КОНЕЦ ПУТИ ДЛЯ ШАЙЕНОВ
Шайенское селение насчитывало более 200 палаток, в каждой было до восьми мужчин, женщин и детей. Селение стояло в ивовой роще, вдоль Ред-Форк - притока реки Паудер, который в этом месте достигал ширины в тридцать футов. Река бежала по середине защищенной долины, примерно в милю шириной, окруженной крутыми пересеченными склонами, поднимающимися в отвесные горы. Долина была испещрена небольшими овражками, идущими к реке. Ландшафт состоял из красной порошкообразной глины, которая ближе к горам сменялась серым камнем. Только на юге горы спускались вниз более пологими склонами. В долину через горы вели два прохода – на севере и на востоке, а третий проход лежал на севере и шел вдоль реки. Северный вход в долину был прикрыт каменной плитой, площадью более акра, которая много тысячелетий тому назад обрушилась с гор. Здесь, под этой плитой солдаты МакКензи остановились перед решительным штурмом.
Тупой Нож и Дикий Кабан были главными вождями селения. В числе более чем 1600 обитателей лагеря находились два величайших шамана Нации Шайенов – Черная Волосатая Собака и Угольный Медведь, а также военный вождь Две Луны. Среди присутствующих был также Последний Бык, могущественный вождь военного общества Лис, упрямая решимость которого оставаться на месте и дать бой внесла свою лепту в грядущую катастрофу – за несколько дней до сражения Шайены знали о приближении солдат.
Индейская версия последующих событий изложена выдающимся исследователем и натуралистом Джорджем Бердом Гриннелом, опросившем многих выживших в том сражении, и Шайенским историком Джоном Стоит В Лесу. Согласно Гриннелу, индейцы узнали о приближении солдат от каких-то молодых воинов, которые сообщили, что видели следы множества лошадей, ведущие на север вдоль по реке Паудер – очевидно, это был след, оставленный основными силами Крука, направлявшимися из Форта Феттерман к Поселению Рино.
На следующее утро вожди решили отправить четырех молодых воинов – Града, Воронье Ожерелье, молодого Две Луны (племянника вождя) и Высокого Волка – пройти по следу и выяснить, что он означает. Четверо разведчиков разделились, следуя цепью на некотором расстоянии друг от друга, чтобы быть уверенными в том, что местность исследована досконально. Каждый искал следы и внимательно наблюдал за обстановкой. На третью ночь они достигли фургонной дороги, ведущей на север к Рино, и шли по ней, пока не дошли до холма. Было темно, и шел снег. Поэтому Шайены решили переждать до рассвета, а потом подняться на холм и изучить лежащую под ним местность.
При первых лучах света четверо Шайенов поднялись на холм и увидели дым, поднимающийся к небу у речного изгиба. Когда стало светлее, перед разведчиками предстали ряды палаток Поселения Рино. Солдаты и правительственные скауты отпустили лошадей пастись возле холма, и двое солдат, стороживших табун, проехали всего в 200 ярдах от молодых Шайенов, прильнувших к земле.
Поскольку они не могли покинуть свое убежище на холме, не будучи обнаруженными, Шайены оставались там до наступления темноты. Потом табун угнали обратно в лагерь, и воины смогли спуститься и продолжить свой осмотр.
Они приблизились к лагерю на полмили и лишь потом спешились. Армейские лошади были привязаны за пикетами, и молодой Две Луны с Вороньим Ожерельем решили пробраться в лагерь и увести нескольких скакунов. Убежденные в том, что дерзость привлечет меньше внимания, чем скрытность, они просто вошли в лагерь, надеясь, что их примут за правительственных скаутов. Проходя мимо индейского костра, они заметили Арапахов и Шошонов, развлекающихся какой-то игрой, а затем узнали двоих Шайенов, поющих подле костра. Дальше лежал лагерь Пауни.
Молодой Две Луны и Воронье Ожерелье оставались среди индейцев, пока большинство обитателей лагеря не отправилось спать. Затем они украли у Пауни трех лошадей и уже выводили их из лагеря, как заметили Арапаха, который пек лепешки.
