Китонская кампания
Глава 8
Франсиско Писарро и его союзник Инка Манко контролировали центральную часть империи инков, район, приблизительно соответствующий территории современного Перу. Южная часть империи, современные Чили и Боливия, еще не была оккупирована испанцами. Но ее население лояльно относилось к Манко, а особенно к его брату Паулью, чье влияние было очень велико в этой части империи, носящей название «колья-суйю», или «кольяо». Единственным регионом, который все еще находился в состоянии боевой готовности, была провинция Кито, где сейчас располагается современный Эквадор и Южная Колумбия. Кискис вел своих людей сюда, а около 5 тысяч воинов, бывших в подчинении Атауальпы в Кахамарке, уже вернулись в Кито, после того как Писарро отправил их всех по домам на следующее утро после пленения Великого Инки. Эта армия вернулась к полководцу Руминьяви, который утвердился в качестве военного правителя этой провинции.
Незадолго до своей смерти Атауальпа послал в Кито своего брата Киллискачу, чтобы он привез его малолетних сыновей, но Руминьяви отказался отпустить мальчиков. После того как Атауальпа был казнен и похоронен по христианскому обычаю, армия индейцев спустилась с гор в Кахамарку, чтобы уничтожить город. Это было душераздирающее проявление бесполезной мести. Индейцы извлекли тело похороненного Инки и перевезли его в Кито для перезахоронения. Возможно, это была армия Руминьяви, пытавшаяся прийти на помощь Атауальпе, или это мог быть местный отряд под командованием Сопе-Сопауа, еще одного военачальника северной армии. Когда похоронный кортеж достиг места назначения, Руминьяви устроил грандиозную церемонию, сопровождавшуюся попойкой — до сих пор в Андах это является неотъемлемой чертой любых поминок, — на которой он до бесчувствия напоил Киллискачу и сопровождавших его инков и убил их. Вероятно, Киллискачу прочили на пост Великого Инки или регента при сыновьях Атауальпы. Повластвовав в течение девяти месяцев, Руминьяви отказался подчиниться более высокой власти. Или, возможно, он убил Киллискачу с досады на то, что он и Атауальпа потерпели поражение, и за их сотрудничество с испанскими захватчиками. Такой человек не годился для того, чтобы возглавить сопротивление. Чтобы выставить напоказ свое пренебрежение к посланникам Атауальпы, Руминьяви осквернил тело Киллискачи. «Он вынул из тела все кости, оставив кожу нетронутой, и сделал из нее барабан. Плечи образовали одну поверхность барабана, а живот — другую; его голова, ступни и кисти рук были забальзамированы, и он весь был сохранен в целости, как казненный преступник, которому придали форму литавры». Таким образом, Руминьяви остался независимым военным правителем в северной части империи инков.
Испанцы не замедлили обратить свое внимание на этот северный регион. Ходили соблазнительные слухи о том, что Атауальпа отправлял эскорты с сокровищами в эту провинцию и что ее города Томебамба и Кито соперничали в богатстве с самим Куско. Мартин де Паредес написал в феврале 1534 года, что «по слухам, богатства этого Кито очень велики». Также была некоторая неясность относительно того, находится ли этот регион в пределах владений, дарованных Писарро королевской концессией от 26 июля 1529 года. В этом документе говорилось о территориях, находящихся за пределами, точнее к югу от «Сантьяго», очевидно, имелся в виду Тумбес или Пуна, единственные населенные пункты в Перу, известные в то время; но Кито располагался на севере.
Один из крупнейших конкистадоров Мексики и Центральной Америки губернатор Педро де Альварадо решил навербовать добровольцев для большой экспедиции на принадлежавшей ему территории Гватемалы и вторгнуться в эту северную провинцию Перу. Он захватил несколько кораблей на Тихоокеанском побережье Никарагуа и отплыл на них 23 января 1534 года, в то время как Манко, Альмагро и Сото выходили походным маршем из Куско. Вероятно, он высадился на побережье Эквадора, чтобы остаться значительно севернее Тумбеса, или он, возможно, просто допустил ту же самую ошибку, из-за которой Писарро и Альмагро задержались на столько месяцев. Холодное течение Гумбольдта, превратившее перуанское побережье в безводную пустыню, не доходит до Эквадора, где на побережье растут тропические леса и лежат мангровые болота. Сам Альварадо написал из Портовьехо, расположенного на побережье Эквадора, 10 марта 1534 года: «Я покинул Ла-Посесьон 23 января на 12 кораблях с 500 испанских солдат, из них 119 конные, 100 человек — арбалетчики, а остальные — пехотинцы; среди них много идальго и людей высоких качеств, и все они знают, что такое боевые действия в этих краях, и совершали экспедиции в глубину материка». Это письмо было адресовано Франсиско Баррионуэво, который уже написал императору, что «Альварадо забирает 4 тысячи гватемальских индейцев. Хотя их здесь так много я полагаю, что они вскоре умрут, потому что они из жарких краев, а едут в страну с холодным климатом, а также потому, что в Перу плохо обстоят дела с запасами продовольствия. Говорят, Гватемала и Никарагуа совсем обезлюдели». Позволив своим бывалым воякам предаться излишним жестокостям в отношении прибрежных племен, Альварадо затем бросился в глубь страны. Он пробивался сквозь густые леса к Андам, ведя за собой сотни скованных цепями индейцев, которые были у него носильщиками.
