История археологического изучения городов майя

ИСТОРИОГРАФИЯ

Мне представляется, что в данном случае традиционная форма изложения историографии — в виде длинного перечня основной литературы по проблеме и критического разбора концепций своих предшественников — не совсем уместна, поскольку работа основана главным образом на публикациях и лучше излагать точки зрения других авторов по конкретным вопросам в соответствующих частях монографии. В противном случае, этот раздел вырастает до непомерно больших размеров.

Поэтому ниже речь пойдет только об истории археологического изучения древних памятников майя; приведен здесь и краткий обзор источников, использованных в работе.

ИСТОРИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ ГОРОДОВ МАЙЯ

Первым цивилизованным народом Америки, с которым столкнулись испанцы в ходе завоевания земель западного полушария, были майя. В 1517 г. на каменистом берегу мыса Каточ (полуостров Юкатан) произошла первая проба сил двух враждующих миров, отделенных друг от друга не только необозримыми просторами океана, но и целыми эпохами исторического развития. Закованные в стальные доспехи конкистадоры во всеоружии европейской военной техники и тактики тех лет сошлись в решающей схватке с многочисленными армиями индейцев майя, вооруженных копьями и стрелами с каменными наконечниками. Исход этой неравной борьбы был предрешен самой историей. Но майя в течение многих лет яростно отстаивали свою независимость от посягательств чужеземных завоевателей. Даже в 1540 г., т.е. 20 лет спустя после гибели могущественного государства ацтеков, большая часть Юкатана все еще находилась в руках индейцев.

Когда первый европеец ступил на мексиканскую землю, ацтекское царство находилось в зените своего могущества, в то время как полтора десятка карликовых государств майя переживали явный упадок: непрерывные междоусобные войны, неурожаи, эпидемии опустошали некогда цветущие провинции Юкатана. Стоит ли после этого удивляться, что испанские хронисты основное свое внимание уделили не майя, а ацтекам. Разрозненные свидетельства самих конкистадоров (Кортес, Берналь Диас, Алонсо Давила и др.), фундаментальный труд епископа Диего де Ланды (1566 г.) и отдельные сообщения более поздних авторов — вот практически все, чем мы располагаем для изучения истории древних майя. Да и эти немногочисленные свидетельства очевидцев касаются лишь наиболее поздних этапов развития местной культуры. Города классического периода (I тысячелетие н.э.) превратились в руины и были поглощены джунглями задолго до прихода конкистадоров. К XVI в. о них забыли даже ближайшие потомки людей, некогда живших там, не говоря уже об испанцах. А затем по земле майя прокатился всесокрушающий вал конкисты со всеми ее насилиями и ужасами. Именно это завоевание, равно как и фанатичная испанская инквизиция, почти полностью уничтожили тысячелетние традиции высокой индейской культуры, последний этап развития которой могли видеть на Юкатане еще участники экспедиций Кордовы (1517 г.), Грихальвы (1518 г.), Кортеса (1519 г.) и Монтехо (1527 г.).

Конкистадоры наблюдали и донесли до нас в своих восторженных описаниях впечатляющую картину многолюдных каменных городов юкатанских майя — Чампотона, Кампече, Потончана, Четумаля, Сама и т.д. Но в какой мере можно полагаться на их свидетельства? Ведь все великолепие самобытной индейской цивилизации было вскоре сметено и уничтожено руками тех же самых людей. Ни о каких научных исследованиях далекого прошлого майя в тот период говорить не приходится. Завоевателей и духовенство, занятых грабежом колоссальных богатств вновь открытого материка, вряд ли могли увлечь поиски памятников древних языческих культур. Не удивительно, что уже через 100–200 лет после конкисты сам факт существования в древности высокоразвитой цивилизации на территории майя был полностью забыт.

Отдельные случайные открытия вроде описания древнего города Копана (Гондурас) испанским чиновником Диего Гарсиа Паласио (1576 г.)[88] или экспедиция капитана Антонио дель Рио к руинам городища Паленке (Чиапас, Мексика) в XVIII в.[89] мало что меняли в картине полного забвения некогда блестящей цивилизации.

