История вопроса

Проблема происхождения древнего города, несмотря на всю ее сложность и относительную малочисленность доступных источников, постоянно находится в центре внимания исследователей.

В настоящее время большинство урбанологов согласно с тем, что для появления ранних городов были необходимы определенные условия, и прежде всего благоприятная природная среда. Не случайно все древнейшие города и в Старом, и в Новом Свете возникли в тропических и субтропических широтах с сухим и теплым климатом, на аллювиальных плодородных равнинах, вблизи крупных речных или озерных систем (долины Тигра и Евфрата — в Месопотамии, долина Нила — в Египте, долина Инда — в Индии, долина Мехико с сетью озер — в Мексике, речные долины на засушливом побережье Перу и т.д.)[326]. Другой важной предпосылкой явилось формирование производящих форм хозяйства — земледелия и скотоводства. «„Городская революция“, — подчеркивает, используя терминологию Г.Чайлда, английский урбанолог Э.Джонс, — произошла прежде всего там, где перед этим имела место „неолитическая революция“, заключавшаяся в появлении обществ с производящей экономикой»[327].

Новые формы хозяйственной деятельности человека, возникшие на основе «неолитической» технологии, стали давать устойчивый и значительный прибавочный продукт[328]. Особенно быстрое развитие земледельческо-скотоводческих обществ наблюдается как раз в перечисленных выше тропических и субтропических зонах с засушливым и теплым климатом, богатыми аллювиальными почвами и постоянными источниками воды — для жизненных нужд человека и для орошения[329].

Исходя из этого, К.Витфогель создал свою пресловутую «гидравлическую» гипотезу о происхождении города и государства в древнем мире. Суть ее состоит в следующем. Во многих областях, где успех земледелия зависел от создания крупных ирригационных систем, рано появилась необходимость в выделении группы людей с организаторско-управленческими функциями. Именно эти люди, располагая контролем над водой — решающим условием для местного сельскохозяйственного производства, превратились со временем в господствующий класс. Конечный продукт этой эволюции — появление «восточного деспотизма»[330].

Принципиальную критику основных положений «гидравлической» гипотезы К.Витфогеля можно найти в работе Б.В.Андрианова[331]. Здесь же достаточно сказать, что «ирригационный» подход к проблеме происхождения городской цивилизации совершенно неприемлем в случае с древними майя, у которых, как известно, ирригационное земледелие в сколько-нибудь широких масштабах не применялось. Однако ни благоприятное экологическое окружение, ни производящая экономика сами по себе еще недостаточны для того, чтобы дать жизнь городу. Для этого, по словам К.Дэвиса (США), необходимо «оторвать» прибавочный продукт от непосредственного производителя-земледельца и использовать его для содержания людей, не занятых непосредственно в сфере производства пищи: религиозных и светских должностных лиц, торговцев, ремесленников, воинов и т.д., т.е. речь идет здесь о необходимости сложения известных социальных предпосылок[332].

Итак, для возникновения древнего города требовались следующие условия: благоприятная природная среда, развитая экономическая база и технология, сложная социальная организация[333].

В какой же мере были представлены эти предпосылки в культуре древних майя и каковы основные точки зрения на происхождение майяских городов?

Выше уже говорилось о том, что многие зарубежные исследователи вслед за У.Т.Сандерсом, Г.Уилли, Э.Томпсоном и другими считают, что равнинная область влажных тропических лесов, где возникла и развивалась классическая культура майя, не слишком благоприятствовала рождению цивилизации. Столь же скептическое отношение наблюдается среди ряда специалистов и к потенциальным возможностям майяской экономики, и прежде всего подсечно-огневого земледелия[334].

Именно этим, видимо, и объясняется явное преобладание в современной майянистике взглядов, отрицающих наличие настоящих городов у майя в I тысячелетии н.э. и постулирующих там только «ритуальные центры». Однако это не снимает вопроса о происхождении и характере тех же самых «ритуальных центров».

Г.Уилли еще два десятилетия назад выдвинул предположение о существовании в истории доиспанской Мезоамерики нескольких типов поселений, в том числе для доклассического (архаического) периода: а) земледельческие поселения (village-farming societies), б) храмовые центры, окруженные земледельческими поселениями (temple center-and-village societies)[335].

