Заключение

Оценка месоамериканской культуры, как и вообще древней культуры народов Латинской Америки, началась с эпохи конкисты, и споры, возникшие в то вре­мя, продолжаются и до сих пор. Здесь можно наметить две основные линии. Одни, следуя Бартоломе де Лас Касасу, Жан Жаку Руссо и другим, рассматривают мир древних индейцев как идиллический, почти идеаль­ный. Их противники, приводя факты ритуальных жерт­воприношений, каннибализма, рабовладения и многоженства, стремятся представить ужасы испанского завоевания как цивилизаторскую, «очистительную» миссию. Непредвзятый анализ фактов опровергает и ту, и другую точку зрения. Конкиста была столкно­вением двух миров: одного, вступившего в ранне­классовое общество, и другого, стоявшего у зари капи­тализма.

Для Месоамерики (как и для всех других ранне­классовых образований типа древнего Египта, Шумера и др.) человеческие жертвоприношения, например, счи­тались необходимым средством для поддержания жизни божеств, а следовательно, и сохранения существующей Вселенной. Многоженство было характерно только для знати и по распространенности уступало этому явлению у народов мусульманского Востока. Антропофагия была чисто культовым действом и являлась для обитателей Мексиканского плоскогорья таким же священнодейст­вием, как для испанцев или португальцев причащение (не следует забывать слова при этом обряде, произно­симые от имени Христа).

Нельзя упускать из вида, рассматривая месоамериканскую культуру, что древние индейцы прошли уско­ренный путь развития. Они попали на Американский континент сравнительно поздно и тем не менее за несколько тысяч лет достигли уровня первых цивилиза­ций Старого Света. В ряде случаев (строительная тех­ника, монументальная скульптура, мелкая пластика, литература) они создавали непреходящие культурные ценности. И не случайно, что на следующем витке куль­турного развития к этому наследию неоднократно обра­щались творцы нового. Не следует забывать и о том, что пищевые ресурсы Старого Света увеличились почти вдвое благодаря культурным растениям Аме­рики.

Представителям этих двух миров предстоял длитель­ный и мучительный путь исторического развития, пока индейцы и европейцы смогли понять характерные особен­ности встретившихся культур и на основе их создать принципиально новую — латиноамериканскую.

Очень важно, что корни индейских традиций не были при завоевании истреблены окончательно, ибо разрывы в развитии любой культуры всегда болезненны и часто гибельны. Отчасти мы обязаны этим таким людям, как Саахун, и другим преподавателям в Тлальтелолько. Но главная причина, думается, все же в высоком уровне развития месоамериканского общества. Наглядный пример противоположного — судьба индейцев островов Вест-Индии и других племенных образований на мате­рике.

Конкиста наряду с жестокостями, усилением эксплу­атации, насильственными переселениями принесла ин­дейскому миру и ряд положительных факторов. Среди них — железные орудия, животные и птицы Старого Света, наконец, триумфальное распространение лати­ницы.

Так происходило первое взаимопроникновение двух культур. Определенную роль в этом процессе играли и официальная политика королевских властей, стреми­вшаяся не разрушать старые общественные структуры, а использовать их, сделав своим орудием, и браки конкистадоров с индейскими «принцессами», просвети­тельская и защитная деятельность лучших представите­лей католического духовенства. Насколько быстро прои­сходили процессы культурного обмена, свидетельствует, например, рассказ о людях с огромными ушами-одея­лами (широко распространенный в Старом Свете), который появляется в «Истуар дю Мешик» в 1543 г., т. е. уже через два десятилетия после конкисты. Европа же получила какао, кукурузу, табак. Эти примеры легко умножить.

Отдельные ветви индейской культуры после завое­вания имели разные судьбы. Жреческая религия быстро канула в прошлое, народные верования продолжали существовать, постепенно вбирая в себя внешние обрядовые формы католицизма. Та же участь постигла и монументальную скульптуру, тесно связанную с язы­ческими культами; ее памятники беспощадно уничто­жались, а те, что избежали этого, закапывались в землю, чтобы не смущать сердец новообращенных (как напри­мер, знаменитая статуя Коатликуэ, матери Уицилопочтли). Именно поэтому лучшие произведения ваяния Месоамерики дошли до нас не от послеклассического периода, а от классического.

Кардинально изменились архитектурные формы. И церкви, и дворцы, и общественные здания строились по испанским образцам, хотя, конечно, учитывался и многовековой опыт индейских строителей в области сейсмологии.

Трагедия новой столицы Гватемалы, погибшей от землетрясения, не прошла даром для новых владык страны. Но, украшая резьбой порталы храмов хри­стианского бога, индейский мастер незаметно впле­тал в них свои привычные орнаменты и символы. Такая же тенденция заметна и в настенной живописи: в роспи­сях церквей в Уэшоциико (штат Пуэбла) и Ишмикильпане (штат Идальго), например, можно видеть традиционные индейские мотивы. Более того, в фресках последней явственно чувствуется, к большому удивле­нию, влияние майяской школы живописи позднеклассического периода.

Каким образом, какими путями это влияние добра­лось сюда через время и расстояние, остается пока загадкой.

