Гонсало Фернандес де Овьедо. Естественная и общая история Индий, Островов и Материка Моря Океана (отрывки)

Выходец из астурийских дворян Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес (1478-1557) прожил долгую и насыщенную жизнь. Он был пажом и другом наследника кастильского престола инфанта Хуана, служил итальянским государям, участвовал в испанском завоевании Неаполя, занимал разные должности при дворе Фердинанда Католика в Кастилии и в верховном трибунале испанской инквизиции. С 36 лет его жизнь оказалась связана с Новым Светом. В 1514 г. по королевскому приказу Гонсало де Овьедо вместе с новоназначенным губернатором Педрариасом Давилой отправился в так называемую Золотую Кастилию (полное название: «Золотая Кастилия Королевства Материка Моря Океана»), то есть, в современную Панаму в качестве начальника губернаторской канцелярии [Escribano General]. Правда,  на этой должности Овьедо пробыл всего четырнадцать месяцев, так как из-за конфликта с Педрариасом вынужден был бежать в Испанию. Однако, заокеанские земли оказались его судьбой, и он возвращался в них еще пять раз: в 1520-1523, 1526-1532, 1532-1534, 1536-1546 и 1549-1557 годах. С 1532 г. он жил в Санто-Доминго на Эспаньоле (современный Гаити), где с 1533 г. и до смерти имел должность алькаида (начальника) крепости Санто-Доминго. Впрочем, известность Овьедо принесла не его административная и военная деятельность, а литературные сочинения. Написал он за свою жизнь много, в том числе рыцарский роман «Кларибальте» [«El Claribalte»], более десятка сочинений по истории и генеалогии, с полдюжины трудов на моральные и политические темы. Наибольшую славу ему принесла грандиозная « Всеобщая и естественная история Индий» [«La historia general y natural de las Indias»]. Для её составления Овьедо даже добился в 1533 г. от короля специального указа, предписывавшего присылать ему подробные сведения о новооткрытых землях. Её первая часть была издана  в Испании в 1535 г., однако, автор продолжал работу, но издать её в обновленном виде у него не вышло, и полностью труд Овьедо увидел свет только в 1851 – 1855 гг. Задуманная как подражание «Естественной истории» Плиния, книга Овьедо на самом деле составлена и написана беспорядочно, сумбурно, очень неровно, произвольно смешивая воспоминания автора, материалы на темы истории, географии и естествознания. Желая продемонстрировать свою ученость, Овьедо во многих случаях отступает от темы, перегружает сочинение пространными экскурсами, к ней прямо не относящимися. Однако, «Всеобщая история Индий» основывается на полученных из первых рук свидетельствах современников и участников событий, в дальнейшем во многих случаях утраченных. Это в полной мере относится к изложению истории конкисты Юкатана. Овьедо не скрывает, что его главным и практически единственным источником является сообщение некоего Алонсо де Лухана, служившего под началом Алонсо Давилы и участвовавшего с ним в походах на Юкатан в 1527-1528 и 1530-1534 годов. Этого Лухана, хотя Овьедо называет его рыцарем Ордена Сантъяго (не очень частое достоинство среди конкистадоров), другие источники, в том числе его непосредственный начальник Давила, не упоминают. Приводимые им сведения, весьма откровенно показывающие слабости Монтехо, кажется, указывают, что он чем-то был обижен на руководителей похода. Так или иначе, в 1539 г. Лухан оказался в Санто-Доминго и передал свое сообщение [relación] об участии в завоевании земель майя Овьедо. Фактически то, что мы читаем о Юкатане во «Всеобщей и естественной истории Индий» – это сообщение Алонсо де Лухана, составленное между 1534 и 1539 годами. Сведений о событиях, в которых Лухан не участвовал (как, например, действиях Монтехо-сына на северном Юкатане в 1532-1533 годах) Овьедо не приводит.

ГОНСАЛО ФЕРНАНДЕС ДЕ ОВЬЕДО. 

ЕСТЕСТВЕННАЯ И ОБЩАЯ ИСТОРИЯ ИНДИЙ, ОСТРОВОВ И МАТЕРИКА МОРЯ ОКЕАНА[1]

/222/ Книга тридцать вторая

Глава I. В которой обобщенно излагается то, что было относительно истории, управления и открытия Юкатана вплоть до года тысяча пятьсот сорок первого в соответствии с тем, что дошло до сведения историка этих событий, и так об этом уже сказано, я только перечисляю это в настоящей главе, чтобы и читатель не утомился от повторного чтения той же темы, и потому что его источник в этой истории, где оно помещено[2]

Одним из солдат, которые пришли на Материк [Tierra-Firme][3] с губернатором Педрариасом Давилой в году тысяча пятьсот четырнадцатом был Франсиско де Монтехо, и в том же году, когда тяготы и смерти случились в городе Дарьен, ушел из этой земли, как сделали и многие другие, и переправился на остров Куба, где воевал под  командой аделантадо Диего Веласкеса, и по его приказу оттуда отправился и находился во втором путешествии по открытию Юкатана и части Новой Испании, в обществе и под началом капитана Хоана де Грихальвы. И затем повернул  в эту страну вместе с капитаном Эрнандо Кортесом, где очень хорошо служил, и был одним из тех, кто в этой Новой Испании принес пользу, и более пространно это и другие вещи, касающиеся Монтехо, излагаются в предыдущей книге в главе IX, а открытие Юкатана подробно описано в главе XVII, в которой речь идёт об управлении /223/ островом Куба, в первой части этой истории, и в главе III, и в некоторых местах в дальнейшем. После того, как случилось, что Франсиско де Монтехо осуществил за свой счет завоевание и умиротворение, и за службу, Его Величество ему даровал дворянство [le hiço noble], и дал ему титул аделантадо, и приказал называть «дон Франсиско». И как о прочем сказано в ближайшей из предыдущих книг, из-за смерти губернатора Гондураса Диего Альвитеса [Diego Albitez], император, господин наш, приказал объединить губернаторства Гондураса и Юкатана, и чтобы в обоих был капитан-генералом и губернатором названный аделантадо дон Франсиско де Монтехо[4], и так оно и было некоторое время вплоть до прошедшего года тысяча пятьсот тридцать девятого, когда туда пришёл аделантадо дон Педро де Альварадо.

И между двумя аделантадо были некоторые споры и разногласия, как говорилось в предыдущей книге, в главе Х. И для блага мира, и так как каждому из них это показалось подходящим, они пришли к соглашению, как там сказано, и аделантадо Монтехо уступил губернаторство Гондурас, чтобы аделантадо Альварадо присоединил его к Гватемале, а ему тот уступил прилегавшее к Юкатану с городком Сьюдад-Реаль-де-Чиапа, который ранее относился к губернаторству Гватемалы, для того, чтобы он имел его и соединил с Юкатаном, с которым оно соседствует, для своих целей; и, кроме того, названный Альварадо отдал ему в Новой Испании селение Сучимилько [Suchimilco] и его земли, очень хорошее имение, и две тысячи песо золота из рудников[5]. И по этому соглашению Альварадо остался на губернаторствах, а Монтехо – на Юкатане с названным приращением  в виде Чиапы, и этому согласию и обмену дало доброе завершение благоразумие третьего лица, посредничавшего между ними и примирившего их, каковым был лиценциат Педраса [Pedraza], избранный епископом того же губернаторства Гондурас[6], и по просьбе обох аделантадо он отправился в Испанию, чтобы сделать сообщение Его Цезарскому Величеству об этом соглашении, и просить одобрить его, ибо оно для того, чтобы больше послужить ему, и чтобы известить его о состоянии этой земли, и о других вещах, имеющих значение для служения королю.

 

Глава II. В которой речь идёт об изложении этой истории Юкатана и о многих особенностях, и новостях, и достойных внимания чудесах, которые дополняют эту историю, и приводится сообщение о родниках, находящихся в море, о пресной воде и других вещах, весьма достойных того, чтобы о них услышали,

<…>

/225/ В этой истории Юкатана, так как она стоила многих жизней, а от мертвых не можем получить сведений о них, а те, кто остался в живых, хоть мы и повидались с некоторыми, и хотя те перенесли свою долю, не умеют рассказать об этом, как случается по большей части с людьми, и не имеют способностей к тому, чтобы поведать об этом, как уже сказано, так, чтобы история имела свою степень определённости  [su medida cierta], и я не достигал её, пока не прибыл почти в конце тысяча пятьсот сорок первого года, когда позволил Господь, чтобы в этот город пришёл один кавалер из военного ордена Сантьяго по имени дон  Алонсо Лухан [Alonso Luxan], лицо, заслуживающее доверия и с хорошей памятью, который с тщательностью удовлетворил меня своим сообщением как тот, кто лично находился с капитаном и заместителем Алонсо Давилой во всем том, что отражает и последовательно рассказывает история, в порядке, в котором происходили события, о чём идёт речь в главах, которые от этого зависят, так что, воистину это кажется мне новым способом [изложения] конкисты и пережитого. Наряду с этим сообщением говорится о многих вещах замечательных и вызывающих восхищение у всякого благородного и любознательного ума; и хотя некоторые вещи из тех, о которых говорится, очень отличны и неслыханны по сравнению со всеми теми, которые приведены в предыдущих книгах,  мы решили весьма возблагодарить Господа, когда ощутили различие этих провинций и их народов, и восхититься тем, что услышали о превосходстве столь благородных духа и душ тех конкистадоров, принимая во внимание малое число испанцев, и величайшее множество их противников, которым они противостояли и с которыми сражались, и им хватало сил, чтобы сопротивляться бесчисленным неприятелям, когда на них обрушивались и с каждым часом умножались многочисленные несчастья, тяготы и бедствия; среди великой жажды и голода, и со столькими и такими препятствиями, что было бы невозможно рассказать обо всём, но только о некоторой части их, тогда как прочее означает, что о нём не упоминается. И невозможно заподозрить, чтобы человеческие силы могли бы вынести то, что они испытали, но лишь потому, что Господь им благоприятствовал, ибо как говорит святой Григорий в своих «Моралиях», употребление с целью делает менее тягостной всякую вещь[7], и таким образом следует поверить, что, так как мужи, столь привычные к тяжёлой жизни и так уставшие, с привычкой к страданиям, заслужили видеть цель, которую история здесь выразила бы, хотя и не так хорошо написанная, как мне хотелось бы, чтобы моё перо подчеркнуло её важность, или, говоря лучше, поведало [о ней] тем, кто вне этих Индий будет её читать.