В 1839 г. в глубину тропических лесов Центральной Америки отправился американский путешественник и дипломат Джон Ллойд Стефенс. Преодолев на своем пути многочисленные трудности, он заново открыл и описал не только уже упоминавшиеся прежде Копан и Паленке, но и ряд других древнемайяских городищ: Ушмаль, Чичен-Ица и т.д. Позднее он изложил результаты своих путешествий в увлекательной и яркой книге, а документально точные рисунки английского художника Ф.Казервуда — постоянного спутника Стефенса во всех его странствиях — придали ей дополнительную достоверность[90]. Учитывая тот огромный резонанс, который вызвала в Европе и США книга Стефенса, можно с полным основанием говорить о том, что именно он положил начало подлинно научному изучению майяских памятников.

Во второй половине XIX — начале XX в. низменные лесные области майя, безлюдные и труднопроходимые, систематически посещались различными путешественниками и исследователями из многих стран Европы и Америки. Особенно большое значение имели результаты работ экспедиций англичанина А.П.Моудсли и австрийца (который с 1867 г. жил в Мексике и работал на деньги, полученные от ряда научных учреждений США) Т.Малера. Первый из них, побывав на таких крупных городищах майя классического периода, как Копан, Киригуа, Тикаль, Паленке и другие, составил довольно точные планы их центральных участков, зарисовал и сфотографировал основные архитектурные сооружения, каменные скульптуры и эпиграфику[91]. Второй — обнаружил и исследовал свыше 30 новых городищ, включая такие важные, как Пьедрас Неграс, Наранхо, Алтар де Сакрифисьос и др.[92]

Вслед за открытием древних городищ майя начались их археологические раскопки. Большинство всех полевых работ на территории майя, как прежде, так и сейчас, ведут археологи США. Начиная с конца XIX в. большинство всех археологических экспедиций приходится на четыре научных учреждения США: Музей Пибоди при Гарвардском университете, Институт Карнеги в Вашингтоне, Институт Центральноамериканских исследований при Тулэйнском университете (Нью-Орлеан) и Университетский музей в Филадельфии.

В результате осуществления многолетних археологических работ к концу 30-х годов был частично раскопан и исследован ряд городищ майя классического периода: Копан, Киригуа, Вашактун, Пьедрас Неграс. Специалисты получили в свои руки обширный материал, освещающий различные аспекты древнемайяской цивилизации.

Однако все эти работы носили крайне односторонний характер, так как были направлены исключительно на изучение эпиграфики, скульптуры и монументальной архитектуры в центральных зонах городищ. Многие ведущие исследователи того времени занимались только сбором и анализом календарных надписей, высеченных на рельефах, стелах и алтарях, встречающихся внутри или около дворцово-храмовых комплексов. Наиболее типичной в этой связи представляется мне фигура известного археолога из США Сильвануса Грисвольда Морли. Еще в начале века, тщательно собрав и изучив всю доступную эпиграфическую информацию о районе Копана (Гондурас), он выпустил фундаментальную монографию «Надписи Копана»[93], в которой стремился на основе резных каменных стел с календарными датами воссоздать историю этого крупнейшего центра культуры майя на юго-востоке Центральной области. Еще более впечатляющим выглядит другая, многотомная работа того же автора — «Надписи Петена»[94]. С.Г.Морли, проявив незаурядную энергию и выносливость, объездил верхом на мулах десятки неизвестных и малоизвестных тогда майяских памятников, надежно спрятанных в лесных массивах Северной Гватемалы. В монографии дается краткая характеристика нескольких десятков больших и малых городищ (в основном только их центральных участков) и подробное описание всех резных монументов, имеющих календарные надписи. Значение этого труда полностью сохранилось и в наши дни — перед нами своего рода «Корпус майяской эпиграфики». Но в своем непомерном увлечении календарем майя исследователь допустил и иные крайности. Так, например, с подавляющего большинства резных каменных стел С.Морли копировал и впоследствии издавал только календарные тексты, а изображения и некалендарные надписи, как правило, оставлял без внимания. Можно себе представить, насколько возросло бы значение его монографии в наши дни, когда значительная часть описанных им монументов и скульптур уже безвозвратно утрачена, будь в ней представлены все надписи и изображения.

Таким образом, несмотря на несколько десятилетий интенсивных раскопок майяских городищ, общие представления о характере древних поселений оставались крайне ограниченными. Исследованию подвергались преимущественно храмовые каменные постройки, а жилища рядовых горожан (house mounds) оставались почти в полном забвении. Отдельные спорадические случаи раскопок таких жилищ приведены У.Хевилендом[95].

