Источники и история изучения. Часть 6.
6
Как было видно из предшествующего обзора, археологические источники по древней истории майя еще не могут дать полную картину исторического и культурного развития. Не лучше обстоит дело и с письменными источниками по интересующему нас периоду. Свой обзор мы начнем с низменности, т. е. с северного и центрального районов, так как на материалах оттуда легче установить их специфику и имеющиеся закономерности.
В настоящее время известно более 5000 иероглифических надписей майя. Обычно все они формально делятся на три разные по количеству группы (J. E. S. Thompson, 1965b). К первой относятся тексты, вырезанные на монументальных скульптурных памятниках (стелах, алтарях, рельефах, колоннах, тронах, притолоках, отметках из стадионов для игры в мяч, статуях, мифологических чудовищах и др.). Особый подраздел этой группы составляют надписи, вылепленные или гравированные по штуку (чаще всего детали архитектурных сооружений: лестницы, балюстрады, кровельные гребни). Надписи, выполненные красками на стенах, керамических сосудах и на бумаге (рукописи), составляют вторую группу. Наконец, к третьей относятся надписи (обычно краткие) на предметах прикладного искусства из кости, раковин, полудрагоценных и поделочных камней, металла (очень редко).
Это деление, конечно, абсолютно условно и ни в коей мере не отражает главного, а именно содержания надписей. Попытка классифицировать их по этому принципу была сделана Ю. В. Кнорозовым. Он делит надписи на юбилейные (с кратным количеством к'атунов — двадцатилетних периодов), победные, ритуальные и строительные. «Разумеется, — добавляет он, — содержание надписей майя не исчерпывается этими четырьмя типами и многие надписи к ним не относятся» (Кнорозов, 1963, стр. 215). К сожалению, до сих пор никем не была сделана попытка собрать все памятники майяской эпиграфики воедино, т. е. составить Corpus inscriptionum Mayarum. Более того, далеко не все надписи опубликованы полностью; ученые, занимавшиеся календарем, часто приводили в своих работах лишь дату, лишая тем самым других исследователей возможности изучать более важную, смысловую часть надписи.
Число известных исследователям надписей майя непрерывно увеличивается. Мы знаем, например, что раскопки в Пьедрас-Неграсе выявили 45 новых стел. При обследовании развалин Калак'муля (без раскопок) было найдено 103 стелы. Таким образом, почти каждый город классического периода при его изучении существенно увеличивает эпиграфический материал. В
Начальной датой в изучении майяской письменности следует считать
В Латинской Америке первым человеком, опознавшим иероглифическое письмо майя как самостоятельную, отличающуюся от пиктографии ацтеков письменную систему и приписавшим ее майя, был полковник Хуан Галиндо (его рапорт о посещении Копана; Morley, 1920, Арр. XI). То же мнение было затем высказано и Д. Л. Стивенсом. В дальнейшем при постепенном накоплении эпиграфического материала из майяских городов это утверждение завоевало всеобщее признание, а после опубликования Брассером де Бурбуром выдержки из рукописи Диэго де Ланды, где были приведены образцы майяских иероглифов, превратилось в аксиому.
Первые попытки расшифровки письменности майя были сделаны, однако, не на материале надписей, а на трех случайно сохранившихся майяских рукописях. История их в точности неизвестна, но можно с определенной уверенностью полагать, что все они попали в Европу в качестве индейских раритетов, посланных Карлу V, королю Испании. Одна из них впоследствии (в
В последние годы известная исследовательница майяского искусства Т. Проскурякова (сотрудница Музея Пибоди при Гарвардском университете), опираясь на работы гватемальского ученого Г. Берлина (Berlin, 1958, 1959), предприняла исследование некалендарных иероглифов майя. Сопоставив дистанционные даты (не оканчивающиеся на круглые туны) на стелах Пьедрас-Неграса с изображениями на них, она пришла к важному выводу, что в этом городе некоторые стелы воздвигались в ознаменование каких-то династических событий, например прихода к власти нового правителя города-государства или его рождения, на других отмечались важнейшие события из жизни властителей и т. д. Таким образом, согласно Т. Проскуряковой, большинство стел Пьедрас-Неграса связано с конкретными историческими событиями (Proskouriakoff, 1960), а не с отвлеченными календарными расчетами, увековечивавшимися жрецами, как это утверждал Д. Э. Томпсон (J. E. S. Thompson, 1960, pp. 212—217). Она выделила в надписях на стелах ряд иероглифических знаков, передающих различные виды исторических событий (восшествие на престол, рождение), имена правителей Пьедрас-Неграса и др., не входя в вопрос их фонетического звучания. Близкие по назначению памятники монументальной скульптуры были выделены исследовательницей и в других городах майя классического периода; в частности, ею были тщательно проанализированы рельефы Йашчилана (Proskouriakoff, 1961b, 1963, 1964а). Начинание Т. Проскуряковой было продолжено профессором Техасского колледжа Д. X. Келли (Kelley, 1962а, 1962b, 1962c). Он выделил группы иероглифов, обозначающие, по его мнению, древние названия городов Паленке, Киригуа, Копана, различные титулы, почетные звания, личные имена, и даже попытался проследить династию правителей Киригуа. Важно отметить, что в попытках истолкования иероглифов майя Д. X. Келли следует Ю. В. Кнорозову. Определенные шаги в этом же отношении сделаны западногерманским ученым Т. Бартелем (Barthel, 1964, 1966а, 1968, 1969).