Так случилось, что в мае месяце  тысяча пятьсот двадцать восьмого[8] [года] аделантадо дон Франсиско де Монтехо отправился из порта Сан-Лукар-де-Баррамеда на двух больших кораблях с тремястами восемьюдесятью людьми и прибыл в этот наш город Санто-Доминго, где они отдохнули, и с пятьюдесятью тремя конями и кобылицами; и через короткое время, которое он здесь пробыл, этот флот продолжил свой путь и прибыл на Косумель примерно в конце сентября месяца того же года.

Этот остров Косумель находится /226/ в трех лигах напротив материкового Юкатана, и на нём имеется три селения, в окружности он имеет до двадцати лиг, чуть больше или меньше. Там они были приняты с миром и отдохнули четыре дня, и в последний из них переправились на Юкатан, и причалили в полулиге от одного индейского селения, которое называется Шала [Xala], и так как не знали страны, остановились там в одной пальмовой роще возле болота, наихудшем [месте] во всей провинции и губернаторстве, по причине чего умерли многие испанцы. И когда губернатор узнал о недовольстве, охватившем всё войско, приказал отослать корабли назад, чтобы использовать людей и моряков для завоевания, и чтобы они не ушли в Новую Испанию, которая граничит с этим губернаторством Юкатан.

Многократно подозреваю, что это решение было вызвано тем, что Монтехо, который был бедным идальго, отправился искать новой жизни в этих Индиях, и так как он участвовал в завоевании Новой Испании, преуспел в нём, и затем отправился в Испанию с такими деньгами, что очень хорошо устроился на своей родине, в Саламанке, уроженцем которой был, и основал майорат с рентой в триста тысяч мараведи или больше, чего ему должно было хватить, если бы его беспокойная душа позволила ему отдохнуть, и он не обратился к тому, чтобы всё продать, чтобы заняться большими делами, и возвратиться к прошлым трудам в Индиях и к другим, большим, которые его ожидали.

Когда он испытывал указанные затруднения, следовавшие из того, что он ни привёл, ни имел переводчика, пожелал Господь, чтобы один всадник из его отряда по имени Педро де Аньяско [Pedro de Añasco], уроженец Севильи, выучил язык за очень короткое время, и это случилось следующим образом: когда он общался однажды с одним индейцем, так что они не понимали друг друга, индеец сказал ему: «Machucava?» (что означает: «Как это называется?»)[9], и Аньяско его не понял, и принялся в ответ говорить «Machucava», указывая на некий предмет, и индеец  сказал ему его название, и других, о которых он говорил «Machucava». И благодаря одному этому слову он достиг понимания всего языка, и в дальнейшем сделался прекрасным переводчиком, что оказалось большой подмогой для оставшихся христиан.

В этом плохом месте разгрузились корабли, и построили большой дом из пальм, куда сложили одежду и где разместился губернатор со своими людьми, наилучший, какой смогли, и также сделали другие дома. И так основали городок, который назвали Саламанка, и он был полным калекой [manca], так как в нём всего недоставало – и науки, и благородства, и плодородия других, в память о чем ему дали такое название, и в нём умерли многие другие испанцы; я говорю «многие», хотя всех их было очень мало. И среди прочих причин их смертей, наряду с недостатком продовольствия и всего необходимого, и плохой воды, и болезнетворных ветров, нетопыри убили более сорока, и они были такими и такими ядовитыми, как говорится в книге XIV, главе VII первой части этой истории.

Увидев, что потерпел неудачу, аделантадо ушёл из этой плохой местности, оставив там до сорока человек больных и искалеченных в крайней нужде, и проследовал по побережью по направлению к Новой Испании с намерением найти место, куда можно было бы перенести жилища и селение, о котором сказано. И он остановился в пятнадцати лигах оттуда, в индейском селении, называемом Поле[10], в котором умерла чуть ли не большая часть оставшихся людей, и сам он оказался на грани смерти, причиной чему стал голод и другие тяготы, и если бы у них не было лошадей, которые свободно передвигались со ржанием, и служили ночными дозорными, и из-за страха перед ними и их ржанием индейцы не приближались, не спасся бы ни один человек из остававшихся в той земле христиан. И как только почувствовал некоторое облегчение, губернатор ушел оттуда с девяноста человеками, /227/ пригодными к  работе, хотя слабыми, и не все были здоровыми, и оставил двадцать больных, которые не могли идти из-за своего плохого состояния, и оставил там всю одежду одних и других, и тех, которые так остались, убили индейцы.

Губернатор шел по этой земле от одного места побережья к другому, а индейцы покидали свои жилища и убегали вглубь страны, и таким образом они шли, пока не оказались в окрестностях острова Косумель, о котором упомянуто выше, и случайно там переправлялся на материк касик, владыка этого острова, которого звали Унопате [Unopate][11],  с более чем четырьмястами индейцами на каноэ, который шел на свадьбу одной из своих сестер, которая выходила замуж на земле самого Юкатана, и он искренне встретил христиан с миром, и дал им поесть из того, что нес, и благодаря этой поддержке с помощью Господа, который был тем, кто о ней позаботился, они не погибли. И этот касик сказал губернатору, чтобы он вместе с христианами подождал его там, а он пошел бы заключить мир с индейцами, жившими впереди, где он их подождал бы. И так и сделали, и он заключил мир с селением, называемым Мочи [Mochi],из почти ста добрых домов и многих ку, которые являються их храмами и часовнями из камня, очень хорошо построенными, и туда приблизились христиане, и были приняты с миром, и им дали множество кур из числа больших, которые являються индюками, и множество тортилий, и молоко из маиса[12], и показали и открыли им дороги, чтобы идти вперед, и те продолжили идти вплоть до столицы провинции, возле моря, которая называлась Бельма [Belma][13], и нашли всё побережье очень населённым.

В этом селении один идальго по имени Паломино [Palomino], который был главным альгуасилом, ударил палкой одного своего слугу, и был таким этот удар, что тот умер, из-за чего аделантадо приказал отрубить ему голову. В том же самом селении ему сделали подарок из золота, в котором было два красивых ожерелья или медальона, один из которых повесили на шею губернатору, а другой переводчику Аньяско, которого индейцы называли алькин [Alkin], что означает «сын Солнца», потому что на этом языке «al» означает «сын», а «quin» называют Солнце. Туда пришли с миром из разных сторон и областей касики и господа, чтобы увидеть, что за народ христиане, и чтобы им показали лошадей, которых привели, что было для этих людей вещью, вызывавшей великое изумление, и по всей земле разнеслась слава об этих животных. И аделантадо приказал вывести коня, доставленного из Кастилии, оседланного и со сбруей, и с нагрудником в колокольчиках, и один из христиан держал его справа, и хотя он не был упитанным, был игривым, и переступал из стороны в сторону, крепкий и очень грациозный, и он вызвал у них такой ужас, что некоторые убежали, увидев его, а большинство других малодушно легли на землю и, застыло на земле, и когда услышали, как он заржал, не нужно было ни пилюль, ни другого слабительного, чтобы из них снизу потекло, так что запах был непереносимым, и так закончился этот праздник.

Через два месяца, в течение которых аделантадо и его люди там отдохнули, они прошли вперед через многие селения по тысяче и пятьсот домов, больше или меньше, и увидели многие и хорошие места, где можно было поселиться, если бы на то решились, но не стали этого делать, потому что испанцев было мало, а индейцев много. Наконец, прибыли в одно селение из пяти тысяч домов, называемое Кониль [Conil][14], и оттуда вышли индейцы, чтобы их принять, и доставили им по суше каноэ, которые тянули руками на полозьях две лиги, и, разместившись в тени под навесом из ветвей, они опустошили там более трех тысяч кувшинов воды, и останавливались время от времени на стоянки, как сказано, под навесами из ветвей, где находили множество маиса и индюшек из тех, о которых выше говорилось, и маисового молока. И таким образом христиане, как и /228/ их лошади, имели всего вдосталь, хотя бы их было и вдвадцатеро больше, и каждые пол-лиги, по окончании четырех лиг пустынной местности, было разложено съестное, и было столько народа, собравшегося и находившегося в тех селениях, что губернатор чуть растерялся и боялся спешиваться, но в конце концов сделал это, чтобы не обнаруживать слабости, и все испанцы разместились самым тесным способом и все вместе, насколько могли, и всегда имея готовыми шестерых коней ночью и днём. И они размещали свои дозоры на деревьях, которыми эта земля изобилует, а она плоская, и в ней несколько участков степи, а все остальное заросло кустарником, и такого характера было все, где они прошли, и на более чем триста лиг не нашли и не увидели ни какого-нибудь холма, ни реки, за исключением того, что имелись очень хорошие колодцы в две сажени глубиной, и некоторые прекрасные источники, по поводу которых скажу одно известие, весьма удивительное, и оно таково. Когда они шли по побережью, то увидели, как внутри соленой морской воды бьют вверх над поверхностью солёной воды источники воды пресной, которые с пузырьками прорывались и поднимались над соленой, и христиане вошли в море, пока оно не достигло стремян, и пили и набирали воду из тех бухт и источников, которые поднимались пресными над названной солёной водой, и их было столько, что в некоторых местах было невозможно сосчитать их число. А некоторые находились еще глубже и так далеко от берега, что их можно было достигнуть только вплавь на лошади, и во всех была превосходная и чистая вода. И эти появление и подъём вверх не были непрерывным и сплошным потоком, но происходили продолжительными и частыми толчками вверх, так что выходили на локоть, чуть больше или меньше, над поверхностью морской воды, как если бы она кипела, если судить по её скорости и стремительности, но вода в этих источниках вовсе не была горячей, но наоборот прохладной и приятной, и такой, что все говорили, что она была наилучшей изо всей, какую доводилось видеть, и самые знаменитые реки и самые хваленые источники не имели перед ней преимущества.

