Индейская община и мексиканское общество: некоторые аспекты социального взаимодействия
Исследуя контакты культур, начавшиеся в результате европейских открытий и колонизации стран Нового Света и продолжающиеся в странах с сохранившимся индейским населением и сегодня, необходимо учитывать их социально-экономические последствия для носителей контактирующих культур.
Хотя в работах ряда мексиканских социологов и этнологов основная масса индейского населения характеризуется как «патриархальное крестьянство»1, что повлияло и на точку зрения советских специалистов2, но при этом отмечается, что индейское общинное хозяйство сохраняет многие социальные и экономические традиции доколониальной эпохи. Полее категорично но данному вопросу высказался один из крупнейших индехенистов Мексики — Г. Агирре Бельтран: «Индейское население не является собственно патриархальным крестьянским населением, это по сути своей представители народов с иной культурой»3.
Социально-экономический уклад индейских общин довольно подробно исследован мексиканскими учеными. Основной ячейкой общины является расширенная семья, имеющая в пользовании надел. В распоряжении общины в целом находятся земли, доход с которых идет на общественные и религиозные нужды, а также пастбища, леса и другие угодья.
Общинники производят сельскохозяйственную продукцию прежде всего для собственного потребления. Приемы обработки земли, агротехника находятся на низком уровне, внедрение новых форм и методов земледелия происходит медленно.
В общинах существуют традиции взаимопомощи, а также работы на нужды общины в целом. Наиболее распространена помощь одной семье другими при уборке урожая, постройке и ремонте жилищ. Практикуется общий труд в пользу местных святых и святынь, т. е. для проведения религиозных празднеств, и на содержание или приглашение священнослужителей, для чего в общинных угодьях выделяются специальные участки. Наконец, продолжает сохраняться форма общественных работ, при которой каждый общинник должен несколько дней в году отработать на строительстве церквей и других общественных объектов. Эта форма облегчала эксплуатацию общинников частными лицами и поэтому запрещалась конституциями 1857 и 1917 гг., но рудиментарно существует и сегодня. Имущественная дифференциация внутри общины невелика. Спорадические переделы земли, практика избрания зажиточных общинников на должности, связанные со значительными расходами (помощь нуждающимся, устройство праздников и т. п.), являются органичной особенностью жизни общин.
Более того, как произведенный на земле прибавочный продукт, так и средства, заработанные вне общины, расходуются общинником преимущественно при выполнении общественных функций, которые являются главным объектом престижа в системе традиционных ценностей. Г. Агирре Бельтран называл традиционную экономику индейской общины не только «экономикой поддержания жизни», но и «экономикой престижа»4.
Индейская община — максимальный уровень традиционной экономической и этносоциальной организации индейских народов. Для ее членов чужаками являлись не только испаноязычные мексиканцы и представители других индейских народов, но и члены соседних одноязычных общин. «Традиционным» способом социально-экономического воздействия мексиканского общества на общины, унаследованным от колониального прошлого, является захват их земель и принуждение индейцев выполнять сельскохозяйственные работы, участвовать в строительстве объектов инфраструктуры, трудиться на горнодобывающих и промышленных предприятиях. Эта форма, основу которой заложила система «энкомьенд» (крепостной зависимости индейцев в испанских колониях в Америке в XVI — XVIII вв. от землевладельцев-энкомендеро — «попечителей» и «защитников»), к настоящему времени почти исчезла вместе с классом эксплуататоров-латифундистов (по этнической принадлежности европейцев и испаноязычных мексиканцев). Сегодня общинников подвергают внеэкономической эксплуатации преимущественно местные касики.
По формулировке мексиканской исследовательницы Л. Паре, «то, что мы сегодня называем касикизмом в Мексике, — это форма политического контроля в сельских зонах, характерная для периода, когда капиталистический способ производства входит в соприкосновение с докапиталистическим»5. Касик не только политический вождь, местный «каудильо», но, что важнее всего для его социальной характеристики, эксплуататор, паразитирующий на традиционных общинных институтах самоуправления и взаимопомощи.