Когда Писарро в августе вышел из Кахамарки, то отправил своего военачальника Себастьяна де Беналькасара с 9 всадниками сопровождать часть сокровищ в порт Сан-Мигель-де-Пьюра. К этому времени горящие нетерпением испанцы уже плыли на охоту за перуанскими сокровищами, надеясь быстрее найти к ним дорогу, и вскоре Беналькасар обнаружил, что количество испанцев в Сан-Мигеле перевалило за две сотни человек, большинство из которых требовали, чтобы их вели в глубь страны на завоевание Кито. Беналькасар не хотел ничего предпринимать без приказа Писарро или до получения каких-либо вестей о судьбе похода своих соотечественников на Куско. Но лоцман Хуан Фернандес приплыл в Сан-Мигель после высадки мощной армии Альварадо и привез будоражащие новости о его конкурирующем завоевательном походе. Беналькасар больше не колебался. Он немедленно выступил в Кито, взяв с собой около 200 человек и 62 лошади.
Теперь на Кито были нацелены два несанкционированных завоевательных похода. Новость об угрозе со стороны Альварадо повез на юг только что прибывший Габриэль де Рохас. Он отважно поехал в глубь незнакомой страны, вовремя достиг Хаухи, чтобы помочь Рикельме защитить ее от армии Кискиса, и поспешил дальше, чтобы передать тревожную весть Альмагро в Вилькасуамане и Писарро в Куско. Альмагро немедленно ринулся на север с горсткой людей, чтобы попытаться урегулировать ситуацию. 7 апреля он достиг Саньи на северном побережье и узнал еще одну волнующую новость, касающуюся экспедиции Беналькасара. Он повернул в глубь страны, разгоряченный погоней, но из-за противодействия местного населения, которое встретил по дороге в Кито, вынужден был вернуться.
Себастьян де Беналькасар вышел из Сан-Мигеля, вероятно, в середине февраля и к этому времени уже хорошо продвинулся вперед. Вначале на его пути не встречались серьезные топографические преграды. Покинув Сан-Мигель, он пересек унылую прибрежную равнину на севере Перу. В действительности это бесплодная, призрачная пустыня, по которой разбросаны чахлые, искривленные деревца. Тусклая дымка висит над этой скудной бурой землей, главные обитатели которой в настоящее время только стада худосочных коз. Оставив позади эту пустошь, армия Беналькасара вступила в горы и достигла главной королевской дороги севернее Кахамарки и Кахаса.
Китонская кампания была, так сказать, звездным часом армии инков. Теперь, наконец, все встало, на свои места. Хотя во главе воинов Руминьяви и не стоял Великий Инка, вдохновляющий их на победы, они собирались воевать, чтобы отомстить за убийство Атауальпы. У испанцев больше не было заложника, из-за которого индейцы могли бы испытывать какие-то колебания, — и Атауальпа, и Чалкучима были мертвы. Ослепляющая ненависть гражданской войны больше не играла на руку испанцам: солдаты Руминьяви уже не были оккупационной армией, удерживающей только что завоеванную территорию. Деление страны на провинции все еще помогало захватчикам, так как некоторые племена в провинции Кито только недавно были присоединены к империи инков, и они полагали, что появление испанцев было их шансом вернуть себе свою автономию. Но в основном индейцы воевали, защищая свою родину. Теперь у них уже не было никаких иллюзий относительно божественного происхождения или мирных намерений христиан: они увидели в них безжалостных захватчиков, какими они и были на самом деле. В результате чего китонская армия поднялась на решительное и героическое сопротивление.
Описание китонской кампании страдает от недостатка хронологических записей. Нет ни одного отчета о ней, полученного из первых рук от кого-либо из членов экспедиции Беналькасара, не было ничего похожего ни на великолепные подробные записи, сделанные такими образованными людьми, как Серее, Эстете или Санчо, ни на воинские воспоминания Мены, Руиса де Арсе, Эрнандо или Педро Писарро, Трухильо или Катаньо. Все, что у нас есть, — это хроники, написанные много времени спустя после этих событий людьми, которые не принимали участия в экспедиции. Только три человека оставили нам хоть какие-то подробности событий этой войны. Из них лучшие записи принадлежали перу Гонсало Фернандеса де Овьедо, выдающемуся историку и географу, который в течение десятилетий после завершения конкисты делал превосходные записи по общей истории. Он занимал важный пост в Вест-Индии и расспрашивал путешественников, возвращавшихся в Испанию, так что большая часть его записей сделана со слов очевидцев. Другой хороший отчет был дан Антонио де Эррерой, официальным «главным летописцем Индий» XVII века, который почти наверняка скопировал свое очень подробное описание кампании с пропавших записок Педро Сьесы де Леона. Третье детальное описание всех событий этого периода представляло собой героико-эпическую поэму Хуана де Кастельяноса, написанную в конце XVI века. Помимо этих трех, имеются только короткие отчеты, составленные Сарате и Лопесом де Гомарой в пятидесятых годах XVI века, и один рассказ, автором которого является красноречивый, но зачастую дающий волю воображению Гарсиласо де ла Вега, написавший его в начале следующего века. При таком недостатке документальных сведений китонской войне уделили мало внимания, и о доблестных усилиях индейских войск известно не так много, как они того заслуживают.