Там аделантадо приказал устроить игру в тростники[15], чтобы развлечь индейцев, которые говорили, что являются их друзьями и за доброе обхождение, которое у них встретили, и как обычно случается, некоторые испанцы свалились, отчего индейцы очень смеялись. И так как губернатор очень досадовал от этого, он приказал, чтобы им объяснили, что те, кто упал, сделали так, потому что намеренно желали так поступить, и потому приказал дать лошадей другим, которые не были искусными наездниками, и те попадали. В заключение индейцы поверили, что христиане падают только ради своего удовольствия, и тогда и так, когда и как захотят.

Как для того, чтобы читатель отдохнул, так и для того, чтобы оставить чтение на указанном месте, когда он захотел бы прервать его для своего развлечения и отдыха, и чтобы с большим удовольствием он вернулся к нему дальше, мне кажется подобающим, чтобы главы не были слишком многословными, и для этой достаточно того, что сказано.

 

/229/ Глава III. О том, что произошло с аделантадо доном Франсиско де Монтехо после того, как он вышел вместе с испанцами, остававшимися в Кониле, и о государственном устройстве и правосудии в селении, называемом Качи [Cachi], и о деревьях, дающих благовония, и торговле ими, и об огромнейшем селении, называемом Чуака [Chuaca], и о других событиях, произошедших во время этого завоевания, и о сражении, которое там имели с индейцами, и о другом, которое далее им дали индейцы из Аку, и в обоих одержали победу христиане, и о больших селениях, через которые они прошли пока не вернулись в городок Саламанка, и как аделантадо прошел по морю до селения, называемого Читемаль, и о том, как его заместитель Алонсо Давила прошел с некоторыми людьми по этой земле, и как они вернулись в названную Саламанку из-за уловки одного плохого христианина-изменника, жившего среди индейцев, по имени Гонсало-моряк, и как затем он отправился по морю на одной своей каравелле в Новую Испанию и привел людей в селение, называемое Табаско, куда пригласил своего заместителя Алонсо Давилу и о немногих испанцах, оставшихся из его людей

 

С большим старанием я продолжил составление этих историй, видя, насколько куцей и несовершенной остаётся среди всех, и наиболее слабой и забытой, история Юкатана, ибо я всегда подозревал, имея в виду его открытие, и место,  и широту его расположения, что невозможно быть менее плодородным и населенным, по сравнению с другими соседствующими с ним землями. И хотя от некоторых я слышал, как они его хвалили, это были высказывания и слова людей малорассудительных и с малым пониманием, так что когда я их расспрашивал, они мялись, и способствовали тому, чтобы я терял время, плохо меня удовлетворяя, пока я не столкнулся с этим кавальеро доном Алонсо де Луханом, который как благодаря своей доброй природе и способностям, так и по большей части будучи очевидцем, которому выпали эти труды, о которых здесь вспоминают, смог очень хорошо постигнуть и рассказать, с тем, чтобы, мы, которые этого не видели, с легкостью это понимали, и особенно те, которые имеют некоторые сведения и знания о делах тех сторон. И одно из обстоятельств, которые меня особенно утомили, когда я разыскивал сведения и выспрашивал об этих делах, состояло не так в том, что я написал все это своей рукой, хотя это было до трех тысяч страниц бумаги, которые я черкал, и менял, и переписывал  по одному, и по два и более раза, сколько меня утомили одни тупостью, а другие грубостью, а еще одни страстностью, а прочие правдивостью. И среди этих разных рассказчиков я определял, и проверял, и принимал во внимание правдивое повествование о происходивших событиях, при которых я не присутствовал, и сдерживался от веры другим или от того, чтобы отказать им в доверии на основании моей оценки. И от этих сомнений я свободен в настоящей книге благодаря известиям, которыми я обязан дону Алонсо де Лухану, и ясным выражениям, в которых он говорит об этом военном предприятии аделантадо дона Франсиско Монтехо, от его начала и до конца, как далее будет сказано в продолжение истории, которая дошла до того, как те люди достигли селения, называемого Кониль, о чём рассказано в предыдущей главе.

Останавливаюсь здесь, чтобы рассказать далее, как индейцы проводили христиан из Кониля через два месяца, которые они там находились, на три лиги вперёд в другое селение, которое называется Качи [Cachi][16], и на той дороге каждые пол-лиги, как об этом рассказано в истории, их ожидали другие навесы из ветвей, под которыми находилось множество кувшинов с водой и продовольствия, и в большом изобилии, как если бы остановившихся там было много больше.

В этом селении была очень большая площадь, посреди которой был воткнут прямой кол, высотой с корабельную мачту, /230/ гладкий и заострённый, который служил тем, что и эшафот, на котором осуществляется правосудие христиан, хотя и с большой разницей в способе его исполнения, потому что говорили индейцы, что застигнутых  преступников живыми протыкали им или насаживали на него, таких как воры, прелюбодеи, которые сожительствовали с замужними женщинами или не будучи женаты, но без их согласия, и за другие преступления.

В этом государстве царило великое согласие, и у них был очень большой рынок [tiangüez] или площадь, со множеством торговцев и товаров, как с продовольствием и съестным, так и со всем прочим, что среди местных уроженцев покупается, или продаётся, или обменивается. И там имелись их должностные лица, ведавшие мерами и весами [almotaçenes] и судьи, все вместе, на одной из сторон площади, на манер консистории, где с немногими словами разрешались все их споры, без обжалований и пересмотров, но без промедления, пока не повернет солнце и не пройдет полный час, и дело не записывалось, и ни одна из сторон не заявляла о своей правоте или неправоте [ni derechos ni tuertos se llevasen], но каждой давали то, что принадлежало ей по справедливости.

 Через два дня наши испанцы перешли в другое селение, находившееся в двух лигах впереди, которое называлось Синсимато [Çinçimato][17]. На протяжении этих двух лиг все равнины и поля были полны деревьями благовоний, очень ухоженными и чистыми, потому что этим товаром там велась очень большая торговля и обмен грузами с другими частями, как для того, чтобы курить их в свох ку и часовнях и использовать их во время жертвоприношений и похорон, так и для других дел, в которых они использовались. Эти деревья очень красивые, и тенистые, и большие, и для того народа являются важным и полезным товаром, потму что во всей провинции благовония есть только там, и для того, чтобы их добыть, надрезают дерево и делают в нём дупло размером со сжатый кулак, и когда в нем таким образом сделано углубление, туда отделяется и стекает некая жидкость, и загустевает, и образует, сгущаясь, благовоние, и оттуда его добывают, и это уже готовое благовоние с тем же самым запахом, и оно в величайшем изобилии. И так как те люди шли со страхом столь же великим, как и количество благовоний, а того воскурения было недостаточно, чтобы забрать его, не задержались там больше, чем на ночь, а затем, когда на следующий день рассвело, отправились, и еще через две или три лиги достигли другого селения, такого большого, что в полдень начали входить в него, не переставая двигаться, пока не подошли к дому касика, куда прошел губернатор, в сумерках, не выходя из селения. И все большие дома были из камня, а их часовни или ку – очень большими и хорошей работы, и это селение или город назывался Чуака [Chuaca], и большая часть горожан были господами или купцами, и людьми очень учтивыми по сравнению с населением, о котором уже говорилось, каковые были подданными этого государства или города Чуака[18].

После того как христиане там расположились, в ту же самую ночь индейцы ушли и оставили селение пустым вместе со всем, что имели в изобилии из одежды и запасов птицы и маиса, с мыслью напасть на следующий день на новоприбывших, как и сделали. И когда было десять утра, вернулось множество народа, без криков и суеты, как они обычно действуют (крича, и играя на барабанах и на неких раковинах, звучащих как рога), но очень спокойные, и в полном молчании внезапно набросились на испанцев с большой яростью. И пожелал Господь, чтобы аделантадо, который также стоял в дозоре свою смену, был на коне, и с таким мужеством, как если бы  сним было множество всадников, один набросился на индейцев, и так как они очень боялись лошадей, благодаря своим великим усилиям, двигаясь вперед и назад, таким образом кружил среди неприятелей, что причинил им большой ущерб и задержал их настолько, насколько христианам /231/ потребовалось времени, чтобы выступить верхом и пешими и собраться для обороны. Эти индейцы являются лучниками и не имеют железного оружия, но у них хорошие древки, и наконечники их стрел из кремня и очень вредоносные, потому что когда они ранят, от них откалываются кусочки, что хуже, чем сама рана. И многие из них сражаются также с круглыми щитами и короткими копьями от двенадцати до пятнадцати пядей [в длину], также с кремневыми наконечниками. В этой битве в тот день погибли десять или двенадцать христиан, которые рассеялись по селению, и равным образом погибло множество индейцев, и среди них десятеро из знатных.