В более или менее отчетливой форме такие «центры» появились здесь только со среднего этапа доклассического периода, т.е. после 900 г. до н.э. (ольмекские памятники типа Ла Венты, Каминальуйю в Горной Гватемале, Монте Альбан — I в Оахаке и т.д.). «Ритуальные центры, — пишет Г.Уилли, — представляли собой места, где аккумулировались такие элементы цивилизации, как монументальное искусство, организованное жречество, правящая элита, дальняя торговля, ремесленная специализация и, особенно для Мезоамерики, астрономические знания и письменность…»[336]. Внешне эти «центры» отличались от прежних земледельческих селений наличием участков с ритуальными и другими общественными зданиями. Но если отличие «ритуального центра» от простых оседлых поселений раннеземледельческой эпохи вполне понятно, то характерные признаки, отделяющие его от города эпохи цивилизации, в определении Г.Уилли почти не улавливаются.

Судя по некоторым работам данного исследователя, для «ритуального центра», помимо всего прочего, характерно очень незначительное постоянное население и «рассеянный» (dispersed) характер застройки, тогда как «город», напротив, отличается большой концентрацией и плотностью размещения жителей[337]. Столь густое население, естественно, легче было обеспечить с помощью интенсивных систем земледелия, практиковавшихся в горных районах Мезоамерики. Именно тогда и родилась знаменитая гипотеза Г.Уилли о наличии у майя в I тысячелетии н.э. «цивилизации без городов». Позднее он несколько изменил свою точку зрения, сказав, что у майя в классический период не было не только городов, но и цивилизации и что они только стояли на пороге великих свершений[338].

Таким образом, по мнению упомянутого выше исследователя, на территории древних майя, начиная со среднеархаического времени (около 500 г. до н.э.) и вплоть до конца I тысячелетия н.э., существовал лишь один вид крупных поселений — «ритуальные центры», окруженные мелкими земледельческими деревушками. В чем состоит отличие доклассического «центра» от классического, остается в работах Г.Уилли неясным.

Более четко освещены вопросы генезиса мезоамериканского города в исследованиях У.Сандерса. Он считает, что в эпоху, предшествующую появлению цивилизации и называемую им «Chiefdom Stage» (эквивалентом этому термину может служить «эпоха военной демократии» или «эпоха племенных союзов»), в Мезоамерике возникают «ритуальные центры» (ceremonial centers) с очень небольшим числом постоянных жителей в лице представителей правящего рода и их слуг. Подобные центры представлены со среднеархаического времени памятниками ольмеков, долины Мехико, Оахаки и Горной Гватемалы[339]. В I тысячелетии н.э. (классический период) в Мезоамерике появляются и настоящие города — «cities», но это произошло далеко не везде: в горных засушливых районах с ирригационным земледелием города были, а в низменных лесных районах с подсечно-огневым земледелием существовали только «ритуальные центры» и «негородская цивилизация». Для истинного города, по У.Сандерсу, характерны прежде всего значительная концентрация населения, его резко выраженная социальная дифференциация и отчетливое разделение труда (экономическая специализация)[340].

Всего этого в лесных низменных районах майя якобы нет или же есть, но в недостаточной мере, поэтому У.Сандерс и отрицает городской характер классической культуры майя. Единственное, чего добились майя на протяжении многих веков после появления в среднеархаическое время (около 500 г. до н.э. и позже) «ритуальных центров», — это чисто количественного изменения последних в «макроритуальные центры» (macroritual centers)[341]. Следовательно, и здесь мы не находим никаких качественных сдвигов в структуре майяских «ритуальных центров» в течение почти 1500 лет их существования.

Многие исследователи, признавая наличие у майя в I тысячелетии н.э. настоящих городов, вместе с тем считают, что в доклассический период, особенно во второй половине I тысячелетия до н.э., в Мезоамерике существовали только ритуальные центры. «Прото- и доклассические майяские поселения, — пишет Дж.Эндрюс, — представляли собой, вероятно, не что иное, как небольшой ритуальный центр, окруженный разбросанными группами домов»[342]. По словам X.Ардоя, «Куикуилько, Ceppo дель Тепелькате и другие памятники в центральной части долины Мехико могли быть земледельческими и полуземледельческими селениями, но они имели еще и храмы и поэтому, видимо, играли роль гражданско-ритуальных центров регионального значения»[343]. Таким образом, здесь подчеркивается уже и политико-административное значение этих городов — центров определенных, сравнительно узких районов и областей.

