Религиозные представления. Часть 3.
3
Древнемайяские культы характерны сложными и изощренными ритуалами. Основной их целью было, как и во всех других религиях, умилостивление божеств и получение от них различных благ. Ланда дает подробное изложение календарных праздников и сопутствовавших им обрядов (1955, стр. 169—191). Эти разделы его сочинения представляют неоценимый источник по майяской религии, так как ни один другой автор не сообщает подобных сведений. Из текста Ланды видно, как разнообразны и многочисленны были культовые действа. О некоторых из них уже упоминалось выше, в главах II и VI.
К числу обрядов принадлежали воскурения ароматными смолами, прежде всего копалом, молитвы, культовые танцы и песнопения, посты и бдения в храмах, жертвоприношения самого различного вида. В жертву приносились цветы и ветви кустарников, плоды и другие продукты питания, кушанья (изготовлявшиеся без соли и перца), бальче, ткани, изделия и статуэтки из глины, нефрита, кости и раковин, перья ценных птиц и др. Обычно жертвенные предметы вымазывались синей или голубой краской.
Очень распространенным обрядом было принесение в жертву животных и птиц: собак, оленей, кабанов, белок, игуан, ягуаров, индюков, перепелок, черепах и др. Сердца жертв или сжигались (Ланда, 1955, стр. 182), или помещались между двумя чашами и в таком виде подносились изображению божества (там же, стр. 184). При раскопках Вашактуна и Сан-Хосе в Британском Гондурасе археологами были найдены человеческие черепа, помещенные между двумя блюдами (О. G. Ricketson and E. В., 1937, pp. 150—53; J. E. S. Thompson, 1939a, p. 196).
Человеческая кровь была одним из распространенных видов жертвования для мужчин в послеклассический период. Ланда пишет: «...они (индианки, — Р. К.) ...не имели обычая проливать свою кровь [в жертву] демонам и никогда не делали этого» (1955, стр. 162). Как мы увидим, это правило не было нормой для классического периода.
Кровь извлекалась при помощи костей пилы-рыбы, шипов растений, кремневых ножей и специальных проколок из кости и нефрита. Наиболее часто для этих целей надрезывали уши, лоб, локти (Пополь-Вух, 1959, стр. 91), протыкали щеки, нижнюю губу, нос, руки и ноги. Из другой области Месоамерики известна групповая статуэтка, изображающая двух мужчин и двух женщин, стоящих в ряд; щеки их проткнуты одной длинной палкой (Covarrubias, 1957, pi. 20). Язык протыкали поперек и продевали через отверстие соломины или веревку. На известной притолоке 24 из йашчилана (Maudslay, 1889—1902, v. И, pi. 86, 87) мы видим пышно одетую женщину (правительницу или жрицу), приносящую Жертву именно таким образом: через язык у нее пропущена толстая веревка, по которой в стоящий внизу сосуд стекают капли крови. Следовательно, в классический период кровавые жертвоприношения совершались и женщинами. В Мадридской рукописи (М, 95) также изображена женщина, надрезывающая себе ухо; кровь каплет в два подставленных сосуда. В росписи третьей комнаты в Бонампак'е кровопускание совершает правитель, облаченный в женскую одежду.[164] Одной рукой он колет себе белым острием (вероятно, заостренная кость) язык или губы, а другую руку молитвенно поднял вверх. Стоящий на коленях перед троном прислужник подает ему новое острие. У ног правителя — большой украшенный налепами сосуд, из которого торчат полосы бумаги. По более поздним материалам из Центральной Мексики известно, что жертвенную кровь часто собирали на такие бумажные полоски или пучки травы.
О другом виде мужского ритуального кровопускания подробно сообщает Ланда: «Те, кто его совершали, собирались в храме, где, став в ряд, делали себе несколько отверстий в мужских членах, поперек сбоку, и, сделав [это], они продевали [через них] возможно большее количество шнурка, сколько могли, что делало их всех связанными и нанизанными; также они смазывали кровью всех этих членов [статую] демона. Тот, кто больше сделал, считался наиболее мужественным. Их сыновья с детства начинали заниматься этим» (1955, стр. 154). На расписной вазе из горной Гватемалы имеется изображение обряда, близкого описанному (J. E. S. Thompson, 1961).
Человеческие жертвоприношения в религии майя занимали не последнее место. Раньше исследователи, опираясь на слова Ланды, Эрреры и «Сообщения из Кинакама» (Herrera у Tordesillas, 1726—1730, Dec. IV, Lib. 10, Cap.