На следующий день они явились с миром, и через два дня после того, как были оказаны знаки дружбы, губернатор и испанцы прошли вперед в другое селение, называемое Аку [Aqu][19], такое же большое как то, о котором сказано, и все эти селения находятся в полутора лигах, чуть больше или меньше, от моря.

Индейцы, которые доставили им грузы, сказали испанцам, что индейцы из Аку договорились между собой убить их на входе в селение, что на самом деле было не так, наоборот, когда они приблизились, из селения вышли его жители и обратились в бегство, потому что жители Чуаки послали сказать им, что христиане идут с намерением убить их, и воевать с ними, и забрать их женщин. Таким образом, когда наши вошли в селение, нашли его безлюдным и полным припасов, и индейцы из Чуаки, которые шли с христианами, разграбили дома и нагрузились таким количеством добра, сколько увидели и захотели, и вернулись в своё селение, и оставили  там христиан. На другой день вышли воевать люди из Аку, но так как аделантадо был начеку, он подготовился к обороне как хороший и умелый капитан, и учинил полный разгром противнику, и погибли многие из знати и из простолюдинов, и не умер ни один христианин, хотя некоторые и были ранены, также как и лошади, но победа осталась за испанцами. На следующий день они явились с миром и попросили у аделантадо прощения, и он даровал им дружбу, и она была установлена, и они дали ему индейцев, чтобы дальше нести грузы.

Когда по окрестностям узнали о сражениях, о которых сказано, и о победе наших, многие касики прислали своих посланцев к аделантадо, прося его о мире, и он даровал его им, и давал им [подарки] из того, что имел, и далее не было больше ни стычки, ни сражения.

Оттуда испанцы прошли четыре лиги до Сисиа [Çiçia], которое является еще большим селением, чем те, о которых сказано, и там были хорошо приняты, и им оказали услуги, и так как там не было реки, что было главной вещью, какую эти люди искали в тех краях, аделантадо решил идти вперед, и прошёл в другое селение, большее, чем Сисиа, находившееся за четыре лиги и называвшееся Лоче [Loche][20]. Его касик был великим господином, и оказал так мало внимания аделантадо и христианам, и показал себы по отношению к ним таким надменным, что из презрения оставался в своем доме, лежащим в гамаке,  не и сказал и трех слов, а его знатные люди,  которые были вместо него, говорили за него, из-за чего аделантадо назвал это поселение Селением Надменности [pueblo de la Gravedad]. И когда касик проронил слово, сразу как он начал говорить, тут же поместили между ним и аделантадо очень тонкую ткань, и имели её натянутой  воздухе, и её держали двое из тех индейцев, самых доверенных и приближенных к нему, за два верхних угла и за два нижних, так что она служила занавесом, и после того, как её таким образом поместили, он произнес несколько слов.

Оттуда испанцы пересекли внутренние части этой земли, и повернули со своим капитан-генералом к селению, которое назвали Саламанка, и обнаружили /232/ всю страну весьма населённой, согласно сказанному.

И когда они пришли туда, их было только шестьдесят человек, из которых десять или двенадцать – находившихся в том поселке, и до них сократилось всё его войско и отряд, ибо все остальные умерли, и те двенадцать спаслись потому, что пожелал Господь, чтобы два маленьких селения, которые их поддерживали, не восстали, и давали им кое-какую рыбу и маис.

<…>

После того, как аделантадо и испанцы оказались там, пришла каравелла из этого нашего города Санто-Доминго на поиски аделантадо, которая принадлежала ему, и причалила к Косумелю, и оттуда прошла к материку, и случилось в том городке Саламанка, что тому кораблю крайне обрадовались и аделантадо, и все остальные. И аделантадо погрузился на каравеллу, чтобы разыскать на тех побережьях какие-нибудь горы или реку, где он мог бы наиболее кстати и наилучшим образом основать своё местопребывание там, где их увидели бы, и он забрал с собой восемь или десять своих слуг, а остальные люди остались в Саламанке, чтобы испытать ещё тяготы, но тех, кто там остался, было только двадцать или двадцать два человека вместе с доном Алонсо де Луханом, которые построили бригантину, чтобы последовать за аделантадо туда, куда он дойдет, ибо остальным, которых было около сорока испанцев, аделантадо приказал, чтобы они отправились по суше вместе с его заместителем капитаном Алонсо Давилой, вдоль побережья с той же целью, с какой отплыл аделантадо. И так и сделали, следуя точному предписанию губернатора, и прошли через многие селения, не меньшие, чем те, о которых нам рассказала эта история.

Аделантадо прошёл восемьдесят лиг из той Саламанки к одному прибережному селению, называемому Читемаль [Chitemal], и соответствии с его последним слогом «mal» («злой»), там именно так все и произошло.

Алонсо Давила и те, кто шли с ним, прибыли на расстояние тридцати лиг оттуда, потому что индейцы сбили их с пути и сделали так, что они отклонились на такое расстояние во внутренние области, чтобы отдалить их от губернатора и иметь возможность с большей лёгкостью их всех убить, и тех., и других, что было сделано по предложению некоего Гонсало, моряка[21], о котором индейцы говорили, что он оказался в этой земле вместе с Агиляром, переводчиком, которого Кортес имел во время завоевания Новой Испании, и другими христианами, погибшими вместе с одной каравеллой у этих берегов. И этот Гонсало, моряк, происходил из графства Ниэбла, и уже превратился в индейца, и гораздо хуже, чем в индейца, и женился на одной индианке, и совершал кровопускания из ушей и языка, /233/ и сделал татуировку на лице, и раскрашивался как индеец вместе с женой и детьми, о чём стало известно таким образом.

В том селении Читемаль, куда губернатор прибыл на каравелле, сначала спустили шлюпку, и на ней ночью на сушу высадились несколько испанцев и захватили троих или четверых индейцев, и один из них рассказал губернатору, что среди них есть один христианин, как те, кто на каравелле, и что он женат и жил среди них,  что сначала он был рабом, и что теперь он свободный и житель их города, и что он очень хорошо знал язык этой земли, и что у него уши и язык как у индейцев, изрезанный и проколотый во время их жертвоприношений, и об этих обрядах более подробно речь идёт далее, в книге XXXIII, главе XLVI.

Получив сведения о сказанном, аделантадо решил, что тот христианин, о котором говорили, был бы большой поддержкой и помощью для умиротворения и заселения этой страны и обращения её жителей, и что вследствие своих грехов или несчастливой судьбы он оказался здешним жителем; и что до сих пор хранил память о крещении и нашей христианской религии и хотел бы спастись; ибо милосердие божие предоставляло ему такой хороший случай обеспечить себе это и послужить господу в обращении индейцев, по причине его способностей переводчика, что казалось делом возможным и очень подходящим случаем. И так нетерпеливый аделантадо написал ему письмо, в котором говорил так: «Гонсало, сердечный брат и друг, в весьма добрый час мой приход, и я узнал о вас от подателя сего письма, которое для того, чтобы удостоверить вас, что я христианин, искуплённый кровью Иисуса Христа, Спасителя нашего, коему я и вы должны быть безгранично благодарны, ибо он предоставляет вам столь хорошую возможность послужить Господу и Императору, господину нашему, в умиротворении и крещении этих народов, и что кроме этого, выйдя из греха, по милости Божией вы могли бы прославить и обогатить вашу особу; и я буду вам в этом наилучшим другом, и отнесусь к вам наилучшим образом. И я также прошу вас не давать места тому дьяволу, который вас обременяет, но тут же сделать то, что я говорю, чтобы вы не погибли навсегда вместе с ним. И от имени Его Величества я обещаю вам поступать с вами очень хорошо и исполнить всё, о чём я сказал, в самом полном объёме; и со своей стороны, как человек благородный, я даю вам моё ручательство и слово исполнить это без какого-либо изъятия, к благоденствию и чести вашей особы, и сделать вас одним из самых избранных и уважаемых среди главнейших людей, которые были бы  в этих краях. Итак, без промедления прибудьте на эту каравеллу или на берег повидаться со мной и исполнить то, о чём я сказал, и пусть будет сделано согласно вашему совету и мнению то, что будет наиболее подобающим».

И тот несчастный, так как должно быть с самого рождения вырос среди низкого и подлого люда, и не был ни воспитан, ни обучен наставлениям нашей святой католической веры, или, возможно (как должно подозревать) происходил из дурной и подозрительной породы в самой христианской религии, получил письмо и прочитал его, а его принёс тот индеец, который сообщил аделантадо об этом человеке. И я говорю, что он  его прочитал, потому что на другой день тот же индеец вернулся с ответом и с тем же самым письмом, которое он отнёс, и прибыл с написанными на его обороте углём такими словами: «Господин, я целую руки вашей милости, и так как я раб, не имею свободы, хотя я имею жену и детей, и я в согласии с Господом, и вы, господин, и испанцы, будете иметь во мне доброго друга».