В конце 20-х — 30-е годы экспедиция Института Карнеги осуществила широкие археологические работы в Вашактуне, на севере Гватемалы (Петен). И это, по сути дела, был первый случай, когда исследователи (О.Рикетсон и О.Л.Смит) продемонстрировали интерес к анализу древнемайяского поселения в целом, к его структуре и планировке. Была составлена карта центрального района городища, куда попали не только крупные ритуально-административные здания, но и рядовые жилища[96]. Пять таких жилищ подвергались детальному изучению, в результате чего появилась на свет первая достоверная публикация о характере домостроительства основной массы населения древнемайяского города[97].

По внешнему виду эти жилища представляли собой небольшие овальные холмики, более или менее видимые на поверхности земли. Внутри при раскопках были обнаружены опорные прямоугольные платформы-субструкции в виде каменных стен с забутовкой внутреннего пространства землей, глиной и щебнем. Платформы варьировали по величине от 6 до 21 м в длину, от 4 до 9 м в ширину и от 1 до 3 м в высоту. Только на одной из них удалось обнаружить остатки каменной постройки. Остальные, по-видимому, когда-то служили основаниями для легких, быстро разрушавшихся зданий из дерева и листьев, весьма похожих внешне на хижины современных индейцев майя[98].

Исследователи Вашактуна впервые разработали оригинальный метод для приблизительного определения численности древнего населения. Суть его состоит в том, что все небольшие оплывшие холмики, выявленные на территории городища, априори считаются руинами жилых домов. Каждый такой холм — остатки одного дома, где проживала одна малая семья, состоявшая у майя, судя по этнографическим параллелям, в среднем из 5–6 человек. Следовательно, для окончательных расчетов необходимо знать лишь общее количество холмиков (жилищ) на данном памятнике. Правда, дело это — отнюдь нелегкое: руины древних поселений майя покрыты густыми зарослями вечнозеленых джунглей, сквозь плотную завесу которых трудно что-либо рассмотреть. Для решения этой сложной задачи О.Г.Рикетсон использовал систему «просек» — в виде двух пересекающихся под прямым углом осей, центр которых находился на главной площади Вашактуна. Каждая «просека» имела 1600 м в длину и 365 м в ширину. Все видимые на поверхности постройки в пределах «просек» тщательно фиксировались на карте. В результате этого эксперимента, на площади 953 040 кв. м (или около 1 кв. км) удалось выявить 78 малых холмов, т.е. 78 предполагаемых жилых зданий. Но здесь возник вопрос: сколько из названных жилищ сосуществовало в каждый данный отрезок времени? О.Г.Рикетсон (без раскопок и шурфовки, чисто умозрительно) решил, что одновременно здесь функционировало не более 25% всех найденных им жилищ. Умножив полученную цифру на 5 (средний размер малой семьи у современных индейцев майя), он получил для Вашактуна I тысячелетия н.э. плотность населения около 97 человек на 1 кв. км обитаемой земли (исключая овраги и болота[99], составлявшие до 43% всей площади городища). Эта цифра — 0,97 человека на 1 га — бесспорно очень мала и не может считаться характерной для города, на что справедливо указывают многие противники наличия городов у древних майя (У.Сандерс и др.). Однако повторные исследования южной «просеки» О.Г.Рикетсона в 70-х годах показали, что на его карте пропущено свыше 60% всех видимых там построек, а это значительно меняет всю картину[100].

Не имея точных представлений о границах Вашактуна, О.Г.Рикетсон совершенно произвольно предложил считать, что город с сельскохозяйственной округой занимал в среднем территорию, отстоящую на 10 миль (16 км) от центра, и имел население приблизительно в 50 000 человек[101].

Таким образом, вплоть до 40-х годов XX в. археологи, работавшие на Американском континенте, почти не уделяли внимания общему анализу древних поселений, ограничившись исследованием отдельных, чаще всего центральных (ритуально-административных и общественных) зданий, которые давали наиболее эффектные материалы по эпиграфике, монументальной архитектуре, скульптуре и живописи древнего населения Нового Света.

Положение заметно изменилось лишь в послевоенный период. В 1946 г. Г.Уилли, под влиянием идей американского этнографа Дж.Стюарда, осуществил свой известный проект по изучению древних поселений в долине Вирý, на северном побережье Перу. Впервые в практике американской археологии памятники целого замкнутого района подверглись сплошному исследованию. Для всей территории долины были составлены подробные карты, для чего широко использовалась аэрофотосъемка. Хронологические рамки существования памятников определялись как путем их раскопок, так и на основании зондажей и анализа подъемного материала (керамика). В результате своих исследований Г.Уилли установил изменения в характере и распространении поселений в небольшой перуанской долине на протяжении около 1,5 тыс. лет (от рубежа н.э. до конкисты) и «увязал» эти изменения с социально-экономическими процессами и историческими событиями»[102].