Касикизм в Мексике присущ не только индейским общинам и не только сельскому населению. В последние десятилетия в связи с резким ростом городских низов касикизм стал неотъемлемой чертой жизни городского люмпен-пролетариата. Здесь касик — преимущественно посредник при найме на работу, к его услугам прибегают политики на выборах с целью заручиться голосами контролируемых им людей. В индейских же общинах, что необходимо подчеркнуть, сущностью касикизма является внеэкономическая эксплуатация по видам традиционных институтов взаимопомощи, причем действенность ее обеспечивается нередко поддержкой насилия, осуществляемого касиком и его вооруженными наемниками. Раньше касики постепенно становились землевладельцами- латифундистами. Еще несколько десятилетий назад в штатах Мичоакан, Герреро, Оахака и др. касики захватывали общинные земли, заставляя индейцев-общинников обрабатывать их под видом традиционных работ, а иногда используя как батраков за плату натурой 6. Однако чаще касики ограничиваются присвоением части производимой общинниками продукции, посредничеством при найме общинников на сезонные работы вне общины, при котором им достается основная часть заработка рабочих.
Касиками в индейских общинах традиционно становились прежде всего старейшины, а нередко и вожди народных выступлений и «антибелых» движений. Явление касикизма известно еще со времен конкисты, когда индейские вожди намеренно «подкупались» испанцами путем уравнения в правах с белыми и другими привилегиями. Живучесть его объясняется функциональной необходимостью в конкретных лицах — посредниках между общиной и обществом. Во всех случаях оно порождается не экономическими и социальными институтами общины, а влиянием экономических и политических институтов мексиканского общества. Иными словами, касик — продукт влияния общества на общину. Несмотря на сохранение внеэкономических форм, в настоящее время гораздо большую роль играет экономическая эксплуатация, заставляющая общинников включаться в современные производственные отношения. В ряде случаев община может являться коллективным объектом такой эксплуатации со стороны отдельных предпринимателей, частных и государственных компаний. Эта эксплуатация чаще всего заключается в выдаче займов под сельскохозяйственную продукцию, преимущественно экспортные культуры. Например, большинство общин майя Юкатана выращивает хенекен для того, чтобы выплачивать займы, предоставленные им Банком эхидального кредита. Яки, майо и пима в Соноре и Синалоа выращивают на продажу хлопок и пшеницу, кора и уичоли в Наярите — табак, тараски в Мичоакане — хлопок и арбузы. Следует отметить, что некоторые общины, не связанные отношениями кредита с государственными или частными компаниями, также выращивают товарные, в том числе экспортные, культуры — кофе, сахарный тростник, хлопок, табак.
Отдельные общины усиливают ремесленную деятельность, специализируясь на изготовлении предметов традиционного народного искусства, пользующихся спросом у туристов (особенно известна керамика тарасков), на подделке «индейских древностей» (в широко посещаемых туристами районах археологических комплексов в штатах центральной Месы, Оахаке и на Юкатане).
При включении общин в товарное производство сельскохозяйственных культур и изделий народных промыслов они приобретают черты производственных кооперативов, но, как и прежде, основу жизнеобеспечения продолжают составлять традиционные культуры.