Его дружба и труды были такими, как и он сам, ибо настроенные им индейцы выкопали и устроили рвы и укрепили селение, и объявили войну аделантадо и испанцам, и он довёл их до состояния, что все христиане, находившиеся в той земле, должны были погибнуть, и дал знать испанцам и аделантадо,  что /234/  капитан Алонсо Давила вместе со всеми, кто с ним шёл, погибли, а Алонсо Давилу и его товарищей известил, что люди с каравеллы и аделантадо также мертвы. И ради этого индейцы заключили мир с губернатором, и дали ему индеек и маис, и продовольствие, и воду, с которыми он отплыл на своей каравелле, и сделал это со многой печалью и болью, думая, что та плохая весть была правдой. И Алонсо Давила, после того как ему также сообщили ту же дурную весть, со своей стороны вместе со своими товарищами вернулся туда, откуда вышел, и возвратился сначала в городок, называемый Саламанка, и перенёс поселение оттуда и вновь основал его с тем же именем там, где когда-то впервые встретили касика Косумеля, когда тот шёл выдавать замуж свою сестру; и по соседству с одним посёлочком рыбаков, хорошей местностью, которую индейцы называли Саманка [Çamanca], они обосновались, скорбя о смерти аделантадо, так как думали, будто является правдой то, что им о нём сказали, и, надеясь, что воля Божия пожелает распорядиться ими.

Аделантадо прошёл далеко вперед, разведывая побережье, и, сопровождаемый многими трудами и тревогами, дошел за тридцать лиг до Гондураса, к реке, называемой Улуа [Ulva]. И оттуда он возвратился и пошёл к Косумелю, и узнал от индейцев этого острова, где находились испанцы с Алонсо Давилой, и отправился на соединение с ними с великой радостью, несмотря на тяготы, перенесённые одними и другими, ибо из-за новостей, которые тот плохой христианин Гонсало, моряк, распространил, все думали, что погибли те, кто был жив, и они обнялись со слезами радости.

Там эти люди отдохнули немногие дни, ибо необходимое для их отдыха было далеко, и местность, где располагался этот городок, была неподходящей, и потому что аделантадо был очень решительно настроен искать местность и округу, где не теряли бы времени, как до сих пор, и по этой причине на той же каравелле отправился в Новую Испанию[22], и когда прибыл в неё, проследовал своей дорогой до Тенуштитана [Tenuxtitan], чтобы набрать там людей и вернуться заселить то селение и порт Читемаль, где тот моряк изменник и вероотступник, по имени Гонсало, устроил им испытание, о котором поведала эта история, ибо там аделантадо увидел хорошую реку и расположение, которых губернатор желал. Итак, когда он отправился в Мехико, то оставил назначенным со своими полномочиями Алонсо Давилу, чтобы тот, в качестве его заместителя, оставался с людьми в том городке Саламанка, пока сам он не найдёт средства и людей, как сказано, в Мехико; и так как он был другом Эрнандо Кортеса, который чуть раньше прибыл с титулом маркиза дель Валье, поведал ему о своих трудах и минувших тягостях, и как не нашёл [места], где можно было бы поселиться, и обо всём, что с ним ранее произошло[23]. И маркиз сказал, что, когда он шёл в поисках капитана Кристобаля де Олида, восставшего в Гондурасе, прошел через один красивый город, находящийся в губернаторстве самого аделантадо и на земле Юкатана, который называется Акалан [Acalan], богатый и подходящий для его целей, и расхвалил его таким образом, что заставил его изменить своё намерение. А Королевская Аудиенсия, располагавшаяся в Мехико, приказала и поручила аделантадо, чтобы он отправился в селение, называемое Табаско [Tavasco], находящееся на берегу реки, которую называют Грихальва, и чтобы он устроил там местопребывание капитана, который находился бы там для охраны той земли, и чтобы он её обеспечивал, и умиротворил индейцев той провинции.  И с этим поручением он отбыл из города Мехико с примерно пятьюдесятью или шестьюдесятью человеками, и пришёл в городок Табаско[24], и очень хорошо исполнил то, что ему было приказано Королевской Аудиенсией, и оттуда отправил два корабля позвать капитана Алонсо Давилу и других людей, которые с ним оставались в том городке /235/ Саламанка, и они пришли оттуда, ибо аделантадо счёл, что он находился в месте, откуда можно было преуспеть в завоевании и умиротворении Юкатана.

<…>

/241/ Глава V (фрагмент).  … О многих других трудах и тягостях, которые они перенесли, пока не прибыли в Чампотон [Champoton]

<…>

/242/  Вскоре после того как они прибыли в Акалан, из маленьких селений, находившихся под его управлением, заместитель Алонсо Давила отправил некоторых индейцев сообщить в тот город (находившийся в трёх лигах оттуда), что шли он и те испанцы, и сказать, чтобы они все оставались в своих домах, и чтобы они не имели никакого страха и опасения. Однако, от этого посольства было мало пользы, ибо они получили урок, когда Эрнандо Кортес увёл оттуда владыку этой земли с более чем шестьюстами нагруженными индейцами, которые никогда не вернулись на свою родину[25]. Из-за этого они не поверили посланцам Алонсо Давилы, и не решились ждать его, но наоборот, бежали и оставили селение безлюдным, хоть и полным одежды и припасов.

Имеется в этом городе Акалан до девятисот или тысячи очень хороших домов из камня и оштукатуренных белой штукатуркой, покрытых соломой, большинство из них – знатных людей. И так как заместитель был предупреждён своими посланцами о бегстве жителей Акалана, вскоре вошёл в город и разместился в нём, и затем на следующий день явились некоторые знатные индейцы от того владыки, с которыми он послал сказать, чтобы тот соизволил прийти как друг повидаться с заместителем Алонсо Давилой, и тот ответил, что конечно прибыл бы в добрый час в свой дом  со всеми индейцами. И так он пришёл с почти четырьмястами людьми и множеством птицы и пропитания, и все это поднёс заместителю Алонсо Давиле, и тот тут же приказал надеть цепи на касика и на других знатных лиц, которые с ним пришли, для того, чтобы получить от них сведения, а не с намерением причинить им какой-либо вред, и он уединился с ними и с переводчиком, и они тут же предоставили ему сведения о стране и обо всех окрестных селениях[26]. И заместитель основал в самом Акалане или столице городок и назвал его Саламанка, и распределил округу и индейцев, чтобы они служили, и в течение шести дней все вышли с миром, чтобы служить тем хозяевам-христианам, которым были отданы на попечение [fueron encomendados][27], и он отпустил касика и остальных, и испанцы с ними очень хорошо обращались. Но так как по соседству не было других населенных местностей, но только одна эта провинция, а индейцев было мало для испанцев, и они не давали им ни золота, и ничего другого кроме съестного, через сорок дней после прихода они ушли и оставили городок, и направились  в другую провинцию, расположенную в тридцати лигах оттуда, и она вся была безлюдной и заболоченной. И они ушли оттуда, и вели с собой касика Акалана и его индейцев, которые по доброй воле пошли их сопровождать, снабжая их пищей, и так как на выходе из Акалана была река, там, на её берегу, чуть поодаль от воды поселились /243/ испанцы, и следовало выйти оттуда по той реке, и для того, чтобы дойти туда от домов до воды было почти два арбалетных выстрела, и всё это пространство полно грязи и болот, и индейцы вскоре заполнили это  досками, по которым (разложенным на земле) лошади и испанцы прошли до реки, где у них находились снаряженные каноэ. И, переправившись на другую сторону, нашли другую такую же непроходимую грязь, и сделали то же самое, о чём рассказано, откуда вышли на сухую землю.

После того, как они пересекли это труднопроходимое место и проследовали в своём походе до Масатлана [Maçaclan][28], они понесли многие труды из-за топей и болот, и из-за такого характера местности, что на протяжении всех тридцати лиг невозможно было найти места, чтобы развести костёр.  За лигу до Масатлана нашли красивую дорогу, широкую и ровную, и очень хорошо выметенную, которая шла к городу, и по ней они вошли, и когда прошли по ней на расстояние арбалетного выстрела, обнаружили много ям и веток, которые их прикрывали на манер ловушек для зверей, с воткнутыми внутри и заострёнными вверху кольями, чтобы на них падали христиане. И когда они поняли эту опасность, оставили дорогу и проложили свой путь мимо неё по чаще, и вошли в селение, в котором не нашли ни единой души, ибо оно было очень хорошо огорожено в древние времена толстыми и плотно составленными бревнами, связанными лианами, с укреплением у входа [su barbacana] и рвами, и по одному очень узкому мосту христиане вошли внутрь, и разместились, как им показалось лучше.

Оттуда они отправились объехать страну и захватили нескольких индейцев, от которых невозможно было добиться чего-либо определённого по поводу того, о чём их спрашивали, они скорее готовы были умереть под пытками, но не раскрыть и не рассказать о вещах, о которых когда-либо могли бы пожалеть, ни о том, что испанцы хотели от них узнать. Но в конце концов поняли и уразумели, что эта земля малолюдная и бедная, и по этой причине ушли из неё, и не увели оттуда людей из числа местных уроженцев, так как они никоим образом не хотели общества христиан и ни лучшей, ни худшей родины, чем их собственная, и так их оставили, подвергнув жесткому обращению за их упрямство и злобу. Нашёлся только один подросток, который объяснил испанцам, где нужно идти к морю и провёл их к нему, и они добрались до Чампотона [Champoton], который находится в шаге от моря и в тридцати лигах от того селения Масатлан.

После того как они пришли в Чампотон через многочисленные заросли кустарника и болота, где находились почти неделю, не зная страны, и потеряв в этих странствиях многих товарищей, и не зная, где находятся, они вышли в очень красивые степи [savanas], и увидели многочисленные и разнообразные дороги, которые их пересекали из стороны в сторону, отчего очень обрадовались. И после того как разбили свой лагерь там, где им показалось наиболее подходящим, той же ночью несколько товарищей отправились в разведку и захватили пятерых индейцев, который шли, нагруженные солью, из внутренних областей, и те на следующий день отвели и провели их в Чампотон, где показалось уже были предупреждены об их походе, и встретить христиан вышли более пятнадцати тысяч человек, со множеством съестных припасов для них и их лошадей, выказывая много удовольствия.