“Давай, лучше, подойдем и поедим”, - предложил Две Луны. Шайены отпустили лошадей и отправились в лагерь Арапахов, где пели скауты. Кто-то крикнул: “Кончайте петь, будьте настороже”. Арапахи прервали пение и разошлись по своим палаткам. Двое Шайенов нервничали. Они не рискнули больше оставаться в лагере. Индейцы украли трех лошадей Арапахов вместо отпущенных ими ранее скакунов, уведенных у Пауни, а затем вернулись к своим товарищам.
За время их отсутствия Шайенский лагерь переместился долину Ред-Форк, но они нашли его и рассказали о том, что видели, включая большое количество индейских скаутов по речи которых разведчикам стало ясно, что эти скауты принадлежат к племенам Пауни, Шошонов, Арапахов и Шайенов. “Если они сюда доберутся”, - сказал молодой Две Луны: “Думаю, будет бой”.
Шаман Черная Волосатая Собака хотел немедленно сняться с места и двинуться вдоль подножия гор к лагерю Неистовой Лошади. Но Последний Бык, вождь общества Лис, сказал: “Нет. Мы останемся и примем бой”.
Четыре дня спустя, 24 ноября, среди обитателей лагеря распространился слух, что МакКензи вступил в их долину. Согласно Джону Стоит В Лесу лагерь объехал глашатай, повторяя слова Бузины – слепого шамана с даром предвиденья: “Много-много солдат идет сюда и сними много индейцев. Они собираются убить всех Шайенов. Но я буду просить Великого Духа остановить их”.
Бузину посетило второе видение, и он снова отправил глашатая оповестить о нем селение. На этот раз Бузина сообщал, что селение следует эвакуировать, но воины должны остаться. Солдаты атакуют брошенные типи, думая, что там находятся женщины и дети, и не ожидая встретить вооруженное сопротивление.
Тем вечером, встретившись на совете, вожди хотели перебраться на южные склоны и возвести там брустверы, чтобы защитить женщин и детей. “Их здесь слишком много, и мы не сможем увести их всех подальше, если лагерь будет атакован”, - указал один из вождей.
“Нет”, - ответил Последний Бык: “Мы останемся здесь. Мы будем танцевать всю ночь”. Чтобы подчеркнуть сказанное им, Последний Бык и Завернутые Волосы – еще один предводитель общества Лис – прошли по лагерю и перерезали подпруги у тех, кто уже собрался покинуть селение.
Незадолго до заката Шайены соорудили большой костер для танцев, после наступления темноты запалили его, и начались танцы. Некоторые воины, однако, были обеспокоены и не переставали бросать взгляды в сторону северного входа в долину – ее самого уязвимого места. Затем они проскользнули мимо пикетов общества Лис и поскакали вверх на гряду, чтобы заполучить возможность обозреть всю долину целиком.
Время шло. Человек по имени Сидит В Ночи спустился, чтобы проверить своих лошадей, которых отпустил пастись возле каменной плиты у северного входа. Подходя к животным, он вдруг увидел, что кто-то их уводит. Сидит В Ночи побежал назад с новостью, которую глашатай довел до сведения всего лагеря. Когда весь народ собрался, Сидит В Ночи сказал:
Я добрался до своих лошадей как раз вовремя, чтобы увидеть, как какие-то люди угоняют их, нахлестывая плетьми. Я был так близко, что мог слышать звуки ударов, когда они хлестали их. Думаю, солдаты уже здесь, потому что ниже по реке я слышал какое-то громыхание.
С этой новостью по лагерю снова проехал глашатай. Он кричал: “они уже захватили лошадей Сидит В Ночи. Нам следовало бы поискать место для строительства брустверов”.
Ворона С Расщепленным Носом – вождь общества Кривые Копья – приказал своему глашатаю предупредить женщин и детей, чтобы те разбирали палатки, уходили вверх по южному склону и начинали строить брустверы. Те, лошади которых паслись рядом с лагерем, начали нагружать их, а затем отправились верх по склону. Их вернули обратно воины общества Лис, которые по приказу Последнего Быка оцепили лагерь и никому не разрешали уйти из него. Тем, кто уже разобрал свои палатки, было велено поставить их вновь и распаковать имущество.
“Мы будем всю ночь бодрствовать и танцевать”, - сказал Последний Бык.