Иероглифы, обозначающие некоторые города классического периода (по Г. Берлину).
1 — Тик'аль; 2 — Наранхо; 3 — Йашчилан; 4— Пьедрас-Неграс; 5 — Паленке; 6 — Сейбаль; 7 — Копан; 8 — Киригуа.
В своей новой работе «Портреты женщин в искусстве майя» Проскурякова продолжает расширять круг истолковываемых ею некалендарных иероглифов (Proskouriakoff, 1961a). Она отмечает, что исследователи не смогли выделить изображения женщин на памятниках монументального искусства майя, так как по существовавшему канону особенности женских фигур не передавались. Однако выделить такие изображения, по мнению Проскуряковой, все же возможно, если принять во внимание специфическую длинную одежду, характерные позы и действия. По ее наблюдениям, эти фигуры всегда сопровождаются определенным иероглифом, который должен иметь значение «женщина».[31] Следующая за ним группа знаков, вероятно, передает собственное имя. Проскурякова выделяет, таким образом, целый ряд женских изображений (стелы 1—3 и 32 в Пьедрас-Неграсе, а также притолоки 1 и 3 из того же городища, стелы 10, 11 и притолоки 25, 26, 28, 32, 38, 41 и 53 из Йашчилана, стелы 24 и 29 в Наранхо, стела 23 из Тик'аля и др.). Не все аргументы Проскуряковой одинаково убедительны; по ряду причин вызывает, например, сомнение отождествление фигур на стеле 24 в Наранхо и крайнего правого персонажа на притолоке 1 из Пьедрас-Неграса, но это не имеет существенного значения. Новые работы Т. Проскуряковой, как и указанные выше статьи Г. Берлина, Д. Келли и Т. Бартеля, важны не столько достигнутыми результатами (ибо во многих случаях они еще очень спорны или не вполне удовлетворительны), сколько их общей принципиально новой направленностью. Всего два десятилетия тому назад в зарубежной американистике безраздельно господствовало мнение, что памятники монументальной скульптуры майя и иероглифические надписи на них неразрывно связаны с культом и астрономическими вычислениями; какое-либо историческое содержание в них полностью отрицалось. Нетрудно видеть, какой резкий поворот к действительному изучению древней истории майя представляют собой эти работы. Благодаря им закладываются основы для понимания истории майяских городов-государств в сравнении с древнейшей историей Шумера и Египта. Думается, что мы имеем полное право считать причиной такого поворота появление работ Ю. В. Кнорозова.
Переходим к письменным источникам на языке майя, но написанным латиницей. Наиболее важными из них бесспорно являются так называемые книги Чилам-Балам. Теперь уже ни у одного из исследователей (за исключением Д. Э. Томпсона) не вызывает сомнения, что они могут служить важным источником по истории и культуре древних майя, несмотря на все трудности, связанные с их исследованием (Tozzer, 1915, pp. 178—186).
Битва тольтеков и майя. Золотой чеканный диск F. Сенот жертвоприношений. Чич'ен-Ица.
Книги «Чилам-Балам» (букв, книги «пророка-ягуара»; вероятно, от имени известного пророка Балам из Мани) были созданы после испанского завоевания в нескольких юкатанских селениях. Большинство их дошло до нас в списках XVIII в. По содержанию эти книги представляют собой довольно беспорядочную смесь отрывков разного происхождения и стиля. Здесь и медицинские рецепты, и пророчества, и описания различных обрядов, и, наконец, хроникальные записи исторических событий начиная с времени вторжения ица на Юкатан и кончая раннеколониальным периодом. Возможно, некоторые из этих отрывков представляют собой транслитерацию иероглифических рукописей или их вольных пересказов. Иногда одинаковые тексты повторяются в разных книгах. Наибольшее значение имеют исторические тексты, восходящие к доиспанскому периоду: три так называемые хроники, повествующие о событиях времен Хунак-Кееля и странствованиях племени ица. В них перечисляются в хронологическом порядке к'атуны с краткими сообщениями о происходивших в них исторических событиях.
В настоящее время известны тексты (полностью или частично) книг «Чилам-Балам» из следующих селений: Мани, Чумайель, Ти-симин, Ишиль, К'ава, Тусик', Тек'аш, Ошк'уцкаб, Чикшулуб и Те-або (так называемая книга Хосе-Наха). Однако изданы далеко не все эти тексты или даже отрывки из них. Сохранились упоминания об исчезнувших теперь книгах «Чилам-Балам» из Хокаба, Тельчака, Набула, Тишкокоба, Тихосуко и Пето.[32] В начале прошлого века такие книги имелись у индейцев почти в каждом юкатанском селении, но во время «войны рас» подавляющее большинство их было уничтожено.