Это селение Чампотон находится там, где начинается губернаторство Юкатан со стороны, которая граничит на западе с Новой Испанией. Жители этого селения ведут торговлю с другим селением, которое называется Шикаланго [Xicalando], где все купцы, на берегу реки Грихальва, и от одного селения до другого девять лиг, и имеют большие связи и торговлю, и умеют услужить христианам, и имеют в качестве господина аделантадо дона Франсиско до Монтехо, с которым уже имели сношения через своих посланцев. В Чампотоне имеется до восьми тысяч /244/ каменных домов, покрытых соломой, и некоторые другие с плоскими крышами, и это селение, окружённое стеной из сухого камня и с хорошими рвами. И когда они узнали, что идут эти испанцы, в том городе для них за один единственный день и одну ночь построили селение, или лучше сказать квартал, внутри названной ограды, отделенный от домов горожан; и в нём была своя площадь и дома, и в каждом доме своя конюшня, и на той площади сложили много маиса, и птиц, и другого продовольствия, которого хватило бы, чтобы в течение месяца прокормить тысячу человек и больше.

Там их поселили с большими торжествами и радостью, и пели хором многочисленные песнопения [areytos é contrapases], и кроме уже названого съестного, каждый день давали каждому испанцу одну индейку из тех, что водятся в этой земле, а на ночь много рыбы, и очень хорошей, разных видов. И это вещь, весьма достойная того, чтобы её видеть, как каждый день обычно выходят из того города более двух тысяч каноэ, чтобы рыбачить в море у его берегов, и каждую ночь возвращаются. В море, на расстоянии трёх аркебузных выстрелов или четверти лиги имеется рукотворный островок, на котором есть десять или двенадцать ступеней над поверхностью воды, а над ними одна весьма высокая башня из камня, очень хорошо отесанного, и она была полна идолов, и там почитали и служили богу рыболовства; и в той башне имели подвешенными многочисленные головы высушенных рыб. Но так как христианам не понравилось это идолопоклонство, они выбросили всех тех идолов в море, а над башней поставили крест. И вскоре касик сказал, что хотел бы стать христианином, и был крещён, и попросил, чтобы его назвали Алонсо  Давила, как заместителя [аделантадо], и тот был его крёстным отцом. И точно также крестились другие знатные индейцы.

Когда об этом стало известно аделантадо, находившемуся в Чикаланго[29], он был очень взволнован и в высшей степени обрадовался, чему была причина, так как он узнал о своем заместителе и остальных, с кем он добрался до Чампотона, ибо всех их считали погибшими. И он тут же отправился в путь и пришёл посмотреть на них на каноэ вместе со всеми своими людьми, и на том свидании одни и другие испытали столько радости и удовольствия, что лучше её представить, чем описать, и беспрерывно говорили и общались, пересказывая свои тягостные приключения и высказывая за все бесконечную благодарность Господу.

Глава VI. Как аделантадо дон Франсиско де Монтехо отправился заселить селение Ласаро [Láçaro], которое индейцы называют Кампече, и основал городок, который назва Саламанка, и о малом успехе испанцев в этом походе, и о многих тугостях, которые в нем произошли, и как оттуда он от правил свого заместителя, Алонсо Давилу, в Читемаль, чтобы наказати некоего Гонсало, моряка, вероотступника, который сделался индейцем, и о событиях, произошедших во время этого путешествия, и о множестве мёда, который обнаружили, и о многих пасеках с белыми пчелами и черным воском, и отличным мёдом, как кастильский; и был основан посёлок христиан, который назвали Сьюдад Реаль; и как жители провинции Кочуа [Cochua] убили некоторых испанцев, коих капитан Алонсо Давила послал к аделантадо, и как он отправился наказать преступников и т.д.

После того как аделантадо и его заместитель соединились, как о том рассказала эта история, и отдохнули несколько дней в Чампотоне, они решили отправиться устроить свое местопребывание в другом месте, в тринадцати лигах дальше на том же берегу, в селении Ласаро [Láçaro], которое на языке индейцев называется Кампече [Campeche]. И там они устроили своё местопребывание, и это было селение, /245/ не меньшее, чем Чампотон, и имело другое такое же сооружение в море, как то, о котором сказано выше, и тоже посвящённое рыболовству. Там аделантадо основал городок и назвал его Саламанка[30], чтобы он имел столь же малый успех и продолжительность существования как и другие Саламанки, основанные раньше, о чем упомянуто в предыдущих главах

И через два или три месяца после того, как было заложено это селение, туда пришли некоторые корабли с людьми, а также еще испанцы по суше из Мехико, и привели лошадей и другие вещи для новой общины [república]. И по истечении этого времени аделантадо отправил своего заместителя Алонсо Давилу в провинцию и селение Читемаль, где находился тот плохой христианин Гонсало, моряк, сделавшийся индейцем, и он взял с собой до шестидесяти пяти человек и пятнадцать лошадей. И когда те люди отправились в путь, прошли через провинцию, называемую Тутушио [Tutuxio[31]], чья власть распространяется на тридцать лиг, очень населённых, и дальше прибыли в другую провинцию, которая называется Кочуа [Cochua], не меньшую, чем первая, потому что обе имели в длину более семидесяти лиг. И оттуда отправились на десять лиг вперед в провинцию Ваймиль [Guaymill], и разместились в одном из селений этой области, называемом Масанахо [Maçanaho], в котором имеется до трёх тысяч домов или около того, и после того, как отдохнули там двадцать дней, продолжили свой путь в поисках Читемаля. И в Масанахо и другом селении, не меньшем, чем это, которое называется Йунпетен [Yunpeten], главнейшие люди захотели сопровождать христиан до Читемаля.

На краю провинции Ваймиль, на входе в провинцию Четумаля, имеется залив двенадцати лиг в длину, который они пересекли на каноэ, данных им индейцами, и переправили лошадей заново примененным способом, о котором рассказано в этой истории, а те им дали индейцы Бакалаля [Bacalal], находящегося на берегу этой лагуны. И это селение предоставляет каноэ всем индейцам этой округи за плату [fletes], с чего живёт, но испанцам они послужили, предоставив свободный проход и бесплатно. И так они вошли в Читемаль и нашли его безлюдным, и не обнаружили, чего поесть, а то селение из двух тысяч домов, в двух лигах от морского берега и почти окружённое водой, потому что берег находится с одной стороны, и залив с другой, и имеет вход по суше в два арбалетных выстрела.

Там они нашли обильный и очень хороший мёд и большие пасеки по тысяче и две тысячи ульев в стволах деревьев, искусно сделанных, с кормушками и летками, и там очень велик этот промысел и торговля мёдом, и он не хуже кастильского по цвету и вкусу, но воск черный, как гагат [açabache]. И стоит упомянуть о форме этих ульев, потому что каждый из них такой длинный, как вытянутая человеческая рука, или такой же толстый или больше, с человеческую талию, и уложен на землю, и имеет концы, закрытые с каждой стороны камнями и очень хорошо замазанные глиной. Сверху и по краям этих камней влетают и вылетают пчёлы через отверстие, находящееся посреди корпуса улья, в самой высокой его части, и ближе к камню, а с середины или от названного отверстия, они [пчёлы] выполняют свою работу и устраивают соты с ячейками, всё в прекрасном порядке, и оттуда выходит и стекает мёд, и идёт в другую половину улья, и падает в чашечки из воска, и те наполняются им, а большая часть воска остаётся в другой части улья. И когда хотят достать  мед и вырезать соты или часть из них, вынимают каменную затычку с той стороны, где располагаются чашечки, и протыкают их, сделав отверстие настолько большим или тонким, какую струю меда хотят, чтобы она вышла, и так он оттуда течёт, и выходит очень красивым, /246/ вкусным и чистым, без какого-либо воска, такой очищенный, как если бы его пропустили через самое частое сито. Это вещь весьма достойная того, чтобы её видеть и наблюдать, и имеется огромнейшее количество этого мёда и торговля им в той земле, и особенно там.

Пчёлы по виду и размеру такие же, как в Кастилии, за исключением того, что у них другой цвет, белый, и очень домашние, потому что не улетают и не жалят, и если их взять в руки и растереть пальцами, очень приятно пахнут. Корпус улья, как уже сказано, представляет  собой обломок или кусок дерева, полый внутри, и, оставив его целым, как коробку барабана, и толщиной, после обработки, с мизинец руки или каким  оставить, а снаружи без коры и очень хорошо обработанным, стесав неровности и выступающие сучки, и каждый корпус улья имеет вырезанный знак или обозначение хозяина, которому принадлежит улей.

Имеются там очень большие и очень ухоженные посадки мамея и какао, которое является плодом, похожим на миндаль и ходит в качестве монеты, как читатель более подробно сможет увидеть в книге VIII, главе XXX, и дома, обильно снабжённые большим количеством этих и других съедобных плодов этой земли.

Капитан приказал, чтобы положить начало наказанию того нечестивого моряка, и мятежа и восстания индейцев, что всякий испанец, который обнаружит какую-нибудь из этих посадок или пасек, станет её владельцем и отметит это для себя  крестом.

Там он основал селение и назвал его Сьюдад Реаль [Cibdad Real], ибо этот капитан Алонсо Давила был уроженцем Сьюдад Реаля в Испании.