Руминьяви и Сопе-Сопауа сделали свой первый оборонительный ход, когда испанцы находились на территории племени пальта вокруг Сарагуро, в Южном Эквадоре. Они послали войско инков, во главе которого стоял командующий Чьякишта, против испанцев, которые в этот момент квартировали местечке Соро-Пальта. Возможно, это была крепость Пакисапа, которую Сьеса де Леон называл Лас-Пьедрас, потому что здесь можно увидеть стены прекрасной каменной кладки инков из тесаных блоков. Нападение было неудачным: Чьякитинта наткнулся на самого Беналькасара, выехавшего на разведку главе 30 всадников; индейцы запаниковали и бросились бежать, только завидев вселяющих страх животных. В результате последовавшей погони испанцы захватили в плен одну из жен умершего Инки Уайна-Капака.
Беналькасар продолжил свой поход, двигаясь теперь уже по территории племени каньяри. Он дал своим людям недельный отдых в Томебамбе (современный город Куэнка). Отец Уайна-Капака, великий завоеватель Тупак Юпанки, начал строить в Томебамбе великолепный город, второй Куско. Сьеса де Леон побывал здесь в 1547 году, и увиденное произвело на него большое впечатление: «Эти знаменитые здания Томебамбы выли одними из самых прекрасных и богатых построек во всем Перу... Храм Солнца был сделан из камней, сложенных чрезвычайно искусно; некоторые из них были большие, черные и грубые, а другие были похожи на яшму... Фасады многих зданий очень красивы и декоративны, некоторые даже украшены драгоценными камнями и изумрудами. С внутренней стороны стены храма Солнца и дворцов правителя Инки были покрыты тончайшими листами золота и имели множество статуй из этого металла... Что бы ни говорили индейцы об этих дворцах, они были далеки от реальности, судя по тому, что от них осталось. В настоящее время все они разрушены и пребывают в руинах, но все равно видно, как грандиозны они были». Этот город, который был в руинах в середине XVI века, в настоящее время исчез, за исключением одного здания, известного как Инка Каменная стена.
Большой интерес для испанцев из отряда Беналькасара тредставлял союз, предложенный им в Томебамбе. Индейцы из местного племени каньяри находились под властью инков уже более пятидесяти лет, но так и не смирились с этим. В начале своего захватнического похода инки проявили большую жестокость. В какой-то момент индейцы-каньяри отбросили армию Тупака Юпанки назад к Сарагуро, но когда, наконец, инки их победили, говорят, они убили тысячи индейцев не только из этого племени, но и из других эквадорских племен и бросили их тела в Ягуар-Коча, Кровавое озеро.
Незадолго до китонской войны индейцы-каньяри встали на сторону Уаскара в его борьбе против Атауальпы и его профессиональной армии. Когда Атауальпа наголову разбил южан в первом же бою гражданской войны у Амбато, он жестоко отомстил этому племени, приказав своим военачальникам убить почти всех их мужчин и мальчиков, хотя они сами пришли сдаваться и просить о пощаде. Так что становится понятно, почему 3 тысячи индейцев-каньяри добровольно присоединились к отряду испанцев. Во время всей Китонской кампании они воевали с кровожадной радостью. Изо всех местных племен, поднявшихся против инков, у племени каньяри было самое большое оправдание для этого.
Отправившись на север от Томебамбы, люди из отряда Себастьяна де Беналькасара поднялись на перевал высотой 14 тысяч футов, отделяющий реку Каньяр, которая относится к Тихоокеанскому бассейну, от Риобамбы, несущей свои воды к Амазонке. Здесь, на голой равнине, Руминьяви со своей армией приготовился дать решительное сражение. Он занял позицию недалеко от Теокахаса, ниже самого высокого участка перевала, но выше границы произрастания лесов, на холодном плоскогорье, где часто идет град. Это земля, на которой растет грубая скользкая трава «ичу»; это край каровых озер, мшистых болот и покрытых лишайниками валунов, мокрых от дождей и туманов.
Бой у Теокахаса начался со стычки между 10 испанскими всадниками, выехавшими вперед на разведку под командованием Руи Диаса, и всей массой армии инков во всем ее великолепии. Индейцы начали кричать и испускать пронзительные боевые кличи, что является их отличительной чертой при ведении боевых действий. Одному всаднику удалось ускакать назад и предупредить основные силы, в то время как его товарищи сдерживали окружившую их орду. Быстро и бесшумно подъехали еще 40 испанских кавалеристов, и только тогда бросились в атаку с боевым кличем «Сантьяго!». И хотя европейцы, вероятно, страдали от нехватки кислорода на такой высоте, поле боя было для них удачно выбрано, так как был простор для маневров кавалерии на этой высокогорной саванне. Результат был ужасен. Разящие направо и налево кавалеристы прорубали себе дороги в рядах индейцев. «Скорость, с которой испанцы прибыли на помощь, оказалась самой важной... они нападали яростно, топча индейцев своими лошадьми и проливая реки крови своими пиками... Со своей стороны они продемонстрировали ярость и ужасающую храбрость. Индейцы снова стали нападать с криками, что наступил момент, когда они могут сохранить или потерять свою свободу. Испанцы говорили, что сама их жизнь была поставлена на карту. Упорство индейцев было исключительным. И хотя они видели, что поле боя все залито кровью и покрыто телами их мертвых и раненых соотечественников, и осознавали свою гибель, они тем не менее продолжали биться с поразительной энергией, не испытывая недостатка ни в силах физических, ни духовных».