Ни присвоение Последним Быком диктаторской власти, ни почти слепое повиновение ему целого лагеря никогда так и не было удовлетворительно объяснено. Хотя лидеры Шайенских военных обществ обладали большей реальной властью, чем большинство вождей, Ворона С Расщепленным Носом был равен Последнему Быку, а его общество Кривых Копий не было обязано подчиняться обществу Лис. Явное стремление дать последний бой в стиле Вагнера также шло вразрез с освященным веками индейским боевым кодексом, который повелевал ни при каких обстоятельствах не подвергать семьи опасности. Во всех главных сражениях этой войны воины либо защищали свои семьи от прямого нападения, как это было при Слим-Бьюттс и Литтл Бигхорне, либо преграждали путь армии, шедшей к их домам, как это случилось при Роузбаде. Теперь один вождь захотел рискнуть целым селением с сотнями женщин, детей и стариков, и вот что удивительно – люди позволили ему это.
Возможно, они были излишне самоуверенны. Как писал историк Сайрес Таунсенд Брэйди: “Они излишне оптимистично считали место неприступным – как и в самом деле при надежной охране это могло бы быть”. Или же индейцы просто устали от войны и лишений и их больше не беспокоило, как это все завершится.
Шайены танцевали почти до рассвета. Однако на заре молодого Две Луны посетило предчувствие, что, когда взойдет солнце, что-то должно случиться. Поспешив в палатку, он разбудил отца и двух его жен, которые оделись и начали упаковывать вещи, несмотря на диктат Последнего Быка.
Они были не одни такие. Отец Храброго Волка – южный Шайен, живший среди северных сородичей – велел сыну спать, не раздевшись и в мокасинах, на случай, если придут солдаты.
Когда силы МакКензи подступили к селению, скауты Арапахи великодушно отдали пленнику, Бобровой Заводи, быстрого коня и велели ему убираться. Воспользовавшись сумятицей, молодой Шайен обогнул восточный край долины, чтобы воссоединиться со своим народом. Прямо у него за спиной солдаты шли в атаку.
Бурк вспоминал производимый кавалерией шум как “гремящий рев водопада”. Рядовой Смит, отправленный в тыл, чтобы поторопить растянувшихся солдат, писал: “Казалось, что лошади обрели вторую жизнь. Я добрался до шедшей последней Роты ‘I’ и обернулся. Ни разу в жизни я не слышал такой производимый лошадьми грохот, поскольку земля была усыпана камнями”.
Индейские скауты возглавляли атаку – Лакоты, Арапахи и Шайены под руководством лейтенанта Хэйдена Дилани; Шошоны с лейтенантом Уолтером Шойлером и Томом Косгроувом; Пауни майора Фрэнка Норта. Более пятисот профессиональных солдат, штатских и правительственных индейцев шли в наступление против 1600 воинов, женщин, стариков и детей.
В Шайенском лагере главный шаман Черная Волосатая Собака отвязал своих лошадей и погнал их на пастбище на один из холмов. Молодой воин Маленький Ястреб, протанцевав всю ночь, только что улегся в постель и уже наполовину погрузился в сон, глядя на светлеющее небо сквозь дымовое отверстие типи. Он смутно расслышал чей-то голос – это был голос Черной Волосатой Собаки – он кричал: “Хватайте ружья! На лагерь напали! Они идут сюда!”. Южный Шайен Храбрый Волк только погрузился в сон, когда его разбудили звуки выстрелов. На удалении, в северном конце долины люди могли видеть огоньки пламени, вырывающиеся из стволов карабинов.
Первый выстрел был произведен Шайенским часовым, который вспрыгнул на свою лошадь и помчался в лагерь. Это разгорячило правительственных индейцев. Бурк вспоминал:
Пронзительные крики и торжествующее пение наших союзников, кличи наступающих батальонов, резкие слова команд, наряду с похоже полной неразберихой среди людей и животных, быстро разворачивающихся в боевое построение, не встретили никакого ответа со стороны противника кроме трескотни их ружей и посвистывания пуль возле наших ушей.
В тусклом зимнем рассвете солдаты видели нечеткие тени, сновавшие вокруг. Лошадь Бурка споткнулась об лежащий на земле какой-то предмет. Это оказалось телом почти обнаженного Шайенского юноши, застреленного, когда он бежал спасать табун.