Между Читемалем и Кампече, где оставался аделантадо Монтехо, сто лиг по суше, пересекая от побережья до побережья всю провинцию Юкатан, и, находясь в том месте, решил капитан Алонсо Давила идти по побережью вверх, ибо получил сведения, что в трёх лигах оттуда стоял владыка Читемаля со всеми своими людьми. И, отплыв с двадцатью четырьмя человеками, хорошо снаряжёнными и умелыми, и шестью лошадьми (использовав для них сдвоенные каноэ), и на другой день в четыре утра, как только рассвело, напал на индейцев, пока они его не обнаружили, и убил многих из них, и захватил более шестидесяти человек, и потеряли одну лошадь, которую у них убили копьём. Когда он спросил пленных о том негодяе плохом христианине Гонсало, моряке, они сказали, что он умер, и это была правда[32].

  Обнаружили во время этой вылазки до тысячи песо обработанного золота в виде разных вещей и украшений, которые использует этот народ, и это было первое золото, которое до тех пор эти христиане получили во всей этой стране, и там также было несколько изумрудов и кусков бирюзы, и маски, сделанные из золота и таких камней. И с этой добычей они вернулись в Читемаль, откуда заместитель Алонсо Давила отправил это золото губернатору Монтехо с тремя всадниками и тремя другими, пехотинцами-арбалетчиками, и в провинции Кочуа, когда эти посланцы чувствовали себя в безопасности и ужинали одним вечером, их всех шестерых и их лошадей убили индейцы, и забрали золото, которое они несли, и так заместитель и те, кто их отправил, ждали ответа более года, не зная о прискорбном происшествии и смерти посланцев и [потере] подарка. Но так как у них закончились маис и другое пропитание, и христиан было так мало, то индейцы потеряли страх и начали войну с ними таким образом, что, стеснённые, начали внутри селения, из-за своей крайней нужды, делать посевы собственными руками и в поту, при помощи некоторых немногих индейцев, которые служили им по хозяйству в их домах. Было таким /247/ продолжение этой войны, что эти поселенцы из отряда заместителя Алонсо Давилы сократились до сорока человек, и десятеро из них – хромые, и увечные, и бесполезные, и четыре коня и одна кобыла.

После того как они дошли до такой нужды и Алонсо Давила захотел узнать о своих посланцах, он отправился с двадцатью четырьмя товарищами и тремя лошадями, и снова пересек тот залив, о котором мы уже сказали, а остальных испанцев оставил в Читемале. Когда он вступил в Ваймиль, то был принят с миром, и там узнал, что его посланцы были умерщвлены индейцами Кочуа, и ему также сообщили, что они вели войну с Монтехо, и что убили часть христиан, и что тот ушёл в Мехико, и что вся страна восстала, и это была правда. И, несмотря на эти плохие новости, капитан Алонсо Давила решился идти покарать индейцев из Кочуа, и попросил для этого содействия и помощи от индейцев Ваймиля, и те ему ответили, что с очень большим желанием их предоставят, и так выступили вместе с испанцами до шестисот друзей, и он не захотел вести больше из-за большой жары и малого количества воды по дороге.

После того как они подошли на четверть лиги от ближайшего селения в Кочуа, обнаружили за одним валом множество вооружённых индейцев в засаде, на расстоянии полета стрелы от дороги, притаившимися, лежа на земле, и когда христиане прошли вперед и оказались в пределах их досягаемости, индейские союзники обратились в бегство, и побросали грузы, и оставили отряд, и показали спины. И началось сражение, в котором у неприятеля было бессчетное количество людей, и так как они находились в зарослях кустарника, лошади не могли сослужить службу, а испанцы были уставшими и умирали от жажды, кроме того, что были малочисленны, а перед тем обнаружили засыпанными колодцы, из которых собирались пить, из-за чего весьма пали духом. Но так как нужда имеет свойство пробуждать слабых и воодушевлять перед лицом грозных опасностей, то эти наши испанцы поняли, что у них не осталось другой поддержки, как со стороны небес и своих собственных рук и доблести, и было в тот день явлено и то, и другое; ибо капитан Алонсо Давила, увидев себя в таком стеснении и ловушке, бросился пешим на вал, и с ним дон Алонсо де Лухан, и длинными, в пол-шпаги, кинжалами (и очень им подобными) принялись рубить у неприятелей колья палисада и лианы, которыми они были соединены, и, сражаясь как доблестные воины, пробились вперед. И туда за ними очень отважно последовали их товарищи, и овладели валом, хотя и ранили троих испанцев, которое после умерли, и убили у них одного коня, и еще три человека сгорели от жажды, и победа осталась за уставшими христианами, а неприятели бежали, хотя их невозможно было преследовать. Длилось это сражение четверть часа, и после того как убили множество противников, они прошли вперед в одну местность, которую обнаружили выжженной, и колодец, который оказался там заваленным; и так ничего другого нельзя было сделать, а день кончался, чтобы идти дальше, остановились там и в самом надёжном месте, где смогли, стали дозором, а те, кто не стояли в дозоре, принялись расчищать колодец, который имел семь или восемь эстадо в глубину, и чтобы его расчистить (хотя он не был полностью засыпан и в нём была вода) на конских недоуздках опустили туда двух индейских мальчишек, и из подштанников, связав их, как смогли, сделали канаты, которые им бросили, и при помощи тыкв, царапаясь, извлекли часть тины, а затем и воду, такую хорошую, что пили не меньше земли и грязи, чем воды. И там он провели ту ночь до следующего дня, когда, поручив себя Господу, продолжили свой путь, /248/ идя туда, куда глаза глядели, потому что для возвращения назад уже не было времени, а друзья из Ваймиля, увидев их малые силы и малое число испанцев, превратились в недругов, и соорудили другой вал и засаду, и не имели намерения к ним присодиниться.

 

Глава VII, в которой речь идёт о том как заместитель Алонсо Давила и его товарищи имели ещё одну стычку и сражение с индейцами из селения Кочуа, где ранее погибли христиане, которые несли подарок из золота для аделантадо, и как испанцев недружелюбно встретили в этом деле оружием,  и о многочисленных трудах, которые они в совокупности перенесли, и как все уверовали, что помилосердию Божьему им в помощь был послан апостол Сантьяго, благодаря чьму предупреждению они спаслись, и о других достопримечательных событиях, которые случились с этими мужами, воинами и тружениками, пока они не достигли селения Читемаль

 

Личность, и сила, и бдительность, и здравый рассудок, и учтивое обращение, какие имел заместитель Алонсо Давила, сопровождаемые природной доблестью без брезгливости и высокомерия, и с очевидным великодушием, которое он имел, когда общался и одаривал своих друзей и всех тех, кто был с ним и имел дело, послужили причинами и основаниями, как это случилось, что он снискал добрую славу, и если бы он имел удачу, чтобы о нём узнал какой-нибудь могущественный государь, тот не смог бы удержаться от того, чтобы сделать из него большого господина.

После того как мы увидели этого капитана уставшим и в трудах, о чем нам поведала предыдущая глава, и имеющим особую заботу о здоровье и спасении своих товарищей, как и о своей собственной жизни (но продолжавшим свой поход),  на второй день после того, как они спаслись в сражении, о котором сказано выше, через две лиги они обнаружили ещё одно заграждение со множеством враждебных индейцев, стоявших вооружёнными, которые происходили из того селения, где ранее убили шестерых христиан и забрали у них золото, как о том сказано. И так как они знали, что испанцы шли против них, подготовились и огородились двумя стенами из деревьев и кустарника, и очень укрепились, но, несмотря на это, его искусило сражение по всем следующим причинам, хотя и [принимая во внимание] весьма неблагоприятные обстоятельства:  во-первых, потому что вследствие нужды наши должны были напасть, чтобы на них не напали; во-вторых, потому что они не могли ни найти другой дороги, ни пройти по ней, но только по той, которую заняли неприятели; и в-третьих, потому что от нужды должны были искать пищу, а её не было, и там не было кому её дать.

Наконец, после того как они сошлись врукопашную, сражение шло с гибелью многих индейцев и с ущербом христианам, и в нём большинство их или почти все были ранены, и они отступили назад, когда увидели подходящее для этого время, и отправились заночевать в одно маленькое селеньице из десяти домов, которое находилось по другую сторону дороги, куда их привёл один индеец, который один остался из ваймильцев, и которого он [Давила] оставил в живых; ибо все были ранены, и точно так же лошади, и очень устали, за исключением капитана Алонсо Давилы, который не был ранен, ибо пожелал Господь его хранить, чтобы он заботился и служил всем, как он делал и очень хорошо, потому что был первым в опасностях и тем, кто больше всех работал и духом, и телом. За два часа до наступления дня они стали уходить из того селения, так как сочли, и так оно и было бы, что если бы ждали там солнца, никого не осталось бы в живых, ибо позже, /249/ на рассвете, туда пришло множество вооруженных людей из тех, с кем они сражались, и других, которые присоединились к тем из подкрепления, которые шли против них и думали застать их спящими.

Когда они продолжили своё честное бегство [honesta fuga], Алонсо Давила сказал тому индейцу, который остался у них из Ваймиля, что сделает его великим господином, если тот проведёт его и других христиан к пристани Читемаля, где они оставили свои каноэ, и чтобы он провёл их по другой дороге, и индеец сказал ему, что сделает так. И в тот день, после того как они прошли три лиги, он увел их с дороги на Ваймиль и повёл по другой, хотя и крайне труднопроходимой, и в полдень они прибыли в одно селение, в котором только и сделали, что отдохнули около получаса и съели несколько початков зелёного маиса, и они пересекли залив в два арбалетных выстрела по броду, а местами проваливаясь ногами, с большой опасностью, что показалось только приправой, чтобы сдобрить лакомство прошедших злоключений, ибо им выпадали все более и более острые, чтобы предыдущие казались легкими недоразумениями, так что каждое следующее из них было почти непереносимым и чрезвычайным.