Весьма ценное наблюдение о локализации доклассических поселений майя содержится в работе Э.Шука и Т.Проскуряковой: выяснилось, что все эти памятники возникли только в местах, пригодных для ведения земледельческого хозяйства, — на открытых, равнинных участках[344]. Эти же авторы считают, что в протогородской период (в конце I тысячелетия до н.э.) у майя были не только ритуальные центры, а и городки (towns) — крупные селения, выполнявшие, помимо ритуальных, и различные гражданские функции[345].

Интересные высказывания о природе протогородских центров Нового Света принадлежат М.Фаулеру (США). Он выделяет среди различных доиспанских памятников поселения, «которые демонстрируют функционально различные участки в пределах своих границ и имеют большую округу, над которой они доминируют, и связанные с ними более мелкие общины-сателлиты. Одна из черт, которая отличает эти крупные общины от их сателлитов, состоит в наличии центрального участка, предназначенного для ритуальных в политических целей и воплощенного в специализированной архитектуре. Среди других характерных их черт можно назвать ремесленную специализацию в общине и наличие социального механизма для перераспределения товаров и услуг как для самой общины, так и для ее округи»[346]. М.Фаулер предпочитает называть такие поселения термином «городок» (town), или «храмовый городок» (temple town). В качество наиболее характерных примеров поселений такого рода он ссылается на памятники юго-восточных районов США (долина Миссисипи) I–II тысячелетий н.э. и на доклассические центры среднего и позднего этапов Мезоамерики I тысячелетия до н.э.[347] Наконец, в заключение нашего историографического обзора необходимо сослаться на гипотезу археолога из США У.Радже, непосредственно касающуюся генезиса майяского города. Сущность ее такова: город, согласно У.Радже, появился в низменных лесных областях майя в результате интенсивной торговой деятельности могущественной правящей элиты, стремившейся снабдить всем необходимым (соль, обсидиан, твердые породы камня) население зоны, лишенной многих важных природных ресурсов[348]. Таким образом, решающую роль в происхождении и развитии городов и цивилизации майя отводится здесь торговле с другими, преимущественно дальними областями.

Из всего вышесказанного следует, что в зарубежной майянистике преобладают две точки зрения на генезис майяского города (или «центра»): во-первых, что это преимущественно культовый центр; во-вторых, преимущественно торговый центр. Лишь в некоторых случаях политико-административные функции, да и то в качестве второстепенных, прилагаются к протогородским и городским майяским поселениям. Нет пока и четкого представления о различиях между «ритуальным центром» доклассического и классического периодов.

Ряд важных положений относительно генезиса древнего города можно найти в трудах классиков марксизма-ленинизма.

Одним из важнейших условий появления города является разделение труда: «Разделение труда в пределах той или иной нации приводит прежде всего к отделению промышленного и торгового труда от труда земледельческого и, тем самым, к отделению города от деревни и к противоположности их интересов»[349]. По мысли К.Маркса и Ф.Энгельса, города на Древнем Востоке возникают лишь там, «где место особенно благоприятно для внешней торговли, или там, где глава государства и его сатрапы, выменивая свой доход (прибавочный продукт) на труд, расходуют этот доход как рабочий фонд»[350]. Следовательно, происхождение и первоначальное развитие древневосточного города было связано с тем, что, будучи центральным поселением определенного района или области и местом сосредоточения государственных учреждений во главе с правителем, он привлекал к себе ремесленников и торговцев, обменивавших свои изделия и свой труд на часть прибавочного продукта, сосредоточенного в руках правящей элиты. Стремясь еще более подчеркнуть это положение, К.Маркс в своей известной работе «Формы, предшествующие капиталистическому производству» пишет: «…история Азии — это своего рода нерасчлененное единство города и деревни (подлинно крупные города могут рассматриваться здесь просто как государевы станы, как нарост на экономическом строе в собственном смысле)»[351]. Таким образом, наличие в данном населенном пункте царской резиденции, царского двора, а также влияние внешней торговли — вот два важнейших фактора, формирующих древний город.

Каков же был наиболее распространенный путь образования городов классической древности?