Когда испанцы отступили после своей опустошительной атаки, к ним приблизилось войско из нескольких тысяч индейцев. Спасавшиеся бегством воины были остановлены и собраны одним военачальником, являвшим собой великолепное зрелище. «У него была одна золотая эмблема на груди, а другую он носил на голове. В левой руке он держал четыре жезла, а в правой — свою боевую палицу; жезлы сверху донизу были перевиты полосами чеканного золота». Испанцы подумали, что он и его люди идут сдаваться после ужасной бойни, в которой пали их соотечественники. Но индейцы бесстрашно спустились на ровную местность и напали. Испанцы развернули своих тяжело дышащих лошадей для еще одной смертоносной атаки, в ходе которой они взяли в плен доблестного военачальника. Они стали отходить к своему лагерю, так как некоторые лошади были ранены. Но, к их смятению, их атаковала еще одна индейская армия численностью около 15 тысяч воинов. «Это были такие прекрасные воины, что испанцы оказались в очень Затруднительном положении. Они убили четырех христиан и только же лошадей. Однако измученным испанцам удалось отразить их нападение и отступить к своему лагерю на раненых лошадях». И даже после того, как испанцы вернулись в свой лагерь и слезли с коней, еще больше индейцев появилось на склонах гор и они стали спускаться, двигаясь к лагерю. К ним навстречу выехали несколько кавалеристов на лучших оставшихся лошадях и сумели продержаться до наступления темноты, когда лагеря двух армий оказались на расстоянии голоса друг от друга. Испанцы провели нелегкую ночь, зато их кони доспали и смогли на следующее утро помочь своим седокам отбросить индейцев с ровной местности под прикрытие гор.
Сражение у Теокахаса состоялось приблизительно 3 мая 1534 года. Это было крупнейшее сражение периода конкисты, в котором, по подсчетам Гонсало Фернандеса де Овьедо, участвовали 50 тысяч индейских воинов. Оно не было решающим, так как китонцы не остановили продвижение Беналькасара, а испанцы не уничтожили армию защитников Кито. Но оно продемонстрировало, что, какими бы ни были героизм или дисциплина армии инков, они не могут противостоять военному превосходству испанцев. И опять лошади, которые внушали индейцам такой страх, оказались непобедимыми. У Теокахаса люди Руминьяви убили четырех лошадей. Не имея возможности утащить туши целиком, они отрубили им головы и копыта и отправили показывать их как доказательства своей победы по всей округе.
Отчаявшись, индейцы придумали хитроумные ловушки, чтобы вывести из строя лошадей. У Теокахаса и в другие моменты китонской войны они прибегали к уловке, которой успешно пользовались английские пехотинцы два века тому назад у Креси. Индейцы заранее готовили ямы, полные острых кольев, и маскировали их ветками и землей. Они также пытались портить дороги, делая на них вмятины размером с копыто лошади. Но сколько бы ни искушал испанцев Руминьяви, оставляя своих воинов незащищенными на ровной местности позади ряда замаскированных ям-ловушек, те ни разу не попались на его удочку.
У Теокахаса их спас индеец из Кахамарки, который предложил провести их окольным путем, обойдя позицию инков с запада. Испанцы ухватились за эту возможность ускользнуть от огромной армии, окружившей их. Они скрылись под покровом темноты, и поэт Хуан де Кастельянос написал в своей эпической поэме, что «когда горизонт затуманился и свет померк, тысяча костров зажглась в лагере испанцев в знак того, что они готовят себе пищу». Сопротивление 500 воинов-инков, которые охраняли западный выход из долины, было подавлено в темноте, и испанцы покинули открытый всем ветрам суровый перевал, на котором состоялось кровопролитное сражение. Индейцы подумали, что они сбежали; но они спустились к Тихому океану, сделав длинный крюк, прежде чем опять начать подъем к королевской дороге у озера Кольта и Риобамбы. И опять был жестокий бой, и опять инки попытались выманить захватчиков к своему оборонительному рубежу, защищенному ямами-ловушками. Но один из евнухов Руминьяви рассказал о них испанцам, и они поехали в обход дороги по гребням холмов. Эррера приписал это второе счастливое избавление от опасности прямому вмешательству Девы Марии. И все же 5 испанцев были убиты в стычке у Риобамбы; там их и похоронили, пока остальные отдыхали в течение недели.
После сражения у Риобамбы испанцы почти постоянно вели бои, пока они не достигли Куско. Группы индейцев, выкрикивая боевые кличи, неоднократно нападали на них с флангов во время их похода. И опять были ямы с кольями и другие ловушки, и были еще бои, проведенные с таким же героизмом, как и сражение у Теокахаса. Переправу через реку Амбато защищали 5 тысяч индейцев; бой за нее длился полчаса. Состоялся еще один ожесточенный бой у Латакунги, а другой у Панкальо, когда инки обороняли от захватчиков ущелье.
Но испанцы неумолимо продвигались вперед. В конечном счете люди Беналькасара достигли места своего назначения, Кито, приблизительно 22 июня. Расстояние от Пьюры до Кито по прямой составляет около 400 миль, но путешествие включает в себя восхождения и спуски по горам и пересечение чередой идущих долин; приходится многократно пересекать границу водораздела между реками, впадающими в Тихий океан, и реками, несущими свои воды в Атлантический океан. У испанцев оно заняло четыре месяца. Добыча разочаровала победителей, так как Кито регулярно подвергался опустошениям и пожарам. Руминьяви каким-то образом удалось опередить конных испанцев, и он покинул город за пять дней до их появления. Он увез с собой сокровища города, 11 родственников Атауальпы и 4 тысячи женщин благородного происхождения и отступил в лесистую провинцию Юмбо. При отступлении он велел поджечь королевские дворцы и склады. Гомара пересказал историю его отступления с целью дискредитировать Руминьяви. По рассказу Гомары, Руминьяви сообщил живущим в уединении жрицам Солнца, что они должны покинуть Кито, чтобы избежать участи быть убитыми или обесчещенными жестокими захватчиками, которые вот-вот войдут в город. Одни жрицы сказали, что останутся и примут страдания, уготованные им судьбой, другие же бессмысленно улыбались, слушая то, что им говорят. Руминьяви неправильно истолковал их реакцию, обвинил их в том, что им нравится перспектива быть изнасилованными этими бородатыми сверхчеловеками, и приказал казнить 300 жриц.