Обычной формой приношения человека в жертву было вскрытие груди, чтобы вырвать сердце. Ланда подробно описывает эту страшную церемонию (1955, стр. 155). О жертвоприношении стрелами мы уже говорили выше (стр. 266). Кроме этих видов в испанских источниках упоминаются и другие. В Сенот жертвоприношений в Чич'ен-Ице людей бросали живыми, полагая, как пишет Ланда, что «они выйдут на третий день, хотя они никогда более не появлялись» (1955, стр. 155). Здесь наш хронист ошибается, так как в истории майя известен случай, когда человек, бросившийся в Сенот, вернулся оттуда живым. Это был Хунак-Кеель из рода Кавич, провозглашенный затем правителем города (Кнорозов, 1963, стр. 74—76). Ланда упоминает еще об одном виде жертвоприношений, когда жрец, облаченный в содранную с жертвы кожу, совершал торжественный танец (1955, стр. 155). Последний обряд безусловно был заимствован майя из культа мексиканского Шипе-Тотека. Выше (стр. 181) уже упоминалось о связанной с этим культом стеле из Копана. Наконец, при культовой игре в мяч жертвоприношение совершалось еще одним способом: жертве отрезали голову (Knauth, 1961). На каждой из шести панелей Большого стадиона в Чич'ен-Ице мы видим пышно одетого человека, держащего отрезанную голову, в другой его руке — нож (Tozzer, 1957, fig. 474). Такая же сцена повторяется и на других рельефах из этого городища.
В поздний период черепа принесенных в жертву, следуя мексиканскому обычаю, помещались на особых стойках, именовавшихся у нахуа tzompanlli. На стене мавзолея II (здание 2D-2) в Чич'ен-Ице имеется изображение такого цомпантли.
Наиболее обычными жертвами были дети. Их покупали для этой цели (уплачивая от 5 до 10 красных бусин), похищали или выбирали среди имеющихся в селении сирот. Некоторые родители отдавали для принесения в жертву своих детей. Иногда один правитель дарил детей для этой цели другому.
Очень часто жертвами становились захваченные в плен и рабы (RY, t. 2, pp. 27—28, 161 —162). Ланда по этому поводу сообщает: «. . . если брали в плен какого-либо выдающегося человека, его тотчас же приносили в жертву» (1955, стр. 157). Еще более подробно об этом говорит Эррера: «Самым большим желанием их было пленить знатного для жертвоприношения, потому что это считалось самым приятным божеству» (Herrera у Tordesillas, 1726—1730, Dec. IV, Lib. 10, Cap. III). При погребении знатных лиц совершались жертвоприношения их жен и принадлежавших им рабов.
Давно бытовавшая в научных работах и популярных сочинениях легенда о том, что в Сенот жертвоприношений бросали исключительно девушек, опровергнута исследованием остеологического материала. Хутон показал, что среди жертв большинство мужчин — 62% (Hooton, 1940). Судя по словам Кортеса, девушек приносили в жертву только богине Иш-Чель в Акалане. В ее честь индейцы «приносили в жертву только девушек, которые были девственницами и очень красивыми; если это не получалось, они крайне сердились на них» (Cortes, 1866, pp. 417—318).
Цомпантли. Рельеф на здании 2D-2. Чич'ен-Ица.
Имелся еще один, очень редкий вид жертвоприношений, когда главные лица обряда шли на это по собственной воле. Томас Лопес Медель сообщает, что «некоторые совершали это во время необходимости, [другие] из-за своей гордости и тщеславия, чтобы оставить о себе память. По этой причине не только постоянно отмечалась память о покончивших с собой таким образом, но большим почетом пользовались даже люди, принадлежащие к их роду. День, когда случалось такое жертвоприношение, праздновался очень пышно, и это было одним из самых важных и священных зрелищ, имевшихся у них». Жертва, поднявшись на пирамиду, объявляла в своей речи причины своего поступка и затем бросалась вниз. «Его разбитую плоть народ собирал с великим почтением, чтобы потом съесть ее» (Tozzer, 1941, р. 222).
[164] О ритуальном надевании женских одежд мужчинами (правителями и жрецами) при кровопускании и символике подобного наряда у народов Месоамерики см.: Ruppert, Thompson, Proskoufiakoff, 1955, pp. 54, 63—64.