Именно тогда и родились основные концепции так называемой поселенческой археологии (settlement pattern’s archaeology), которая занимает сейчас столь важное место в работах археологов Нового Света. Суть этих взглядов состоит в признании огромной роли древних поселений для изучения социально-экономических институтов оставившего их общества. «Поселения, — подчеркивает Г.Уилли, — представляют собой более прямое отражение социальной и экономической деятельности древнего человека, чем большинство других аспектов культуры, доступных археологу»[103]. Методически этот новый подход к анализу древних поселений выражается в следующем:

а) в исследовании отдельных построек в пределах данного поселения с тем, чтобы понять их функциональное назначение и выяснить время бытования;

б) в изучении пространственного размещения этих построек на территории поселения, их взаимосвязи между собой и с другими сооружениями (очагами, ямами-хранилищами, колодцами, свалками и т.д.);

в) в установлении взаимосвязей синхронных поселений в пределах определенного географического района[104].

Монография Г.Уилли «Проект долины Вирý» оказала заметное влияние на все последующие работы американских археологов в зонах высоких цивилизаций Нового Света. Проблемы общего характера древних поселений (включая и города), их взаимосвязь между собой, социологическая интерпретация отдельных построек и целых памятников получили теперь практическую разработку в исследованиях ряда крупных археологических экспедиций[105]. Особенно заметно продвинулось за эти годы изучение древнемайяских поселений.

В 50-е годы широкие исследования классических памятников майя в долине р. Болиз (Белиз) были осуществлены экспедицией Музея Пибоди Гарвардского университета. Остатки древних поселений в долине приурочены обычно к аллювиальным (не заливаемым паводками) террасам и простираются вдоль речного русла примерно на 60 км. Здесь выявлено несколько крупных «ритуальных центров» — Бенке Вьехо, Кахаль Печ, Бейкинг Пот и другие, расположенных на расстоянии 10–15 км друг от друга, а также значительное число малых «ритуальных центров» и земледельческих селений. Одно из таких селений — Бартон Рамье — подверглось интенсивным раскопкам. На площади в 2,5 кв. км здесь было выявлено 265 небольших холмов, т.е. предполагаемых остатков жилищ, что дает среднюю плотность до 106 домовых построек на 1 кв. км[106].

В 1953 г. аналогичные по характеру исследования провел в районе Чонтальпа (штат Табаско, Мексика) археолог У.Сандерс (США)[107].

В начале 50-х годов археологическая экспедиция Института Карнеги осуществила интенсивное обследование городища Майяпан на полуострове Юкатан — постклассического центра XIII–XV вв. н.э., хорошо известного по письменным источникам кануна конкисты[108]. Эти работы явились своего рода «полигоном» для проверки многих теоретических и методических вопросов археологии, связанной с изучением древних поселений майя.

Много внимания было уделено способам идентификации различных типов построек, и прежде всего жилищ. Жилые дома Майяпана имели прямоугольную форму и стояли на низких каменных платформах. Эти двухкомнатные здания поразительно похожи на дома индейцев майя, описанные в XVI в. Диего де Ландой. Кроме того, группа построек, сосредоточенных вокруг внутреннего дворика и окруженных, как правило, низкой каменной оградой, очень напоминает домохозяйства современных юкатанских индейцев. Близ некоторых построек обнаружены бытовые отбросы с большим количеством золы, костей животных и обломков глиняной посуды. Изредка в зданиях отмечены очаги из трех камней. Под полами этих жилых комплексов обнаружено множество погребений.

Майяпанский проект представляет собой, кроме того, один из лучших примеров удачного применения этнографических и исторических данных для интерпретации археологического материала.

То, что город был населен большим числом жителей, доказывается и письменными источниками, и археологическими данными. На карте Майяпана отмечено около 4000 различных видимых на поверхности построек. Они занимают площадь в 4,2 кв. км, обнесенную каменными стенами, что дает четкие внешние границы города. Не менее половины этих построек (с помощью раскопок, шурфов и сбора подъемного материала) определены как жилые. Значительная часть оставшихся 2000 зданий относится к подсобным и служебным постройкам, непосредственно связанным с жилищами (святилища, кухни, бани, кладовые и др.). Гражданские и ритуальные здания составляли не более 3,5% от общего числа построек.