Правительственные индейцы развернулись к крутым склонам восточной стороны, вызвав на себя огонь со стороны Шайенов. Это отвлекло внимание от солдат, которые отрезали и захватили табун. Шайенские воины, не переставая, вели стрельбу, пока визжащие женщины и дети убегали к южным высотам, затем контратаковали, пытаясь вернуть себе своих лошадей. Лейтенант Джон МакКинни пошел в атаку по небольшому ровному участку земли, чтобы отбросить индейцев, но путь ему преградил небольшой овражек, в котором засел Маленький Ястреб со своими друзьями: Желтым Орлом, Двумя Быками и Бычьим Горбом и с несколькими другими воинами. В тот момент, когда рота МакКинни разворачивалась, Шайены открыли огонь. Их пули пронзили тело лейтенанта в шести местах.
Рота, состоявшая в основном из сырых новобранцев, растерялась. Воспользовавшись смятением, Желтый Орел устремился вперед, засчитал первый ку на теле МакКинни и завладел его карабином. Два Быка и Бычий Горб также засчитали ку, а затем вернулись к засевшим в овражке соплеменникам.
Тем временем МакКензи выделил две роты для поддержки запаниковавших солдат МакКинни. Два подразделения спешились и пешим строем атаковали овражек, схватившись с Шайенами врукопашную. Другие Шайены пытались, было, прийти на помощь к соплеменникам, но были рассеяны мощным огнем засевших на утесе Шошонов Шойлера. “Вряд ли хоть один Шайен ушел живым из того примечательного оврага, восемь тел попали к нам в руки, а солдаты утверждали, что убили еще с десяток”, писал Бурк.
Молодой Две Луны пытался найти своего друга, Воронье Ожерелье, который сопровождал его в разведывательной вылазке к Поселению Рино. Погоняя свою лошадь вдоль северной стороны, Две Луны увидел Воронье Ожерелье на южной стороне. Две Луны проскакал через селение, сквозь сражавшихся солдат и Шайенов, но как раз в тот момент, когда он, наконец, достиг южной стороны, Две Луны увидел, как Воронье Ожерелье пал мертвым.
Пробиваясь с одной позиции на другую, молодой Две Луны наткнулся на бывшего пленника – Бобровую Заводь. Невезение, сопутствовавшее молодому Шайену на протяжении последних дней, и теперь не оставило его – Арапахи дали ему одну из лошадей, захваченных в самом начале сражения и принадлежавших к табуну Сидит В Ночи. Два каких-то воина опознали животное и накинулись на Бобровую Заводь, намереваясь убить того, как правительственного скаута.
“Я не солдатский скаут”, - запротестовал Бобровая Заводь: “Я выехал из лагеря Сидящего Быка и направлялся домой, но по пути был захвачен Арапахами и привезен в их лагерь. Я находился в лагере солдат в ту ночь, когда вы украли тех трех лошадей”.
Среди налетевших на Бобровую Заводь воинов находился Шайен по имени Гипс, потерявший в том овраге всех своих сыновей. Несмотря на все заявления бывшего пленника о своей невиновности, Гипс был готов убить Бобровую Заводь. Пока Шайены удерживали Гипса, воин по имени Волк-Левша указал на то, что Бобровая Заводь отсутствовал слишком мало времени, чтобы успеть завербоваться правительственным скаутом. “Оставьте его”, - сказал Волк-Левша.
“Нет!”, - кричал Гипс: “Я убью его. Мои сыновья мертвы!”.
“Не этот человек убил твоих сыновей”, - сердито ответил Волк-Левша и, указав на селение, продолжил: “Слышишь, как палят солдаты. Они не перестанут, пока мы здесь. Они убили твоих сыновей. Сразись с ними. Если ты не оставишь этого человека в покое, я отхлестаю тебя своим кнутом”. И, чтобы подчеркнуть сказанное, Волк-Левша хлестнул Гипса по голове.
Воины отправили Бобровую Заводь вверх на скалы к укрывшимся там женщинам, а сами вернулись к подножию гор, где остальные Шайены медленно отступали под нажимом солдат.
К этому времени МакКензи полностью контролировал селение. Те Шайены, кто остался в живых, были оттеснены вверх на утесы и могли лишь стрелять по солдатам, когда те осматривали селение. Солдаты захватили более шестисот лошадей. Бурк отметил, что это было лишь “мелким успехом по сравнению с полным уничтожением селения, состоявшего из 200 палаток, в условиях суровой зимы Вайоминга и нем менее десяти дней пути до группы Неистовой Лошади – единственной в этой местности”.