Общины выступают экспортерами не только сельскохозяйственной продукции и изделий ремесла, но и рабочей силы. Классический пример — отходничество, преимущественно на сезонные работы на плантации, на строительство дорог и других объектов инфраструктуры, поденная или сезонная работа безземельных и малоземельных общинников на земельных собственников неин- деицев. Отходничество практикуется почти на всей территории страны. Здесь индеец, как правило, остается членом общины и сочетает работу по найму с обработкой собственного участка (если таковой имеется). Малоземельные и безземельные общинники — специфическая группа индейского населения, не отграниченная резко от других членов общины. При сохранении высокого уровня рождаемости и уменьшении смертности число индейцев стремительно растет, а размеры находящейся в их собственности обрабатываемой земли почти не увеличиваются, равно как не наблюдается принципиальных изменений в агротехнике. Кроме того, продолжается экспроприация земельной собственности общинников, как скрытая — касиками, так и открытая — частными и государственными компаниями, прежде всего горнодобывающими. В результате, как отмечала мексиканский социолог Л. Ариспе, невозможность прокормиться на клочках земли вынуждает крестьян использовать оборот своего единственного «капитала» — детей, отправляемых на заработки 7. Все большее число общинников превращается в полупролетариев, основной сферой деятельности которых становится поденная работа.
К сельскохозяйственной поденщине тесно примыкают различные виды временных работ при строительстве объектов инфраструктуры — дорог, аэродромов и т. п. — в районах проживания индейских народов.
В ряде случаев отходничество вынуждает индейца на значительное время покидать общину. Прежде всего это отходничество на сезонные работы в районы интенсивного плантационного хозяйства. В Чиапасе, в районе Соконосуко, на плантациях кофе, которыми владеют поселенцы немецкого происхождения, ежегодно работают около 25 тыс. цоцилей, цельталей и маме. В северной горной части Пуэблы, в муниципии Циуатеутла, находится около 30 крупных хозяйств по выращиванию кофе. Для сбора урожая сюда ежегодно привлекаются около 20 тыс. сезонных рабочих, большинство из которых науа, тотонаки и отоми 8. Значительные группы чонталей участвуют в уборке урожая кофе на плантациях в штате Табаско.
Традиционным остается использование рабочей силы отходников-индейцев на сахарных заводах — старейших капиталистических предприятиях страны. В «тростниковых» зонах на побережье Мексиканского залива (штаты Тамаулипас, Веракрус, Табаско, Кампече), а также в штатах Морелос, Пуэбла и др. из года в год приходят на сафру сезонники науа, миштеки, масатеки, тараски, тотонаки и др. Такие сезонные миграции давно приобрели устойчивый характер, в них постоянно участвуют члены конкретных общин. При выполнении подобного рода сезонных работ индейцы часть года проводят вне общин, их участки обрабатываются родственниками, преимущественно женщинами. Наконец, малоземельные и безземельные индейцы могут вообще покидать общины, но устремляются они при этом не столько в небольшие города в «индейских» муниципиях, где отсутствует массовый спрос на их рабочие руки, сколько в крупные промышленные и торговые центры, в северные штаты, где развитие товарного земледелия на орошаемых землях и скотоводства нуждается в рабочей силе. При этом, равно как и при сезонных миграциях, традиционные общинные связи играют существенную роль. В городах и сельских районах складываются соответствующие землячества. Например, в г. Мехико сложились землячества выходцев из общин науа, тарасков, миштеков, сапотеков, масауа, отоми и др. Представители землячеств делят «сферы влияния»: тараски, выходцы из общин Мичоакана, монополизировали профессии дворников, портье9, науа — зеленные и овощные рынки и т. д. Именно посредством землячеств, поддерживающих связь с «общинами исхода», индейцы в индивидуальном порядке включаются в структуры современного мексиканского общества.
Например, по данным мексиканского исследователя М. Фернандеса Вальдеса, многие члены семей из общин масауа, соседних с агломерацией Мехико, временно или постоянно работают в городе (всего около 25 тыс. человек) 10.