Испанцы не были людьми, которые могут утратить инициативу. Они немедленно отправили Руи Диаса и 60 кавалеристов в погоню за армией инков. Но Руминьяви сумел скрыться от них и собрал силы для контрнаступления. Вместе с Тукоманго, вождем Латакунги, Кингалумбой, вождем индейцев-чильо, и Сопе-Сопауа, который был правителем региона к северу от Амбато, он собрал 15 тысяч воинов и двинулся на испанцев, оставшихся в Кито.
Это была ночная атака, такой вид боя инки вели крайне редко. Застать врасплох испанцев не удалось, потому что сотрудничавшие с испанцами индейцы из племени каньяри заранее узнали о готовящемся нападении. Беналькасар поставил дозорных вдоль рва с водой, который выкопали инки, чтобы защитить город. Он устроил так, что его пехота и кавалерия бесшумно, без барабанного боя или звуков труб, заняла свои позиции вокруг главной площади. И хотя воины Руминьяви видели, что их уже ждали, они все равно пошли в атаку, поджигая тростниковые крыши домов. Испанцы были вынуждены вступить в рукопашный пеший бой, чтобы защитить свои позиции, а в это время индейцы-каньяри пошли в контратаку при свете горящих домов. Это была ночь героического сражения, но рассвет восстановил привычный перевес сил. Яростная борьба в темноте сменилась конными налетами испанцев, которым никто не оказывал сопротивления, и кровавым преследованием. Руминьяви снова был вынужден спасаться бегством, бросив свой лагерь на разграбление испанской кавалерии. Испанцы были довольны, обнаружив в нем добычу в виде золотых и серебряных сосудов и множества красивых женщин. На следующий день семеро местных вождей пришли сдаваться завоевателям.
Беналькасар все еще неистово искал сокровища, которые, по слухам, находились в этой северной провинции. В июле он отправился на север от Кито, к Каямбе и Отавало. Сьеса де Леон записал некоторые впечатления местных жителей. «После первого страха, недоумения и удивления, которое они испытали, впервые услышав о лошадях и скорости, с которой они передвигаются — а индейцы ведь верили, что всадники и лошади составляли единое целое, — слухи об испанцах возбудили в этих людях огромный интерес». Но вскоре первое впечатление об испанцах было грубо разрушено. Когда Беналькасар достиг деревни под названием Кинче около Пуритако, он обнаружил, что все мужчины ушли воевать в рядах китонской армии. Чтобы пример этих людей пошел в назидание другим и чтобы дать выход своему разочарованию, оттого что было найдено так мало золота, он приказал зарубить всех женщин и детей, оставшихся в деревне. Это было сделано для того, чтобы вселить ужас и заставить индейцев вернуться по домам. «Слабое оправдание для такой жестокости, недостойной христианина» — таков был приговор Эрреры, официального хрониста завоевательного похода.
В Эквадоре на стороне испанцев появились еще две значительные фигуры. Одной из них был Диего де Альмагро, который в начале мая вышел со всеми имевшимися в его распоряжении людьми из Сан-Мигеля-де-Пьюра и последовал за Беналькасаром в Кито. Он упрекнул Беналькасара в том, что тот ушел из Сан-Мигеля, не имея на то приказа, но успокоился, видя, что тот все еще верен ему и Писарро и что он захватил Кито, выражая их интересы.
Другой заметной фигурой был Педро де Альварадо. Его великолепная армия без лишнего шума высадилась на побережье Эквадора и прошла вдоль него до современного Гуаякиля, заставляя индейцев местных племен служить им в качестве носильщиков. Но вместо того чтобы двигаться прямо в глубь страны, Альварадо, очевидно, отправился на север, в джунгли за пределами реки Дауле. Его люди прорубали себе дорогу к реке Макуль, измученные насекомыми и болезнями; им не хватало продовольствия; их оружие и доспехи ржавели на влажном жарком воздухе. Они достигли Томабелы, изголодавшиеся и ослабевшие; однажды им пришлось даже идти под дождем из вулканического пепла после извержения вулкана на горе Котопахи. Находясь в горах значительно выше их, люди Беналькасара видели это извержение, когда продвигались с боями по последнему отрезку пути в Кито. И снова Альварадо, очевидно, выбрал неправильный маршрут, чтобы проникнуть в Анды, и совершил восхождение на один из самых высоких перевалов между Чимборасо и Кариуайрасо. Ему пришлось бороться со снегопадами и трудностями, связанными с большой высотой над уровнем моря. Были ужасные сцены, когда мужчины, женщины и лошади отставали от походной колонны и замерзали насмерть холодной ночью в Андах. 85 испанцев погибли, и экспедиция потеряла большую часть своих лошадей. Но больше всего страданий и смертей выпало на долю несчастных индейцев из прибрежных районов, которые были выхвачены из своих тропических равнин и заброшены в этот ужасный, суровый мир гор. И вот все их муки кончились. Когда сильно поредевшие, но уцелевшие остатки армии Альварадо наконец ступили на высокогорную дорогу инков, их моральный дух был сломлен, так как они увидели следы подков лошадей, принадлежавших кавалеристам из отрядов Беналькасара и Альмагро. Они поняли, что другие испанцы достигли Кито раньше их.