По распоряжению МакКензи селение было предано огню. В горевших типи взрывались тысячи бережно хранимых Шайенами патронов. Огромное количество бизоньего мяса было сожжено наряду с бизоньими накидками и шкурами.
Солдаты обнаружили тридцать трупов, но МакКензи был убежден в том, что гораздо больше тел было унесено Шайенами. Его собственные потери состояли из лейтенанта МакКинни и пяти солдат убитыми и двадцати шести ранеными. Список убитых дошел до шести человек, когда днем один из солдат пал от пуль Шайенских снайперов. К тому времени, однако, прибыли вьючные мулы с пайками для солдат и 30 000 дополнительными патронами, чего хватило бы – в случае необходимости – на эффективный штурм скал. Но МакКензи предпочел не вступать в бой, а отправил Круку послание с просьбой прислать пехоту, вооруженную дальнобойными ружьями.
Обыскивая селение, солдаты нашли мрачные доказательства боевой удали Шайенов. Среди них были скальпы Шошонской и белой девочек – обеих не более десяти лет от роду – и ожерелье, сделанное из человеческих пальцев. Однако более значимыми для солдат стали трофеи, захваченные после боя с Кастером: наволочка, сшитая из шелкового ротного флажка; список нарядов роты “С”, Седьмой Кавалерии; записные книги первых сержантов; всевозможная утварь с клеймами различных рот Седьмой; личное имущество и прочее снаряжение. Помимо всего прочего, эти находки объясняли бинокль, найденный предыдущей ночью лейтенантом Уиллером недалеко от селения. По иронии судьбы сражение произошло 25 ноября – ровно пять месяцев спустя после битвы Кастера.
Шошоны с Пауни захватили боевые барабаны Шайенов и теперь били в них, распевая победные песни и насмехаясь над своими врагами, засевшими в скалах. В конце концов, Тупой Нож запросил переговоров, и к подножию скал отрядили переводчика.
Тупой Нож сверху прокричал, что этим утром он потерял троих своих сыновей. Хотя он готов сдаться, остальные вожди противятся этому. Обращаясь к находившимся среди солдат Лакотам и Шайенам, Тупой Нож прокричал: “Отправляйтесь домой. Вам нечего делать здесь. Мы можем перебить одних белых солдат, но не можем сражаться и с вами!”.
Несколько других Шайенских вождей прокричали, что поблизости находится большое селение Лакотов, и они послали туда гонцов за подмогой. Лакоты придут и перебьют солдат. Но это был блеф, и все это знали. В конце концов, Шайены пообещали сдаться, если им вернут лошадей. Услышав в ответ, что это невозможно, один из вождей крикнул: “Вы перебили и сожгли множество наших людей. Вы можете остаться и прикончить всех нас!”. Но к этому времени войска развернулись в боевые порядки, А Шайены были так сильно потрепаны, что больше не представляли собой серьезной угрозы. Их оставили в покое, без еды и укрытия, среди голых скал.
Той ночью солдаты разбили лагерь среди опустошенного селения. На холме в западной части долины был обустроен полевой госпиталь, а рядом штаб-квартира МакКензи. Ночь была особо холодной. Повалил густой снег. Стоны раненых явно повлияли на настроение МакКензи. Его молниеносные рейды, построенные на тактике “ударил-отскочил”, обычно совершались с минимальными утратами, и он не привык к таким тяжелым потерям.
Потеря лейтенанта МакКинни была особенно горька. МакКинни присоединился к Четвертой Кавалерии после окончания Вест-Пойнта в 1871 году. Тогда он имел склонность к долгам, и у него начались проблемы с выпивкой. МакКензи, однако, разглядел потенциал молодого лейтенанта, взял его под свою опеку и в итоге стал рассматривать МакКинни как “одного из наиболее храбрых офицеров и благородных людей из всех тех, кого я знал”. Теперь МакКинни был мертв, и рядовой Смит – ординарец генерала – видел, как МакКензи расхаживает взад и вперед. “Не думаю, что он хоть немного поспал той ночью”, прокомментировал Смит. На следующее утро МакКензи пил кофе со своим ординарцем и очень много говорил о потерях.