После того, как они прошли на другую сторону этой воды, там оказалась отмель такого же размера, на которой лошади шли в воде почти до подпруг, и после того, как вышли оттуда, попали в чащу или подлесок из низкорослых деревьев, очень густо растущих, и капитан Алонсо Давила шел впереди с мачете или бискайским кинжалом, прорубая путь для всех, потому что не было другого здорового человека. Арьергард вёл дон Алонсо де Лухан, и на лошадях ехали только те, кто был наиболее слаб здоровьем или тяжелее всего ранен. Когда передние из этих наших людей вошли в подлесок, многие из неприятелей уже начали выходить из залива вслед за христианами с большим криком, и вынули оружие, и капитан, который, как сказано, шёл впереди, остановился, и против неприятелей повернули только четверо или пятеро испанцев, чтобы преградить им проход,  а из тех, как уже сказано, некоторые уже вышли из залива, с криками, на упомянутую отмель. И тогда дон Алонсо де Лухан, который чуть отстал, ссадил со своего коня одного из раненых, который на нём ехал, и сел на него, и повернул на противников на ту отмель, или, лучше сказать топь или трясину, в которой они перед тем вязли ногами, и когда он стал бить коня ногами по бокам, будто пришпоривая, показалось, что он пустился вскачь, как если бы там была твердая и надежная земля, и когда он приблизился к неприятелям, те не осмелились его поджидать, но повернули в залив и возвратились туда, откуда пришли, что воистину показалось чудесной вещью. И уже заходило солнце, когда наши опять  вступили в лесные заросли, и, увидев, что индейцы не появляются, пошли дальше. А дорога была как после некоего урагана, и на ней было столько и таких больших деревьев, повыленных, и вырванных, и переплётённых, и перемешанных друг с другом, что для того, чтобы пройти на маленькое расстояние нужны были огромные труды и усилия, что касается вашего любопытства, господин читатель, то вы сможете понять из книги VI, главы III, для того чтобы здесь не прерывать эту историю, что за вещь ураганы.

Итак, возвращаясь к походу, в полночь они достигли селения из десяти домов, где их вполне утешила находка малости маиса, так как они были нуждающимися, уставшими и умирающими от голода и жажды, и там они разместились, чтобы отдохнуть до наступления дня. И затем на следующий день, когда они проследовала по своему пути три перехода, им вдосталь хватило мёда ввиду его изобилия в этих краях, который они использовали для пропитания наряду с другими яствами, горькими и безвкусными, а также, чтобы лечить свои раны, в чём они тоже испытывали нужду.

Когда однажды ночью Алонсо Давила спрашивал того индейца или толмача о том, /250/ насколько далеки они от населённых мест, тот сказал, что утром следующего дня они пришли бы в селение Масанахау, от которого до залива две лиги, и где они ранее оставили каноэ; но что по его мнению они должны были бы столкнуться с сопротивлением, и это новое предвещание или подозрение очень встревожило испанцев, потому что все они были ранены, утомлены и ослаблены, и имели большую необходимость в том, чтобы отдохнуть и залечить свои раны, нежели чем получить новые.

<…>

Перед рассветом они пришли /251/ в одно селение, где имелось множество индейцев, и те еще не проснулись, и они прошли через него, не причинив никакого вреда и незамеченными,  когда прошли там, достигли далее в десять часов дня селения Масанахао. И когда вошли в него, обнаружили, что индейцы были за его пределами, в поле, ожидая христиан на другой дороге, чтобы сразиться с ними, а в селении остались только женщины и дети, и оно было полно продовольствия, и те дали знать индейца о пришедших гостях, и тут же ни собрались во множестве, но по милосердию Господню пришли с миром  и весьма изменив свои злые намерения. Затем они снабдили испанцев продовольствием и дали им каноэ, на которых те отправились, и это были каноэ самих христиан, которые они между собой распределили, думая, что те все погибли. И индейцы были ошеломлены и напуганы, когда увидели, как они дошли туда, и смотрели на них, считая чудесным и невозможным делом, чтобы они там были, хотя видели их.

После того, как они погрузились на свои каноэ, они достигли Читемаля, где остались один конь и одна кобыла, и восемнадцать или двадцать испанцев, и большинство из них хромые, и увечные, и больные, но их обнаружили живыми, так что была не умеренной, но крайней и величайшей радость одних и других. Затем вознесли молитвы [tuvieron novenas] в церкви заместитель Алонсо Давила и те, кто с ним вернулся, поблагодарив Всевышнего за то, что он так поступил с ними; и из тех, кто так возвратились, умер один испанец, пришедший тяжело раненым, а все остальные выздоровели.

Глава VIII. Как капитан Алонсо Давила и испанцы, которые с ним были, оставили и опустошили этот городок и местечко, которое основали в Читемале, и отправились на двойных каноэ, чтобы иметь возможность перевезти коней ими вновь изобретенными образом и способом, и о крайних трудах и тягостях, выпавших на их долю, чем заканчивается это сообщение командора дона Алонсо де Лухана

<…>    

/252/ И, продолжая, говорю, что, когда увидели, как с каждым днём уменьшаються силы и отряд Алонсо  Давилы, и что с моря на каноэ и на земле индейцы воевали с ними, христиане решили, что было необходимо и они были вынуждены оставить эту землю, и они взяли тридцать два каноэ, и спарили их по два, очень хорошо соединив  и связав, и сделали шестнадцать двойных, чтобы иметь возможность перевозить лошадей и людей таким образом и способом, о которых эта история в некоторых местах рассказала, и они забрали кресты, и разобрали церковь, и оставили то селение, и погрузились, чтобы идти в губернаторство Гондурас.

Как только индейцы получили известие об их бегстве,  созвали сбор и отдали приказ по окрестностям, и из многих сторон при помощи множества огней звали из одних селений другие, чтобы они со всей тщательностью вооружились и отправились вслед за христианами, которые, так как побережье нельзя было пройти по суше, избрали в качестве наилучшего выбора идти на тех каноэ способом, о котором уже сказано. И когда они начали свой путь, множество каноэ вышло вслед за испанцами и преследовали их целый день вплоть до ночи.

Замечательной и в других краях никогда неслыханной и не виданной вещью является строение берега, потому что весь он заболочен на большом пространстве, и из-за этого невозможно идти по земле, и кроме того, после того как они отправились утром с береговым бризом, они углубились в море, почти потеряв из вида землю, но после полудня, корда ветер и течение поменялись, вернулись к побережью. Они поставили паруса на бревна или мачты, размещенные на тех  бортах, которыми оба спаренных каноэ были соединены, и связанные на манер треножников, потому что почти у основания каждой мачты была привязана другая палка или подпорка, и одна была закреплена на одном каноэ, и другая на другом, для того, чтобы мачта стояла прямо и прочно.

Они везли с собой пленных индейцев в деревянных колодках, которые гребли, когда было необходимо, и знали побережье; и на закате, а иногда ближе к ночи, они приставали к суше, после того как проходили шесть или семь лиг. И вызывало изумление, если сразу после захода солнца они находили реку или лиман с небольшим песчаным пляжем возле устья, куда выходили лошади и люди, оставив в своих каноэ стражу, и отдыхали там в той тесноте, которая была такова и такого размера, что если бы большим было число христиан и их спутников, и не хватило бы места. Там они ели маис, который везли для себя и своих коней, которого было очень мало, и ловили рыбу сетями, которые имели, и которые в течение дневного плавания плели из волокон магея и хенекена, и это было их занятие, потому что без этих сетей они не могли прожить и прокормиться. Ведь каждый день они теряли часть из них, и потому не должны были прекращать такую работу, из-за рыб, которые мы называем меч-рыба, а их множество у того побережья, и они их много раз рвали и уносили. На следующий день они снова плыли, а в конце его, к ночи, Господь посылал им другую реку, где они отдохнули бы и вывели своих лошадей и людей и заночевали, и таким образом они прошли по морю более двухсот лиг, которые были до Гондураса.

Следует знать, что, чтобы обеспечить себя маисом, когда он кончался, и некоторыми индейцами для гребли, потому что некоторые ускользали и убегали из отряда, и уходили вплавь, чтобы не грести, действовали таким образом: отвязывали некоторые каноэ, и христиане, которые оказывались  были самыми крепкими, чтобы работать, садились на них и шли по тем рекам вверх /253/ (потому что будучи вместе, сдвоенные не могли идти по этим потокам), и когда вступали внутрь земли, находили на берегах этих рек (или возле них) какие-нибудь селения, и там хватали индейцев и забирали пропитание из того, что у тех имелось. Между тем те, кто оставался в лагере на берегу, рубили пальмы и лианы, чтобы заделать пробоины и законопатить их, и связать их [каноэ], перевязывая их новыми канатами из лиан и веревками из дамахагуа [damahagua] [33], что является корой определенного дерева, что делали, потому что первоначальные размокали и портились, и была необходимость в новых связках, чтобы вновь их соединить и связать в продолжение их трудного путешествия.

<…>

/254/ Путь от Читемаля до порта Кабальос занял семь месяцев[34], чуть больше или меньше времени, и они жили таким образом, как рассказано в истории, что было, по моему суждению, одним из самых трудных плаваний, которые люди когда-либо перенесли как в этих краях, так и в других. Там они узнали и поняли, где находятся, чего никогда не понимали во время своего путешествия.