В социальном плане индейцы в городах, как правило, становятся неквалифицированными рабочими, многие из которых живут лишь на случайные заработки, напоминая по положению городских люмпен-пролетариев, реже — квалифицированными рабочими или низшими служащими. Возникла также прослойка мелкой буржуазии индейского происхождения. В районах интенсивного сельскохозяйственного освоения, а также в растущих индустриальных и горнодобывающих центрах к настоящему времени сложились и значительные группы квалифицированного пролетариата, связанного с соответствующими землячествами и «общинами исхода». Важнейшей чертой, определяющей место, занимаемое бывшим общинником вне общины, является не только уровень полученного образования, но и крепость семейных и общинных связей. Именно наличие занявших прочное положение в городе или в осваиваемых районах родственников и земляков помогает социальной адаптации. Впрочем, подобная же ситуация характерна и для испаноязычных крестьян-мексиканцев, но в случае индейцев — бывших общинников — родственные и земляческие связи имеют ярко выраженную этническую окраску, способствуя сохранению языка, бытовой культуры и этнического самосознания. И во вновь осваиваемых районах, и в городских центрах мигранты из индейских общин оказываются в новой социальной и этнической среде, что, разумеется, вызывает их постепенную ассимиляцию окружающим испаноязычным населением. Конкретный ход ассимиляционных процессов весьма различается в разных землячествах и нуждается в специальном исследовании. Нам же важно подчеркнуть, что конкретным следствием ухода индейцев из общин является их инкорпорация в «общемексиканские» производственные и социальные отношения.
Подводя итог, можно заключить, что в ходе, с одной стороны, проникновения современных производственных отношений в «индейские» муниципии, а с другой стороны, аграрного перенаселения значительная часть индейцев-общинников меняет свой социальный статус. Большинство их становятся сельскохозяйственными полупролетариями, меньшинство — касиками и мелкими предпринимателями. Все большее число индейцев вообще покидает традиционные места проживания, переселяясь во вновь осваиваемые районы и города, где становятся преимущественно сельскохозяйственными и городскими пролетариями.
В отдельных случаях общины могут постепенно преобразовываться в производственные кооперативы, производящие товарную продукцию. Хотя такие общины и являются объектом эксплуатации со стороны государственных и частных банков и торговых компаний-посредников, нельзя не отметить, что это, пожалуй, оптимальный путь их включения в экономическую систему страны. Важно подчеркнуть, что собственно индейцы в социальном плане — это только крестьяне-общинники, члены иных социальных классов и групп — часть социальной структуры мексиканской нации. Выйдя из общины, индеец неизбежно становится в положение мексиканца, от которого его отличают язык и самосознание, в меньшей степени — особенности культуры. Разумеется, ход и темпы ассимиляции определяются конкретными социальными особенностями и варьируют на общинном, региональном и этническом уровнях. В отдаленных районах юго-запада даже касики сохраняют многие особенности традиционной культуры и слабо владеют испанским, однако еще по данным переписи 1970 г. выявилось, что «в индейских общинах, характеризующихся наличием элементов доколониальной и колониальной культуры, включая язык, существуют группы лиц, которые, продолжая оставаться членами своей общины, говорят не на индейском языке, но только на испанском»11.
В городских центрах и во вновь осваиваемых районах многое зависит от интенсивности земляческих связей — иногда язык и традиционное этническое самосознание сохраняются даже у третьего поколения потомков бывших общинников.
Завершая рассмотрение социальных групп и классов мексиканской нации, пополняемой выходцами из индейских общин, необходимо отдельно остановиться на такой своеобразной группе, не имеющей аналогов в большинстве других стран с индейским населением, как подготовленные (и подготавливаемые) из числа индейцев-общинников двуязычные специалисты в области просвещения, медицины, агротехники. Подготовка таких специалистов, начатая впервые в истории Нового Света в специальных научных центрах в период правления «великого индехенистского президента Мексики» Ласаро Карденаса, была функционально обусловлена необходимостью властей поставить под контроль «сверху» (и при этом обеспечить минимальные издержки для индейцев-общинников) спонтанно идущий процесс включения их в социально-экономическую систему мексиканского общества, сопровождающийся в этнокультурном плане аккультурацией, а в экономическом — ростом обезземеливания, обнищания и эксплуатации индейцев, что закономерно вызывало их ответную реакцию (аграрные беспорядки, мессианистские эсхатологические движения и т. д. вплоть до «антибелого» сепаратизма).