Наиболее густо застроенная зона находилась вокруг ритуально-административного центра города, обнесенного еще одной, низкой каменной стеной. Самые пышные и крупные здания Майяпана были сконцентрированы близ центра, самые бедные хижины — близ окраин, подтверждая тем самым сообщения письменных источников XVI–XVII вв. о территориальном разделении различных общественных групп и сословий в пределах города. О.Л.Смит подсчитал, исходя из явно заниженного числа жилых построек (около 2000) и средней численности семьи индейцев майя по этнографическим данным (5–6 человек), что в момент наивысшего расцвета Майяпана население его составляло примерно 10–12 тыс. человек[109].

Планировка и внутренняя структура Майяпана демонстрируют значительное сходство с памятниками майя I тысячелетия н.э.: компактный ритуально-административный центр и окружающие его жилые кварталы, где нет улиц и магистралей, а все постройки сгруппированы по 2–4 вокруг прямоугольных двориков и площадок и часто обнесены общей низкой оградой из камня. Число жилых построек увеличивается по мере приближения к ритуально-административному центру.

В 1960 г. У.Р.Буллард провел обширные разведочные работы в Северо-Восточном Петене (Гватемала), между границей Белиза (бывший Британский Гондурас) на востоке и окрестностями двух известных городищ древних майя (Тикаль и Вашактун) на западе. Это — холмистая, густо поросшая влажным тропическим лесом равнина, почти без рек, ручьев и озер. Тем не менее, судя по числу руин, в I тысячелетии н.э. здесь существовало густое оседлое население, причем отмечены не только крупные ритуальные центры типа Йашха, Хольмуль, Наранхо и Накум, но и множество деревушек и селений, разбросанных на сухих, высоких участках земли, вблизи естественных водоемов («агуадас») и влажных болотистых низин («бахос»)[110].

Интересные данные принесли раскопки еще одного юкатанского городища — Цибильчальтун. Город существовал с I тысячелетия до н.э. до испанского завоевания, переживая на протяжении этих долгих веков периоды расцвета и упадка. Он состоит из ритуально-административного центра и окружающих его районов жилой застройки. У.Эндрюс, возглавлявший раскопки в Цибильчальтуне, утверждает, что этот памятник в позднеклассическое время имел площадь до 50 кв. км и необычайно большую концентрацию построек: до 1000 зданий на 1 кв. км.

Это утверждение основано на том, что около половины жилых построек, по-видимому, не имело опорных каменных платформ и, следовательно, не оставило на поверхности никаких осязаемых следов. Жилища обычно концентрируются в большие компактные группы, каждая из которых содержит также каменные здания общественного назначения, связанные иногда дорогами-дамбами (майяск. — сакбе) с ритуально-административным центром[111].

Учитывая общее количество домов в Цибильчальтуне (до 50 000), У.Эндрюс предполагает, что население города могло доходить до 100 000 человек[112].

Особо важную роль в исследовании характера древних поселений майя сыграли раскопки археологов из Музея Пенсильванского университета (США) на городище Тикаль (Петен, Гватемала) в 1956–1967 гг. Этот гигантский городской центр — видимо, крупнейший на всей территории низменных лесных областей майя в I тысячелетии н.э. — был подвергнут самому тщательному изучению. Прежде всего была составлена подробная карта центральной части Тикаля и прилегающих к ней участков общей площадью в 16 кв. км[113]. Все видимые на поверхности постройки, находившиеся в этой зоне, оказались таким образом зафиксированными. Помимо работ в центральной части городища, много внимания было уделено и раскопкам малых холмов с остатками рядовых жилищ. Всего на площади в 16 кв. км удалось выявить до 3000 различных построек; только 10% из них относились к крупным общественно-ритуальным зданиям. Из оставшихся 2700 небольших построек, которые по предположению служили домами, подверглись раскопкам свыше 100 в разных частях Тикаля. Большинство из них действительно оказалось жилищами[114].

Постройки расположены обычно вокруг небольших прямоугольных двориков группами по 2–5 зданий в каждой. В позднеклассическое время (600–900 гг. н.э.) архитектурные сооружения в Тикале варьируют от простых одноступенчатых платформ для легких хижин из дерева и листьев до небольших каменных зданий «дворцового типа», со ступенчатым сводом или без него. Последние, вероятно, служили местом обитания для более высоких социальных групп, нежели простые горожане.