Первым собирателем и исследователем книг «Чилам-Балам» был юкатанский ученый Хуан Пио-Перес, который в
Книга «Чилам-Балам из Тисимина» была издана только в
Хроники книг «Чилам-Балам» (из Чумайеля, Тисимина и Мани) были впервые частично опубликованы в прошлом столетии американистом Д. Г. Бринтоном (Brinton, 1882), затем Мартинес-Эрнандесом (Martinez Hernandez, 1927). Сводное критическое собрание их было издано. А. Баррера-Васкесом и С. Г. Морли (Barrera Vasquez and Morley, 1949; Barrera Vasquez, 1951). Перевод на русский (с параллельным майяским текстом) этих хроник сделал Ю. В. Кнорозов (1963, стр. 47—104).
Из других документов на языке майя следует упомянуть «Хронику из Калькини» (содержащую также географическое описание провинции Ах-Кануль) (Calkini, 1935; Barrera Vasquez, 1957), коллекцию рукописей из Ошк'уцкаба (архив семьи Шив с 1557 по
Среди источников по истории и культуре древних майя первое место принадлежит бесспорно сочинению Диэго де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане». Не случайно Ланду часто называли первоначальным историком Юкатана. Его работа, являющаяся своеобразной энциклопедией по истории и этнографии юкатанских майя доиспанского периода и времени завоевания, была и остается настольной книгой любого исследователя этого народа. Никакой другой источник не может сравниться с сочинением Ланды по богатству и разносторонности материала. К сожалению, оно дошло до нас лишь в сокращенной и не вполне точной единственной копии.
Диэго де Ланда родился в
Основными источниками информации для Ланды служили потомки старой индейской знати. Он сам неоднократно упоминает об этом и особенно выделяет правителя Сотуты Начи-Кокома.
Но наибольшую помощь ему несомненно оказал прекрасный знаток доиспанского прошлого, придворный переводчик Гаспар Антонио Чи (1531 —1610 тт.), происходивший из правящей в Мани знатной фамилии Шив (Blom, 1928a; Mimenza Castillo, 1937; Tozzer, 1941, pp. 44—46; Jakeman, 1952). По сохранившимся до нас отрывкам его сочинений[34] мы можем судить, насколько ему был обязан Ланда.
Труд Ланды неоднократно переиздавался и переводился на другие языки со времени открытия его Брассером де Бурбуром в
Очень важным источником являются «Сообщения из Юкатана». В
Много ценных сведений по доиспанской культуре майя содержится в работах пламенного защитника индейцев Бартоломе де Лас-Касаса, особенно в «Апологетической истории Индий» (Las Casas, 1909; Лас-Касас, 1968).
Определенную пользу могут принести также сочинения Сервантеса де Саласара (Cervantes de Salazar, 1936), Алонсо Понсе (Ponce, 1873; Noyes, 1932), Бернардо де Лисана (Lizana, 1893), Диэго Лопеса де Когольюдо (Gogolludo, 1867—1868) и юкатанского уроженца П. Санчеса де Агиляра (Sanchez de Aguilar, 1892).
Наконец, следует упомянуть о словарях языка юкатанских майя. Ценнейший по содержащимся в нем материалам «Словарь из Мотуля» (составленный, очевидно, А. Сьюдад-Реалем) был случайно приобретен в, 1860 гг. Брассером де Бурбуром на рынке в Мехико и издан только в
[29] Дрезденская рукопись полностью впервые была опубликована Кингсборо (Kingsborough, 1831—1848, III), далее последовали два издания Ферстеманна (Codex Dresdensis, 1880), имеется новое издание АН ГДР (1962). У Мадридской рукописи было несколько изданий (Codex Maritensis, 1869, 1883, 1892; Codex Tro-Cortesianus, 1967). To же можно сказать о Парижской (Codex Peresianus, 1872, 1887, 1969). Подробная библиография дана у Ю. В. Кнорозова (1963, стр. 220—221).
[30] История дешифровки подробно изложена Ю. В. Кнорозовым (1963, стр. 34—43). См. также: Kelley, 1962c.
[31] С очень интересным исследованием Д. Кублера (G. К u b 1 е г. Studies in Classic Maya Iconography. CAAS, XVIII, 1969) мы ознакомились уже во время печатания этой книги, поэтому, к сожалению, его важные выводы не могли быть использованы в нашей работе.
[32] Полное перечисление всех известных книг «пророка-ягуара» дано в приложении к майяской грамматике Тоззера (Tozzer, 1921, pp. 182—192).
[33] Подробнее о Диэго де Ланде и других испанских источниках по майя см.: Esteve Barba,
[34] Недавно найденный отрывок в Главном архиве Индий в Севилье был опубликован Тоззером (G. A. Chi. Relacion sobre las costumbres de los In-dios, 1582. PMP, v. XVIII, 1941, pp. 230—232). Об участии Гаспаро Антонио Чи в составлении других сообщений см. ниже.