтиер. Они знали, как Энни Мэй была близка с ним. Затем вдруг они отпустили ее за недостаточностью улик. Она приехала повидаться со мной и рассказала мне, что с ней произошло. Агенты сообщили ей, что она долго не проживет, если не расскажет им все, что знает, а кое-что она просто не могла знать – например, где легли на дно некоторые люди. Если она не станет говорить и не сделает все, что они от нее хотят, то ей не жить. Они обеспечат ей могилу или же запрячут за решетку до конца жизни, что еще хуже.

Она сказала мне: “они предлагали мне деньги и свободу в обмен на нужные им показания. Мне теперь приходится выбирать. Я избираю свою свободу - не ту, которую предлагают они – даже если мне придется умереть. Они отпустили меня, потому что уверены – я приведу их к Пелтиеру. Они следят за мной. Я не слышу и не вижу их, но знаю, они где-то рядом. Я это чувствую”.

Я предложила ей остаться с нами, если она того желает, я всегда буду ей рада. Я посоветовала ей позаботиться о себе. Энни Мэй сказала: “Быть может, это последний раз, когда мы можем поговорить друг с другом. Помни, твой муж очень важен для своего народа. Люби его и защищай от всего плохого. Не дай этой белой культуре разрушить его. Не позволь ему пить. Не давай ему общаться с людьми, которые могут причинить ему зло. Следи за ним. Он хороший человек. Он нужен”.

Еще раз я видела ее в Пирре, Южная Дакота, когда Леонард предстал перед судом. Энни Мэй приехала, чтобы поддержать его и успокоить меня, придать нам храбрости. Мы все остановились в гостинице “Холидей Инн”. Она пришла ко мне в номер. Энни Мэй не говорила о чем-то важном, она просто сидела на кровати и смотрела на меня. Она сказала: “Я просто хотела тебя видеть. Мы больше не увидимся”. Мы поболтали о чем-то малозначащем, попрощались, пожали друг другу руки, обнялись, а она все плакала и плакала. Это был последний раз, когда я ее видела. Казалось, она уже слышала уханье Хинхан – совы[9] – сообщающей ей о смерти. Она знала и приняла это.

В последние дни ноября 1975 года она просто исчезла. Все говорили: “Энни Мэй ушла в подполье”. В то самое время я была разлучена со своим мужем, которого отправили в тюрьму по связанным с Вундед-Ни обвинениям. Леонард был заключен в Льюисбурге, штат Пенсильвания, в тюрьме строгого режима. Я отправилась со своим маленьким сыном Педро в Нью-Йорк пожить у наших белых друзей, чтобы иметь возможность быть поближе к мужу и навещать его. Это произошло там, в Нью-Йорке, в начале марта, когда я получила телефонный звонок от друга из Рэпид-Сити, сообщившего мне, что Энни Мэй Акуаш была найдена мертвой в снегу у подножья крутого обрыва возле Уанбли в резервации Пайн-Ридж. ФБР появилось там немедленно, облепив ее словно рой мух. Они отправили тело в Скот-Блаф на вскрытие. Фэбээровцы отрезали ей кисти рук, чтобы отправить в Вашингтон для идентификации – бессмысленная жестокость, потому что они могли снять отпечатки пальцев прямо на месте, не уродуя ее. Было похоже, что те, кто убил, еще и изнасиловали ее. Она была похоронена в могиле для неимущих. После того, как ФБР установило ее личность, появился официальный рапорт, в котором сообщалось, что она умерла от переохлаждения. Подтекст его таков, что это был всего лишь еще один пьяный индеец, потерявший сознание и замерзший. Но при вскрытии в крови не было обнаружено ни наркотиков, ни алкоголя.

 Друзья и родные Энни Мэй не были удовлетворены. Они получили постановление суда об эксгумации тела и нашли своего собственного патологоанатома, который и провел повторное вскрытие. Он сразу же обнаружил пулевое отверстие в ее черепе, нашел и пулю - .32-х калиберный кусок металла. Он обнаружил и отрезанные кисти рук, брошенные в гроб вместе с телом. Уильям Джанклоу, главный прокурор штата Южная Дакота, говаривал, что единственный способ разговора с индейцами-ренегатами из ДАИ это загнать им пулю в голову, и кто-то воспользовался этим намеком. Леонарду выпал случай позвонить мне из тюрьмы. Когда я сообщила ему, что Энни Мэй умерла, и как она умерла, он зарыдал прямо в трубку. Мы плакали вместе. Леонард хотел бы быть тем, кто похоронит ее, но этому не суждено было сбыться.

Энни Мэй Акуаш мертва. Леонард Пелтиер отбывает два пожизненных срока. Быть может, надзиратели в тюрьме позволяют ему носить мокасины, которые она для него сделала. Ногишик попал в серьезную автокатастрофу и теперь прикован к инвалидному креслу. У нас с Леонардом до сих пор хранятся ее сокровища, которые когда-то она берегла, а потом передала нам. Однажды я выясню, кто убил эту хорошую, мягкую, крутую, одаренную женщину – мою подругу – которая не заслуживала смерти. Однажды я расскажу ее дочерям, что она умерла ради них, умерла как воин. Однажды я увижу Энни Мэй. Странно, но у меня ощущение, что она умерла ради того, чтобы я и многие другие могли выжить. Что она умерла, потому что дала тайный обет - словно танцор Пляски Солнца, который, покорный своему обету, пронзает плоть и претерпевает боль ради всего народа, чтобы люди могли жить.