В ходе раскопок выявилась и еще одна интересная деталь: отнюдь не все жилые постройки в Тикале имели в прошлом опорные каменные платформы. За 5 лет работ удалось обнаружить остатки 12 домов, не имевших на поверхности никаких видимых признаков и соответственно не попавших поэтому на карту города. В общей планировке Тикаля четко выделяются ритуально-административный центр, где находится большинство крупных каменных сооружений — дворцов, храмов, святилищ и т.д., резных стел и алтарей с рельефами и надписями, пышных гробниц и т.д., и жилые районы, беспорядочно разбросанные вокруг центра и иногда имевшие свои, второстепенные ритуально-административные центры.

Подсчет общего числа небольших построек, их раскопки и зондажи позволили американским археологам (У.Хевиленд, У.Ко и др.) сделать вывод о том, что в позднеклассический период в Тикале (на площади 16 кв. км) проживало постоянное население около 10–11 тыс. человек[115].

В 60-е годы интенсивные раскопки и исследования велись археологами США еще на ряде крупных городищ древних майя: в Алтар де Сакрифисьос[116] и Сейбале[117] — в долине р. Усумасинты (Северная Гватемала), а также в южных районах Юкатана.

Весьма плодотворные результаты принесла и археологическая разведка английского исследователя Яна Грэхэма на севере Гватемалы (Петен), когда были открытый научно описаны новые интересные городища I тысячелетия н.э. — Агуатека, Киналь, Мирадор, Накбе, Мачакила и др.[118]

Таким образом, благодаря полевым работам идет непрерывное накопление нового археологического материала по различным аспектам древнемайяской культуры, открываются новые поселения и города, углубляются прежние представления о социально-экономической структуре майяского общества. В настоящее время в мезоамериканской археологии наблюдается растущий интерес к изучению общих проблем древних поселений майя, в том числе и городов. Это выражается как в методических, так и в теоретических поисках[119].

Однако при более внимательном знакомстве с литературой выясняется, что эти новые тенденции далеко не всегда находят свое практическое выражение в повседневной деятельности исследователей. Поэтому абсолютно прав У.Хевиленд, писавший в одной из своих работ, что «в мезоамериканской археологии сейчас опубликовано достаточно много теоретических высказываний, но слишком мало делается для того, чтобы проверить эти теоретические положения на практике»[120].

---

[88] Strömsvik G., 1952, р. 7–9.

[89] Del Rio А., 1822.

[90] Stephens J. 1842.

[91] Maudslay A.P., 1898–1902.

[92] Maler Т., 1901.

[93] Morley S.G., 1920.

[94] Morley S.G., 1937–1938.

[95] Haviland W.A., 1970, p. 24–27.

[96] Ricketson O.G. and Ricketson E.В., 1937.

[97] Wauchope R., 1934.

[98] Willey G.R. and Bullard W.R., 1965, p. 361.

[99] Ricketson O.G. and Ricketson E.В., 1937, p. 15, 16.

[100] Puleston D.E., 1974, р. 305.

[101] Morley S.G., 1947, p. 314.

[102] Willey G.R., 1953.

[103] Willey G.R. (ed.), 1956, р. 1.

[104] Green E.L. (ed.), 1973, p. 311.

[105] Справедливости ради следует сказать, что идеи лидеров «поселенческой археологии» были отнюдь не новы. Еще в 20–30-е годы советские археологи всячески подчеркивали необходимость изучения поселений для социально-экономической реконструкции структуры древних обществ и успешно их исследовали (См., например: Брюсов А., 1926; Киселев С.В., 1929; Массон В.М., 1976, с. 125).

[106] Willey G., Bullard W., Glass J., Gifford J, 1965, p. 15, 364–366.

[107] Sanders W.Т., 1963, p. 203–241.

[108] Pollock H., Roys R., Proskoariakoff Т., Smith A., 1962.

[109] Ibid., 1962, p. 211.

[110] Bullard W.R., 1960, p. 355–372.

[111] Andrews E.W., 1960, p. 254–265.

[112] Andrews E.W., 1964.

[113] Carr R.F., Hazard I.E., 1961.

[114] Haviland W.A., 1970, p. 31.

[115] Ibid., p. 32.

[116] Willey G.R. and Smith A.L., 1969.

[117] Smith A.L. and Willey G.R., 1969.

[118] Graham, I., 1967.

[119] См. материалы симпозиумов по изучению древних поселений: Willey G.R. (ed.), 1956; Kraeling С.Н. and МсAdams R., (eds.) 1960; Ucko P. and others (eds.), 1972.

[120] Haviland W.A., 1970, p. 42.