Из-за неприязненных отношений между самозванцем Альварадо и лицами, занимавшими определенные должности, коими были Писарро и Альмагро, у нас есть записи о жестоком обращении с индейцами со стороны конкистадоров Альварадо. Альмагро провел судебное расследование, расспросив кое-кого из его людей, бывших в составе экспедиции, о жестокостях, свидетелями которых они были. Их ответы были посланы в Испанию, чтобы дискредитировать Альварадо в глазах короля Карла и уронить его во мнении двора. В прибрежных городках Сарапото, Манта и Портовьехо «индейцы приглашали испанцев в свои дома и выходили к ним с пищей и кукурузой для их коней... И несмотря на это, испанцы подвергли эти города разграблению, а свидетель [Эрнандо Варела] видел, как мужчин, женщин и детей заковывали в цепи и, связанных веревками и цепями, пригоняли в лагерь». Диего де Вара утверждал, что видел, как многие из этих захваченных силой работников умирали по дороге в Кито: «Некоторых убивали ударом меча, других закалывали, а третьи умирали под непосильным грузом, который они несли». Значительно большее число индейцев погибло на скованных снегами перевалах, как и предсказывал Баррионуэво: «Индейцы, которых взял с собой Альварадо, почти все умерли, хотя их было очень много». Педро де Альварадо был лично виновен в том, что повесил самого могущественного вождя на побережье, правителя Манты и Портовьехо, по необоснованному подозрению в том, что тот подстрекал индейцев к побегу. Педро Брабо вспоминал, что «когда его вели вешать, он громко кричал, зовя командующего [Альварадо]. Но я не знаю, почему они повесили его. Правда, был слух, что он подговаривал других местных индейцев к восстанию. Я слышал, как об этом говорили командующему Альварадо, но я не знаю, действительно ли этот вождь был виновен в этом, потому что с нами не было переводчика, через которого его можно было бы правильно понять...» По словам этого свидетеля, он также видел, как правителя города Чона затравили собаками, а другого индейца сожгли живьем; испанцы неоднократно сжигали и пытали индейцев, чтобы им показали дорогу. Такие жестокости были обычным делом, когда какой-нибудь отряд безжалостных искателей приключений вторгался в такую неизведанную страну. Но многие участники их походов были возмущены тем, что они видели, и такие случаи считались настолько позорными, что о них докладывали королю.
Индейцы не перестали оборонять провинцию Кито, несмотря на то что их ответное нападение на сам город потерпело неудачу. Хотя Альмагро и добрался до Кито, но три других испанца, которые попытались поехать следом, были убиты. Когда он вместе с отрядом Беналькасара вышел из Кито, чтобы отправиться на побережье, они столкнулись с продолжающимся противодействием индейцев. Произошли вооружение стычки в долине Чильо и на правом берегу реки Пинты, вгда испанцы добрались до Лирибамбы на реке Чамбо, они видели, что проход обороняют воины: они заняли позицию на чьнем берегу реки, вызывая испанцев на бой. Индейцы-каяри горели нетерпением показать, как они готовы расправиться со своими врагами-инками. Они бросились в воду, и около 80 из них утонули. Для более слабых лошадей испанцев течение также оказалось слишком сильным, и им пришлось вернуть назад. Но дюжина лошадей все-таки достигла противоположного берега и рассеяла оборонявшихся. «Они убили неисчислимое количество индейцев; а индейцы, которые служили христианам и были вместе с ними, устроили врагам страшную резню». Пленники, захваченные в этом бою, сообщили Альмагро о приближении соперников испанцев, армии Альварадо.
Хотя индейцы и продолжали вести боевые действия, им не хватало сплоченности, которая могла бы возникнуть вокруг лица королевской крови, и их борьба разбивалась на отдельные очаги сопротивления. Вождь Риобамбы встал во главе своих совеменников, пытавшихся оборонять переправу через реку у Урибамбы. Сопе-Сопауа отступил со своей армией к укреплению на холме неподалеку от Сикчоса. Руминьяви все еще сохранял командование над остатками регулярной армии инков в районе Кито, но был в поисках подходящего укрепления, чтобы продолжить оборону. В конечном счете он укрепился на практически недоступной горе рядом с Пильяро. А тем временем армия Кискиса, которая была изгнана в июне из района Бомбон—Уануко отрядом де Сото, двигалась на север через Кахамарку и далее к Кито.
