Нищие миллионеры

Заканчиваем свой ужин в деревянной хи­жине. Багряная луна поднимается над почер­невшими соснами горного леса; река выдает себя лишь чуть слышным журчанием.

• Не проявляйте чрезмерной жалости к индейцам,— говорит мне инженер. Он за­тягивается, и огонек сигары слегка освещает его гладко выбритые щеки.— Разве вы не знаете, что они миллионеры?
• Миллионеры, умирающие с голоду?
• Нет, я нисколько не шучу,— отвечает мне инженер и притаптывает сапогом брошен­ный на пол окурок.— Индейцы, проживающие в сьерре, ведут свои дела совсем иначе, чем белые, населяющие плоскогорье Чиуауа.
• Закон одинаков для всех,— возражаю я.— И белые и индейцы прежде всего мексиканцы, хотя есть еще люди, которых задевает, когда их называют индейцами. Они считают это дискриминацией, и в принципе я с ними согласен.
• Дискриминация существует, и ее не устранишь, упразд­нив одно это слово. Я приведу вам пример. Восемь или десять эхидо, находящихся в сьерре, сдали в аренду свои леса, то есть свое главное богатство, независимым лесопильным компа­ниям. Компании, как и следовало ожидать, очень аккуратно расплачиваются за право эксплуатировать лесные ресурсы, но деньги вносят не владельцам сосновых лесов, а, согласно закону, в кассу Банка эхидального кредита.
• Прекрасно! Это же форма контроля со стороны госу­дарства над фондами эхидо.
• Минуточку терпения!— говорит инженер, закуривая но­вую сигару.— Вся эта история значительно сложнее, чем вы думаете. Справедливо это или несправедливо, но банк, опа­саясь, что индейцы растранжирят свои деньги на водку или приобретение ненужных вещей, дает разрешение на получение ими общественных средств только тогда, когда тщательно разработаны сметы капиталовложений и уточнено, как и когда индейцы намереваются их использовать.
• А кто решает вопрос о целесообразности вложений?
• Министерство земледелия. Понимаете, в чем тут за­гвоздка?
• Начинаю понимать!
• Это все равно, как если бы издатель вашей газеты сказал вам: «Сеньор Бенитес, так как не исключена возможность, что вы потратите свою заработную плату на выпивку или на покупку предметов роскоши и оставите свою семью без средств к существованию, то полагающиеся вам деньги будут храниться в наших сейфах до тех пор, пока вы не договоритесь с нашим бухгалтером и не составите с ним разумной сметы расходов».
• Было бы весьма забавно оплачивать на таких условиях самого министра земледелия.
• А теперь вам не трудно догадаться, что произошло бы, если бы вам не выдавали заработной платы в течение пяти лет. Вы попросту умерли бы от истощения! Стали бы прозрачным от худобы и в одно прекрасное утро рухнули бы бездыханным на сметы расходования огромной суммы вашей замороженной заработной платы. Вряд ли вам понравился бы такой способ перехода в другой мир. Именно в таком положении и пребы­вают тысячи членов эхидо. На протяжении многих лет их доходы от сдачи в аренду лесов беспощадно замораживаются Банком эхидального кредита. Вот об этих нищих миллионерах и говорил я вам в начале нашей беседы.
• Но банк же должен как-то обосновать задержку выплат?
• Банк, как Понтий Пилат, умывает руки.
• При такой грязной работе ему это крайне необходимо.
• Да, но в банке нет ни одного сентаво из этих фондов.
• Что вы говорите!
• Все было потрачено на учреждение Зоотехнической стан­ции штата Чиуауа. У вас не было случая познакомиться с этой организацией?
• Я попал на станцию случайно. Это настоящий оазис в пу­стыне Чиуауа. Тамошние быки оцениваются в 10 тысяч долла­ров; для свиней устроен душ, помогающий им переносить не­стерпимую летнюю жару, а для кур — отапливаемое зимнее помещение. Мне показали даже научно обоснованный рацион для откорма птицы. Там я видел также оленей и великолепных фазанов. Безусловно, это в своем роде образцовая организация.
• Не отрицаю! Станция прекрасная, но индейцам, на чьи деньги ее организовали, она не приносит ни малейшей выгоды.
• Зато она приносит пользу штату Чиуауа.
• Еще бы! Но разве улучшение породы коров и птиц, принадлежащих белым владельцам ранчо в штате Чиуауа, чем-нибудь облегчает нависшую над индейцами угрозу голод­ной смерти?
• У ворот станции на видном месте висит плакат, глася­щий: «Комитет экономического, социального и морального возрождения «Зоны тараумара».
• С таким же успехом они могли бы написать вместо «Зоны тараумара» «Зона отоми»^[1]. От этого ничего не изменилось бы.
• Мне бы хотелось, дорогой мой инженер, поговорить с ни­щими миллионерами!
• Нет ничего проще! Мне сообщили, что в скором времени состоится хунта^[2] индейцев, на которой будут присутствовать представители Национального индейского института и чинов­ники из министерства земледелия. На этой хунте будут обсу­ждаться вопросы, связанные с общественными фондами.
• Как вы думаете, смогу ли я на ней присутствовать?
• Поезжайте в Самачике. Не думаю, чтобы вам отказали в вашем праве журналиста. Для вас же это, помимо всего прочего, хороший способ сблизиться с индейцами. А пока не пора ли нам немного поспать?

На следующий день погонщики седлают мулов, и мы трогаем­ся в путь. Инженер нас провожает, стоя в дверях хижины.

• Доброго пути! — кричит он мне и машет рукой.— На­деюсь, что когда-нибудь мне представится случай прочитать то, что вы напишете о нищих миллионерах.
• Постараюсь, чтобы это попало к вам в руки!
• Только не называйте моего имени! Болтливым лесничим отрубают головы! Я хочу сказать, что им не дают больше рас­пилить ни одной сосны.
• Не беспокойтесь,— отвечаю я, пришпоривая мула,— ваше имя не будет названо. Даю вам слово...
• Слово журналиста?

А почему бы и нет? Бывают же исключения!