К.Маркс и Ф.Энгельс считали, что во времена античности город образуется путем объединения (добровольного или принудительного) нескольких общин[352]. «При объединении в город, — подчеркивает К.Маркс, — община как таковая обладает экономическим существованием; само существование города как такового отличается от простой множественности независимых домов. Здесь целое не просто сумма своих частей. Это своего рода самостоятельный организм»[353]. По мнению К.Маркса, в государственной системе сельских общин город является производным элементом, а его исходные элементы — это община и государственная власть[354]. Наконец, весьма важным представляется указание классиков марксизма на ту историческую эпоху и те исторические условия, когда впервые наблюдается формирование городских поселений: «Наибольшее разделение материального и духовного труда, это — отделение города от деревни. Противоположность между городом и деревней начинается вместе с переходом от варварства к цивилизации, от племенного строя к государству…

Вместе с городом появляется и необходимость администрации, полиции, налогов и т.д. — словом общинного политического устройства, а значит и политики вообще»[355].

Еще более четко определил хронологические рамки данного процесса, связав его с эпохой военной демократии, т.е. с переходом от первобытнообщинного строя к раннеклассовому, Ф.Энгельс. «Недаром, — подчеркивает он, — высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни достигают уже цивилизации»[356]. Ф.Энгельс перечислил и основные элементы социально-политической структуры этого важного переходного периода: военачальник (царь, басилевс), совет старейшин и народное собрание.

Обобщив многочисленные материалы по археологии, истории и этнографии из самых разных регионов земного шара, советские ученые убедительно показали, что основные теоретические положения классиков марксизма-ленинизма о природе древнего города полностью сохраняют свое значение и в наши дни. «Типичный гомеровский полис, будь то Троя, Итака, город феаков… — пишет Ю.В.Андреев, — обычно бывает наделен всеми признаками самоуправляющейся общины. В нем обязательно имеются в наличии агора, место для судебных тяжб и народных собраний, и царский дворец, в котором пируют и совещаются о „государственных делах“ „старцы народные“. Сами понятия общины и города в их эпическом употреблении тесно между собой связаны»[357]. Важную роль сельской общины в происхождении раннего города подчеркивает и востоковед И.Ш.Шифман. «Город, — указывает он, — возникает и развивается из соседской общины; его отличие от последней заключается в том, что он наряду с характерными чертами общины приобретает функции, свойственные государству»[358]. Не менее интересно и высказывание Ю.В.Андреева о путях образования раннегреческого полиса. «Обычным путем, по которому шло становление раннего полиса, была интеграция мелких первичных общин в более крупные политические образования. Чаще всего этот процесс происходил в форме… „синойкизма“, т.е. слияния нескольких… расположенных по соседству родовых поселков… в единый жилой массив с общим религиозно-политическим центром в виде священного участка (темена) и места для народных собраний и судопроизводства (агоры)…»[359]. Причиной подобного объединения, как правило, служили какие-либо внешние обстоятельства. Далее, справедливо отметив, что города-государства, во многом похожие на раннегреческий полис, существовали в разное время и в других регионах земного шара, Ю.В.Андреев пишет, что «восточные полисы… не проявили достаточной жизнеспособности и довольно быстро сошли с исторической сцены, уступив свое место обширным территориальным государствам, объединенным под властью обожествленного деспота»[360]. Не берусь судить, насколько это заявление справедливо для городов древней Месопотамии (хотя и там, по самым минимальным подсчетам, города-государства полисного типа существовали, если признать первым крупным территориальным государством державу Саргона Аккадского, XXIV в. до н.э., не менее 600–700 лет)[361], однако в доколумбовой Мезоамерике (особенно на территории цивилизации майя) города-государства просуществовали почти 1500 лет, с рубежа н.э. и вплоть до испанского завоевания.

В советской американистике вопросы генезиса майяского города до сих пор почти не освещались, если не считать отдельных высказываний Ю.В.Кнорозова в связи с исследованиями календаря древних майя[362].

Какие именно факторы обусловили размещение городов в тех местах, где они находились? Соображения стратегического порядка — защищенное от нападений врагов естественное убежище? Выгоды нахождения на перекрестке удобных путей сообщения (рек, озер, морей, дорог и т.д.)? Торговые соображения? Наличие минеральных ресурсов? Любая общая работа о древнем городе изобилует пространными рассуждениями на этот счет с подробным разбором «за» и «против» всех вышеназванных факторов.