Достигнув гор, Педро де Альварадо стал перемешаться на север по королевской дороге, уныло следуя отпечаткам копыт, которые оставили лошади испанцев, уже достигших Кито. Он узнал, что Сопе-Сопауа укрепился в Сикчосе на его левом фланге, и приготовился выступить против него с отрядом, в котором было много арбалетчиков и аркебузьеров. Теперь, когда его отряд потерял много лошадей, эти два вида оружия представляли основную силу. Выступление в поход было отложено после того, как его люди захватили 8 разведчиков, высланных вперед Альмагро. Теперь две испанские экспедиции противостояли друг другу. У Альварадо было больше людей, и, пережив суровые трудности во время похода в глубь страны, они отчаянно хотели заняться грабежами, чтобы вознаградить себя. С другой стороны, Альмагро представлял христиан, которые уже овладели Кито. Он укрепил свою позицию, официально основав испанский город под названием Сантьяго-де-Кито, находясь при этом в Риобамбе. Ситуация была скверная. Обе соперничающие стороны выставили вооруженную охрану у своих лагерей и приготовились к бою, в котором силы были бы в гораздо большей степени равны, нежели бой любого из отрядов испанцев с местным населением. Если бы он произошел, то уцелевшие испанцы оказались бы настолько ослаблены потерями, что, возможно, пали бы под натиском индейцев. Но кровопролития удалось избежать благодаря серии трудных переговоров. Альмагро согласился купить у Альварадо его корабли и снаряжение за 100 тысяч песо золота. Альварадо должен был возвратиться в Гватемалу, но его людям было разрешено остаться в Перу под командованием Писарро. Соглашение об этом было подписано 26 августа, и два дня спустя Альмагро и Альварадо выехали назад в Кито и основали испанский город Сан-Франсиско-де-Кито. Затем двое командующих отправились назад в Перу, где Альварадо должен был получить свои деньги, а Беналькасара оставили в новом городе с четырьмя или пятью сотнями человек из обеих армий.
А Кискис к этому времени уже входил на территорию Южного Эквадора. Он и его армия совершили небывалое отступление, покрыв расстояние более тысячи миль после того, как покинули кунти-суйю. Армия по-прежнему насчитывала от 12 тысяч до 20 тысяч воинов и огромное количество индейцев, просто примкнувших к армии, рекрутов-носильщиков и вьючных животных. По дороге армия угоняла стада лам, морских свинок и забирала продовольствие из деревень, находившихся на ее пути, сжигала и уничтожала все на той местности, через которую проходила. Это делалось отчасти для того, чтобы затруднить преследование со стороны Манко и Сото и чтобы уменьшить в глазах испанцев ценность покинутых земель. Это также был прощальный удар, нанесенный в ходе гражданской войны, жестокое наказание за сотрудничество со сторонниками Уаскара.
Первое донесение о приближении армии Кискиса пришло от индейцев-каньяри, чей вождь предупредил Альмагро и Альварадо, когда они проходили через Томебамбу на юг. Альмагро не поверил этой новости и продолжил поход. И только волею случая отряд Альварадо застиг врасплох авангард Кискиса под командованием Сотаурко, который занимал перевал в провинции Чапарра, расположенный на пути его следования. Самого Сотаурко испанцы взяли в плен и вынудили выдать место расположения остальной части китонской армии. Испанцы понимали, что, чувствуя себя в течение многих недель похода в полной безопасности, Кискис не ожидал встретить вдруг испанцев. Поэтому они стали действовать быстро. Альмагро и Альварадо предприняли ночной марш-бросок вместе со всей кавалерией, способной его выдержать. На какое-то время ночью им пришлось сделать остановку, «потому что, когда они спускались вниз по ущелью, их кони потеряли подковы, цепляясь за скалы, и им пришлось остановиться, чтобы подковать их при свете костров. Но они продолжили свой марш и двигались с большой скоростью и не останавливались до конца следующего дня, когда перед их глазами предстал лагерь Кискиса». Кискис не стал колебаться, когда внезапно появились ужасные испанцы. Он немедленно разделил свои силы и отправил воинов во главе с братом Атауальпы по имени Уайпалькон подниматься вверх по склону горы. А сам он повел женщин и обоз в противоположном направлении. Испанцы стали преследовать воинов, быстро окружая холм, который те заняли. Но люди Уайпалькона укрепились на своей позиции и наносили испанцам потери, бросая сверху вниз валуны и другие метательные снаряды, так что испанцы были в безвыходном положении до самой ночи. К этому времени Кискис уже скрылся, а люди Уайпалькона оставили свои позиции несколько позже и успешно присоединились к нему.
Испанцы «продолжили свой поход и встретились с арьергардом Кискиса. Индейцы укрепились у реки и не давали испанцам переправиться через нее в течение целого дня. Вместо этого они сами переправились через реку в обход позиции испанцев и заняли крутой откос. Испанцы понесли тяжелые потери, когда попытались выбить их оттуда. Теперь они и хотели бы отступить, но труднопроходимая местность не давала им сделать это. В результате многие были ранены, в частности Алонсо де Альварадо [из Бургоса], который получил колотое ранение бедра, и еще один рыцарь из Сан-Хуана». Три лошади были убиты и 20 ранены. На следующий день индейцы укрепились на другом холме с крутыми склонами, и Альмагро не стал завязывать бой. «Позже стало известно, что 3 тысячи индейцев, которые были на левом фланге армии Кискиса, отрезали от основных сил 14 испанцев и обезглавили их».
Таким образом, армия Кискиса хорошо проявила себя, несмотря на то что ее, находившуюся на марше, застали врасплох. Она нанесла испанцам значительный урон, избежала кровопролития кавалерийской, атаки и осталась невредимой, чтобы продолжить свое движение к Кито. Индейцы были вынуждены сжечь большое количество обмундирования и других припасов, которые они везли с собой, и позволили испанцам захватить огромное стадо из более чем 15 тысяч лам, а также свыше 4 тысяч взятых на военную службу носильщиков мужского и женского пола.