Уничтожение селения было закончено к 11 часам утра. Удовлетворенный тем, что Шайены отныне не представляют собой угрозы, МакКензи выступил на соединение с Круком, которого ожидал встретить подходящим навстречу с подкреплением. Многие лошади ослабли от форсированных переходов и холода, и в пути их пристрелили.
Шайены также были в пути. У них не было ни пищи, ни палаток. Они имели всего несколько накидок, чтобы защититься от холода. Они шли на север, к тому, кто один мог им помочь – к Оглалам Неистовой Лошади. Молодой Две Луны и двое других воинов, шли впереди как разведчики. Они наткнулись на троих Пауни, гнавших большой табун Шайенских лошадей – свою часть захваченной в селении добычи. Трое Шайенов налетели на Пауни и ухитрились отбить семьдесят пять лошадей из восьмидесяти.
Основная группа, тем временем, удалившись от долины миль на шесть, была обнаружена кем-то из индейцев МакКензи. Шайены также видели скаутов, но ни одна из сторон не предприняла никаких действий. Правительственные индейцы знали, что Шайены уже жестоко страдают, поскольку обнаружили останки четырех лошадей, забитых на пищу.
Хотя Деревянная Нога принадлежал к этой группе, он не участвовал в сражении. Деревянная Нога с девятью другими воинами ушел на север в набег на Кроу незадолго до нападения МакКензи. Не найдя никаких Кроу, воины направились к полю битвы при Литтл Бигхорне, где они вспоминали свою великую победу прошедшего лета. Некоторые из солдатских тел выступили из своих неглубоких могил. Повсюду валялось военное снаряжение и разложившиеся лошадиные трупы. Поскольку и Деревянной Ноги был военный карабин, он подобрал неиспользованные обоймы.
Покинув Литтл Бигхорн, десять Шайенов направились на юг к своему народу. После четырех дней пути они увидели большую группу индейцев, шедших пешком им навстречу. Вскоре Шайены узнали обитателей своего собственного селения, бежавших после налета МакКензи.
“У них не хватало еды”, вспоминал Деревянная Нога. “ У многих не было одеял и накидок. Не было и типи. Лишь некоторые были обуты в мокасины, остальные замотали ступни в куски кожи или материи. Женщины, дети и старики с трудом продвигались по заснеженной тропе вниз по долине. Эти Шайены были очень бедны”.
“Для нас это была очень тяжелая зима”, говорила Кэйт Большая Голова.
Крук, шедший с пехотой навстречу МакКензи, повстречал того незадолго до полудня 29 ноября. На следующий день – в День Благодарения – состоялись похороны нижних чинов, погибших в бою. Два генерала, Крук и МакКензи, возглавляли процессию. Депрессия МакКензи усилилась, и под тяжестью горького великолепия военных похорон он сломался. Тот бой, утверждал МакКензи, был провалом. Вину он возлагал на себя. Ему бы следовало застрелиться. В своей палатке в присутствии Доджа,
Мак открыл мне свое сердце… Он сказал, что часто достигал гораздо большего лишь с третью тех сил, что имел здесь под своей командой – что убежден в том, что, старея, деградировал как солдат – что был глупцом и мог бы захватить всех индейцев – что рассматривает все дело как полный провал. Он заявил даже, что чувствует, что его могут обвинить в трусости – и многое другое того же рода. Он был настолько возбужден, что с трудом мог говорить и часто был вынужден прерываться, чтобы сосредоточиться.
Додж успокоил МакКензи, а затем доложил Круку о его состоянии. “Генерал сильно обеспокоился и вскоре покинул мою палатку, думаю для того, чтобы послать за Маком и предложить тому сыграть в вист или что-нибудь еще”.
Несмотря на вспышку МакКензи – признак усиливающегося душевного расстройства генерала – сражение с Тупым Ножом стало первой настоящей стратегической победой правительства. Военная мощь Северных Шайенов навсегда была сломлена. Никто не понимал это так, как генерал Шерман, телеграфировавший в Военное министерство:
Я не могу перехвалить блестящие успехи (МакКензи) и храбрость войск под его командованием. Это станет жестоким ударом по всем враждебным индейцам, поскольку те Шайены являлись не только их храбрейшими воинами, но и стояли во главе большинства набегов и зверств, совершаемых в этой стране.
Шеридан передал похвалу Шермана Круку и МакКензи, прибавив собственные поздравления. С МакКензи на юге и Майлсом на севере конец войны казался уже недалек.