Еще более устойчивыми оказались доиспанские традиции в мелкой пластике. Распятия часто оформля­лись в виде привычного для индейского мышления мирового древа.

Известны и изображения Христа в виде пленника, утыканного стрелами, т. е. посланца к солнечному владыке. В не связанных напрямую с культом произве­дениях мелкой пластики влияние старых традиций, естественно, было еще значительнее.

В течение XVII—XIX вв. эти влияния постепенно угасают, образованные слои берут за образец европей­ское искусство и моды; лишь в индейских общинах сохраняются и развиваются самобытные традиции, осо­бенно в ремеслах и прикладном искусстве. У майя пись­менные памятники XVI—XVII вв. становятся своего рода священными реликвиями; их хранят плотно заку­танными в ткани. Эти «священные узлы» выносятся только во время религиозных праздников; от европейцев их скрывают (ср. обнаружение Р. Кармаком подлин­ника «Родословной из Тотоникапана»). В отличие от майя прозаические произведения на науатль продол­жают создаваться, но уже в иных жанрах и с иными идеологическими задачами. Таким образом, древняя культура Месоамерики, казалось, отходит в невозврат­ное прошлое.

Но в конце XIX—начале XX в. в связи с появив­шимся в Европе интересом к «экзотическим куль­турам», с одной стороны, и возросшим национальным самосознанием, с другой — внимание к памятникам доиспанского прошлого и к древней истории постекам доиспанского прошлого и к древней истории посте­пенно возрастает. Появляется ряд художественных про­изведений на темы, связанные с доколумбовым перио­дом. Сначала это памятники индейским вождям времен конкисты, выполненные в европейской манере (памят­ник Куаутемоку в г. Мехико, национальному герою Гватемалы Текум-Умаму) или в условной стилизации иод индейские традиции. Постепенно влияние последних в изобразительным искусстве становится все сильнее, происходит своеобразный синтез их и европейских те­чений (памятник основателям Теночтитлана или памят­ник Мануэлю Идальго, повторяющий традиции ольмекской скульптуры).

Особенно сильно эти тенденции сказались в настен­ной живописи (муралях) и литературе начиная с 20-х гг. текущего века. Мексиканские муралисты: Руфино Тамайо, Диего Ривера, Давид Альфаро Сикейрос и др. обращаются к решающим событиям в исто­рии родной страны, передавая их в совершенно но­вой, могучей и своеобразной манере. Подобное же на­правление наблюдается и в скульптуре Мексики, Гватемалы, Гондураса. В 40—50-е гг. в Гватемале успешно работает группа художников-графиков «Сакерти».

Примечательно, что само название объединения — «Рассвет» взято из языка какчикель. Один из его участников Карлос Мендоса работает над серией ри­сунков в индейской манере к эпосу «Пополь-Вух».

Гватемальский писатель, лауреат Нобелевской и Ленинской премий, Мигель Анхель Астуриас начи­нает свою литературную деятельность с перевода на ис­панский «Пополь-Вух» и «Летописи какчикелей» (с помощью своего учителя, французского америка­ниста Жоржа Рейно). В дальнейшем он пишет ряд стихотворений на тему древней истории, в частности, великолепное «Лики Копана». В своих прозаических произведениях («Легенды Гватемалы», «Сеньор пре­зидент», «Зеленый папа» и др.), написанных, как он сам определяет, в «стиле магического реализма», Ас­туриас вводит персонажи месоамериканской мифоло­гии, создает свою концепцию мифологического времени, широко использованную затем колумбийцем Гарсиа Маркесом.

Из современных мексиканских поэтов и писателей, обращающихся к доиспанскому прошлому и исполь­зующих культурные традиции Месоамерики, следует выделить К. Пельисера и К. Фуэнтеса. Последний дал объемную формулировку этого явления: «Оконча­тельно умирает лишь то, что мы преступно обрекаем на смерть нашим забвением: забвение — единственная смерть, присутствие прошлого в настоящем — един­ственная жизнь». Фуэнтес смело использует ацтекскую мифологию как своеобразный ключ, помогающий от­крыть духовный мир современных мексиканцев, понять глубинный смысл происходящих с ними сейчас собы­тий. Широко использует он и мифологическое время в своих романах «Смерть Артемио Круса», «Сожжен­ная вода», драме о подруге Кортеса индианке Марине и других произведениях.

Многообразные традиции культуры Месоамерики продолжают жить и развиваться в культуре народов современной Латинской Америки. В городе Мехико создана «Площадь трех культур». На ней на разных уровнях расположены раскопанная ацтекская пира­мида, церковь колониального периода и современное высотное здание. В памятной бронзовой плакетке, помещенной на площади, хорошо выражена мысль о не­разрывной связи культур, прошлого и настоящего, о памяти горестных событий конкисты. На ней напи­сано:

13 августа 1521 года Тлальтелолько, героически защищаемый Куаутемоком, попал под власть Эрнана Кортеса. Это была не победа и не поражение, а мучительное рождение метисного народа, того, что теперь является Мексикой.

В этой памяти о прошлом — один из залогов буду­щего народов Латинской Америки.