Двуязычные специалисты из числа общинников для работы в общинах по своей изначальной функции — быть посредниками между общиной и испаноязычным обществом — оказались фактически конкурентами касиков. Отсюда их постоянные столкновения с касиками, часто заканчивающиеся или убийством первых, или арестом последних. В социальном плане специалисты — переходная группа. Часть их (по мнению социолога Р. Посаса, большая) остается в городах уже во время подготовки, превращаясь в основном в пролетариев и люмпен-пролетариев. Те же, кто отправляется работать в «общины исхода», вынуждены в силу объективных обстоятельств развивать традиционную культуру своих народов в рамках общин в весьма ограниченных пределах. Именно двуязычные учителя и другие специалисты, искусственно поставленные в положение неких посредников не только между двумя экономиками и социумами, но и между двумя культурами, подчинению одной из которых, родной для них, другой и должна была содействовать их работа, выступили за расширение прав индейских языков, создали свои организации на региональном и общегосударственном уровнях, возглавили организации ряда общин и землячеств. Двуязычные специалисты-индейцы являются основной силой как региональных, так и общегосударственных движений, выступающих за сохранение и развитие индейских языков и культур.
Таким образом, рассмотрев в общих чертах соотношение и взаимодействие мексиканского общества и индейских общин, определив основные направления инкорпорации бывших общинников в структуру мексиканской нации, представляется возможным сделать следующий вывод: на современном этапе, как и в прошлом, индейские общины составляют своего рода «субстрат» мексиканской нации, за счет которого она постоянно пополняется, несмотря на то что механизм этого пополнения специфичен. Хотя на пути к превращению в мексиканцев существуют определенные препятствия, имеют они не расовый, а социальный и, главное, этнокультурный характер. Эти препятствия и обуславливают осознание индейцами своей общности перед лицом современного индустриального общества, определяют специфику задач их борьбы в контексте социально-политической жизни страны.
1 Bartra В. Kstructura agraria у clases sociales en Mexico. Mexico, 1980; Ensayos sobre las clases sociales en Mexico. Mexico, 1976; etc.
2 Нестковская Е. С. Эволюция классовой структуры Мексики в период стабиль-нот развития (40-е -60-е годы XX в.). М., 1973. С. 87 — 90; Бороздина Р. И. Аграрная реформа в Мексику. М., 1976. С. 73 — 74; Мексика: тенденции экономического и социально-политического развития. М., 1983. Гл. VI.
3 Aguirre Bellran G. Regiones de refngio: El desarollo de la eomunidad у el prorcso dominical en Mestizo America. Mexico, 1967. I*. XVI.
4 Ibid. P. 156.
5 Casiquismo у poder politico en Mexico rural. Mexico, 1975. P. 34 — 35.
6 Репа M. T. de la. El pueblo у su tierra: Mito у realidad do la reforms agraria en Mexico. Mexico, 1964. P. 372.
7 Lourdes A. La migracion por relevos у la re produce ion social del campesinado. Mexico, 1979. P. 38.
8 PozasR., PazasI. de. Los inclios en las clases sociales en Mexico. Mexico. 1982. P. 75.
9 Kemper R. Factores sociales en la migration: el caso de los Umt/iinUenos // Arner. Indigene. 1973. Vol. 33, N 4. P. 1095-1118; DinertnanI. Hiliial у rcalidad: autoimagen de las mujere.s taras cas sobre su pa pel economic») // Ibid. 1978. Vol. 38, N 3. P. 592-596.
10 Fernandez Valdez M. Los rnazaliuas: un grupo en rapido proceso de cainbio // Ibid. 1973. Vol. 33, N 4. P. 1191.
11 Benittiz /*'. Los iiidios de Mexico. Mexico, 19(54. 3 libro. 12 Oliuera M., Ortiz M. 1., Valverde C. La poblacitm у las lenguas indigenas de Mexico en 1970: mapas у cmidros. Mexico, 1982. P. 1.