Однако, поскольку существует мнение о происхождении ряда черт городской планировки и архитектуры майя в культуре предшествующего, архаического периода, будет небесполезно обратиться и к локализации самих архаических поселений. На территории низменных тропических районов майя не удавалось найти и раскопать какого-либо целого архаического памятника, поэтому речь пойдет просто о наличии археологических материалов (керамики, глиняных статуэток) этого периода в тех или иных пунктах территории майя.

На полуострове Юкатан и в Петене до сих пор не найдено ни одного фрагмента раннеархаической керамики (2000–1000 гг. до н.э.). Это, по-видимому, доказывает, что племена майя пришли в низменные лесные районы лишь в начале среднеархаического времени (от 1000 г. до н.э. и позднее) из горных областей Чиапаса, Гватемалы, Сальвадора и Гондураса и т.д.[363]

Наиболее ранние материалы, найденные в низменных лесных областях майя, относятся к 1100–900 гг. до н.э. в Алтар де Сакрифисьос[364] (этап «Ше»), в Цибильчальтуне («Формативный — I»: 965±340 г. до н.э.)[365], в Тикале (этап «Эб»: 588±53 г. до н.э.)[366], в Вашактуне (этап «Мамом»: 900–600 гг. до н.э.)[367]. Есть среднеархаические слои и в ряде других пунктов территории майя: Сан Хосе, Нохоч Эк, Бартон Рамье, Бенке Вьехо — в Белизе; Сейбаль, Тирадеро — в бассейне р. Усумасинты; Мани (сенот), Санта Роса Штампак, Цибильнокак, Санта Крус, Майяпан, Шпухиль, Йашуна — на Юкатане; Копан — в Западном Гондурасе.

В это время отмечено и появление первых ритуальных построек на пирамидальных основаниях, а также планировка зданий вокруг прямоугольных площадей[368].

Позднеархаический период (500–100 гг. до н.э.) представлен в Петене и на Юкатане гораздо большим числом памятников. Помимо перечисленных выше, сюда можно добавить Лубаантун, Кашаль Куниль, Маунтин Kay — в Белизе, Хольмуль, Йашха — в Петене; Чичен-Ица, Акансех, Лольтун, Танках и др. — на Юкатане; Паленке — в Чиапасе и др. Помимо значительного роста числа поселений, наблюдается появление зачатков монументальной каменной архитектуры — храмов, дворцов, «акрополей».

Обратимся к карте, показывающей размещение городов классического периода на территории Центральной области майя. В нашем распоряжении почти для каждого города есть определенные серии дат из календарных надписей на стелах, рельефах, алтарях, фресках и керамике[369]. И хотя эти серии не совсем точно отражают полный хронологический диапазон существования данного памятника, известное представление о периодах его расцвета и гибели они дают.

Ранее всего появляется, судя по эпиграфическим данным, группа городов в Центральном Петене: Тикаль (292–869 гг. н.э.), Вашактун (327–889 г. н.э.), Волантун (406 г. н.э.), Йашха (465 г. н.э., но есть стела в стиле Исапы, I–III вв. н.э.). Затем возникают центры к северу, югу и западу от этой первоначальной группы: Балакбаль (401–406 гг.), Копан (460–805 гг.), Алтар де Сакрифисьос (465–731 гг.),Тонина (490–810 гг.)

К VI в. н.э. относятся первые монументы с датированными надписями в городах: Йашчилан (509–771 гг.), Пьедрас Неграс (502–810 гг.) — на р. Усумасинте, Шультун (509–889 гг.), Наачтун (519–790 гг.) — в Петене, Пусильха (551–731 гг.) — в Белизе. В VII в. н.э. появляются Наранхо, Паленке, Калакмуль, Цендалес, Коба, Ушуль, Эль-Энканто, Чинкультик, Эль-Тортугеро, Тила, Кешиль, Цибанче.

Если посмотреть на местонахождение ранней группы майяских городов и сопоставить ее с размещением архаических памятников на той же территории, то получится следующая картина: и памятники I тысячелетия до н.э., и ранние города встречаются весьма неравномерно. Наблюдается полное совпадение районов концентрации архаических и классических поселений. Один из таких густо населенных районов находился в позднеархаическое время в центральной и северной частях Петена. Здесь и появляются впоследствии наиболее ранние майяские города. Второй район — бассейн р. Усумасинты; третий — в центральной части Юкатана; четвертый — в Белизе и пятый — в районе Копана (Гондурас). Остановимся прежде всего на области Петен. Древнейшие майяские города Тикаль и Вашактун возникли здесь в районе значительной концентрации поселений предшествующего периода. Если учесть, что жители этих поселений были главным образом земледельцами, то можно сделать вывод о появлении первых городов майя в густонаселенных и процветающих земледельческих областях.