Кискис не знал, что провинция уже оккупирована чужеземцами. Это был ужасный удар по моральному духу его уставших солдат, когда они обнаружили, что испанцы уже давно хлынули на их родину и что у них нет возможности отдохнуть от безнадежно неравной борьбы. Они потерпели поражение в своей первой стычке с людьми Беналькасара. Их воля к борьбе уже полностью ослабла даже среди командиров инков. Они не были на родине вот уже два года, и они не могли думать ни о чем, кроме как разойтись по домам. «Военачальники сказали Кискису, чтобы он попросил у испанцев мира, так как они непобедимы». Кискис отказался, упрекнул их & трусости и приказал им следовать за собой в отдаленные районы, откуда они могли бы продолжать упорную и безнадежную оборону своей страны. Военачальники взбунтовались, сказав, что они лучше умрут в бою, чем от голода в необитаемой местности. «За это Кискис осыпал их бранью и поклялся наказать бунтовщиков. Тогда Уайпалькон ударил его в грудь пикой. Тут же подбежали с дубинками и боевыми топорами и другие и убили его. Так закончил свою жизнь, полную сражений, Кискис, столь прославленный главнокомандующий среди орехонов». Это был трагический конец для одного из лучших полководцев империи инков, человека, который страстно ненавидел конкисту, несущую в себе угрозу и унижения. Для дела национального освобождения было не менее трагичным то, что лучшие воины, набравшиеся опыта в борьбе с испанцами, подняли мятеж. Без поддержки и солдат позиция Кискиса была бы непригодна для обороны. Вероятно, они были правы в том, что прекратили вести бесполезные атаки с примитивным оружием в руках против закованных в латы всадников. И все же нельзя не симпатизировать упрямому полководцу, который отказался сложить оружие. Единственным утешением в его смерти может быть, по словам Педро Писарро, то, что «испанцы никогда не держали его в своих руках».
Кискису так и не удалось объединиться с силами Руминьяви или Сопе-Сопауа, и вскоре эти военачальники стали испытывать подобные же трудности. Испанцы преследовали Руминьяви до его укреплений под Пильяро. Произошло долгое, тяжелое сражение. Но защитники истощили свои запасы метательных снарядов и боеприпасов, и большинство из них под покровом ночи скрылись в направлении Кихоса. Оставшиеся, «не имея стрел, копий или боевых топоров», сдались в плен. Изгнанный со своих позиций, Руминьяви «попытался собрать силы, чтобы продолжить войну, но все уже были слишком измучены и хотели жить в мире. Наконец кто-то сказал Себастьяну де Беналькасару, где его можно найти. [Беналькасар] послал нескольких всадников, которые обнаружили его с 30 мужчинами и множеством женщин, находившихся в обозе с его имуществом. [Испанцы] внезапно напали на них, и все, кто мог, разбежались. Сам Руминьяви спрятался в жалкой, заброшенной хижине». Он попытался преодолеть заснеженную гору между Пансалео и Умбичо, надеясь присоединиться к Сопе-Сопауа, который расположился на одной из гор у Сикчоса. Его узнал разведчик и уведомил об этом Алонсо де Валье, а тот послал в погоню группу испанцев. Мигель де ла Чика ехал впереди, как он сам описывал, по дороге, которая вела к озеру. «Когда я подъехал к озеру, Руминьяви стоял у небольшого холма, опершись о дерево. Я узнал его по знакам отличия, которые были на нем. Я приблизился к нему и после продолжительной борьбы взял его в плен».
Теперь остался только Сопе-Сопауа, укрепившийся в скалах, вероятно, к северу от Мульямбато, с хорошей армией, состоявшей из местных воинов, и вождем индейцев-чильо Кин-галумбой. Испанцы вели атаки этого рубежа два дня. Наконец они сумели его преодолеть с помощью штурмовых лестниц«ночью, ориентируясь по звездам, так как... ничего не могли поделать днем из-за множества индейцев, находившихся в скалах». С захватом этой высоты сопротивление армии инков в провинции Кито закончилось.
Хотя они сдались добровольно, китонские военачальники жестоко пострадали от рук испанцев. По воспоминаниям Маркоса де Ниса, священника в армии Альварадо, Беналькасар «призвал к себе Луйеса, тогдашнего повелителя Кито, поджигал ему ступни ног и учинял ему другие пытки, чтобы заставить его выдать местонахождение зарытых сокровищ Атауальпы, о которых тот ничего не знал. Он сжег вождя Чамбо, другого важного правителя, который был невиновен. Он также сжег Сопе-Сопауа, который был владыкой провинции Кито... потому что тот не дал столько золота, сколько требовал Беналькасар, и ничего не знал о зарытых сокровищах». По словам Эрреры, плененные вожди стоически перенесли все пытки. «Они сохраняли большую силу духа и оставили его ни с чем, с одной только его жадностью. По его приказу они были бесчеловечно убиты, потому что он не мог избавиться от сложившегося у него с самого начала впечатления», что сокровища есть и их нужно найти. После не давших никакого результата пыток Руминьяви вывели на казнь на городскую площадь Кито. Он был последним из крупных военачальников Атауальпы, который возглавлял самое решительное сопротивление испанским захватчикам.
В начале декабря Беналькасар вернулся в Кито и поделил город между своими соратниками. В феврале 1535 года он послал Диего де Тапия на реку Ангасмайо, чтобы усмирить индейцев из племени кильясинга. В июне он сам отправился на побережье, чтобы основать там город Гуаякиль и занять, почти без кровопролития, провинцию Уанкавилька. Несколько позже он последовал за своими лейтенантами Педро де Аньяско и Хуаном де Ампудия к Пасто и Попаяну и еще дальше на север, за пределы империи инков. Им пришлось вести тяжелые бои с племенами Южной Колумбии. Но здесь испанцы превзошли инков и продвинулись за пределы самой дальней границы земель, завоеванных Уайна-Капаком.