Что же предопределяло локализацию архаических памятников? Видимо, как и повсюду, это были, прежде всего, природные факторы:

1) наличие источников воды,

2) наличие годных для обработки земель вокруг поселка,

3) наличие пищевых и сырьевых ресурсов.

В этом смысле Петен — весьма благоприятный район. Здесь в достаточном количестве имеется питьевая вода из рек и больших озер (Петен-Ица, Йашха), плодородные почвы, залежи кремнистого сланца и известняка, древесина, дичь, фрукты и плоды из лесной кладовой. Однако Тикаль — крупнейший и наиболее древний центр классической культуры майя — был лишен постоянных источников воды, а жители его пользовались в сухое время года запасами дождевой воды, собранной в искусственные бассейны и резервуары. Что же заставило майяского земледельца обосноваться в самой глубине влажного тропического леса, вдали от рек, ручьев и озер? Ответ может быть только один — наличие значительного массива плодородных земель в этом районе. В качестве подтверждения этого тезиса можно сослаться на сводку типов почв в окрестностях Тикаля (с оценкой их земледельческого потенциала), приведенную в работе У.Сандерса[370]. Из нее видно, что до 46% всех земель на территории 1000 кв. км вокруг Тикаля обладало необычайно высоким плодородием.

То, что этот фактор предопределил не только локализацию архаических поселений, но и местоположение первых майяских городов, весьма показательно. Древнейшие города появились здесь, таким образом, в наиболее процветающих и густонаселенных земледельческих районах.

---

[326] Cities, 1973, р. 11–13.

[327] Jones Е., 1966, р. 18.

[328] McAdams R., 1960, р. 154.

[329] Davis K., 1955, р. 430, 431.

[330] Wittfogel K., 1957.

[331] Андрианов Б.В., 1976, с. 153–176.

[332] Davis K., 1955, р. 430–431.

[333] Sjoberg G., 1965а, р. 27.

[334] Sanders W.Т. and Price В.I., 1968, р. 10.

[335] Willey G.R., 1974б, р. 162.

[336] Braidwood R.I. (ed.), 1962, p. 350.

[337] Braidwood R.I. (ed.), 1962, p. 97, 98.

[338] Willey G.R., 1974a.

[339] Sanders W.T. and Price В.I., 1968, p. 116. 15.

[340] Ibid., p. 140.

[341] Ibid., p. 170.

[342] Andrews G.F., 1975, p. 14.

[343] Hardoy J., 1973, p. 14.

[344] Shook E.M. and Proskouriakoff Т., 1956, p. 96.

[345] Shook E.M. and Proskouriakoff Т., 1956, p. 94.

[346] Fowler M.L., 1974, p. 210.

[347] Ibid., p. 210, 211.

[348] Rathje W.L., 1974, p. 84–92.

[349] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 3, с. 20.

[350] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 46, ч. I, с. 464.

[351] Там же, с. 470.

[352] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 3, с. 21.

[353] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 46, ч. I, с. 470.

[354] Виткин М.П., 1972, с. 69.

[355] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 3, с. 49–50.

[356] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 21, с. 164.

[357] Андреев Ю.В., 1976, с. 55–56.

[358] Шифман И.Ш., 1977, с. 32.

[359] Андреев Ю.В., 1976, с. 113, 114.

[360] Там же, с. 114, 115.

[361] Ллойд С., 1972, с, 19.

[362] Кнорозов Ю.В., 1971, с. 82, 84.

[363] Гуляев В.И. 1966, с. 20, 21:

Совсем недавно в Куэльо (Белиз) археологи нашли остатки легких жилищ и керамику, относящихся, судя по данным С₁₄, к 2500–1250 гг. до н.э.

[364] Willey G.R. and Smith A.L., 1963, p. 85

[365] Andrews E.W., 1962, p. 161.

[366] Сое W.R., 1965a, p. 11.

[367] Smith R.E., 1955, vol. 1, p. 21.

[368] Гуляев В.И., 1972, с. 164.

[369] Morley S.С., 1956, p. 64, 66.

[370] Sanders W.Т., 1973.